не капай
на того. Ведь это он нам адрес магазина дал, даже сказал, кто вахтером
будет. Правда, засыпались мы в этом магазине, но Михельс ни при чем. Не он
выдал.
  - А когда познакомились с Михельсом? - спросил я.
  - В самом начале войны, в ресторане "Москва". Невядомский туда тоже ходил,
он меня и свел с Михельсом. Мы, говорит, хорошо платим. Но если по правде,
не из-за войны я отказался. Не моя война, и на фронт не хочу. Нам и без
войны работы хватит. Отказался я из принципа.
  - Какого?
  - Мокрых дел не люблю. За них слишком большие сроки дают. Да и в этом
деле, которое уголовка раскрыла, никого не убил, хотя и стрелял. Лучше
сказать, отстреливался. Очень уж не хотелось влипнуть.
  - Что же обещали Михельсу взамен? Связь-то у вас сохранилась.
  - Ну, нашел ему подходящих ребят. Вот и все.
  - А оказались неподходящие. Знали, что обманываете?
  Смирный долго молчал, потом с хитрецой ухмыльнулся.
  - В деле-то их не видел. Скрозь не смотрел. Потому и не дал проверенных.
  Я уже знал, что Смирный исчерпан. Ничего более путного от него не услышу.
Но все-таки спросил:
  - А откуда вынырнул Невядомский? Ведь он не в законе?
  - Если бы. Ты спину его видел? Он и сам мог паханом быть. Смелости
необычной, честности тоже, умения редкостного. В карту с десяти метров
ножом попадает. А наган его посмотри. Чистенький, смазанный.
  Спрашивать Смирного, где живет в настоящее время Михельс, было наверняка
бесполезно: со времени ареста его банды прошла, наверное, неделя, да и что
Смирный мог сказать об этом, если он встречался с ним где-нибудь в
подворотне. Я предпочел обходный маневр.
  - А где бы мы смогли найти его, скажем, завтра или послезавтра?
  - Трудно сказать. Называл он как-то Невядомскому один адрес. Кажется,
Садовая-Кудринская, номер дома не помню. Или он там бывает, или живет.
Москву он знает назубок. Жил здесь или учился. У нас связь с ним
поддерживал Невядомский.
  Смирный подписал даже не прочитанный им протокол допроса и вышел вслед за
конвойным.
  - Доволен? - иронически спросил Стрельцов.
  - Придется еще раз допрашивать Невядомского, - вздохнул я. - Единственная
связь с Михельсом.
  ...Но с Невядомским меня ожидал сюрприз. Югов хмыкнул, а Паша почему-то не
отрывал глаз от моих сапог.
  - Бежал Невядомский, - сказал он, отвернувшись.
  - Из больницы? - вырвалось у меня. Я тут же вспомнил о своих опасениях,
когда мы все трое встретили в больничном саду Невядомского, разгребавшего
снег на дорожках.
  - Конвойные были рядом, - сказал Паша, - а эта сволочь сумела перелезть
через стену. Выяснилось, что за стеной уже дожидалась машина. Конвойные
открыли стрельбу по машине, но не попали. Машина ушла, а нам теперь двоих
искать надо. Что же вы молчите, Иван Сергеевич?
  Югов ответил не сразу. Казалось, он мысленно собирал что-то, взвешивал,
раздумывал, словно задачу решал. Я так ему и сказал.
  - Ты, несомненно, прав, Вадим: именно решал задачу со многими
неизвестными, - ответил Югов.
  - И решили? - спросил я не без иронии...
  - Где найти их сейчас? - сказал задумчиво Югов. - Конечно, нет. Я обобщал.
И начал с Михельса. Первое, что мы о нем знаем, это то, что он давно живет
в Москве. Вероятно, кончил здесь какое-нибудь высшее учебное заведение.
Прочно, подсчитывая и анализируя, он собрал список пустующих в настоящее
время квартир. Прежде чем вселиться, всегда узнавал точно: все ли жильцы
уехали. Как он нашел Невядомского, не знаю, но возможность связаться с
уголовным подпольем явно подсказал ему бывший врангелевец. Это сразу же
расширило агентурную сеть Михельса. И думается, что побег Невядомского -
дело его рук. Уголовное подполье, как ни почистил его Стрельцов, все еще
существует. Дезертиров, верно, стало поменьше. Многие из бежавших
вернулись в свои части, но кое-кто и остался. Я как-то, ребята, съездил на
Тишинский рынок. Вот где раздолье для жуликов и скупщиков краденого. Там и
развлечения есть: гадалки, качели, можно и в картишки перекинуться. Я
заинтересовался, почему не закрывают рынок? Пожилых милиционеров много, но
ни один ничего путного не сказал. Дают наряд на рынок, и лови, кого
заметишь. И все. А пока он есть, у Михельса всегда найдутся желающие
помочь...


