Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
перезарядил
подствольник, вставил новый магазин и поехал дальше. Станиц по
дороге было две или три, везде на въезде и выезде стояли казаки,
но останавливать машину с военными номерами они не стали.
"Нехай ендут, если им надобноть".
Уже почти на самом въезде в Краснодар, проехав Энэм, названный
так по приказу одной из императриц - "Ничье место", чтобы
прекратить назревавший конфликт между адыгейцами и казаками,
Андрей свернул направо, а отъехав от трассы еще километра два,
свернул и с проселка, через кювет, напоминающий подобие арыка,
едва в нем не застряв, благо догадался сразу включить передок,
проехал по краю кукурузного поля ("Эх, Никита Сергеевич не видит
- вот бы порадовался") и остановил машину в тоненькой полоске
лесопосадок, разделяющей колхозные , а может, уже и не колхозные
поля.
Прежде чем покинуть машину, осмотрел ее и собрал что может
пригодиться в дальнейшем его пути. По идее, надо было "тачку"
поджечь, но пожар привлечет лишнее внимание.
"Водителю следовало бы спасибо сказать, а я его первым же
выстрелом. Неблагодарный".
Грезившийся второй день спальный мешок, чуток патронов,
полфляжки воды (полторы водила успел выпить), немного жратвы.
Документы из хэбчика тоже взял с собой, мало ли что.
Вообще, водилы - народ запасливый. Машина - их дом, в котором
много потайных местечек, но искать их было некогда. Чтобы как-то
замести следы, вытер руль, рычаги и дверцу - стирая отпечатки
пальцев, откачав в котелок водилы бензина из бака, облил им
внутреннести кабины, потом набрал бензин снова, пошел прочь,
поливая свои следы из котелка, в надежде, что запах перебьет нюх
у собак, если тех пустят по его следу.
Пройдя до шести часов несколько километров, сумев пересечь пару
полей и лесопосадок, он расположился посередине двух рядов
пирамидальных тополей, развел костер, согрел воду и побрился.
Уже потом поставил "вариться" чай, разогрел банку с кашей, поел,
разобрал и слегка почистил автомат, снарядил пустые магазины. И
почувствовал, как с каждой минутой наваливается усталость.
Подумал и съел капсулу ноотропина - где-то читал, что он снимает
усталость. Вообще-то ноотропин взял на море на случай борьбы с
"алкогольной интоксикацией", ну, раньше это называлось
похмельем.
Да не собирался он напиваться и вообще пить! В конце-концов
таскает же с собой лет десять подряд две пачки презервативов.
Так, на всякий случай. Ни разу ими не пользовался, лишь
перекладывал из одной, отслужившей свой срок сумки в другую и
заменяя, когда истиралась упаковка. Сегодня использовал сразу
два - затолкал в них коробок спичек, найденный в бардачке.
Костер разводил пока разовой зажигалкой, которая тоже всегда
была в рюкзаке, хотя и не курил. Вот и сейчас, после всех
передряг, когда тряслись руки и ноги, без всякого сомнения
выкинул едва початую пачку, обнаруженную в хэбчике. И говорил
себе и всем, что никотин - это яд, зная, что, отвергая одно, был
слаб в другом - разбивать бутылку самой последней бормотухи
сейчас бы не стал, а выпил все до последней капли.
И вообще, слабостей у него хватало, чего там. Пока везло, везло
крупно, было такое чувство, словно подряд сыграл три "дырявых"
мизера. Пора остановиться.
К девяти совсем стемнело и, действительно, стало сказываться
действие ноотропина, немного разогнавшего сон и усталость,
Андрей пошел дальше.
Два предыдущих вечера, когда он оставался один на один с
окружающей его темнотой, та не вызывала в нем каких-либо
негативных чувств - его действия были определены извне - надо
было убегать от людей, и темнота лишь помогала ему в этом.
