розового оттенка.  Она явно  сильно  мерзла;
желтоватая кожа становилась сероватой. Он испытывающе коснулся
ее руки. Ощущение оказалось чужим, совсем не таким, какой была
бы человеческая плоть,  покрытая кожей. Ему показалось, что он
прикоснулся к прохладному  шелку,  прикрывающему  нечто  более
плотное, чем плоть человека.
    Мэри Бет снова  укрыла  ее,  существо  вздрогнуло  и  они,
пятясь,  вышли из спальни.  - Боже,  - прошептала Мэри Бет.  -
Я-то думала,  что оно уже согрелось. Здесь жарко, как в печке,
да еще столько одеял сверху.
    Оказавшись снова в комнате,  Мэри Бет склонилась к камере.
Она  вынула  вторую кассету и нерешительно замерла,  держа обе
кассеты в руке.  - Если  кто-нибудь  шныряет  вокруг,  и  если
узнают, что ты мог это видеть, и что мы были вместе, то пленки
могут украсть. Где бы найти для них надежное место?
    Он взял  у  нее  обе кассеты и она покачала головой.  - Не
говори мне. Просто спрячь понадежнее. - Она взглянула на часы.
- Я вернусь не раньше десяти.  Разузнаю,  что смогу,  кое-куда
позвоню. Приглядывай за этим. Пока.
    Он посмотрел, как она надевает свой красный плвщ и вышел с
ней на крыльцо.  где простоял,  пока она не села в машину и не
скрылась  из  глаз.  Наступил  день;  дождь кончился,  хотя по
пасмурному небу все еще  проносились  низкие  облака.  Ели  на
лужайке  перед  домом  мокро  блестели  и при малейшем ветерке
стряхивали с себя воду.  Воздух не  был  особенно  холодным  и
казался  приятным  после  жары  в  доме.  Он  приятно  пахнул,
лиственной прелью,  морем и землей,  рыбой и  еловой  хвоей...
Эдди  несколько  раз  глубоко вдохнул и вернулся в дом.  Здесь
действительно,  как в печке,  подумал он, ненедолго освеженный
прохладным  утренним  воздухом,  теперь  его  снова разморило.
Почему она никак не согреется?  Он стоял в  дверях  спальни  и
смотрел на съежившуюся фигурку. Почему она не может согреться?
    Он подумал о жертвах переохлаждения;  первым делом,  читал
он,  следует  любым возможным способом привести температуру их
тела к нормальной.  Грелки?  У него не было ни одной.  Горячая
ванна? Он постоял возле девушки и слегка покачал головой. Вода
может оказаться для нее ядом.  В том-то и была  проблема;  она
была   чужим   существом   с   неизвестными   потребностями  и
неизвестными для него опасностями. И она замерзала.
    Он нерешительно   коснулся   ее  руки,  все  еще  холодной
несмотря на все одеяла. Словно тепличное растение, подумал он,
перенесенное в холодный климат и обреченное умереть от холода.
Медленно двигаясь,  с еще большей нерешительностью, чем ранее,
он начал стягивать брюки,  потом рубашку, а затем, оставшись в
трусах и майке,  осторожно отодвинул спящую девушку, лег рядом
с ней и прижал ее к своему теплому телу.
