Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
ненадолго появлялся лишь сгорбленный старик да выходила за водой девчушка
лет пятнадцати.
Когда сумерки сгустились, мы осторожно подошли к хате. Работавшая во
дворе девушка, увидев странно одетых, забрызганных грязью людей, сначала
испугалась, но, услышав русскую речь, успокоилась. Понять ее было трудно,
поскольку говорила она только по-польски. К счастью, старик объяснялся
по-нашему довольно сносно. От него мы узнали, что дном в хуторе побывали
полицаи и предупредили о возможном появлении трех советских летчиков. За
укрывательство они грозили расстрелом. За поимку русских обещали
вознаграждение.
Старик посоветовал пожить у него дня два, пока уляжется тревога. Но мы
решили этой же ночью переправиться через Западную Двину. Ведь пока нас
разыскивала только полиция, а потом фашисты могли послать и воинское
подразделение для прочесывания леса и наблюдения за берегом реки.
До Западной Двины оставалось пройти не более трех километров.
Поблагодарив старого крестьянина за информацию, мы зашагали в непроглядную
темень. Шли чуть \13\ ли не ощупью - сначала по указанным нам тропинкам,
затем по бездорожью, ориентируясь по компасу.
Вскоре набрели на другой хутор. Здесь в первом же доме нам тоже
посчастливилось встретить честных и гостеприимных людей.
Молодой мужчина, пока жена его готовила для нас ужин, рассказал, что у
них тоже побывали полицаи и предупредили о появлении летчиков. Узнав о нашем
намерении сегодня же переправиться через реку, он сокрушенно заметил:
- До Двины, почитай, верст пять будет. И дорога скверная. Без
проводника вам никак не обойтись.
Подумав немного, он виновато взглянул на жену, двух малых детей,
решительно встал из-за стола и сказал:
- Придется помочь. Не пропадать же вам тут.
После ужина мы двинулись в путь. Шли молча, осторожно ступая по
росистой траве. Вскоре впереди черненым серебром блеснула гладь реки. Но мы
так выбились из сил, что о переправе и думать было нечего.
- Тут неподалеку дюже добрый мужик живет, - сказал проводник, заметив
нашу усталость. - У него смело можно остановиться на отдых. Первым
председателем сельсовета был. Да и речку он хорошо знает: рыбак заядлый.
Но наш знакомый тут же оговорился, что прямо к этому мужику идти
нельзя. К нему иногда наведывается дальний родственник, который служит в
полиции. Лучше всего переночевать в сарае, что стоит на отшибе.
Уговаривать нас не пришлось. Минут через десять мы уже были в сарае и
дышали пряным ароматом сена. Пожелав нам удачи, наш проводник заспешил
домой.
Через некоторое время я попросил Игоря сходить к "дюже доброму мужику"
и, если позволит обстановка, поговорить с ним: сможет ли он помочь нам
перебраться через Двину.
Копейкин вернулся минут через двадцать. Он доложил, что с хозяином
переговорил, мужик показался ему вполне надежным. Его сообщение меня
успокоило. Мы поднялись по лестнице на стог сена и улеглись спать.
Утром нас разбудил грохот автомашин. Через щель в стене я увидел, что
по дороге двигалась большая колонна крытых брезентом грузовиков. Нам
пришлось на всякий случай подготовить к бою весь свой "арсенал": два
пистолета \14\ ТТ, наган и ручную гранату. Но автомашины в хуторе но
остановились, и, когда они скрылись за поворотом, вновь наступила тишина. Мы
достали карту и стали уточнять маршрут дальнейшего движения. Хотелось идти
напрямую, чтобы максимально сократить путь, но этого нельзя было делать.
Обстановка обязывала нас обходить города и крупные населенные пункты,
держаться подальше от шоссейных и железных дорог.
Мы так увлеклись уточнением маршрута, что на какое-то время забыли, где
находимся. Поэтому скрип дверей сарая показался нам резким и неожиданным.
