еле,  о  котором  я  тебе
рассказывал.  Если  узнали  на  самом  верху,  то  точно  раскопают  и  всех
переловят. А не заинтересуется высокая шишка сложным  делом,  останется  оно
висяком, если более-менее инициативный правильный мент за него не возьмется.
Так было, Гена, и так есть. Вот что обидно! Ведь умеем ловить,  но  на  хрен
это надо, если начальство не придавит.
   - Короче, досталось муровцам. Что только они не отрабатывали. Добрались и
до того, что в 1937 году Холостякова арестовал  НКВД.  Просчитали  человека,
который на него донес, но тот уже умер.
   - А по  приказу  Андропова  должны  были  стукача  из  могилы  достать  и
применить спецметоды допроса, - засмеялся капитан.
   - Муровцам не до смеха было. Курировал  следствие  заместитель  прокурора
Москвы. А Калинины по Союзу тем временем "журналистами" все  болтались.  Вот
тогда-то, Сергей, опера и взялись за то, с чего мы с тобой сейчас  начинаем.
Начали анализировать все уголовные дела, которые хоть как-то были похожи  на
это. И вышли на главаря шайки Тарасенко! Оперативно  подсмотрели  у  него  в
коллекции орденок, который украли Калинины еще в начале своей карьеры у себя
в Иванове.  К  Тарасенко  на  допросах  и  применили  те  самые  спецметоды.
Раскололся он, взяли банду. Калинину дали вышку, его жене - пятнадцать лет.
   - Ты, Гена, неплохо подготовился, - сказал Кострецов. - Надеюсь,  почерки
и других "орденоносцев" у тебя на учете.
   - Загнал все в компьютер.
   - Ну, а у меня уже имена имеются. Одно веселое - Неумывайкин, другое тоже
звучное - Вахтанг Барадзе. Эдик Неумывайкин, который уж, наверное, седой,  -
это современниковский барыга-бриллиантщик: по-прежнему проживает  в  Москве,
крутится в театре. А на грузина Вахтанга  я  совершенно  случайно  попал.  И
представь себе - ездит на угнанном из  "Современника"  красном  "пежо"!  Все
кругом  считают  этого  Барадзе  кинорежиссером,  но,  судя  по  ухваткам  в
обращении с женским полом,  сдается  мне,  он  только  одно  у  девиц  может
снимать. Кроме того, есть наколка на главаря  автоугонщиков  -  Гриню  Духа.
Знаю я по Чистякам этого аса.
   - Быстро ты работаешь, - с завистью проговорил Топков.
   - Да это элементарные оперские  подлеты.  Освоенный  тобой  объем  работы
научней, солиднее. Каждому свое. Я  ж  "земляной",  вот  и  кручусь,  больше
прыгаю, чем думаю. Продолжай в том же духе, с генералом Рузским сможешь умно
поговорить, - умалил капитан свои  достижения,  чтобы  молоденький  опер  не
расстраивался.
   Лейтенанту Гене  Кострецов  все  же  не  захотел  рассказать  "банановый"
анекдот, задевший его за живое.

***

   Об Эдуарде Анатольевиче Неумывайкине  Кострецов  навел  справки  в  МУРе.
Фигурировала эта театральная личность и в современных оперданных.  Промышлял
он старым и вовсе нетеатральным  ремеслом  скупщика  краденого,  значительно
расширив в последнее время ассортимент. Был замечен в  подозрительном  сбыте
икон, картин, других вещей, похожих на экспонаты из музеев.
   Кострецов поехал к Неумывайкину на квартиру.
   Дверь открыл сам хозяин. Был Эдуард  Анатольевич  приземистым,  заплывшим
жиром, и седой весь, словно белой  плесенью  покрыт.  Глаза  бегали,  как  у
типичного кладовщика, ведающего отделом снабжения и сбыта.
   Капитан показал удостоверение.
   - Можно задать вам несколько вопросов?
