"Все ради денег"), но оказалось, что она занята на съемках телевизионного сериала. Тогда он обратился к Эльвире Мингес (о ней я с жаром рассказывал Карденалю, посмотрев фильм "Считанные дни", где она с филигранной точностью сыграла баскскую националистку), и она великолепно вписалась в образ своей новой героини - грубой, крикливой бабы, так сказать, женского начала в троице злодеев. А ее партнерами стали Айтор Масо, приглашенный Энрике на роль Окорока, и тот, кто, на мой взгляд, стал самой гениальной находкой картины, - Санчо Грасиа, потрясающе сыгравший трагикомическую роль португальца Алмейды, который в фильме превратился в злобного, уродливого, но в то же время безумно смешного Рафаэля.
     К чести Санчо (и Энрике Урбису) следует сказать, что он согласился на роль португальца - Рафаэля сразу же, как только прочел сценарий. Это было серьезное решение, потому что Санчо, знаменитый исполнитель роли Курро Хименеса , никогда прежде не играл на экране отрицательных героев, если не считать телефильма "Эль Харабо". Позже он говорил мне, что этот персонаж, сильный и противоречивый, вместе со всем крепко написанным, полным юмора сценарием произвел на него такое впечатление, что он решился принять вызов.
     - Этот сукин сын Урбису, - пояснил он, - прорисовал его до последней черточки.
     Санчо и Энрике моментально нашли общий язык - случай почти уникальный, если учесть, что первый был ветераном кинематографа, а второй - совсем еще молодым режиссером. Для Энрике, который за свои неполные тридцать лет успел насмотреться классического американского "экшн", усвоив из него именно то, что требовалось, и вместе с тем искренне восхищался классическими произведениями испанского кино, приглашение Курро Хименеса на роль такого героя, как Рафаэль, в такой фильм, как "Кусочек", позволяло ему - дело рискованное, но он обожает рисковать - пройти по тонкой грани между кинематографической эпикой, "экшн", юмором и розыгрышем, слить воедино все черты и оттенки нашего кино всех времен, переплавив их и воплотив в произведении, которое, подобно умной книге, черпает из всех источников, не отвергая ничего. Поэтому не случайно, что он предложил эту роль Санчо Грасиа, пригласил Луиса Куэнку на роль охранника тарифского борделя, а прекрасную, великолепную Сару Мора, звезду эротического кино семидесятых годов, спустя два десятилетия сделал матерью Кусочка - немолодой, но все еще красивой женщиной со шрамом на лице.
     Верный своей роли автора, которому лучше благоразумно держаться на расстоянии, я нечасто бывал на съемках. Пару раз посетил студию, в павильоне которой Луис Валье, главный художник, в свое время создавший для Педро Олеа чудесные интерьеры "Учителя фехтования", построил бордель, где разворачивается действие первой части картины. Луис - иначе Кольдо - был не единственным членом съемочной группы "Учителя", который принимал участие в создании "Кусочка": я был очень рад встретить там же Альфредо Майо, художника-фотографа, и Антонио Гильена - исполнительного продюсера натурных съемок (этот бедняга постоянно находился на грани нервного истощения). Что касается Хорхе Перугорриа, мы с ним сразу же прониклись взаимной симпатией. Я увидел настоящего водилу-дальнобойщика, словно только что сошедшего со страниц моей повести, - деловитого, обаятельного, с татуировкой на плече и с кубинским акцентом, присутствие которого Энрике Урбису гениально объясняет в фильме с помощью одной-единственной фразы Кусочка. И я помню, как Амара Кармона рассказывала мне о своих впечатлениях от первого дня - как она робела, когда ей пришлось сниматься вместе с Санчо Грасиа:
     - Я так нервничала, так нервничала, ты даже представить себе не можешь... Ведь передо мной был Курро Хименес!
     Антонио Карденаль расхаживал туда-сюда, наслаждаясь всем происходящим так, как он наслаждается на съемках каждого фильма, в который ввязывается: он был похож на мальчишку с новой видеокамерой в руках. В конце концов, за все это чудесное безумие платил именно он.
     Съемки продолжились у плотины в горах неподалеку от Мадрида; там Санчо, подвешенный над пропастью - от дублера-каскадера он отказался, - попросил прервать съемку, подозвал меня к себе и, продолжая висеть над бездной, продекламировал мне отрывок из "Дона Хуана Тенорио" , премьера которого с его участием должна была состояться в одном из мадридских театров первого ноября:
     - Не правда ль, о ангел любви...
     Последнюю неделю снимали в Тарифе, ночами. Люди толпами приходили посмотреть на Курро Хименеса - дети все время допытывались у него, где же его лошади, - так что Анчону, помощнику режиссера, постоянно приходилось через мегафон упрашивать публику, чтобы она не аплодировала Санчо после каждой сцены, пока режиссер не крикнет: "Снято!"
     И вот наконец однажды, ранним утром, когда ветер срывал пену с волн, я увидел, как Хорхе Перугорриа и Амара Кармона проснулись в кабине грузовика на пустынном пляже южного побережья. Она открыла свои черные глазищи и сказала:
     "Море". А Маноло Харалес Кампос смотрел на нее с нежностью - точно так, как я написал об этом полтора года назад, представляя себе этот взгляд. И Кусочек улыбалась точно такой улыбкой, которую я нарисовал на ее губах. И я сказал себе: да, кино - штука тяжкая и неверная, и оно нередко играет с тобой плохие шутки. Но порою женщина, актриса, взгляд, рассвет, снятый группой молчаливых людей за камерой, могут абсолютно точно и верно воплотить волшебное, мимолетное мгновение истории, что некогда приснилась тебе.
     Тарифа, сентябрь 1995 года