.
     Пресс наступавшей ночи все сильнее давил на землю,  давил  на  грудь,
мешая дышать... Чьи-то тени маячили за окном, недобрые тени... Под кустами
прятались полулюди-полукошки с горящими глазами, тянули ко мне руки-лапы с
хищно шевелящимися пальцами,  и  пальцы  заканчивались  огромными  кривыми
когтями...
     Телефонный звонок прогнал дремоту с кошмарными видениями.  На  экране
телевизора кто-то в кого-то стрелял -  выпученные  глаза,  кровавые  пятна
поперек спины, залитые кровью подбородки...
     - Слушаю, - сипло сказал я в телефонную трубку.
     - Будь ты проклят!
     Я не сразу узнал голос Людмилы.  Уже  не  горные  льды  это  были,  а
вулканы, извергающие потоки огненной лавы.
     - Что... что случилось?
     - Будь ты проклят! Порчу решил навести, сволочь? Лесю только  что  на
"скорой"... С отравлением... Это ты позаботился, да?..


     Утром меня разбудили глухие удары, доносящиеся со двора. Это значило,
что наступила последняя суббота месяца и сосед с  третьего  этажа  выбивал
ковры под бдительным оком наблюдающей с балкона жены.
     Вставать мне не хотелось -  я  был  бы  рад  вообще  не  просыпаться,
навсегда переселиться в собственные сны...
     Вчера, после звонка Людмилы, я заехал за ней и бывшей тещей, и мы  до
двух часов ночи просидели в вестибюле больницы. Все обошлось. На этот  раз
все обошлось... Пищевое отравление  у  дочки  тоже,  безусловно,  было  не
простым совпадением, а демонстрацией возможностей. Кто будет следующим - я
сам?..
     Я лежал и думал, думал, думал... Как избавиться от блюда? Его  нельзя
выбросить - оно все равно вернется  ко  мне.  Его,  скорее  всего,  нельзя
уничтожить - что-то  подсказывало  мне,  что  блюдо  уцелеет  даже  в  аду
атомного взрыва. Его можно только подарить. Слова  лже-Кузи  сбывались:  я
действительно  готов  был  подарить  блюдо  кому   угодно...   только   не
полиморфам... Они (или он? или оно?)  очень  долго  искали  его  -  и  вот
наконец нашли. Зачем оно им? Мне не верилось в то, что они так  настойчиво
стремятся заполучить блюдо ради свершения добрых дел.
     А что если подарить блюдо не конкретному человеку, а  учреждению  или
организации? Передать в музей или в тот же культурологический  фонд...  Но
где гарантия, что я не навлеку тем самым беду  на  сотрудников  музея,  на
организаторов фонда? Фонд... Как там дела у Вадима Юрьевича, вычитал ли он
что-нибудь из той надписи?..
     Утро было солнечным и безмятежным, а мне хотелось выть от тоски.
     Конечно, оставался еще один выход. Если предположить,  что  полиморфы
уже давно начали поиски блюда и только сейчас отыскали  его,  то,  значит,
найти его было сложно. А коль так -  я  мог,  в  принципе,  сменить  место
жительства и спрятаться от них,  лечь  на  дно,  затеряться  на  просторах
родины моей. В принципе. И жить, каждый день  жить  в  ожидании,  принимая
окружающих тебя людей за полиморфов, никому не верить  и  ждать,  ждать...
Нет, уж лучше бы такого выхода вообще не было...
     Звонок телефона заставил меня вздрогнуть и  я  грустно  отметил,  что
начал бояться звонков. Я вздохнул и направился к телефону.
     - Доброе утро, Андрей. - Я  немного  расслабился,  потому  что  узнал
голос Вадима Юрьевича. - Если вы ничем таким не заняты, можете зайти  -  я
уже получил результаты.
     - Какие результаты? - вновь насторожился я.
     - Результаты экспертизы вашего текста, - несколько удивленно  ответил
Вадим Юрьевич. - Или я не туда  попал?  Это  двадцать  три-пятнадцать-ноль
девять?
     - Извините, Вадим Юрьевич, - смущенно отозвался я. - Я просто еще  не
совсем проснулся. Сейчас я к вам приеду.
     Прежде чем отправиться к эксперту, я позвонил Алене, а затем Людмиле.
Алена еще спала, как сообщила мне ее мама, а  ночь  провела  плохо,  часто
просыпалась от боли. Людмила была немногословна и холодна  и  посоветовала
мне не лезть со своей фальшивой заботливостью. Из  чего  я  заключил,  что
опасность пока миновала. Никакой радости мне эти разговоры не доставили, и
душа моя была как утопленник на дне реки  с  привязанным  кем-то  к  ногам
камнем...