   - Где мне их только  не  задавали,  -  печально  произнес  Неумывайкин  и
пригласил войти.
   Прошли  в  роскошно  обставленную  гостиную.  Сергей,  кинув  взгляд   на
антикварную мебель, сел  на  диван  карельской  березы.  Эдуард  Анатольевич
взгляд заметил, пробормотал:
   - Какое счастье, что нынче  не  нужно  отвечать  на  вопросы  хотя  бы  о
комнатной обстановке.
   - Да, теперь  и  каменная  дача  органы  мало  интересует,  -  усмехнулся
Кострецов.  -  Мир  и  Россия  наконец  пережили  информационную  революцию.
Общеизвестно: кто владеет информацией, тот владеет всем. Так что слово  ныне
дороже кирпичных палат.
   - Истинно, истинно, гражданин капитан, - задвигал глазками Неумывайкин, -
вспомнили о библейских временах. Как там в Библии? "Сначала было Слово".
   Капитан,  налегая  на  важность  информации,  подумал,   что   достаточно
намекнул, зачем сюда явился. Поинтересовался уже отвлеченно:
   - Библию почитываете?
   - Теперь  это  надо,  как  раньше  "Историю  КПСС".  Все  возвращается  в
нормальные  жизненные  расклады...  Те  же  брюлики  взять.   Зачем   их   с
производства тащить? Иди в магазин и купи, сколько тебе нужно. А раньше-то -
дефицит.
   Кострецов простецки заулыбался.
   - Неужели ничего не осталось, что требуется по-старинному стырить?
   - Почему не осталось? Всегда есть. Но воруют-то больше, чтобы  не  терять
квалификации. Профессия есть  профессия,  -  рассудил  Неумывайкин,  попивая
лимонад  из  стакана,  стоявшего  на  передвижном  столике  рядом   с   ним.
Кострецову, однако, угоститься не предлагал.
   - Значит, и скупщики краденого не переведутся. Тоже не имеют права терять
квалификацию, - проговорил Сергей, внезапно остановив взгляд  на  переносице
Эдуарда Анатольевича.
   У того клюквенно прилила к лицу кровь, он угрюмо спросил:
   - Вы уточнили уже все, что хотели?
   - Еще и не начинал.
   Неумывайкин глянул презрительно.
   - Зря издалека заходите. Я эти ментовские фокусы наизусть знаю. Сначала -
об отвлеченном, вроде б оно и главное, а потом, вскользь, об  основном.  Так
что будьте попроще.
   Кострецов сказал:
   - Вам привет от Далилы Митрофановны.
   - Да?! - немного растерянно переспросил бывший театральный администратор.
Капитан почувствовал, что Неумывайкину неуютно. Подумал: "Об  ограблениях  в
"Современнике",  конечно,  знает.  Понимает,  что  его   элементарно   можно
заподозрить как наводчика. А может быть, он действительно в доле?  Возможно,
связан и с Духом?.. Нет, насчет Грини вряд ли. Машины не его профиль.  Ну  а
пропавшие драгоценности, ордена?"
   Тот, словно бы подслушав размышления опера, грустно проговорил:
   - Если в "Современнике" что-то не в  порядке  с  ценностями,  обязательно
мытарят Неумывайкина.
   - Уже беспокоили вас?
   - А то как же, гражданин капитан! Но вы поймите! Этот театр был и остался
для меня вторым родным домом. Никогда ничего из него не выносил,  а  вот  за
то, что туда принес, отбыл долгий срок.
   - Это да,  -  задумчиво  произнес  Кострецов,  -  там  в  свое  время  вы
формировали утонченный вкус богемы, не всегда понимающей прекрасное.
   Неумывайкин заговорил серьезно:
   - Вот именно! А тут  какие-то  шакалы  обнаглели  до  предела.  Кого  они
грабили?! Талантливых людей, которые при новой  жизни  только-только  смогли
почувствовать возможность заработать, купить  что-то  дорогое.  Ну  хотя  бы
машины, которые на Западе у любого давным-давно  как  расхожие  зажигалки  в
кармане.
