ался, но заставил себя успокоиться, чтобы
ненароком кого-нибудь не убить. Таким образом я и держал
себя в руках, чтобы не очень заряжаться и "искрить", - пусть
думают, что сплю. Они видели хуже меня, так что это могло
помочь. Сначала я думал, все заявятся наверх и прикончат
меня, но нет, они остались ждать внизу, и только один из них
поднялся на второй этаж. Однако он даже не зашел ко мне -
только прошелся по другим комнатам, разбудил спящих и
заставил спуститься вниз, а потом выгнал из дома.
   Это меня еще больше напугало. Тут уже никаких сомнений
не оставалось: они не хотели, чтобы я "искранул"
кого-нибудь поблизости, когда на меня набросятся. Хотя с
другой стороны, подумал я, это неплохой признак: боятся - и
правильно. Я мог протянуться дальше их всех и ударить
сильнее. Кроме того, когда я вернул дочери папаши Лема то,
что та на меня наслала, они поняли, что я способен отразить
их удар, если им вздумается меня "запылить". Разумеется,
они не знали, на что я еще способен.
   Но я этого и сам тогда не знал.
   Наконец все выбрались из дома, кроме той компании на
первом этаже. Вокруг дома тоже стояли - может, кто следил
за мной, может, просто так, но я решил, что выбираться через
окно будет рискованно.
   Затем кто-то снова двинулся наверх. Сгонять вниз больше
было некого, так что, понятно, шли по мою душу. Всего один
человек, но легче от этого не становилось - любой взрослый,
умеющий управляться с ножом, мог бы, наверно, со мной
справиться. Я еще не совсем вырос - во всяком случае,
надеюсь, - а драться мы в приюте особенно не дрались. Так,
мутузили друг друга во дворе, но это несерьезно. Я даже
пожалел на мгновение, что не занялся в свое время "кунгфу"
вместо того, чтобы просиживать за учебниками, стараясь
наверстать недоученное в приютской школе. Мертвому ни
математика, ни другие науки уже не понадобятся.
   Хуже всего было то, что я его не видел. Может, на самом
деле они просто убрали из дома всех детей, чтобы,
проснувшись утром, меня не разбудили. Может, они хотели как
лучше. А этот, на лестнице, поднимался, чтобы проверить,
все ли у меня в порядке, или принести чистую одежду, или еще
что, кто его знает? Я ведь не знал наверняка, что он хочет
меня убить, - как же я мог "искрануть" его, не будучи
уверен? Но если это действительно так, тогда, конечно же,
лучше было бы разделаться с ним, прежде чем он доберется до
меня...
   Так или иначе, решать мне не пришлось. Пока я лежал и
думал, что делать, он поднялся по лестнице, подошел к двери,
повернул ручку и вошел в комнату.
   Я старался дышать мелко и ровно, как спящий. И старался
не "искрить" слишком сильно. Если он просто проверяет, то
сейчас уйдет.
   Человек не ушел. Двигался он очень тихо, чтобы я
случайно не проснулся. И напуган был дальше некуда. Так
напуган, что я сразу понял: он здесь отнюдь не для того,
чтобы подоткнуть мне одеяло или пожелать спокойной ночи.
   И я решил его "искрануть". Но оказалось, у меня нет
никаких "искр"! В смысле, я не злился и ничего такого. Я
никогда раньше не пробовал убивать кого-нибудь специально,
это всегда случалось, когда я уже был на взводе и просто
терял над собой контроль. И сейчас это стремление
успокоиться так на меня подействовало, что я не мог ничего
сделать. Ни одной лишней "искры" у меня не было, только
обычная светящаяся тень, а он уже стоял рядом, и времени
совсем не осталось, так что я просто скатился с кровати. В
его сторону, что, может быть, глупо - я мог напороться на
нож, - но ведь я еще не знал наверняка, что у него есть нож.
Я думал, собью его с ног или толкну.
   Я его толкнул и грохнулся на пол, но он устоял и даже
успел полоснуть меня по спине. Не очень сильно, больше
рубашке досталось, но, поняв, что он с ножом, я ужасно
испугался, вскарабкался на ноги и на четвереньках отполз в
сторону. Света от окна не было, и мы ходили будто в большом
темном шкафу. Я не видел его, он - меня. Вернее, я-то
видел - или по крайней мере чувствовал, где он, - и теперь
сам "искрил", как ненормальный, так что этот человек тоже
должен был меня видеть, если только они не послали кого-то с
совсем уж слабыми способностями.