  17. Макс Зингер

  Назавтра, едва я пришел на службу, - звонок. Югов.
  - Явился? В самый раз. Будем говорить с Невядомским. Взяли его на
Казанском. Хочу его о Зингере расспросить.
  - Зингер... Зингер... Что-то знакомое... Убей - не вспоминается...
  Югов сказал с сожалением:
  - Везет мне на работничков. У одного с сообразительностью неважно, у
другого - с памятью...
  То ли это его ехидное сожаление меня задело, то ли все само собой выплыло,
но только я уже знал, что ответить Югову.
  - Я вспомнил, кто такой Макс Зингер, Иван Сергеевич. Протокол показаний
Бука. Кажется, кто-то из штаба нашей дивизии под Наро-Фоминском. Даже
воевал у нас, не скрывая своей немецкой фамилии.
  Югов неодобрительно пожевал губами.
  - Почему раньше не вспомнил?
  - Вы не давали никаких заданий по этому имени. Я был убежден, что вы сами
выясните его судьбу в штабе той же дивизии.
  - Без вести пропал, когда мы отходили от Наро-Фоминска. Таковы официальные
сведения. Я лично думаю, что ему нужно было попасть в Москву. Видимо,
пропавший без вести Зингер и нашелся в Москве. Думаю также, что в этой
абверовской шайке хозяин - он, а не Михельс...
  Допрашиваем Невядомского днем. Вопросы задаю я. Югов только присутствует.
  - Как будем именовать вас в протоколе допроса. Невядомским или Вадбальским?
  - Честно?
  - У нас с вами разные понятия о чести. Я говорю об имени в протоколе
допроса.
  - Поскольку Вадбальский юридически уже умер, остается Невядомский.
Спрашивайте. Может быть, еще и уйду от вышки.
  Князь знал точно, что, если он поможет нам в розыске обоих агентов, высшую
меру наказания ему могут и не дать. Какой-то шанс на житие есть. Значит,
прикрывать Михельса с Зингером он не будет. Но здесь уже другая игра
пойдет: придется ли нам прикрывать его от них? И Михельс и Зингер теперь в
какой-то мере будут зависеть от его показаний. Ему известно, конечно,
далеко не все, связанное с предстоящими операциями. Но кое-что,
несомненно, известно. Так не проще ли заткнуть ему рот таким же воровским
способом, каким была передана записка? Но прикрыть его мы, конечно,
прикроем. Пусть только решит, что ему выгоднее: быть честным с нами или с
абвером?
  Все это я последовательно излагаю Князю. Он ни о чем не спрашивает, только
на губах блуждает этакая понимающая усмешка.
  - Я уже догадываюсь, что меня ждет до заседания трибунала или военной
коллегии соответственной судебной инстанции. Значит, одиночка, одиночные
прогулки на тюремном дворе. Может быть, даже пасьянсы дадите возможность
раскладывать?
  Я смотрю на Югова, он улыбается.
  - У нас это не принято, - говорит он.
  Допрос продолжается. И опять его веду я.
  - Вы давно знали, что Зингер - тоже агент абвера?
  - Знал...
  - Какие у него намерения?
  - Подготовить с блатными крупный диверсионный акт.
  - Где именно?
  - Ну, скажем, взрыв на продовольственных складах в Сокольниках.
  - Предложенный план акции был Зингером уже подготовлен в деталях или
предлагалось это продумать вам?
  - Предлагалось продумать мне с участием Михельса.
  - Значит, резидентом стал Зингер?
  - Нет, после удачной акции он намерен вернуться в абверовский центр на
Западном фронте.
  - Вы подписывали какой-либо документ как агент абвера?
  - Нет.
  - Ну а теперь адреса, явки, квартиры. Что помните. На этом пока и закончим.
  - Снегиря, который меня из тюремной больницы вывез и у себя поселил, я вам
не выдам. Его дела с Михельсом - только мой побег. А немцев ищите в
пустующих квартирах на Таганке. Поближе к бывшей шашлычной. Где-то там
скверик есть, на котором они околачиваются. А со мной, что ж? Зовите
конвойных. Оревуар, как прощались когда-то в хороших барских квартирах.