   - Не одобряете этих грабителей?
   - Если вы с Далилой обо мне говорили, то  зачем  спрашиваете?  Я  патриот
"Современника"! Все, кто протягивает к нему грязные руки, мои враги.
   - Даже если они из одного с вами цеха?  Я  имею  в  виду  не  театральное
братство. Я ведь, кроме Далилы, и в МУРе досье на вас посмотрел.
   Неумывайкин с достоинством потряс седой головой.
   - Там на меня пухлое досье. И пополняется разными слухами.
   - А что  же  еще  остается,  Эдуард  Анатольевич,  если  после  зэковских
академий вас черта с два ухватишь?
   Рассмеялся Неумывайкин, довольно прищурился.
   - А, пришлось-таки признать? Постарел Неумывайкин,  стал  мудр.  Но  если
начистоту, мне теперь много не надо. Квартира обставлена хорошо, есть машина
для выездов. Кое-что отложил на дожитие, как старые зэки говорят. Но и это в
деревянный конверт не заберешь. Чего  же  мне  еще?  Я  один,  ни  жены,  ни
детей... Так что сбавил былые  обороты.  А  в  тех  случайных  операциях,  о
которых стучат в МУР, участвовать не рискую. Да и  кому  я  всерьез  нужен?!
Может быть, РУОПу? Так я не  завязан  ни  в  банды,  ни  в  группы.  Дряхлый
волк-одиночка. Ну что мои обороты, когда на Москве заправляет  международная
антикварная мафия! Уголовке я требуюсь? Тоже не особенно. Скоро умру,  зачем
меня преследовать?
   - Все логично, Эдуард Анатольевич. Поэтому я к вам пришел как к  патриоту
"Современника".
   Неумывайкин   испытывающе   смотрел   на   него.   Потом   сморщил   свои
серо-буро-малиновые щеки и сказал:
   - А знаете, капитан, если б вы ко мне не  пришли,  я,  возможно,  сам  бы
наколку в угро или РУОП анонимно кинул по этим делам. Так меня  эти  вонючки
возмутили! Перешерстили театр, да еще и  студию  Олега  Павловича  Табакова,
нашего старого артиста.
   Кострецов, не сбавляя темпа, кинул еще один вопрос:
   - Гриню Духа имеете в виду?
   - Духа? Не знаю такого. Этот к делам причастен?
   - Похоже, занимался угонами.
   - Машины? - недоуменно вскинул брови Неумывайкин. - Это не моего  класса.
Грубо - я не уважаю. Я, капитан,  негодую  по  поводу  исчезновения  орденов
генерала  Рузского.  Благороднейший  человек,  театрам  помогал,   и   рвань
беспардонная так с его коллекционными вещами поступила!
   Эдуард Анатольевич замолчал. Капитан понимал, что  сдавать  своих  такому
зубру нелегко, очевидно, никогда не приходилось. Кострецов помог:
   - Вы хоть намекните.
   Неумывайкин тряхнул седовласой головой, поднял арбузную свою физиономию.
   - Стар я, чтобы, как девушка, намекать. Если базарю,  то  базарю  за  всю
масть, - перешел он от волнения на феню. - Сука эта рваная - Федя Труба! Он,
я не сомневаюсь, своих сявок кинул на брюлики актрис, а главное - на ордена.
Слыхали о таком фармазоне?
   - Нет. Но в оперразработках угро, наверное, фигурирует.
   - Должен быть. Срок волок не раз. Специалист по орденам.
   Капитан напомнил:
   - Класса банды Тарасенко, что в восьмидесятых по Союзу шарила? У того под
журналистов работали супруги Калинины.
   Эдуард Анатольевич брезгливо скривился.
