омканной  желтой
блузкой, и выскочила в прихожую. Там раздался непонятный громкий треск - и
все стихло. Я, совершенно сбитый с толку, все ждал,  что  вот-вот  хлопнет
входная дверь - но она так и не хлопнула.
     А потом в прихожей простучали  каблучки  и  в  комнату  вошла  Алена.
Которую я только что видел из окна. Одетая. Я почти ничего  не  соображал,
лишь мелькали в моей голове какие-то  обрывки  мыслей  о  галлюцинациях  и
выпитом под видом шампанского отвара из мухоморов. Я  продолжал  стоять  у
окна в одних трусах и таращиться на Алену в красном жакете и черных брюках
(точно такие же лежали на стуле), а  она  мгновенно  осмотрела  комнату  с
остатками ужина на столе, фужерами на полу, желтой  блузкой  и  диваном  с
разбросанными подушками - и, кажется, покачнулась,  увидев  белые  женские
трусики на паласе. Не успел я и слова сказать, как она подлетела ко мне  и
с размаху влепила пощечину.
     - Ах ты гад! Значит, Маринка не ошиблась! - Глаза ее сверкали и  были
уже полны слез. - А я-то, дура, думала...
     Она с ненавистью толкнула меня в грудь, так что  я  чуть  не  сел  на
подоконник, и бросилась из комнаты. И на этот раз входная дверь  хлопнула.
Очень громко.
     Это, наконец, вывело меня из столбняка и я, выпустив  блюдо  из  рук,
устремился вслед за ней.
     И  в  прихожей  обнаружил  еще  один  сюрприз.  Дверь  квартиры  была
приоткрыта, а планка врезного замка валялась на полу, со щепками вырванная
из дверной коробки. Теперь я понял причину недавнего громкого треска: судя
по всему, Алена... ("Алена?.. Алена ли?.." - холодея, подумал я), в общем,
та, что покинула квартиру первой, не стала возиться с  замком,  а  просто,
ухватившись за сквозную ручку, рванула дверь на себя и  буквально  выдрала
щеколду из  прорези  вместе  с  привинченной  четырьмя  длинными  шурупами
планкой...
     Только что по спине моей бегали ледяные  мурашки,  а  тут  мне  сразу
стало жарко. Это какой же силищей надо обладать, чтобы вот так, с ходу,  с
одного раза - и вырвать с мясом?! Обдумывать этот  факт  мне  было  просто
страшно, и я выбежал на лестничную площадку.  Спустился  по  ступенькам  к
двери подъезда, напоролся босой подошвой на что-то колючее и  остановился.
Отбросил ногой острый  камешек  и  только  тут  сообразил,  что  собираюсь
показаться во дворе чуть ли не в костюме нудиста.
     Все-таки я решил высунуться из подъезда - но Алены уже не было видно.
И той, другой, - тоже. Куда же она могла подеваться... голая?..
     Прихрамывая, я вернулся в квартиру, стараясь не думать  о  чудесах  с
замком, и начал поспешно натягивать брюки. Нужно  было  прыгать  за  руль,
догонять Алену и попытаться ей все растолковать...


     - Андрей, мне страшно, - поежившись, сказала Алена и  обхватила  себя
руками за плечи.
     Она стояла в углу, прислонившись к шкафу, а я  сидел  возле  стола  с
неубранными тарелками, и мне тоже было страшно. С кем же это я провел весь
вечер, с кем миловался на диване?  С  призраком,  порожденным  собственным
моим воображением? Нет, это  был  не  призрак,  а,  напротив,  очень  даже
материальное существо... С воплотившимся в силу каких-то неведомых  причин
образом, выплеснувшимся  из  подсознания?  Или  я  стал  персонажем  новой
компьютерной игры, самой новейшей реальности из  всех  реальностей?  Может
быть, это та самая игра, которой я развлекался  совсем  недавно,  в  конце
рабочего дня? Но разве персонаж должен  осознавать  себя  персонажем?..  Я
чувствовал, что ум мой, кажется, начинает заходить за разум...
     Алену я догнал в трех кварталах от  моего  дома  и  буквально  силком
затолкал в "москвич"  (прохожие  смотрели,  но  не  вмешивались).  Попытка
обрисовать ей действительное положение дел стоила мне,  наверное,  десятка
лет жизни, но все-таки увенчалась относительным успехом. Кажется, она  мне
поверила. Мы вернулись в мою квартиру,  и  теперь  Алена  знала  обо  всем
случившемся, пожалуй, не меньше меня. Хотя...
     - Послушай, - сказал  я,  чувствуя,  как  холодеет  в  груди,  -  она
интересовалась маминым блюдом.