  18. Арбатский рынок

  Снегиря я не искал. Для того чтобы найти его, нужен был всего лишь один
телефонный звонок в уголовный розыск. И вот - последовавший телефонный
разговор.
  - Стрельцов? Это Вадим Глотов говорит. Ищу вора по кличке "Снегирь". Он
работал на Михельса, вернее, один раз сработал, подготовив побег
Невядомскому из тюремной больницы.
  - Ох и зол я был на вас за этот побег, - сердито прерывает меня Стрельцов,
- но тебе определенно везет, счастливчик. А Снегиря твоего я знаю. Ищи его
в полуподвале углового дома в Столешниковом. На хлебах у Мокея-мойщика в
Сандуновских банях. Больших дел у Снегиря давно не было. А о малых можно
потолковать. Есть о чем...
  Снегиря застал я сразу в его полуподвале в Столешниковом, точно следуя
описанию Стрельцова... Снегирь собирался обедать и охотно угостил меня
воблой в неограниченном количестве, узнав, что я пришел к нему от
Стрельцова. Югова он не знал, а со мной, оказывается, встречался. Было это
в прошлом месяце, иначе говоря, в октябре, когда сестра с матерью уезжали
в эвакуацию, а меня, возвращавшегося вечером из редакции, загнали в
бомбоубежище на Кировской улице. Снегирь был одним из трех мужчин,
примостившихся у выхода из убежища, словесные портреты которых я по
окончании воздушной тревоги сообщил по телефону Стрельцову. Немолодой, с
глубокими морщинами у губ, Снегирь казался самым хладнокровным и
рассудительным из тройки, от которой я и узнал о существовании множества
опустевших московских квартир. Взгляд у него был цепкий, пронзительный,
сразу запоминающий виденное. Одет хорошо: почти новый, видимо недавно
купленный, свитер, синий - под стать глазам, туфли на толстой резиновой
подошве, брюки темно-серые, прилично отглаженные, даже и не заметишь, что
владелец их только что валялся на койке.
  - У меня глаз точный, не ошибусь, если запомнил, - сказал он, говоря о
нашей первой встрече. - Что же Стрельцов от меня хочет? Завязать мне или
подождать лучшего случая?
  - Помощи твоей хочет: где взять обоих немчиков?
  - Кто брать будет?
  - Скажем, я.
  - Тебе их никогда не взять. Молод да и горяч слишком.
  - Может, хоть дом укажешь.
  - В том и загвоздка, милок, что адресов у них много. Знал бы, не стал
молчать.
  - Для Невядомского же сразу нашел.
  - А я и не искал. К себе привез, у себя и поселил. Пока не вызнали. Князя
ты взял?
  - Точнее - мы. И Михельса возьмем. Только бы адрес, как ты говоришь,
вызнать.
  - Рад бы помочь, да не знаю. Честно говорю, не знаю. Скрывать бы не стал.
Что мне Михельс? На него не работаю. Князь - другое дело. Свой. Да и то не
жалею. Раз на дно идешь, там и сиди, а не льстись на тыщи.
  - А ты на что льстишься, когда хлебный паек у рабочего человека из
кошелька изымаешь? - вспомнил я отрепетированное со Стрельцовым мое
"интервью" со Снегирем.
  Он засмеялся:
  - Знаю теперь, почему ты ко мне сегодня от Стрельцова пришел. Карточки я
ему отдал, спасибо сказал, однако понимаю, что из спасибо шубу не
сошьешь... - он вынул из ящика стола три одинаковых английских ключа и
протянул мне. - Вот передай Стрельцову. Пусть своих красоток шлет, мои
девицы там не подойдут. И шлет пусть без боязни - чисто все...
  - Пошлем, - медленно проговорил я, осененный внезапным "открытием".
  Это "открытие", как и весь разговор со Снегирем, требует пояснений. Дня
три назад ребята Стрельцова взяли Снегиря с поличным, когда он в трамвае у
балетного артиста Рышкова продуктовые карточки вытащил. Привезли к
Стрельцову. Они - знакомцы старые, разговорились, и между прочим Снегирь
поведал, что один "купчик" ищет "приходящую девочку" - по магазинам
ходить, в очередях толкаться. Дескать, самому "купчику" это несподручно:
засвечен сильно. А просил он о том Снегиря как человека, сами понимаете,
уважаемого и солидного. О том просил и еще об одном: ключики по образцу
выточить. Ба-альшой мастер по железной части наш Снегирь. Вот он и
выточил, а отнести их "купчику" та "приходящая девочка" и должна, если,
конечно, это интересно гражданину Стрельцову.