    К этому времени  температура  в  доме  была  уже  градксов
тридцать,  слишком жаарко для толстоватого человека, каким был
Эдди,  и  ему  стало  приятно,  что  она  лежит  рядом,  такая
прохладная,   даже   успокаивающая.  поначалу  она  словно  не
реагировала  на   его   присутствие,   но   постепенно   дрожь
уменьшилась,  и  она,  казалось,  слегка изменилась,  стала не
такой жесткой;  ноги изогнулись, взодя в контакт с его ногами,
тело придвинулось,  расслабилось,  обволокло контуры его тела;
одна рука скользнула по его груди и улеглась на плече,  другая
согнулась  и  прижалась  к  нему.  Прохладная  щека  легла  на
подушечки плоти  на  его  ребрах.  Он  осторожно  обнял  ее  и
притянул к себе.  Он задремал, резко проснулся, потом задремал
снова.  В   девять   он   проснулся   окончательно   и   начал
высвобождаться. Она издала негромкий звук, словно протестующий
ребенок,  и  он  погладил  ей  руку  и   что-то   успокаивающе
пробормотал. Наконец он выскользнул из-под ее рук и ног, встал
и оделся.  Когда он  опять  посмотрел  на  девушку,  ее  глаза
оказались  открыты,  и они мгновенно околдовали его.  Большие,
круглые,  золотистые  глаза,  словно   лужицы   расплавленного
золота, немигающие, нечеловеческие. Он сделал шаг назад.
    - Можешь говорить?
    Ответа не  последовало.  Ее  глаза  снова  закрылись,  она
потянула на лицо одеяла и закутала имим голову.
    Вяло ступая,  Эдди  пошел  на кухню и налил себе кофе.  Он
оказался горячий и горький,  как смола.  Он выплеснул  его  из
кофеварки и стал заваривать новый.  Скоро вернется Мэри Бет, и
они начнуть строить планы,  которые прошлой ночью так ни  чему
их и не привели. Он давно уже не чувствовал себя таким усталым
и  с  грустью  подумал,  что  теперь  понимает,  каково   быть
сорокадвухлетним, иметь на теле лишнюю сотню фунтов и не спать
всю ночь.
    - Ты ужасно выглядишь,  - сказала Мэри Бет, поздоровавшись
с ним в десять.  Она  выглядела  довольной,  возбужденной,  на
щеках румянец,  глаза блестят. - Все в порядке? Оно шевелится?
Еще не проснулось? - Она промчалась мимо него и остановилась в
дверях  спальни.  -  Хорошо.  Я  отловила  в  Портленде Хомера
Карпентера. Он приедет с видеокамерой часа в два или три. Я не
сказала  ему,  что  у  нас есть,  но что-то надо было сказать,
чтобы он согласился. Я сказала, что у нас целакант.
    Эдди уставился на нее.
    - И он ради этого приедет? Не верю.
    Она отошла от двери и проскользнула мимо него на кухню.
    - Ну,  ладно,  он мне не поверил,  но знает, что это нечто
крупное и сенсационное,  иначе бы я ему не  звонила.  В  любом
случае, он достаточно хорошо меня знает.
    Эдди подумал  несколько секунд и пожал плечами.
    - Что еще разузнала?
    Мэри Бет  пила кофе,  держа чашку обеими руками и глядя на
него поверх ободка.  - Ну и дела,  Эдди!  Не  знаю,  что  кому
известно,  и что вообще известно, но охота идет. Всем говорят,
что в Салеме сбежало несколько парней, но это брехня. И дороги
перекрыты,  и все такое. Не думаю, что кому-то сказали правду.
Бедные полицейские  вообще  не  представляют,  что  они  ищут,
просто  выискивают  что-нибудь  подозрительное,  пока  сюда не
подоспеют те, кому следует.
    - Сюда? Они знают, что она здесь?
    - Ну,  не прямо же здесь.  Но  где-то  на  побережье.  Оно
перекрыто на севере и на юге. Вот, кстати, почему Холмер решил
оторвать свою задницу от стула.
    Эдди припомнил,    как    несколько    недель   назад   по
информационной сети передавали сообщение  о  странной  комете,
которую засекли астрономы.  Стюарт Уинкль,  издатель и главный
редактор,  решил эти сведения не печатать,  но Эдди  успел  их
прочитать.  А совсем недавно пришло сообщение,  что в космосе,
возможно,  сгорел советский спутник.  Беспокоиться не  о  чем,
радиации  нет,  но в небе могут быть яркие огни,  так было там
написано. Ладно, подумал он.
    Мэри Бет снова стояла в дверях спальни,  прихлебывая кофе.