Кто-то стал подниматься по лестнице. На всякий случай взяли в руки
пистолеты. Секунды напряженного ожидания, и над ворохом сена показалось
добродушное лицо с небольшой бородкой.
- Он! - с облегчением выдохнул Игорь и первым сунул наган за пазуху.
Наш новый знакомый, которого звали Петром, извинился, что не мог прийти
раньше: к нему заезжал дальний родственник - полицай. Потом пояснил
обстановку. Оказывается, мы вовремя выбрались из болота. На выходах из него
фашисты устроили несколько засад. Нас усиленно разыскивают. Полицаи из кожи
лезут вон, чтобы получить вознаграждение.
- Вот что, Петре, - сказал я после короткого раздумья. - Мы тебе верим.
Сумеешь нам помочь переправиться через реку?
Наступила томительная пауза. Петро молча теребил свою бородку. Потом,
словно размышляя вслух, заговорил:
- Сегодня суббота. Немцы и полицаи в этот день больше отсиживаются по
хатам, горилку глушат. А мне порыбачить бы не грех... Пойду-ка проверю свои
снасти, а к вам жинку пришлю с харчами.
Часа через два после завтрака Петро снова появился. Он посоветовал нам
переправляться через реку ночью на плоту. Полиция все еще ждет нас на выходе
из болота.
Часов в двенадцать ночи наш проводник один сходил на берег и,
вернувшись, сообщил, что кругом тихо. А в половине первого мы, прихватив с
собой веревки, двинулись в путь. Дул пронизывающий осенний ветер. О берег, к
которому вышли довольно быстро, с шумом плескались волны. Скатив в воду пять
толстых бревен, заранее \15\ заготовленных Петром, мы крепко связали их.
Плот получился неплохой.
- Возвращайтесь скорее, -сказал на прощание наш провожатый.-Буду ждать.
И не я один...
Мы поблагодарили его и оттолкнулись тостами от берега. Плыли намеченным
курсом к споим - первый успех на опасном и трудном пути. Учащенно билось
сердце, нахлынули воспоминания. Ведь в ста пятидесяти километрах от Западной
Двины находилась моя родная деревня. Там прошло-протопало босоногое детство.
Там я учился и работал. Там живут, во всяком случае жили, мать и отчим,
ставший мне дорогим и близким человеком.
Да простит меня читатель за отступление, которое я намерен сделать.
Каждый из нас кому-то обязан своими первыми шагами в большую жизнь. И как не
вспомнить с чувством глубокой благодарности учителей, наставников и просто
хороших людей, послуживших надежной опорой на пути к заветной цели! \16\
БЕРЕГ НАШЕГО ДЕТСТВА
Село Курилово. В доме, конфискованном у мироедов Советской властью,
разместилась начальная школа. Заведовал ею Никифор Иванович Маслов. В моей
памяти он оставил, пожалуй, самый глубокий, неизгладимый след.
В бурные годы становления Советской власти в нашем приграничном районе
свирепствовало не только кулачье, нередко появлялись и банды "зеленых". Они
убивали коммунистов и комсомольцев, громили сельские Советы. Наш учитель не
раз вступал в смертельные схватки с ними. Об этом свидетельствовали и
многочисленные шрамы на его лице.
К нам, ученикам, Никифор Иванович относился с одинаковой строгостью и
заботливостью. Он щедро делился с нами своими знаниями и житейским опытом,
воспитывал у нас любовь к Родине, честность, справедливость, трудолюбие,
разжигал страсть к наукам. Именно благодаря ему я уже после первого класса
стал регулярно читать газеты и журналы.
Никифор Иванович организовывал интересные экскурсии по наиболее
памятным местам Псковщины, увлекательно рассказывал нам о героях гражданской
войны, старался привить любовь к родному краю. Жил он в трех верстах от
Курилова, но на период весенней распутицы и на зиму переселялся в школу, где
занимал небольшую комнатку. Сколько раз в непогоду он оставлял меня у себя
ночевать!