     - Каким блюдом?
     Я  посмотрел  на  опустевшую  стену  и  мне  стало  совсем   скверно.
Растерянно пошарив глазами по комнате, я, наконец, заметил блюдо на  полу,
возле тумбочки с телевизором, и вспомнил, что выронил его перед  тем,  как
покинуть квартиру.
     - Вот этим. - Я поднял блюдо и подошел к Алене. - Это  наша  семейная
реликвия, ему лет триста, а то и больше.  Ты  ведь  на  него  не  обращала
внимания?
     - Да нет, помню, - неуверенно сказала Алена. - Оно  вон  там  висело,
возле  полки.  Я  думала  -  из  худсалона,  там  что-то  такое  постоянно
продается.
     - Ну вот, ты внимания на него не обращала, а она обратила. Понимаешь?
Тут что-то...
     Я замолчал на полуслове. Я вспомнил о недавнем визите сухопарой дамы.
Дама заявилась под вечер,  отрекомендовалась  членом  группы  по  изучению
общественного мнения при городской газете "Вечерний вестник" и сунула  мне
анкету. "По телефону  не  все  соглашаются  отвечать,  поэтому  приходится
ходить по домам, - объяснила дама. - Анкетирование анонимное, так что свою
фамилию  можете  не  указывать".  Я  читал  вопросы,   касающиеся   разной
политической-экономической белиберды, проставлял крестики и нолики, а дама
сначала расхаживала по комнате, а потом принялась рассматривать блюдо. Да,
она довольно долго рассматривала блюдо - но тогда я, конечно же, не придал
этому никакого  значения;  надо  же  ей  было  чем-то  занять  себя,  пока
респондент (кажется, так  это  у  них  называется?)  пытается  сообразить,
устраивает  или  не  устраивает  его  темп  приватизационных  процессов  в
масштабах города и по душе  ли  ему  партия  любителей  сала?  Потом  дама
забрала анкету и, сдержанно поблагодарив меня, удалилась.
     Теперь я был почти  уверен,  что  даму  интересовало  не  мое  мнение
относительно политики и экономики, а мамино блюдо. А спустя несколько дней
появилась... эта... Звенья одной цепи.
     Но куда она делась, выбежав от меня? Я уже выяснил, что Алена  никого
в подъезде не встретила. Дверь моей квартиры  была  распахнута  настежь  и
Алена сразу вошла и направилась в комнату. И так далее...
     Я подумал, что вряд ли та, прикинувшаяся Аленой,  расхаживает  сейчас
голышом по городу, как этакая леди Годива или джайнистский монах-дигамбар.
Можно было предположить, что она побежала  не  к  выходу  из  подъезда,  а
наверх, чтобы потом вернуться и забрать свою одежду.  Но  она  не  забрала
одежду.
     Мне  не  хотелось  строить  никаких   предположений.   Мне   хотелось
проснуться...  или  очнуться...  Вернуться  в  прошлое,  до  начала   этих
непонятных и пугающих событий...
     - Мне страшно, - повторила Алена.
     Я успокаивающе погладил ее по волосам, хотя сам чувствовал озноб.
     - Не надо, Андрей.
     Она отстранилась и выскользнула из угла.  Брезгливо  отбросила  ногой
под диван белые трусики. Поджав губы, принялась  рассматривать  блузку  на
стуле.
     - Такая же... - Она растерянно взглянула на меня. - Но не моя. У моей
тут шов разошелся, я сама зашивала. А здесь  нет...  Андрей,  что  это  за
блюдо?
     Я положил блюдо на письменный стол и сел. Пожал плечами.
     - Я тебе уже сказал. Старинная вещь - вот и все. Если бы не  ты  -  я
его, наверное, уже подарил бы... тебе...  Если  бы  не  ты...  -  Вдруг  я
вспомнил недавние слова Алены. - А что ты там говорила насчет Маринки?
     Алена бросила на меня быстрый взгляд  и  ответила  не  сразу,  словно
сомневалась - нужно ли вообще отвечать на мой вопрос?
     - Я и пришла из-за Маринки...
     Она рассказывала, а я слушал  ее,  и  открыл  для  себя,  что  Алена,
оказывается, ревнива. Она направилась ко мне домой из-за ревности.