- Я твой должник,  Эдди. Даже не знаю, чем я смогу тебе за это
отплатить.  -  Он  буркнул  что-то,  и она повернулась к нему,
внезапно став очень серьезной.
    - Может,  что-то в тебе и есть,  - мягко произнесла она. -
Скажу тебе немного правды в лицо. Ты ведь знаешь, Эдди, что ты
не самый популярный в городе человек.  Ты всегда делаешь людям
мелкие услуги, но подумай, любят ли они тебя за это? Любят?
    - Давай не будем заниматься психоанализом прямой сейчас, -
холодно отозвался он. - Потом.
    Она покачала   головой.  -  Потом  меня  здесь  не  будет.
Запомнил?  - В ее голове пробилась нотка страдания.  - Как  ты
думаешь,  почему люди не относятся к тебе лучше?  Почему никто
не приходит в гости?  И не приглашают на вечеринки,  во всяком
случае,  если  не считать междусобойчиков в редакции?  Как раз
из-за тех мелких услуг,  что ты продолжаешь навязывать,  Эдди.
Наверное,  ты  перестарался.  И ты никому не позволял угостить
тебя чем-нибудь.  Ты держишь всех на расстоянии,  Эдди, и люди
начинают обижаться.
    Он коротко рассмеялся и ненадолго испугался и ее,  и того,
что она смогла в нем разглядеть.  - Правильно.  - Сказал он. -
Расскажи об этом Руфи Дженсон.
    Мэри Бет  пожала  плечами.  - Ты даешь бедной Руфи как раз
то,  что она страстно желает - грубость.  Она прихватывает  ее
домой  и  упивается  ею  в  одиночку.  А  потом чувствует себя
виноватой.  Ты собирался выручить девчонку Боланд.   П о с л е
э т о г о   и  она,  и  ее сестра и мать тоже почувствовали бы
себя виноватыми.  Трумен  Кокс.  Сколько  раз  ты позволял ему
угостить тебя стаканчиком,  Эдди?  Держу пари, ни разу. Стюарт
Уинкль? Ты делаешь за него газету. Пользуешься ли ты ключом от
его  кабинета?  И  он  действительно  хочет,   чтобы   ты   им
пользовался,  Эдди.  Символическая  расплата.  Джордж  Эллмен,
Хэрриет Дэвис...  это  длинный  список,  Эдди,  все  те  люди,
которым   ты   оказывал  мелкие  услуги.  Люди,  что  живут  с
ощущением,  что должны тебе, виноваты в том, что не любят тебя
и  не  могут  найти этому причину.  Я тоже была в этом списке,
Эдди, но больше меня там нет. Я расплатилась с тобой сполна.
    - Ладно,  -  мрачно  произнес  он.  -  Теперь,  когда   ты
разобралась с окутывавшей меня тайной, что ты скажешь про нее?
- Он указал мимо Мэри Бет на лежавшую на кровати девушку.
    - Про это,  Эдди,  про это.  Сначала видео,  потом сделать
несколько копий,  поместить их в безопасное место и объвить на
весь мир. Что скажешь?
    Он пожал  плечами.
    - Делай, как хочешь.
    Она   криво улыбнулась и тряхнула головой.
    - Забудь обо всем,  Эдди. Я заплатила тебе на годы вперед.
Слушай,  мне  надо вернуться в редакцию.  Посижу на телетайпе,
вдруг что  подвернется,  и  как  только  появится  Холмер,  мы
вернемся. Ты в порядке? Сможешь продержаться еще пару часов?
    - Да, я в порядке. - Он увидел, что она обела плащ и вышел
вместе с ней на крыльцо.  - Послушай,  Мэри Бет,  - сказал он,
пока она не уехала.  - А  тебе  не  приходило  в  голову,  что
некоторым  людям  просто нравится помогать другим?  И не из-за
каких-то скрытых мотивов или еще чего, а лишь из-за маленького
человеческого уважения к другим?