Начиная с пятого класса мне пришлось учиться в поселке Идрица
Себежского района. Он находился в 25 километрах от нашей деревни. Жили мы,
мальчишки, - а таких, как я, было большинство - в полуобщежитии при школе.
Всем нам выдавали скудный картофельный паек; мясо и жиры видели редко, да и
хлеба вдоволь не ели. Однако никто не унывал, не жаловался, каждый думал
только об учебе. Никогда не забыть таких верных товарищей, как Федя
Сковорода, Федя Фролов, Арсений Жолудев и Гоша Никоненок. Несмотря на
разность характеров, нас объединяла крепкая дружба.
Окончив седьмой класс, некоторые школьники устраивались на работу. Ведь
наша фабрично-заводская школа-девятилетка с пятого класса прививала своим
питомцам трудовые навыки. У нас были прекрасно оборудованные мастерские с
токарными станками по дереву и металлу, своя электростанция. Труд как
учебная дисциплина доставлял нам истинное удовлетворение. Частенько мы
проводили в мастерских все вечернее время, чтобы под руководством Н.
Дроздецкого завершить начатую днем работу. А старшеклассники обязательно
проходили практику на местных производственных предприятиях.
В середине мая 1932 года мне, как и многим моим однокашникам, удалось
впервые увидеть крылатую машину. На маленькой площадке возле деревни Лужки
приземлилась группа самолетов. Занятия сразу были прерваны. Школьники вместе
с учителями поспешили на аэродром.
И вот мы стоим у четырехкрылой, похожей на стрекозу машины. Улучив
момент, я, вопреки запрету, провел по ее обшивке рукой и с некоторым
недоумением ощутил не металл, а холщовое полотно, почти такое, из которого у
меня были сшиты штаны. Откуда мне, сельскому мальчишке, было знать, что
знаменитый У-2 (названный впоследствии По-2 в честь его талантливого
конструктора Н. Н. Поликарпова), на котором воспиталось и выросло не одно
поколение советских авиаторов, строился из дерева и обтягивался перкалем.
Когда школьники немного успокоились, один из летчиков, по возможности
популярно, рассказал нам, как устроен самолет и почему он держится в
воздухе. Мы, конечно, почти ничего не поняли из его объяснений, по некоторые
услышанные слова запомнили крепко: "элерон", "киль", "стабилизатор". Позже
кое-кто даже старался щегольнуть этими авиационными познаниями.
В отличие от многих своих товарищей я не питал особой надежды стать
летчиком. И вовсе не потому, что меня пугали разные рассказы о катастрофах и
пожарах в воздухе. Страха я не испытывал. Просто мне тогда и самому было
неясно мое призвание. То хотелось стать учителем, таким, как Никифор
Иванович Маслов, то кавалеристом, которых частенько доводилось видеть,
поскольку кавдивизия располагалась неподалеку от Идрицы, в сосновом бору,
то... Да мало ли желаний возникает у подростка?! Но все они хрупкие,
неустойчивые.
В 1934 году, в связи с переходом на десятилетнее обучение и
реорганизацией средних школ, в нашем классе осталось всего восемь учеников.
Троих, пожелавших продолжать учебу, в том числе и меня, Себежский роно
направил в город Великие Луки в учительский институт. Но мы прибыли туда с
большим опозданием, и нас не допустили к занятиям.
Пришлось вернуться обратно.
Дома меня приняли как дезертира с фронта науки. Надо было устраиваться
на работу. Вскоре подвернулся подходящий случай. Мой родственник, Николай
Кухарев, пригласил меня в Ленинград. Там, на фабрике "Скороход", он работал
плотником.
Рабочих рук в большом городе не хватало, и я без всяких родственных
связей устроился в строительный трест. Сразу же поступил на курсы
штукатуров. Не желая стеснять многодетную семью Кухаревых, которая ютилась в
маленькой комнатке, я уже на следующий день распрощался со своими родичами и
переехал в общежитие.