   - Помню это дело. Я ж тогда на зоне был, туда подробнее доходит.  Ну  кем
были эти молодые люди Калинины? Интеллигентные мокрушники.  Да  и  пахан  их
Тарасенко - гусь лапчатый. Сгорели все, потому как он, бивень, замазанное  у
себя на коллекции держал. Это вор?! А Федя Труба  -  профессор,  специалист.
Сам уж давно на дела почти не ходит, у него  учеников  целый  выводок.  Ныне
фарт  на  ордена.  Границы  открыли,  так  такие  дореволюционные  сокровища
взад-вперед из России заходили. Тут и  именное  наградное  оружие:  золотое,
осыпанное драгоценностями... Труба по всему этому товару лекции в МГУ  может
читать.
   - А почему - Труба?
   Неумывайкин усмехнулся.
   - Как и многие кликухи, эту в насмешку  приляпали.  Когда  повязали  Федю
впервые, он на киче под следствием по молодой расстроенности все причитал  в
камере: "Дело - труба". Сейчас он матерый, но конченый человек... Кокаинист.
Очень дорогое удовольствие.  Теперь  Федя  больше  для  его  бесперебойности
старается.
   - Не такой конченый, раз его люди так театры проутюжили.
   Неумывайкин презрительно оттопырил губы.
   - Все это лебединые песни Феди. Он так дошел, что уж анфаса  нет,  только
профиль остался. Совершенно изможденное, треугольное лицо. А  нос  спицей  у
него и так был. Марафет достает и не таких умников.
   Уходя из квартиры Неумывайкина, Кострецов подумал, что, судя по описанию,
которое дал Феде хозяин, тому больше б подошла  лисья  кличка.  Треугольное,
"лисье"  лицо  говорит  о  хитрости  и  расчетливости  человека  и,   бывает
сочетается с мнительностью и импульсивностью.
   "Впрочем, - усмехнулся Кострецов про себя, очень довольный визитом, - и у
лис бывает хвост трубой".

Глава 4

   Сыск у опера Кострецова шел полным ходом; не дремали и люди,  которых  он
затягивал в паутину расспросов. Осведомитель Кеша Черч не забыл их разговора
во дворе банка, увенчанного легендарными ночевками взломщика Паршина.
   Черч, кочующий по подвалам и чердакам, часто зарабатывал себе на  выпивку
не только информацией для  Кострецова.  Поставлял  Кеша  нужные  сведения  и
уголовникам, которые, в отличие от опера, оплачивали  ее  ценность.  Являясь
таким  образом  двойным  агентом,  Черч  изощрился  в  вылавливании  слухов,
намеков, наводок. Он болтался  среди  криминалитета,  торговцев,  дворников,
таксистов и прочего многознающего люда  Чистяков.  Подстерегал  неосторожные
слова, замечания, откровения в пивных и самых разных  местах,  где  человека
так и подмывает выговориться.
   Для уголовной стороны он, например, охотился за информацией о квартирах и
машинах новых русских для ограбления или угона. Так же  была  важна  блатным
трепотня их "коллег" о разборках, переделе сфер влияния в центровой  Москве.
Кеша, ходячий банк  данных,  ориентировался  во  всем  этом,  как  премудрый
пескарь, исплававший окружающие норы до  взвихрения  ила  и  донного  песка.
Поэтому и носители сведений относились к нему с интересом.
   В один из вечерков Черч стоял в любимой пивной  на  Банковском,  уверенно
примазавшись к  паре  молодых  блатарей,  которые,  глотая  водку  с  пивом,
доходили до нужной ему кондиции. По  Кешиным  наблюдениям,  были  ребята  из
шайки автоугонщиков Грини Духа.
   Паренька с тюремными перстнями-наколками на пальцах кликали  Веревкой  за
худобу и  высокий  рост.  Второй,  в  тельняшке,  выглядывающей  из  распаха
шелковой рубахи, прозывался  Камбузом,  -  вероятно,  за  любовь  к  морю  и
величину физиономии.