    Она рассмеялась. - Я подумаю над этим, Эдди. А ты подумай,
как  усовершенствовать  способ,  заставляющий  людей оставлять
тебя в покое и держаться на расстоянии. Хорошо? Тогда пока.
    Он стоял на крыльце,  глубоко вдыхая мягкий воздух;  может
быть попозже выглянет и  солнце.  Отмытый  дождем  мир  пахнул
свежестью.  Других  домов не было видно.  Он позволял кустам и
деревьям расти свободно,  заслоняя все  вокруг.  Как  будто  я
последний  человек  на  земле,  внезапно  подумал  он.  Густые
заросли отражали даже шум маленького городка.  Если напряженно
вслушиваться,  можно  услышать  шум  машин,  но ни голоса,  ни
чью-то  музыку,  которую  он  обычно  не  выносил,  ни  чьи-то
возгласы и смех.
    А Мэри Бет никогда  не  была  уродиной,  подумал  он.  Она
неплохо  смотрится  даже  сейчас,  в  среднем  возрасте,  а  в
молодости,  должно быть,  была чуть ли не  крсавицей.  Кстати,
подумал  он,  если кто-нибудь станет ее дразнить или обзывать,
она просто прибьет такого. Это будет ее манера. А я нашел свою
манеру,  добавил он, затем порывисто повернулся, вошел в дом и
запер за собой дверь.
    Он принес  в  спальню  стул  из  кухни  и  уселся  радом с
кроватью.  Девушка снова начала  дрожать.  ОН  протянул  руку,
чтобы  поплотнее  подоткнуть под нее одеяла,  но вдруг замер и
всмотрелся.  Черная мантия уже  не  так  плотно  укутывала  ее
голову.  Теперь  он  был уверен,  что она переместилась назад.
Щеки  стали  более  окрытыми.  Он  медленно  стянул  одеяла  и
перевернул  ее.  Мантия  съежилась,  покрылась складками в тех
местах,  где раньше была натянута.  Она резко среагировала  на
обнаженность и содрогалась долгими спазматическими приступами.
    - Да кто же ты, черт возьми? - прошеплат он. - Что с тобой
происходит?
    Он сильно  протер  глаза  и  уселся,  разглядывая   ее   с
нахмуренным лицом. - Ты ведт знаешь, что с тобой будет, верно?
Тебя увезут куда-нибудь,  начнут изучать,  попробуют заставить
говорить,  если ты умеешь,  узнать откуда ты, чего хочешь, где
остальные... Они могут причинить тебе вред. Даже убить.
    Он снова вспомнил золотистые лужицы ее глаз, прикосновение
ее кожи - шелка,  натянутого на что-то твердре,  хрупкость  ее
тела, легкость, с которой он ее нес.
    - Что нужно тебе здесь? - прошептал он. - Откуда ты?
    Несколько минут  он  молча  ее  разглядывал,  потом встал,
отыскал в шкафу  сухие  ботинки  и  обулся.  Надел  фланелевую
рубашку,  очень теплую, затем обернул спящую девушуку одеялом,
перенес в машину и уложил на заднее сиденье. Вернулся в дом за
сторым обеялом и набросил его сверху.