Курсы были полугодичные. Но несколько человек из пашей группы решились
сдавать на третий разряд, проучившись всего три месяца. Сказалась прежняя
трудовая закалка. И вот мы получаем зачетное задание: самостоятельно
приготовить раствор и отделать угол карниза. В состав комиссии, которая нас
экзаменовала, входил сам главный инженер треста Калюжный. Его присутствие
особенно смущало ребят, и работа у нас поначалу не спорилась. Спасибо
старому производственнику "дяде Феде". Своими ободряющими словами он
поддержал нас. Движения паши стали осмысленными и уверенными, раствор
ложился ровно. На следующий день мне и еще двум ученикам объявили о
зачислении нас штукатурами в бригаду А. Никитина. Насчитывала она пятнадцать
человек, отличалась слаженностью в работе.
На стройке я подружился с арматурщиком Дмитрием Шурубовым, стройным
черноволосым парнем высокого роста. Мне нравились его энергия и собранность
в работе, простота и внимательность к людям. Был он смел и принципиален,
когда выступал с критикой недостатков. Позже я узнал, что он, хотя и
ненамного старше меня, уже член комитета профсоюза стройки.
Долгие зимние вечера мы с Шурубовым частенько коротали вместе, обсуждая
различные вопросы. Как наиболее грамотным молодым рабочим, комсомольская
организация поручала нам проводить громкие читки газет и беседы. А вскоре
нас обоих приняли в комсомол.
Активной и содержательной была деятельность нашей молодежной
организации. В кружках мы изучали историю ВКП(б) и вопросы текущей политики.
По выходным дням занимались парашютным спортом. 1 мая 1936 года я совершил
свой первый прыжок с вышки.
Но Ленинград - город морской. Нередко к нам на стройку приходили
уволившиеся в запас моряки. Затаив дыхание? слушали мы их рассказы о море, о
службе на боевых кораблях, любовались формой одежды. При каждой возможности
ездили на экскурсии в легендарный Кронштадт, знакомились с боевыми
кораблями. Дружба с моряками навела меня на мысль подать заявление в
Военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. Документы мои приняли, и я начал
готовиться к вступительным экзаменам. Но ряд обстоятельств вскоре изменил
это намерение.
Ленинский комсомол, взявший шефство над Военно-Воздушным Флотом, бросил
клич: "Молодежь, на самолеты!" Ленинградцы горячо откликнулись на этот
призыв. По решению бюро обкома ВЛКСМ многим юношам надлежало пройти
медкомиссию для определения годности к службе в авиации. В конце мая пришла
повестка и мне, из военкомата Фрунзенского района. Все врачебные кабинеты я
прошел благополучно и с нетерпением стал ждать результатов. Они оказались
ошеломляющими: из ста двадцати членов нашей комсомольской организации только
двое были признаны годными к службе в авиации. Остальных товарищей по разным
причинам отсеяли ~ кого по состоянию здоровья, кого по возрасту, иных по
образованию. В летные училища принимались юноши не старше 20 лет, окончившие
среднюю школу. По послед нему пункту не прошел и Дима Шурубов, у которого за
плечами было всего восемь классов.
Успешно прошел я и более строгую окружную медицинскую комиссию. Честно
говоря, трудности, которые пришлось преодолеть, обострили у меня интерес к
авиации. Как ни говори, а из каждых шестидесяти человек в летную школу
принимали лишь одного. Было о чем подумать. Комсомол указывал мне дорогу в
небо. Здоровье и другие данные позволяли пойти по этому трудному, но
увлекательному пути. И тогда я твердо решил пойти не в Военно-Морской Флот,
а в Военно-Воздушный. Окончательный выбор был сделан. Решение мандатной
комиссии, утвердившей мою кандидатуру, еще больше окрылило меня.
Вечером мы долго бродили с Димой Шурубовым по улицам города, вспоминая
недавние волнения. Друг признался, что завидует мне, и заявил, что
обязательно поступит в аэроклуб. Это станет первой ступенью на его пути в
боевую авиацию.
Забегая вперед, скажу: Дима сдержал слово. В том же 1936 году он
поступил в аэроклуб, а в 1938-м - на несколько месяцев раньше меня - окончил
ускоренный курс Борисоглебской школы летчиков и в звании младшего лейтенанта
убыл в строевую часть.