     Вадим Юрьевич вновь, как и в прошлый раз, приступил разыгравшегося  в
прихожей бульдога и провел меня в кабинет. Кабинет у  него  был  солидный,
оборудованный  словно  по  описаниям  из  книг  о  прошлых   веках   -   с
застекленными шкафами темного дерева от пола до потолка, забитыми книгами;
с креслами и обширным письменным  столом  с  антикварного  вида  лампой  и
каменными статуэтками; с тяжелыми черными шторами,  закрывающими  окно,  и
мрачного вида картиной на  стене,  изображающей,  по-моему,  что-то  вроде
Страшного Суда; в интерьер не  вписывалась,  пожалуй,  только  портативная
пишущая электромашинка "Ятрань" на тумбочке у окна. Блюдо я заметил  сразу
- оно  находилось  на  столе,  увенчивая  собой  стопку  книг,  окруженную
исписанными листами бумаги.
     - Садитесь, Андрей. - Вадим Юрьевич указал на кресло, собрал со стола
эти исписанные листы и сел в кресло напротив. - Хотите кофе?
     Я отрицательно качнул головой и нетерпеливо подался к  нему.  Эксперт
перебрал листы, взглянул на меня и неожиданно  улыбнулся  широкой  улыбкой
ковбоя и шерифа.
     -  Могу  вас  поздравить,  Андрей.  Моя  предыдущая  оценка  раритета
оказалась несколько поспешной. Мы имеем дело именно с раритетом.  Даже  не
прибегая к лабораторному исследованию, из анализа  текста  можно  с  очень
высокой степенью вероятности предположить,  что  возраст  блюда  никак  не
менее трех тысяч лет. Истинного блюда, а  не  той  оболочки,  под  которой
скрыт его первоначальный облик. Да, не менее трех тысяч  лет,  -  повторил
Вадим Юрьевич, с удовольствием глядя на меня.  -  Можете  сами  убедиться;
сейчас  я  вам  покажу  ближневосточные  источники,  а  потом  сравним   с
египетскими сообщениями.
     Он потянулся было к книгам на столе, но я остановил его.
     - Вадим Юрьевич, я не сомневаюсь в  вашей  правоте.  Меня  интересует
текст. Что там написано?
     Эксперт не добрался до книг и вновь повернулся ко мне.  У  него  было
несколько изумленное лицо, но потом он улыбнулся и притронулся ладонью  ко
лбу.
     - Ах, да, вы ведь специалист  в  несколько  иной  сфере.  Видите  ли,
Андрей... - Он пошевелил пальцами и задумчиво прищурился, глядя на пол;  у
меня возникло впечатление, что он размышляет, как бы объяснить мне  что-то
в доступной форме.  -  Может  быть,  сравнение  будет  неудачным,  но  мне
извинительно - в компьютерном  деле  я  не  профессионал.  Вот,  допустим,
залезу я в какую-нибудь вашу компьютерную программу, да? И ведь, наверное,
ничего в ней не пойму, не зная других программ. Вроде  бы  каждый  знак  в
отдельности понятен, а если все  в  целом  взять  -  какая-то  абракадабра
получится. Какой-нибудь "зеленый снег свистит беззвучным ухом". Да?
     - Ну почему же... - начал я, но Вадим Юрьевич не дал мне пуститься  в
объяснения.
     - Это я просто к примеру, Андрей. Возможно,  пример  неудачный.  Я  к
тому, что если дать  вам  сейчас  мой  перевод  надписи  на  вашем  блюде,
дословный перевод, то получится именно "беззвучно свистящий глазом зеленый
снег".
     - Ухом, - машинально вставил я.
     - Ну да, ухом, глазом - какая разница! - Вадим Юрьевич махнул  рукой.
- Чтобы понять смысл, нужно, как минимум, во-первых, владеть информацией о
сходных текстах из других источников - я не говорю "аналогичных", я говорю
"приблизительно сходных"! Во-вторых, разбираться в оттенках значения  того
или иного слова - "парк осенний гол" и  "забили  третий  гол".  В-третьих,
иметь представление о символике слов и словосочетаний, знать, что именно в
каждом случае подразумевается. То  есть  понимать  их  истинное  значение.
Представьте, что вы иностранец и  вам  попался  текст  с  такими,  скажем,
оборотами: "валять дурака"; "дело  в  шляпе";  "вешать  лапшу  на  уши"...