   Кеша когда-то учился в  судостроительном  институте,  работал  наладчиком
экспериментальной аппаратуры на подводных лодках, плавал при ее испытании. В
общем, ему было чем зацепить Камбуза. Тем более что в знак  памяти  о  своем
морском прошлом Черч, как всегда, пил только пиво "Адмиралтейское".
   Веревка и Камбуз бултыхали водку в  кружки  с  черным  портером,  и  Черч
осмелился на замечание:
   - "Адмиралтейское" - то для водочки приличней. Смесь тогда даже по  цвету
на истинного "ерша" походит.
   - Да? - мутно взглянул на него Камбуз. - А мы в чего льем? Я и не  ведаю,
в натуре, как это чернушка называется.
   - Портер, - пояснил Кеша. - Сладковатый он, водочный вкус малость гасит.
   - Ничего у меня не гасит, - произнес Веревка, уже начавший от  многопития
заикаться.
   - А у тебя "Адмиралтейское"? - спросил Черча Камбуз. - Я и не  знал,  что
такое имеется.
   - Ну как же! - приосанился Кеша. - Мореманы его уважают. Правда, когда  я
на лодках ходил, такого не было.
   - На каких лодках? - осведомился, заикнувшись, Веревка.
   - На подводных.
   Камбуз спросил, прищурившись:
   - Гонишь или в натуре из флотских?
   Черч кивнул в сторону зала.
   - Зачем мне фуфло двигать? Спроси тут  любого.  Я  и  в  дальних  походах
бывал.
   - Ну и как? - вежливо поинтересовался Камбуз.
   - Как? Да как в танке  или  на  киче:  глухо...  Много  ребят  там  жизнь
сложили.
   - Взрывались? - спросил Камбуз.
   Веревка расхохотался.
   - Ну чего лепишь?! Ты с Великой Отечественной  спутал,  его  тогда  и  на
свете не было.
   Кеша, кивнув на дельное замечание, проговорил:
   - Разгерметизация бывает, как у космонавтов. Воздух  утекает  -  и  каюк.
Тогда драят наглухо этот отсек. И из него стучат смертно морзянкой... А  что
делать? Или им погибать,  или  всем  остальным.  Нельзя  отдраивать.  Помню,
накрылись  так  парни  в  одном  отсеке.  Пришвартовались   мы,   стали   их
вытаскивать. Все мертвые, а у одного на руке часы все тикают, тикают. Как та
последняя их морзянка...
   У Черча заблестели глаза. Было с ним такое или не было, но, если  Кеша  о
чем-то рассказывал, он явственно это себе представлял, верил в  воображаемое
и переживал до самого донышка своей искромсанной души.
   Камбуз молча налил ему в кружку водки. Черч смахнул слезу и быстро выпил.
   -  Закуси,  -  обстоятельный  Камбуз  пододвинул   к   нему   тарелку   с
бутербродами.
   Кеша элегантно, хотя с утра не ел, взял бутерброд с семгой, стал не спеша
откусывать. Спросил, кивнув на тельняшку Камбуза:
   - С чего тельник?
   - С телки его! - объяснил Веревка. - Та с начесом любит, на  ночь  иногда
для тепла напяливает. Камбуз ныне утром с бодуна  по  шконке  пошарил  да  и
натянул.
   Камбуз посмотрел на дружка с осуждением.
   - А-а, - протянул Кеша. - А  у  меня  свой  тельник  хранится.  Весь  уже
застиранный. На День Военно-морского флота  лишь  надеваю,  -  величественно
соврал он.
   Стали пить все вместе. Мешали водку  теперь  только  с  "Адмиралтейским".
Болтали на совершенно ненужные Черчу темы.
   Когда на улице совсем стемнело, Веревка спохватился:
   - О, Камбуз! Нам же проверку надо канать.
   Черч насторожился. Затемно "проверять" эти орлы могли  только  интересные
вещи.