     Вот как все получилось: на работу ко мне она не  звонила  и  никакого
шампанского не сулила.  Пришла  домой  из  своей  лаборатории  и  занялась
выкройками,  а  потом  возникла  необходимость   проконсультироваться   по
белошвейным делам  и  она  позвонила  подружке  Маринке.  Разговор  у  них
получился примерно такой: "Еще не  вечер,  а  ты  уже  дома?  -  удивилась
Маринка. - Поругалась со своим Андрюшей?" Алена  ответила,  что  не  имела
счастья встречаться со мной сегодня, на что Маринка возразила:  "Да  я  же
вас обоих из троллейбуса видела, за  мостом,  у  светофора  -  обшарпанный
такой синий "москвичок". Махала вам, махала, да все без толку.  Троллейбус
стоял на перекрестке, а вы сзади". Алена предположила, что подруга  что-то
путает, а Маринка в ответ заявила, что еще не  совсем  спятила.  А  потом,
сообразив, видимо, что Алена просто хочет скрыть ссору со  мной,  оставила
эту тему и дала консультацию по швейному делу.
     Однако  Алене  было  уже  не  до  выкроек.  Конечно,  Маринка   могла
ошибаться... но все-таки Алена была готова заподозрить меня в  нелояльном,
так сказать, поведении. Несколько раз  она  звонила  мне,  но  безуспешно.
Работа валилась у нее из рук и она, наконец, позвонила в  бюро  ремонта  и
попросила проверить мой номер. Там проверили и  ответили,  что,  вероятно,
поврежден телефонный аппарат. И тогда она направилась ко мне...
     - Да, телефон у меня не пашет почему-то, - подтвердил я.
     И в этот момент в прихожей раздался телефонный звонок.
     Мне сделалось как-то не по себе, Алене, кажется, тоже, потому что она
вздрогнула и испуганно посмотрела на меня.
     - О! Заработал! - преувеличенно бодро сказал я, поднялся и направился
в прихожую.
     - Приглас-сите Олю... пжалс-ста... - сказали в трубке,  заплетаясь  и
спотыкаясь на словах и шумно дыша. - Пр-рошу...
     - Попробуйте правильно набрать  номер,  -  посоветовал  я,  нажал  на
рычаги и послушал: телефон, кажется, был вполне исправен, из трубки  лился
нормальный непрерывный гудок.
     Алена, нахмурившись, стояла посреди комнаты и смотрела  на  диван  со
скомканной простыней. Выходило так, что я ей невольно изменил... не  зная,
что изменяю. С кем же это я ей изменил?..
     - Что делать, Андрей? -  Алена  зябко  передернула  плечами.  -  Надо
куда-то заявить. Это же все неспроста...
     - Куда заявить? В милицию? Думаю, пошлют они меня  подальше  с  таким
заявлением.
     Я  попытался  сосредоточиться.  Кому-то,   видимо,   очень   хотелось
заполучить  блюдо  (я  старался  даже  не  предполагать,   кому   именно).
Заполучить его, в принципе, несложно. Меня целый  день  нет  дома.  Первый
этаж.  Улучи  подходящий   момент,   высади   окно   (или   аккуратненько,
стеклорезом, чтобы не шуметь) - и забирай.  К  чему  же  эти  необъяснимые
сложности с лже-Аленой?. Стоп-стоп-стоп! По семейному преданию, блюдо  все
равно возвращается к владельцу... Значит... значит, владелец должен отдать
его добровольно... Подарить! Именно подарить - чего и добивалась  от  меня
лже-Алена. Но то же предание запрещало продавать или отдавать  его...  Что
же из этого следует?
     Что из  этого  следует,  я  не  мог  сообразить.  Я  чувствовал  себя
возбужденным  и  измотанным  одновременно.  Надо   было   по   возможности
отключиться от прокручивания происшедших событий и постараться  хорошенько
выспаться. Хватануть двойную дозу снотворного - и забыться...
     - Пойдем, - сказал  я  подавленной  Алене.  -  Отвезу  тебя  домой  и
попробую отрубиться. Надеюсь, второй попытки сегодня не будет.
     Порывшись в ящиках письменного стола,  я  отыскал  ключ  от  верхнего
замка входной двери. Подумал немного, и  все-таки  отнес  блюдо  в  мамину
комнату и положил в шкаф, под полотенца.
     "Агасфер", просыпаясь, недовольно заквохтал и потащился  по  вечерней
улице. Алена сидела очень тихо, и я ласково и  ободряюще  погладил  ее  по
плечу. И опять она отстранилась. Что ж, возможно, на ее  месте  я  вел  бы
себя точно так же...
     - Ты знаешь... я все думала, - с запинкой сказала вдруг Алена.  -  Ты
спрашивал, не встретила ли я кого-нибудь в подъезде... Я и  не  встретила.
Только когда вошла, с твоей площадки вверх по лестнице кошка побежала.
     - Какая кошка? - тупо спросил я. - Чья  кошка?  Нет  у  меня  никакой
кошки.