Поймете  ли  вы,  иностранец,  абсолютно  незнакомый  с  русским   языком,
подлинное значение этих выражений, даже если будете пользоваться словарем?
Вы переведете дословно - и останетесь в недоумении, причем здесь лапша  на
ушах.
     А теперь представьте, - увлеченно продолжал Вадим Юрьевич, -  что  вы
имеете дело не с элементарным текстом типа "мама мыла раму", а  с  текстом
литературным,  с  ритмической  прозой   на   грани   поэзии,   изобилующей
метафорами, аллегориями и, возможно, гиперболами... А речь идет  именно  о
таком тексте. - Он кивнул на блюдо. - Смог бы понять древний грек,  о  чем
говорит, например, Пастернак, попадись этому греку для перевода ну хотя бы
такие строки: "Пути себе расчистив, на жизнь мою  с  холма  сквозь  желтый
ужас листьев уставилась зима"? Да  наш  грек  с  ума  бы  сошел  от  этого
"желтого ужаса"! А Хлебников? "Они в голубое летеж, они в голубое  летуры.
Окутаны  вещею  грустью,  летят  к  доразумному  устью,  нетурные  крылья,
грезурные рты! Незурные  крылья,  нетурные  рты!"  Что  поймет  здесь  наш
переводчик?
     Я  решил  промолчать,   поскольку   вопрос,   по-моему,   был   чисто
риторическим.
     - А возьмем хрестоматийный пример.  Как  вы  думаете,  Андрей,  какое
понятие кроется за вот такими словами: "метатель огня  вьюги  ведьмы  луны
коня корабельных сараев"?
     Я пожал плечами. Для меня это  действительно  было  "зеленым  снегом,
свистящим молчаливым ухом".
     - Воин! - Вадим Юрьевич поднял палец. - Цепочка этих слов  обозначает
воина,  бойца.  Это  древнескандинавский  многоступенчатый  кеннинг.  Если
знаешь, разобраться нетрудно: конь  корабельных  сараев  -  корабль;  луна
корабля - щит; ведьма щита - копье; вьюга копий - что? Битва. Огонь  битвы
- меч, а метатель меча - воин. Все очень просто. Но без  чутья,  без  нюха
тут никак не обойтись. И это будет мое "в-четвертых"... Ваш текст, Андрей,
можно пересказать, как  говорится,  своими  словами,  можно  изложить  его
смысл, потому что взятый сам по себе он вам ничего не скажет. Это  похлеще
"зеленого снега".
     - Так мне именно это и нужно, Вадим Юрьевич! Именно смысл и нужен.
     Эксперт положил листки на пол возле меня, откинулся на спинку  кресла
и скрестил руки на груди.
     - Тогда позвольте еще немного общих положений. Как мы недавно узнали,
существует весьма и весьма древняя теория, именуемая Учением трех мудрецов
Джавайи о великом равновесии. Тексты обнаружены два года назад в  Северной
Африке. Согласно этому учению  наша  Вселенная  является  не  единственной
данностью,  а  просто  последним  на  настоящий  момент  звеном   в   цепи
предшествующих вселенных. Она устойчива исключительно благодаря тому,  что
в ней поддерживается абсолютное равновесие двух противоположностей,  того,
что мудрецы Джавайи обозначают, как "ран" и "хак".  Эти  понятия  в  самом
общем смысле соответствуют нашим категориям Добра  и  Зла.  Разумеется,  я
излагаю не само учение, а даю несколько отвлеченную  и  крайне  упрощенную
схему. "Рак" и "хак" распределены во Вселенной, конечно же,  неравномерно,
не так, как полосы на арбузе или красная и синяя полусферы детского  мяча;
они перемешаны, они вообще не существуют,  так  сказать,  в  чистом  виде.
Вселенная - это смесь "ран" и "хак"; по весу они равны друг другу. И  пока
это равенство соблюдается,  Вселенная,  балансируя  на  канате,  сохраняет
равновесие и может существовать.  Если  же  "хак"  начинает  перевешивать,
Вселенная, условно говоря, дает крен, соскальзывает  с  каната  и  падает,
пополняя собой средоточие предшествующих миров, в которых царит абсолютное
Зло, поскольку Добро после  падения  полностью  уничтожается  Злом...  Так
утверждают мудрецы Джавайи.
     - А если наоборот? Если перевешивает Добро?
     Вадим Юрьевич переменил позу - ссутулился и положил руки на колени, и
внимательно посмотрел на меня.
     - Видите ли, Андрей, учение мудрецов  Джавайи  не  предполагает,  что
"ран" когда-нибудь в какой-либо вселенной сможет  взять  верх  над  "хак".