Я же в числе 28 отобранных комсомольцев был направлен учиться в
Оренбург. К месту назначения мы выехали 8 августа 1936 года.
Занятия проходили в довольно сложной обстановке и не всегда гладко.
Молодежь, собранная в БТК (батальон теоретического курса), в большинстве
своем не имела ни жизненного опыта, ни необходимой физической подготовки. От
воспитателей требовалось не только высокое педагогическое мастерство, но и
выдержка, терпение. А такими качествами тогда обладали далеко не все
командиры.
Курсантам нашей роты, прямо скажу, повезло. Капитан Иванов, по-юношески
стройный и подтянутый, первым делом проверил нашу строевую выучку. Кажется,
результаты его удовлетворили. Но вот на гимнастических снарядах большинство
курсантов работало из ряда вон плохо. И нам стало стыдно, когда наш
сорокалетний командир подошел к перекладине и с артистической легкостью
выполнил несколько сложных упражнений. А он никого не стал распекать, просто
сказал: "Будем заниматься по вечерам". Все, даже те, кто не попал в слабую
группу, охотно согласились. Нас немного удивило, но и безмерно обрадовало,
что ротный согласился пожертвовать ради нас почти всем своим свободным
временем.
В середине февраля 1937 года рота наша была преобразована в авиационный
учебный отряд. Мы распростились с капитаном Ивановым, которого успели крепко
полюбить за справедливую строгость и внимание к людям. Командиром отряда был
назначен старший лейтенант Штовба, с которым мм встречались редко, ибо все
летные заботы лежали на инструкторе и командире звена.
Командир звена старший лейтенант, а позже капитан, Водовозов был
человеком с несколько неуравновешенным характером. Но он вложил огромный
труд в обучение нас летному делу. Инструктор - старший лейтенант Бородкин -
наоборот отличался спокойствием и выдержкой. Эти качества сочетались в нем с
методическим мастерством. Если командир звена за малейшую оплошность в
полете "разносил" курсанта, хотя и беззлобно, то инструктор на редкость
терпеливо объяснял каждую ошибку. Мне и сейчас кажется, что не многие из
нас, уже опытных летчиков, могли бы с таким тактом и терпением обучать
молодежь летному делу.
Более высокое руководство представляли командир эскадрильи майор
Погрешаев и комиссар старший политрук Ковба. Они занимали такую ступень
служебной лестницы, которая в понимании курсантов находилась где-то в
заоблачных далях. Командование эскадрильи, разумеется, делало свое дело -
учило командиров отрядов и звеньев. Но, поскольку речь зашла о структуре и
людях, ее олицетворяющих, добавлю еще, что курсантские эскадрильи были
сведены в 1-ю бригаду летчиков (2-я бригада готовила штурманов). Командиром
нашей бригады был тогда майор В. Станичев, в дальнейшем видный военачальник
ВВС.
А теперь вернемся, так сказать, к основанию пирамиды. Меня назначили
старшиной первой летной группы, иначе говоря - командиром отделения. В нашу
группу входили и другие курсантские начальники: В. Графов- старшина звена на
правах помощника командира взвода, И. Карлашов - старшина отряда на правах
старшины роты. В соответствии с этими должностями мы и носили знаки различия
младшего командного состава.
Почти каждый вечер нас навещали или инструктор, или командир звена.
После утомительных занятий в классах мы с нетерпением ожидали их прихода,
ибо из бесед всегда узнавали что-то новое о своей будущей крылатой
профессии.
В выходные дни у нас проводились разнообразные спортивные состязания,
чаще всего лыжные вылазки в Зауральную рощу. Но курсанты с нетерпением ждали
весны. С се приходом должна была начаться настоящая летная работа.
И это время наступило. В середине марта, когда солнце растопило
потемневший снег, нам объявили, что в ближайшие дни слетаем с инструкторами
в качестве пассажиров, для "общего о