    Он поехал   вверх   по   своей  улице,  избегая  города  и
направляясь к окраинной дороге,  ведущей все  выше  и  выше  в
горы.  Домик Стюярта Уинкля,  подумал он. Уинкль предлагал ему
пользоваться им в любое время.  Он  ехал  осторожно,  медленно
проходя повороты, стараясь не болтать ее на заднем сиденье. Он
съехал  с  шоссе  на  грунтовую  дорогу,  вокруг  него  теснее
сомкнулся лес. Время от времени виднелся океан, потом он опять
свернул и опять потерял океан из виду.  Дорога  взбиралась  на
крутой горный склон,  вверх,  все время вверх; других машин на
ней не было.  Лесорубы больше здесь не  работали,  теперь  это
была  территория,  принадлежащая штату,  неприкосновенная,  по
крайней мере сейчас.  Он остановился  в  одном  из  тех  мест,
откуда  был  виден  океан,  и некоторое время смотрел на вечно
катящиеся  волны,  неизменные  и  непостижимые.  Потом  поехал
дальше.  Домик находился высоко в горах.  Здесь, на верхотуре,
деревья росли мощные,  неохватные и молчаливые,  в густой тени
под  их  кронами  пробивался невысокий подлесок.  Домик был из
грубых досок мамонтова дерева,  обогревался дровяной  печью,ни
водопровода,  ни электричества.  Были в нем керосин для лампы,
множестов сухих  дров  под  навесом  и  полная  кладовка  еды,
которой  Стюарт  Уинкль  велел  распоряжаться  по собственному
усмотрению. В единственной спальне стояли две двойные кровати,
а  в  жилой  комнате - диванчик,  который тоже раскладывался в
постель для двоих. Кроме двух комнат в домике была лишь кухня.
    Он внес  девушку внутрь и уложил на одну из кроватей;  она
была полностью закутана в  одеяла  и  походила  на  кокон.  Он
торопливо  растопил  печь  и  принес солидный запас дров.  Она
совсем как тепличная  орхидея,  подумал  он,  ей  нужно  много
тепла. Когда домик начал прогреваться, он скинулверхнюю одежду
и лег рядом с ней,  так,  как он это делал  раньше,  и  как  и
раньше, она прильнула к его телу, растеклась по нему, впитывая
его тепло.  Время от времени он дремал,  а в промежутках  тихо
лежал, вспоминая свое детство, жару, что обволакивала Индиану,
подобно осязаемому покрывалу,  смерчи,  прилетавшие  иногда  -
смертоносные   воронки,  высасывающие  жизнь  и  крушащие  все
вокруг.  Он дремал,  видел сны и просыпался, и продлжал видеть
сны наяву.
    Он встал,  чтобы подбросить в огонь дров,  и бросил в печь
пленки,  что дала ему на сохранение Мэри Бет. Сходил на кухню,
накачал  воды  из  колонки,  напился,  снова  улегся  рядом  с
ней.Усталость во всем теле возросла, но она была приятной. Его
слабость   была    безболезненной,    какая-то    расплывчатая
неопределенность между сном и явью. Иногда он негромко говорил
ей что-то,  но совсем немного, и слова забывались тут же, едва
сформировавшись.   Лучше   было   просто   тихо  лежать  и  не
шевелиться.  Время от времени  она  резко  вздрагивала,  потом
расслаблялась снова.  Наступили сумерки,  темнота, потом снова
сумерки. Несколько раз он вставал, не давая огню пограснуть.
    Когда наступил новый день,  он встал,  пошатываясь, словно
пьяный,  оделся и пришел на  кухню  сделать  себе  растворимый
кофе.  Тут он ощутил сзади ее присутствие.  Она стояла,  почти
столь же высокая,  как и он,  но невероятно хрупкая, не худая,
но   тоненькая,  как  соломинка.  Золотые  глаза  были  широко
распахнуты. Он не смог понять выражение ее лица.
    - Можешь что-нибудь съесть? - спросил он. - Выпить воды?
    Она посмотрела  на  него.  Черная мантия с головы исчезла.
Она стояла лицом  к  нему,  и  мантии  нигде  не  было  видно.
Странные  складки кожи в паху,  бескостность тела,  отсутствие
волос,  грудей, сам цвет ее кожи выгляднли теперь нормальными,
не  чужими и не отталкивающими.  Он знал,  что кожа ее подобна
прохладному шелку. И знал также, что это не женщина, не "она",
но нечто, чему здесь не место, существо, "оно".
    - Ты можешь говорить? Понимаешь ли меня вообще?
    Выражение ее  лица было столь же непонятным,  как у дикого
существа, лесного животного - чуткое, разумное, непознаваемое.