   Но оказалось, так оно и есть. Он просто топтался по
комнате и, видимо, надеясь меня зацепить, размахивал ножом -
я слышал свист. Меня он просто не видел.
   А я все это время старался завестись, но ничего не
выходило. По желанию никогда нельзя разозлиться. Может
быть, у хорошего актера это получится, но я не актер.
Короче, я был напуган и "искрил", но никак не мог послать
импульс в него. И чем больше об этом думал, тем спокойнее
становился.
   Вроде как всю жизнь носишь с собой автомат и время от
времени случайно отправляешь на тот свет людей, которым
совсем не желаешь зла, а когда тебе в первый раз
действительно нужно кого-нибудь пристрелить, автомат
заедает.
   Я перестал злиться. Просто сидел там, понимая, что скоро
умру и что наконец научился держать себя в руках, не убивая
людей направо и налево, - мне уже совсем не хотелось
покончить с собой, но как раз теперь-то меня и прикончат.
Только у них не хватило духу сделать это в открытую, и они
отправили человека перерезать мне глотку во сне. Мои
дорогие любящие родители, которых я не видел столько лет,
тоже были на том совещании, где все это решалось. Черт,
папочка и сейчас стоял внизу, ждал, когда убийца спустится
вниз и скажет, что со мной покончено. Будет ли он меня
оплакивать? Нет, мол, больше на свете моего маленького
мальчика... Лежит теперь Мик в сырой, холодной земле...
   И вот тут-то я завелся по-настоящему. Все очень просто.
Не надо специально себя заводить, надо лишь подумать о
чем-то таком, что тебя разозлит. Я уже весь "искрил" от
страха, а тут еще и завелся, так что теперь во мне этого
дела оказалось больше, чем нужно. Только выпустив свой
импульс, я послал его не в того типа, что топтался с ножом
по комнате. Огненный шар во мне сам рванулся вниз, через
пол, и прямо в моего дорогого папочку. Я слышал, как он
кричит. Он сразу все почувствовал, И я почувствовал. Я
ведь не собирался этого делать. Мы впервые встретились
всего за несколько часов до того, но он ведь был моим отцом,
а ему досталось больше, чем доставалось от меня кому-нибудь
другому за всю мою жизнь. Я не собирался убивать отца,
ей-богу. Это же дико.
   Потом я вдруг словно ослеп. В первую секунду мне
показалось, что это ответный импульс, "искры", но я тут же
понял, что включился верхний свет в комнате. До человека с
ножом наконец дошло, что ему же будет лучше, когда видно,
что делаешь. К счастью, свет ослепил его так же, как и
меня, иначе я бы и понять ничего не успел, а он уже всадил
бы в меня нож. Пока он моргал, я успел перебраться в
дальний угол комнаты.
   Надо сказать, я никакой не герой, но в тот момент
подумал, что брошусь на этого типа.
   Потом я вдруг сообразил. Идею подсказали провода в
стенах с бегущим по ним током. Это ведь электричество, и та
леди в Роаноке говорила про мою "биоэлектрическую систему",
так что я подумал: вдруг что-то получится?
   Сначала я хотел что-нибудь закоротить, устроить короткое
замыкание, но во мне не настолько много электричества.
Затем решил попробовать вроде как подключиться к сети, чтобы
добавить силы своим импульсам, но вовремя одумался, потому
как это все равно что сесть на электрический стул. Может,
мне это и удалось бы, но тут, если ошибешься, то уже точно
конец.
   Однако кое-что я все-таки мог. Рядам на столике стояла
лампа. Я содрал с нее абажур и швырнул его в того типа - он
все еще стоял у двери и соображал, что это за крик -
раздался внизу. Я схватил лампу, включил ее, а затем разбил
лампочку о столик - посыпались искры, и она погасла.
   Я держал лампу в руке, как дубину, чтобы он подумал,
будто я именно так и собираюсь ею воспользоваться. Наверно,
если бы мой план не сработал, я бы так и поступил -
попытался бы выбить нож лампой. Но пока он смотрел на меня,
готовясь броситься вперед, я вроде как ненамеренно опустил
лампу разбитым концом на кровать и воспользовался своими
"искрами", скопившимся во мне зарядом злости. Я не мог
метнуть заряд в того типа - вернее, мог, но это было бы как
с водителем автобуса: смерть, например, от рака легкого
через шесть месяцев. К тому времени я бы уже полгода как
дал дуба от многочисленных ножевых ран.