  Гражданину Стрельцову это показалось весьма интересным. Настолько, что он
даже отпустил Снегиря, тем более что карточки уже вернулись к хозяину. А
интересным это показалось Стрельцову потому, что прослышал он через
"надежных людей", будто кто-то из окружения Михельса и впрямь ищет
приходящую девчонку. А Снегирь тот слух подтвердил. Ключ новоявленная
"домработница" должна принести на Арбатский рынок торговцу старыми книгами
Смирдину, однофамильцу владельца пушкинской книжной лавки. Снегирь,
правда, не знал точно, кому потребовалась "приходящая девочка". Заказ на
нее и на ключ передал ему знакомый уголовник. Но Стрельцов был уверен:
Михельсу. Стрельцов вообще многое знал из того, что творится в военной
Москве. А всех воров, которые так или иначе касались дела Михельса, он
передавал нам. О "домработнице" - речь особая. Сначала я удивился: на кой
черт Михельсу или там Зингеру - кому из них? - нужна была посторонняя
свидетельница, пусть даже из воровского мира? А потом понял, что резон в
том есть. Есть-пить им надо? На рынок ходить, в магазине ворованные
карточки отоваривать? Чем меньше они станут появляться в людных местах,
тем меньше шансов попасться нам на глаза. Михельс не дурак, понимает, что
его ищут - пусть по словесному портрету. Хотя, если быть честным, все-таки
неосторожен умный Михельс с этой "домработницей" из блатных... Ну, это уж
его дело, и, похоже, нам на руку.
  Таким образом, мое "открытие домработницы" произошло не случайно. Мысль об
использовании Лейды в розыске агентов абвера, которым удалось просочиться
в Москву, пришла мне в голову потому, что Лейда, хотя и косвенно, все же
принимала участие в нашей погоне за Михельсом. Нужно было только согласие
Югова, ибо в согласии Лейды я не сомневался. Но когда я рассказал об этом
Югову, тот не ответил.
  - Я полагал подобрать для этой роли какую-нибудь девушку из нашего
аппарата, - наконец сказал он с оттенком недоумения. - Твоя Лейда не
москвичка, Арбатского рынка не знает и найти там торговца крадеными
книгами едва ли сумеет.
  - Но ей именно потому и поверят, что она не из Москвы, а из Риги. Значит,
ни в угро, ни у нас не работает. И для Зингера хорошенькая рижанка -
надежная гарантия в том, что его не обманывают.
  - Но она жила бок о бок с Михельсом в вашей квартире.
  - Михельс ее не помнит, уверен. Сколько он у нас прожил? Всего ничего. А
Лейда из своей сберкассы только по вечерам и приходила, и сразу - к себе.
Как, впрочем, и Михельс: тот тоже из своей комнаты носа не показывал. Да и
вы же знаете: она следила за ним, а он даже ее и не узнал. А для вашего
успокоения я сам провожу ее на Арбатский рынок.
  - Тебе нельзя даже показываться с ней на рынке. Только на расстоянии, в
стороне. Потолкайся, если Михельса не увидишь. А если увидишь, знай, что
следит он именно за Смирдиным. Что же, рискнем, - наконец согласился Югов.
  - Полагаю, что на рынок он не пойдет. Нечего ему там делать.
  А Лейду даже не пришлось уговаривать. Согласилась сразу.
  - Только какая же из меня домработница? Супа не сварю, с тестом возиться
не умею.
  - Зингер нанимает не повариху, - сказал я. - Зингер нанимает надежного
человека, который в НКВД не донесет. Ты ему нужна, чтобы вместо него
выходить на улицу и покупать продукты по краденым карточкам. Тебя еще
проверять и проверять будут. А твое дело как можно скорее сообщить нам
адрес его квартиры. Может быть, за тобой кто-нибудь из блатных ходить
будет. Следи.
  Не доходя до Арбатского рынка, я пропустил вперед Лейду, оглядываясь по
сторонам, нет ли знакомых лиц.
  Арбатский рынок был сравнительно новым для Москвы по тогдашнему времени.