   Камбуз кивнул и произнес врастяжку:
   - Дело на безделье, в натуре, не меняют. Канаем.
   Они расплатились и побрели к выходу, подпирая друг друга.
   Через минуту Кеша вышел за ними. Ребята свернули за угол в  Кривоколенный
переулок. Черч осторожно, таясь, потопал вслед.  Парни  углубились  во  двор
напротив Мясницкой, на территорию, известную  с  давних  пор  как  "Арарат".
Рядом с ней и поныне  имелась  дверь  с  вывеской:  "Управление  Московского
коньячного завода "Арарат". Республика Армения". А  в  советские  времена  в
подвалах ближайшего дома был розлив в  бутылки  всякого-разного,  вплоть  до
терпкого портвейна. Сюда, чтобы спозаранку похмелиться, стекались страждущие
со всех Чистяков.
   Черч увидел, как ребята нырнули  в  сторону  араратовских  полуподвальных
окошек. Там было наставлено много машин, тянулись закутки, темнели  входы  в
подвалы.
   Двойной агент Иннокентий Черч проследовал за подручными Духа. Он  увидел,
что Веревка с Камбузом остановились перед темно-серым  "плимутом".  Иномарка
была новенькой во всех отношениях. Кеша, шмыгавший через проходной  "Арарат"
по несколько раз в день, своим глазом-ватерпасом ее раньше не замечал.
   Парни хозяйски обошли "плимут" с разных сторон. Камбуз даже попинал ногой
в отлично накачанные шины.
   Черч уверился: эту машину они пришли проверять. Ясно  ему  было,  что  не
угнать тачку  ребятишки  решили,  она  уже  украдена.  И  буквально  сегодня
поставлена здесь на приколе. Зачем?
   "Видно, покупатель этой ночью придет", - сообразил Черч.
   Он быстренько побежал звонить оперу Кострецову.

***

   Кеше не суждено было дозвониться капитану. Кострецов сидел в это время  в
баре казино "Серебряный век" неподалеку от Вахтанга Барадзе,  прибывшего  на
своем красном "пежо".
   Капитан  пришел  сюда,  чтобы  завязать  с  Барадзе  контакт,  попытаться
наладить с ним приятельские отношения, потому что шестым  оперским  чувством
чуял: ездит Вахтанг на угнанной машине, не подозревая об этом.
   Вряд ли, решил опер, такая известная личность сядет на замазанную  тачку.
Значит, подсунули ее  ему  под  каким-то  предлогом.  Причем  поставщик  или
даритель наверняка был  грузину  хорошо  знакомым  человеком.  Но  узнать  о
невидимке от Вахтанга можно было только случайно, мимоходом, по-приятельски.
Самарский Серега в отличном "прикиде" для этого случая вполне годился.
   Предположение Черча, что угоняли машины от театров ребята Духа,  резонно.
Но предположение - это еще не доказательство. Требовалось вытянуть  за  ушко
хотя бы этот красный "пежо", чтобы отследить всю цепочку.
   Сергей  перехватил  взгляд  Вахтанга,  рысьи   зыркающий   по   залу,   и
поинтересовался:
   - Как нынче фартит кинорежиссерам?
   Барадзе удивленно глянул на него.
   - Мы встречались с тобой, кацо?
   - Да выпивали как-то, - соврал наудачу  Кострецов.  -  С  нами  еще  Сеня
Быловский из СТД был.
   - А-а, Сеня? Ну, тогда обязательно выпивали. Ты его сегодня  видел?  Э-э,
забыл твое имя.
   - Сергеем меня зовут, Вахтанг. Сени что-то не видно.
   Вахтанг придвинулся поближе, все так же безостановочно  шаря  глазами  по
залу, останавливая взгляд на красотках с наиболее торчащими формами.
   - Чем сейчас занимаешься, Сергей?
   - Все тем же. Я ж пашу на Ивана Афанасьевича Сукнин