    - Пожалуйста, - беспомощно произнес он, - если ты способна
понимать меня,  кивни.  Вот так.  - Он  показал  ей,  и  через
секунду она кивнула.  - А вот так - если нет, - сказал он. Она
снова повторила его движение.
    - Ты понимаешь, что люди тебя разыскивают?
    Она медленно кивнула.  Затем очень решительно повернулась,
и  он  увидел,  что  вместо черной мантии,  росшей на голове и
спускавшейся на спину,  теперь переливается радугой пастельных
оттенков нечто мерцающее и сияющее. Эдди затаил дыхание, и это
нечто шевельнулось и слегда раскрылось.
    В хижине  ей  не  хватало  места,  чтобы расправить крылья
полностью.  Она развернула их от  стены  до  стены.  Они  были
похожи на газовую ткань,  тонкие, наполненные живым светом. Не
сознавая,  что он двигается,  Эдди подошел к  одному  крылу  и
коснулся его.  Оно было твердое,  как сталь, и прохладное. Она
посмотрела на него глазами из расплавленного золота и  сложила
крылья снова.
    - Мы уедем куда-нибудь,  где тепло, - хрипло выдавил Эдди.
-  Я  спрячу тебя.  Как-нибудь незаметно провезу.  они тебя не
получат!  - Она прошла через комнату,  остановилась у двери  и
секунду  рассматривала  дверную ручку.  Когда она потянулась к
ручке,  он неуклюже рванулся к ней, но она уже открыла дверь и
выскользнула наружу.
    - Стой! Ты замерзнешь! Умрешь!
    На лесной   поляне,   куда   падали  пробивающиеся  сквозь
огромные деревья косые лучи солнца,  она  обернулась,  подняла
вверх  лицо  и  полностью  расправила  крылья.  Легко,  словно
бабочка или птица,  она  взмыла  в  воздух,  сверкая  сияющими
теперь крыльями, и ему показалось, что она исчезла, когда свет
от крыльев стал отражаться во все стороны.
    - Остановись!   -   снова   крикнул  Эдди.  -  Пожалуйста!
Остановись, ради бога! Вернись!
    Она поднялась   выше  и  взглянула  на  него  сверху  вниз
золотыми глазами. Внезапно воздух словно затрепетал от звуков,
трелей,  арф и флейт.  Ее рот был закрыт, но звуки становились
громче,  пока Эдди не рухнул на колени и со стоном  не  прижал
руки   к   ушам.   Когда  он  посмотрел  снова,  она  все  еще
поднималась,  сияя,  становясь невидимой,  и сияя снова. Потом
исчезла.  Эдди  уткнулся лицом в толстую подушку еловой хвои и
лесного перегноя и лежал неподвижно.  Он почувствовал, как его
дергают за руку и услышал яростные проклятия Мэри Бет,  но они
доносились словно издалека.  Он застонал  и  попытался  уснуть
снова, но она не позволила.
    - Скотина проклятая!  Грязный сукин сын!  Ты  позволил  ей
улететь! Ведь так? Отпустил!
    Он попытался оттолкнуть ее руки.
    - Зараза! Вставай! Слышишь! И не воображай, что я дам тебе
сдохнуть прямо здесь!  Это было бы слишком  хорошо  для  тебя,
бурдюк с жиром. Вставай!
    Он неохотно встал на четвереньки, потом поднялдся и оперся
на нее. Она повела его к хижине, проклиная всю дорогу, пока не
уложила на диван,  а потом нависла над ним,  скрестив на груди
руки и бросая в него яростные взгляды.
    - Почему?  Скажи мне только,  почему?  Ради всего святого,
скажи мне, Эдди, почему? Только не вздумай опять вырубиться, -
закричала  она.  -  Открой  свои  чертовы  глаза  и  держи  их
открытыми!
    Она трясла и щипала  его,  заставлял  пить  привезенное  с
собой виски,  потом кофе. Заставила встаь, походить немного по
комнате,  снова  усадила,  снова  напо