     - Не знаю... Обыкновенная, серая.
     Я взглянул на  бледную  Алену,  вновь  ощутил,  как  чьи-то  холодные
коготки прошлись по спине под рубашкой и подумал: "Обыкновенная ли?.."


     Наутро все происшедшее и все  страхи  мои  показались  мне  внезапным
помрачением сознания; но осталось пятно на выцветших обоях  в  том  месте,
где  вчера  висело  блюдо,  и  осталась  выдранная  из   дверной   коробки
металлическая планка. И  лежала  на  стуле  чужая  одежда.  Я  не  находил
случившемуся никаких объяснений,  но  был  почему-то  уверен,  что  ничего
хорошего все эти дела, связанные с блюдом, мне принести не могут.
     И тут же, за бритьем, принял решение, хотя  далось  оно  мне  не  без
некоторой внутренней борьбы.  Я  не  очень  верил  во  всякую  чертовщину,
вернее, не интересовался ею, но случившееся  поуменьшило  мой  скептицизм.
Что я мог  противопоставить  приступившим  к  действиям  неведомым  силам?
Ровным счетом ничего. А ведь  следующая  попытка  завладеть  блюдом  может
оказаться не такой мирной... и бескровной...  Поэтому  я  вынул  блюдо  из
шкафа, положил в старый  полиэтиленовый  пакет  с  оборванными  ручками  и
крест-накрест перевязал веревкой. Посмотрел на мамину фотографию на  трюмо
и мысленно сказал: "Прости, мама..."
     Я уже допивал чай, когда раздался звонок телефона. Звонила Алена.
     - Ну что, Андрюша? - спросила она. - Как ты там?
     - Все нормально, Аленушка. Спешу на службу. И думаю принять кое-какие
меры.
     - Какие меры? - насторожилась Алена.
     - Дабы подобные случаи больше не повторялись.
     Она вздохнула, но расспрашивать не стала. В  трубке  слышался  чей-то
заливистый смех - коллектив у них в лаборатории подобрался веселый.
     - Кого это там у вас разбирает? - полюбопытствовал я. - Уж не  Титову
ли?
     - Ее, - подтвердила Алена. -  А  меня  в  командировку  посылают.  До
пятницы. Позвонишь?
     - Конечно. Не переживай, все будет хорошо.
     Алена опять вздохнула.
     - Ладно, Андрюша. Целую...
     - Целую, Аленушка.
     Захватив пакет с блюдом, я вышел из дому,  разбудил  "Агасфера",  как
всегда ночевавшего на площадке у погребов напротив моего окна, и поехал на
работу.
     Рабочий день я начал с  двух  телефонных  звонков.  Сначала  позвонил
насчет облицовочной плитки - и услышал в ответ,  что  плитка  уже  уплыла.
Потом,  разыскав  в  справочнике  номер  редакции  "Вечернего   вестника",
побеспокоил  газетчиков  и  поинтересовался  анкетированием  населения.  И
узнал, что никакого анкетирования они не проводили и по  квартирам  никого
не посылали... Впрочем, подобного ответа я и ожидал.
     До обеденного  перерыва  я  кое-как  дотянул,  добросовестно  пытаясь
работать, хотя временами совершенно не понимал,  что  творится  на  экране
моего компьютера. Не думать о случившемся я просто  не  мог.  Перед  самым
перерывом мне пришла в  голову  одна  мысль  и  я  набрал  номер  Алениной
лаборатории. "Она в командировке, - ответила хохотушка Титова. -  Вы  что,
Андрей  Владимирович,  проверяете?"  Да,  я  действительно   проверял,   с
настоящей ли Аленой разговаривал утром.
     Потом я погнал "москвич" на окраину города, к плотине. Остановился  у
захламленной лесополосы, протянувшейся над обрывистым  берегом,  пробрался
сквозь заросли к реке и бросил пакет с блюдом в мутную воду...
     Правильный или опрометчивый это был поступок - не знаю, но настроение
мое улучшилось, потому  что  я  избавился  от  предмета,  который  мог  бы
принести мне немало неприятностей. Дышать стало  легче,  окружающее  вновь
приобрело  объемность  и  многокрасочность,  и  я  перестал  ощущать  себя
мишенью, попавшую в перекрестие чьего-то оптического прицела.