Размещался он бок о бок с кинотеатром "Художественный" на не слишком
большой площадке как раз за старой станцией метро "Арбатская", линия от
которой проходит по мосту через Москву-реку. Новая, глубоко залегающая
линия метро и новая арбатская станция тогда еще не существовали. Частично
рынок был крытым, частично покупатели толпились у лотков под открытым
небом. До войны здесь торговали только продуктами, а война, конечно,
внесла и сюда свои коррективы. Ларьков с продуктами стало поменьше, а
стихия меновой торговли захлестнула и когда-то чистенькое арбатское
торжище. Теперь это было действительно торжище, чем-то напоминающее старую
Сухаревку. Продавали и обменивали здесь действительно все - от старой юбки
до пачки табаку, полученного по сухому пайку, от кулька с солью до
солдатских обмоток. Краденое тоже продавалось, но, как говорится, из-под
полы или за пределами рынка. Тут же в сторонке торговали и старыми
книгами, чаще всего тоже крадеными. Купить, однако, можно было многое,
небезынтересное для любителя книг. У одного продавца я нашел "Жизнь
животных" Брэма, у другого "Русские ночи" Одоевского, у третьего "Русскую
мысль и речь" Михельсона. Все это были редкости, которых в книжных
магазинах уже не увидишь.
  Но где же Смирдин и найдет ли его Лейда? От Стрельцова я знал, что он
торгует книгами, иной раз крадеными из квартир эвакуированных или просто
бежавших из Москвы. Но книжки было трудно спрятать за пазуху, а в портфель
или чемоданчик может здесь заглянуть любой милиционер.
  Лейду я сразу потерял: она скрылась в поисках книжного торжища. На всякий
случай спросил у одного из букинистов, не видал ли он Смирдина?
  - А разве он воскрес? - ответили мне под общий хохот.
  Тут были действительно букинисты, для которых имя Смирдина чужим не
слышалось. И вдруг я услышал позади чей-то шепот:
  - А вам что-нибудь от него нужно?
  Спрашивал какой-то "блатяга" в старом ватнике и ставших теперь модными
байковых лыжных штанах.
  - Надо посмотреть, - сказал я уклончиво.
  - Подождите полчасика, он только что был здесь и ушел с какой-то девушкой.
  Значит, Лейда нашла все-таки Смирдина и ушла вместе с ним. Затаенное
беспокойство защемило мне сердце. Тревожила судьба девушки. Как она
передала ключ? Что сказал Смирдин? Суетились ли поблизости блатные
наблюдатели? Как прошло первое свидание с Зингером?..
  Оставалось только ждать ее звонка, если ей удастся позвонить.


  19. Звонок Лейды

  Лейда позвонила только через два дня. Должно быть, за ней следили, не
оставляя ее одну. Видимо, поэтому и разговор был сверхкратким.
  - Большая Молчановка, двадцать три. Сегодня в десять вечера, - и повесила
трубку.
  - Будем брать, - сказал Югов. - Ты с Пашей и двое оперативников.
  Он положил свой ТТ в карман куртки и вызвал машину. Мы молча пошли за ним.
  Дом на Большой Молчановке под двадцать третьим номером когда-то был
дорогим барским пятиэтажником. Нужная нам квартира помещалась на втором
этаже.
  - Черного хода нет? - шепотом спросил Югов.
  - Нет, я проверял, - ответил Безруков.
  Позвонили. Дверь открыла Лейда. За ней сзади стоял здоровенный мужик,
очень похожий на тех, кого я видел на рынке. В руке у него был "вальтер",
но выстрелить он не успел: Югов тотчас же из пистолета перешиб ему руку.
  В комнате были двое: Зингер в ватном халате и Михельс в грязном ватнике.
  - Руки! - крикнул Югов.
  Зингер поднял руки, но Михельс, отступая, успел юркнуть в соседнюю дверь.
Тут же послышался звон разбитого стекла. Я с револьвером бросился вслед,
но Михельс уже выпрыгнул из окна, выбив плечом раму. Я подбежал к окну,
рассчитывая, что приземлиться со второго этажа благополучно он едва ли
смог, но Михельс уже прыгал с крыши примыкающего к дому сарайчика. Я
выстрелил, но в темноте двора промахнулся.
  - Сколько метров до земли? - спросил меня Югов.
  - Там сарайчик под окном. Опять сбежал Михельс...
  - Зато Зингер уже у нас, - очень довольный, проговорил Безруков...
  Зингера допросили по прибытии в управление.
  - Я скажу вам всю правду, потому что надеюсь, что меня сочтут за простого
военнопленного, - начал он.
  - Это уж как решит трибунал, - сказал Югов.
  - Значит, трибунал неизбежен?
  - Для вас - да. Вы же разведчик, а не военнопленный, к тому же добровольно
не сдавшийся.
  - Я сдался добровольно.
  - Когда мы вас накрыли с другим шпионом.
  - Я расскажу вам