   Короче, я качал "искры" и гнал их по руке, а затем
дальше, через всю лампу, словно растягивал свою тень. И
получилось! "Искры" текли до конца лампы и накапливались
там беспрерывно, а я тем временем думал о том, как папаша
Лем решил убить меня, потому что я посчитал его дочь
уродиной, и как он заставил меня убить отца, хотя я и
знал-то его меньше, чем полдня, и все это время заряжался,
заряжался...
   Наконец зарядился достаточно, и внутри разбитой лампочки
начали проскакивать искры - прямо по простыне. Настоящие
искры, которые я не только чувствовал, но и видел. Через
две секунды постель вспыхнула, и вот тут-то я размахнулся
лампой, вырвал шнур из розетки и швырнул ее в этого типа.
Он присел, а я в ту же секунду сгреб с постели горящее
покрывало и бросился на него. Я не знал, на ком из нас
раньше загорится одежда, но подумал, что это будет слишком
для него неожиданно, и он не догадается ткнуть меня ножом
через покрывало. Так и вышло: он выронил нож и попытался
сбросить с себя покрывало, что ему не очень-то удалось.
Затем он рванулся к двери, но я двинул его носком ботинка по
лодыжке, и он растянулся на полу, все еще сражаясь с
покрывалом.
   Я схватил его нож и полоснул ему по ноге, сзади. Нож
оказался острый, как бритва. Может, я был здорово зол и
испуган и потому полоснул сильнее, чем мне казалось, но
получилось чуть не до самой кости. Он все еще боролся с
горящим покрывалом и кричал, кровь хлестала, а огонь уже
перекинулся на обои, и я подумал, что у меня будет больше
шансов смыться, когда им придется тушить пожар.
   Еще я подумал, что не очень-то далеко убегу, если сгорю
вместе с домом, и понял, что человек, который пришел меня
убивать, уже горит. Это сделал с ним я, сделал что-то столь
же ужасное, как рак. Но мне было все равно: я убил столько
народа, что теперь это никак меня не задело, тем более что
он сам пытался меня убить. И никакой жалости к нему я не
испытывал, потому что старому Пелегу было ничуть не лучше.
По правде сказать, мне даже стало легче - я вроде как
поквитался с ними за смерть Пелега, хотя на самом деле обоих
убил я сам. И если вы спросите, как можно сквитаться за
Пелега, убив кого-то еще, то я скажу, что в этом все-таки
есть какой-то смысл, - я ведь по их вине рос в приюте, а не
там, среди своих. А может, смысл был в том, что этот тип
заслуживал смерти, а старый Пелег - нет, и тот, кто
заслуживал, должен был умереть смертью такой же страшной.
Не знаю. Я тогда об этом и не раздумывал. Просто слышал,
как он кричит, но даже не хотел ему помочь... Нет, я не
злорадствовал, не думал: "Гори, сволочь, так тебе и надо",
- но в то же время чувствовал, что я не человек - монстр,
чудовище, как мне всегда и казалось. Вроде тех, что бывают
в фильмах ужасов. А тут прямо как из фильма про
какого-нибудь садиста-убийцу: человек катается по полу,
горит и кричит, а чудовище стоит посреди огня, и ему хоть бы
что.
   Меня огонь даже не тронул. Все вокруг горит, а передо
мной пламя словно отступает - столько во мне искр от
ненависти к самому себе, что ему просто не подойти. Я с тех
пор много об этом думал. В том смысле, что даже этот
шведский ученый не знает о биоэлектрических делах все до
конца. Может быть, когда я завожусь и начинаю сильно
"искрить", получается так, что меня нельзя убить. Может,
эти генералы в гражданскую войну вот так и скакали по полю
боя под пулями, - или это про другого генерала, во вторую
мировую? - и ничего им не делалось. Может, когда ты
слишком сильно заряжен, с тобой просто ничего не может
случиться. В общем, не знаю. Но когда я решил двигаться и
открыл дверь, горела уже вся комната и сама дверь. Однако я
просто открыл ее и вышел в коридор. Сейчас вот у меня на
руке повязка - это доказывает, что раскаленную дверную ручку
я без всякого вреда схватить все же не мог, но ни один
человек не выжил бы там, а я вышел, и хоть бы волосок
пригорел.