Учение содержит некий парадокс: умножение "хак" ведет к падению, краху, но
умножение "ран" не ведет к падению в другую сторону, в  средоточие  миров,
наполненных Добром, или к взлету к этим  мирам;  умножение  "ран",  Добра,
просто  позволяет  сохранять  равновесие,  позволяет  как   можно   дольше
балансировать на канате...
     - Но это же несправедливо... - пробормотал я.
     Вадим   Юрьевич   развел   руками    и    вновь    улыбнулся    своей
ковбойско-шерифской улыбкой.
     - Это всего лишь одно из воззрений, одно из мнений о мире, Андрей.  И
я столь долго морочу вам голову лишь потому, что в тексте на  вашем  блюде
тоже говорится о понятиях "ран" и "хак". Кстати, я не располагаю  никакими
данными о том, что эти противоположности, вернее,  именно  эти  термины  -
"ран"  и  "хак"  -   упоминаются   где-нибудь   еще.   Разумеется,   кроме
североафриканских  текстов.  Андрей,  ваше  блюдо  уникально!  Не   берусь
определить его ценность в денежном выражении, но  смею  предположить,  что
вам  хватит  надолго.  Если  вы  не  будете  возражать,  я  готов  сделать
предложение руководству нашего фонда о приобретении блюда.
     Все это, конечно, было очень здорово, но нисколько меня не  радовало.
Продажа реликвии ничего не меняла - я просто подставил бы других...
     - Спасибо, Вадим Юрьевич, - сказал я. - Так что там говорится о "ран"
и "хак"?
     -  Ваш  текст,  Андрей,  является,   если   можно   так   выразиться,
методическими рекомендациями, указывающими путь к достижению  преобладания
"хак" над "ран". Я хочу повторить: вселенные,  сорвавшиеся  с  каната,  не
исчезают;  они  продолжают  свое  существование,  но  в  них  господствует
абсолютное Зло и им никогда уже не суждено вновь попытаться  балансировать
на канате. Второй попытки не дано. Рекомендации эти адресованы не людям, а
неким сущностям, которые обозначены в  тексте  как  "дуг-дхор".  Вероятнее
всего, имеются в виду духи или демоны, способные, как следует  из  текста,
для умножения "хак" трижды пронестись сквозь  Луну,  проникнуть  в  земные
недра и даже превратиться в дерево и дождаться удара молнии. И это  только
малая  часть  рекомендаций.  В  случае  выполнения  их  в  полном   объеме
гарантируется, так сказать,  положительный  конечный  результат,  то  бишь
быстрое нарушение баланса "ран" и "хак" в пользу "хак" и  падение  в  миры
Зла. Конечно, быстрое относительно Вселенной, а не нас с  вами,  поскольку
речь идет о сотнях лет. В общем, Андрей, - эксперт  улыбнулся,  -  советую
вам беречь блюдо от этих дуг-дхоров. А еще лучше, если эту функцию возьмет
на себя наш фонд. Вы так и не сказали, как относитесь к моему предложению.
Или вам необходимо подумать?
     Вадим Юрьевич поднял с пола листки  со  своим  переводом  и  принялся
любовно перебирать их, давая мне время  для  размышлений.  Но  я  не  стал
размышлять. Я подался к нему и тихо сказал:
     - Дело в том, Вадим Юрьевич, что они уже приходили за блюдом.


     ...И тянулся, тянулся, тянулся бесконечный  субботний  вечер.  Позади
была встреча с Вадимом Юрьевичем, позади был визит к  Алене.  Позади  были
километры серых тротуаров,  пройденные  мной  в  бесцельном  блуждании  по
городу.  Мне  просто  не  хотелось  возвращаться  домой  и  оставаться   в
одиночестве в своей квартире.
     Завернутое в газету блюдо лежало на кухонном столе.
     Вечер нужно было чем-то заполнить, и я принес в прихожую  инструменты
и принялся ремонтировать дверь. Но ни на минуту не переставал думать все о
том же: о блюде; о дуг-дхорах; об учении трех мудрецов Джавайи.
     Я не собирался ни в чем убеждать Вадима Юрьевича. Я просто  рассказал
ему обо всем, что случилось со мной за эти дни.  Мне  был  нужен  человек,
который мог бы хоть что-нибудь посоветовать, подсказать... или даже  снять
с меня часть моего бремени...