     Я настолько воспрянул духом, что по окончании  рабочего  дня  оставил
автомобиль во дворе, перекусил и направился на стадион поболеть за  родную
"Звезду". Погода была превосходной, "Звезда" тоже старалась  вовсю,  забив
гол в конце первого тайма, а в перерыве, в толчее  за  пивом,  я  встретил
бывшего однокурсника Валеру Кузнецова, Кузю, с которым когда-то, в молодые
годы, не раз бродил по забегаловкам нашего города. Мне и потом  доводилось
с  ним  встречаться,  но  все  как-то  мимоходом,  то  в  магазине,  то  в
троллейбусе, да и не беспечными студентами мы уже  были,  а  обремененными
заботами отцами семейств.
     Кузя был  слегка  навеселе,  и  у  него  оказалась  с  собой  бутылка
самогона, и мы пили его из легких мнущихся стаканчиков, полировали пивом и
говорили "за жизнь", а рядом пили водку, самогон и пиво  еще  очень  много
других мужиков, чуть-чуть и очень крепко поддатых,  потому  что  посещение
футбольного матча было для них отдушиной... А потом  мы  с  Кузей  щелкали
семечки и вместе смотрели игру, и дружно орали, когда "Звезда" наша  милая
вколотила соперникам еще один гол.
     Мы шли в  возбужденном  и  довольном  людском  потоке,  захлестнувшем
улицу, и Кузя, заговорщицки мне подмигнул, мечтательно сказал:
     - Эх, добавить бы... Все равно уже Катерина пилить будет!
     - Так пошли ко мне, Кузя, - с готовностью откликнулся я. -  Роскошной
закуски не обещаю, а вот по сто грамм найдется.
     - Хо-хо! - возликовал Кузя. - По сто грамм - это в самый раз!
     Мы дошли до моего дома, и я предложил Кузе пройти в  комнату,  но  он
сразу  протопал  на  кухню,  сел  у  стола   и   закурил,   и   решительно
воспрепятствовал моей попытке соорудить яичницу.
     - Кусок хлеба и кусок сала - лучшая яичница,  старик,  -  заявил  он,
стряхивая пепел в раковину. - Если нет сала - можно и без сала.
     Я извлек из настенного шкафа почти полную бутылку "Столичной" (сидели
как-то с Аленой, на Пасху, кажется, и я выпил пару рюмок) и пошел взять  с
письменного стола отцовскую пепельницу. И застыл, уставившись на стену.
     Мамино блюдо как ни в чем не бывало висело на своем месте.
     -  Андрюха,  ты  там  отключился,  что  ли?  -  раздался   из   кухни
нетерпеливый голос Кузи.
     Я продолжал  стоять  соляным  столбом,  чувствуя,  как  улетучивается
веселый хмель. Кузя показался в дверях, протянул:
     - Норма-ально живешь, старик, - и вдруг  замолчал.  Подошел  ко  мне,
похлопал по плечу и дернул за рукав. - Пошли на кухню, Андрюха, выпьем,  и
я тебе скажу кое-что.
     Я молча повиновался. Разговаривать мне уже не хотелось.
     - Так вот, слушай,  старик,  -  начал  Кузя,  занюхав  водку  хлебной
горбушкой. - Возьмем, к примеру, такой  случай:  у  твоего  приятеля  есть
телевизор, но без антенны. Работать работает, только  ни  хрена  по  этому
телевизору не видно. А  у  тебя,  скажем,  наоборот:  антенна  имеется,  а
телевизор отсутствует...
     Я выпил свою водку,  как  воду,  и  тупо  уставился  на  Кузю,  плохо
соображая, что он там такое плетет. Я думал о блюде.
     - Отсутствует, значит, телевизор, - повторил Кузя, - и  хоть  целуйся
ты со своей антенной - толку никакого не  будет.  Не  нужна  она  тебе.  А
приятелю пригодилась бы - ведь телевизор-то у него есть. -  Кузя  замолчал
и, прищурившись, взглянул на меня, катая по столу недоеденную горбушку.
     - Ну? - машинально сказал я.
     - А не отдать ли тебе  приятелю  свою  ненужную  антенну,  старик?  -
ласково спросил Кузя. - Зачем она тебе? Подари ее приятелю...
     Услышав слово  "подари",  я  внутренне  вздрогнул  и  протрезвел  еще
больше. Кузя пристально смотрел на меня, уже не улыбался, и я вдруг понял,
что он совсем не пьян. В наступившей  тишине  раздавалось  лишь  негромкое
урчанье холодильника.
     - Подари, а? - Тот, кто  сидел  по  другую  сторону  стола,  внезапно
подмигнул мне. - У тебя не убудет, а приятелю польза.
     - И какая же польза приятелю? -  срывающимся  от  напряжения  голосом
выдавил я, совершенно отчетливо осознав, что в квартире, кроме нас, никого
нет, и помощи ждать неоткуда; я сомневался, что смогу  справитьс