   Я не знал, кто есть в доме, но побежал вниз. Определять
людей по искрам мне еще было непривычно, так что я даже не
догадался проверить. Просто спустился вниз с этим
окровавленным ножом в руке. Однако нож оказался не нужен:
все убежали еще до того, как я спустился на первый этаж.
Все, кроме отца. Он лежал посреди гостиной, сжавшись в
комок, - голова в луже блевотины, а зад в луже крови- и весь
трясся, словно от холода. Я его в самом деле убил, потому
что внутри у него, наверно, ни одного живого места не
осталось. Скорее всего он меня даже не заметил. Но
все-таки это был мой отец, и даже чудовище не оставляет
своего отца в горящем доме. Я хотел его вытащить на улицу и
схватил за руки.
   Только я совсем забыл, что до предела заряжен. Едва я к
нему прикоснулся, как все эти искры просто рванулись из меня
и обволокли его целиком. Никогда раньше со мной такого не
случалось - он весь засветился, как будто часть меня самого,
и словно утонул в моем сиянии. Я совсем этого не хотел, но
напрочь забыл, что мне нельзя его трогать. Я хотел спасти
его - попытаться спасти, - а вместо этого всадил в него
такой заряд, какого никогда никому еще не перепадало. Тут я
просто не выдержал и закричал.
   Потом все-таки вытащил отца на улицу. Он весь обмяк, но
даже если я его и убил, превратив все внутренности в желе, я
не хотел, чтобы он оставался в горящем доме. Мне только про
это и думалось, а еще про то, что я должен сам пойти в дом,
подняться по лестнице, загореться и умереть. Но, как вы
догадываетесь, я ничего такого не сделал. Вокруг все орали:
"Пожар! Пожар! Близко не подходить!", - и я решил, что
лучше, пока не поздно, смыться. Тело отца лежало на лужайке
перед домом. Мне показалось, я слышал выстрелы, или это
дерево трещало в огне - не знаю. Я обошел вокруг дома и
бросился к дороге, а когда на пути попадались люди, они
просто разбегались в стороны, потому что даже самый
последний балбес в этой деревне мог видеть мои искры - так я
здорово завелся.
   Бежал я, пока не кончился асфальт. Дальше шла грунтовая
дорога. Луну заволокло облаками, так что я почти ничего не
видел и то и дело наталкивался на кусты. Один раз я
свалился и, оглянувшись назад, увидел огонь. Горел уже весь
дом и даже деревья над ним. Дождя и в самом деле давно не
было, так что деревья стояли сухие, и я подумал, что сгорит,
наверное, не один только дом, У меня даже возникла надежда,
что они за мной не погонятся.
   Глупо, конечно, чего там говорить. Если уж они решили
прикончить меня только потому, что я отверг дочку папаши
Лема, то как же они отреагируют, когда я, считай, сжег их
тайный городишко? Понятное дело, как только им станет
понятно, что я сбежал, они бросятся в погоню, и мне еще
повезет, если пристрелят сразу.
   Я подумал: была не была- срежу через лес и где-нибудь
спрячусь, но потом решил, что лучше идти по дороге как можно
дольше, пока не увижу свет фар. Неожиданно дорога
кончилась. Вокруг - одни кусты и деревья. Я двинулся назад
и попытался отыскать развилку. Долго плутал, как слепой в
траве, то и дело теряя колеи грунтовой дороги, и тут увидел
свет фар в той стороне, где горели дома, их уже горело по
крайней мере три. Они наверняка поняли, что городку конец,
и, оставив лишь несколько человек, чтобы вывести детей в
безопасное место, бросились за мной в погоню. Во всяком
случае, я бы именно так и поступил, и черт с ним, с раком,
они ведь понимали, что всех сразу мне не одолеть. А я даже
не мог отыскать дорогу. Когда их машины окажутся достаточно
близко, смываться будет уже поздно...
   Только я собрался рвануть в лес, как прямо передо мной,
футах в двадцати, вспыхнули фары. Я чуть в штаны не
напустил от испуга. "Все, - подумал. - Теперь, Мик Уингер,
тебе точно конец".