     Вадим Юрьевич слушал меня молча и внимательно, и ни разу в его глазах
не мелькнула тень недоверия. Как  оказалось,  он  слишком  много  знал  об
оккультизме, чтобы считать его заблуждением или преднамеренным обманом.  Я
закончил свой сбивчивый рассказ, смахивающий  на  бред,  и  Вадим  Юрьевич
долго молчал,  размышляя.  Мы  сидели  в  его  сумрачном  кабинете  и  мне
казалось, что там мало воздуха; хотелось выбраться на простор,  подставить
лицо ветру... и в то же время я почему-то чувствовал себя в безопасности в
этом кабинете с черными шторами на окнах -  словно  сквозь  них  не  могло
прорваться Зло.
     Потом Вадим Юрьевич заговорил. Он сказал, что крайне трудно  бороться
с демонами, чьи истинные имена нам неизвестны. Тут не помогут ни  кровавая
жертва, ни магический круг, ни заклинания - демон не только не подчинится,
но и просто не явится, и бесполезными будут как перевернутая  пентаграмма,
так и сама Печать Соломона. Бороться  крайне  трудно,  но  не  безнадежно,
сказал  Вадим  Юрьевич.  Потому  что  имена  дуг-дхоров   все-таки   можно
установить, если набраться терпения и  поочередно  перечислять  все  имена
демонов, известные из древних источников. Дуг-дхоры проявляют  себя  не  в
дальнем космосе, а здесь, на Земле, поскольку именно наш  мир,  как  центр
Вселенной, играет главную роль в решении ее судеб, именно  здесь  возможно
изменение баланса "хак" и "ран". А коль дуг-дхоры связаны с нашим миром  -
их имена можно отыскать. Не беда, что тексты учения трех мудрецов  Джавайи
не упоминают этих имен; дуг-дхоры могут фигурировать в  других  источниках
как "демоны зла" или "духи тьмы" или под какими-то другими  определениями,
но имена их, несомненно, известны. Достаточно  перебрать  имена,  повторил
Вадим Юрьевич, вызвать дуг-дхоров и связать их  клятвой  оставить  попытки
поисков путей к умножению Зла.
     Решение этой проблемы  Вадим  Юрьевич  брал  на  себя.  У  него,  как
представителя фонда, были большие  связи,  и  он  намеревался  привлечь  и
убедить нужных людей.
     Моя задача была иной. Я должен был ждать и терпеть...
     Всего лишь. Всего лишь ждать и терпеть,  и  не  падать  духом,  и  не
отчаиваться, и, стиснув зубы, позволить прокручивать себя через  мясорубку
больших и  малых  неприятностей.  Как  долго  будет  работать  эта  адская
мясорубка, сказать, конечно же, не мог никто. Но  я  должен  был  ждать  и
терпеть - в противном случае дуг-дхоры получат желаемое и направят  мир  в
средоточие Зла...
     Вот и все, что требовалось от меня...
     Только в первом часу ночи я прекратил возиться с  дверью  и  поплелся
спать. С утра предстояла поездка на дачный участок - плоды земли требовали
заботы и ухода. Я лежал в душной темноте, стараясь ни о чем не  думать,  и
зловещий хруст равномерно и непрерывно звучал во мне,  и  ничто  не  могло
заглушить его - это хрустела огромная невидимая мясорубка.


     Дождь все стучал и стучал  по  корпусу  "москвича",  от  реки  тянуло
какой-то гнилью, и я вдруг подумал, что можно выбраться из  машины,  зайти
подальше от берега, на  глубину,  и  лечь  на  дно.  В  прямом  смысле.  И
навсегда. Правда, это отнюдь не снимало проблему. Я был волен  уйти  -  но
проблема оставалась. И решать ее пришлось бы  уже  не  мне,  а  тому,  кто
станет следующим владельцем блюда. Решать ее пришлось бы моей дочери...
     И внезапно я осознал, что  весь  мой  альтруизм,  все  мое  нежелание
подставить других улетучилось без следа. Потому что  теперь  пострадал  не
кто-то другой, пусть даже близкий, не Алена, не моя дочь, а я.  Я  сам.  И
это, несомненно, только начало. Цветочки. Ждать и  терпеть...  Сколько  же
придется ждать и терпеть? Да пропади все  оно  пропадом,  да  провались  в
тартарары - я же, в конце концов, не бессребреник Атлант, чтобы, до треска
в костях сгибаясь под тяжестью неба, не давать ему  упасть  на  землю!  Не
год, и не два - сотни лет будет крениться Вселенная, сотни  лет  падать  в
скопище миров Зла. Сотни лет! Так почему это должно меня волновать?  Пусть
волнуются те, другие, кто будет через сотни  лет...  Подарить  блюдо  этим
демонам, чтобы отстали, отвязались, подарить - и наплевать и забыть..