   И вдруг слышу ее голос:
   - Мик, идиот, что ты стоишь там, на свету, иди скорей
сюда. Да, та самая леди из Роанока. Я по-прежнему ее не
видел, но узнал голос и рванул к машине. На самом деле
дорога не кончилась, просто свернула в сторону, и она
припарковалась как раз в том месте, где грунтовая дорога
сходилась с насыпной. Я подскочил к двери машины - не знаю
уж, что это была за машина, может, "Блейзер" с
четырехколесным приводом, - но дверь оказалась заперта. Она
кричит, чтобы я скорей садился, а я кричу, что никак не
открою, но потом наконец дверь открылась, и я забрался
внутрь. Она тут же подала назад, развернула машину так
резко, что я, не успев закрыть дверь, едва не вывалился, и
сказала:
   - Ремень пристегни.
   - Ты за мной следила? - спросил я.
   - Нет, я просто устроила здесь пикник. И, черт побери,
пристегни наконец ремень!
   Я пристегнул и обернулся назад. У поворота на насыпную
дорогу подрагивали пять или шесть пар огоньков - мы
оторвались всего на милю.
   - Мы искали это место много лет, - продолжала она. -
Думали, они обосновались в округе Рокингем. Выходит, мы
здорово ошибались.
   - А где мы сейчас?
   - Округ Аламанс.
   И тут я словно сорвался:
   - Черт бы все побрал! Я убил там своего отца!
   - Мик, ты только не злись на меня, только не заводись.
Извини. Успокойся. - Наверное, она больше ни о чем и
думать не могла: лишь бы я не разозлился и не убил ее
ненароком. Но мне трудно ее осуждать, потому что справиться
с собой в тот раз мне едва оказалось по силам. Если б я не
сдержался, я бы ее точно прикончил. Еще и ладонь начала
болеть - из-за того, что я схватился за раскаленную дверную
ручку, - и болела все сильнее и сильнее.
   Машину она вела умело.
   Иногда мы вылетали на поворот так быстро, что ей
приходилось ударять по тормозам- мы скользили, и я каждый
раз думал, что вот сейчас-то нам точно конец. Однако она
всякий раз возвращала машину на дорогу, и мы неслись дальше.
   У меня уже просто сил не осталось для переживаний. Я
сидел с закрытыми глазами, стараясь успокоиться, но потом
вдруг вспомнил отца, лежащего в крови и блевотине, хотя я
его и невзлюбил сразу, но это все равно был мой отец. И
того типа вспомнил, что сгорел в моей комнате, - тогда меня
это совсем не трогало, но, сидя в машине, я снова испугался,
разозлился и возненавидел себя пуще прежнего. Я едва
сдерживался, но не мог выпустить эти искры, и мне очень
хотелось умереть. Затем я понял, что банда, которая за нами
гналась, уже близко, и теперь я их чувствую. Вернее, нет,
дело не в том, что нас догоняли: просто они были так злы,
что "искры" с них сыпались, как никогда раньше. Ну я и
решил: раз они так близко, значит, я могу разрядиться.
Взял и метнул в них весь свой заряд. Не знаю уж, попал я
там в кого или нет. Я даже не знаю, может ли моя
биоэлектрическая система действовать на таком расстоянии.
Однако я сбросил все свои "искры", ничуть не повредив леди,
сидевшей за рулем.
   Вскоре мы выехали на асфальт, и я только тут понял, что
настоящей бешеной езды мне видеть еще не приходилось: все,
что я видел раньше, это цветочки. Она жала на газ, смотрела
на поворот дороги впереди и тут же выключала свет, не доехав
даже до половины изгиба дороги, - рехнуться можно, но смысл
в этом был. Они следовали за светом наших фар и, когда мы
их выключили, на какое-то время пропали из виду. Кроме
того, не зная, что впереди поворот, они могли слететь с
дороги или по крайней мере замедлить ход. Мы, понятное
дело, тоже могли гробануться, но эта леди явно знала, что
делает.
   Потом мы вылетели на прямой участок дороги с перекрестком
впереди. Я решил, что она свернет, но нет, она гнала машину
дальше, в кромешную тьму.
   Я уже начал думать, что мы вот-вот куда-нибудь вмажемся,
но в этот момент она сбросила газ, высунула руку в окно и
мигнула фонариком. Ехали мы довольно быстро, но короткой
вспышки света хватило, чтобы дорожный знак впереди сверкнул
отражающей поверхно