Сейчас, когда, как он надеялся, на какое-то время его след
"погонщиками" был потерян, Андрею вдруг стало страшно одному
среди этой, окружающей его стихии тьмы.
Там, в лесу, одиночество ощущалось гораздо меньше - кругом
деревья, кустарники с их колючими ветками, которые отвлекали на
себя все внимание, а здесь где-то наверху шумят листья тополей,
а слева и справа от них шуршат стройные ряды кукурузы. Открытое
пространство действовало во тьме гораздо более угнетающе, чем
лес.
Идти по кукурузе как-то не хотелось, и он двинулся вдоль
лесопосадок. Рюкзак за спиной, автомат на перевес. Ноги ощупью
ищут дорогу, глаза зыркают в разные стороны.
"Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут"... И не
видно ни черта".
Чуть позже двенадцати он пересек автостраду, двигаясь дальше
вдоль полотна дороги. Часа в два ночи остановился, снял рюкзак,
прислонил его к стволу тополя и сел рядом с ним, подстелив под
себя одеяло.
Третье утро "в изгнании" обошлось без тотального "промокания".
Ночью ему удалось зайти в сам город, растянувшийся черт знает на
сколько километров вдоль дороги, кое-где прерываемый пустырями,
в одном из которых он и очутился. Метрах в двадцати от Андрея
шли по придорожному тротуару люди, за ними изредка проезжали
грузовики и автобусы, легковушек было совсем мало, один раз
прошла колонна знакомых зеленых машин, да пару раз, трепыхаясь в
седлах, проскакали казаки.
Пахнуло навозом и перегаром.
В восемь часов Андрей решил, что уже можно влиться в толпу и
перейти на "легальное" положение. Но возникла небольшая
проблемка - автомат оказался чуть длинее рюкзака, пришлось
помучиться, откручивая пламегаситель, который "прикипел" и никак
не хотел поддаваться. И в армии с ним, проклятым, тоже столько
было возни. Шпинделек застрянет - и все, хоть вешайся. Ни туда,
ни сюда.
Не торопясь он вышел из кустов, изображая, что застегивает
ширинку, перепрыгнул через канаву и пошел по дорожке. Через
полкилометра, у встретившегося газетного киоска с выцветшей,
облезлой надписью "Союзпечать", узнал, как дойти до такой-то
улицы. Газет в киоске почему-то не было.
Идти пришлось часа полтора. Утром он не поел, и теперь не то
чтобы сосало под ложечкой, нет, голод не чувствовался, просто не
было сил, ноги еле шли, пот лил ручьем, а тут еще солнце стало
подниматься из-за крыш домов. Тоска. Автобусы не ходят.
"У них что, тоже конец света наступил, как и в Новороссийске?
Зачем тогда я от Африки удаляюсь?"
Улочка была узенькой: еле-еле разъехаться двум машинам, которых,
впрочем, и не было. Дом с номером "47" оказался с высокими,
синего цвета металлическими воротами, на которые был выведен
электрический звонок.
"И то хорошо".
Звонить пришлось долго. Наконец послышались шаркающие шаги,
дверь в воротах приоткрылась. Пьяным взглядом на него смотрел
Славка.
- А, это ты. Проходи.
Сняв рюкзак, расшнуровав ботинки и зайдя в дом, Андрей
обнаружил, что Славка уже спит на кровати. Диванчик рядом был не
занят. Но не долго.
Оба спали крепко и проснулись почти одновременно, часа в два
дня.
- Ты кто? - спросил сначала Славка, но тут же узнал и
обрадовался: - Андрюха! Старый черт! Каким ветром тебя занесло?!
- Попутным. Знаешь, как на "Дэ-пятом": куда ветер - туда и
несет. Вот и меня так же. К тебе и занесло. Непротив, если пару
дней погощу?
- Да я тебя раньше "второго" и не выпущу. Эх, погуляем! - Славка
буквально подскочил с кровати. - Счас, на стол соберу
что-нибудь, отметим. - Он пошел на кухню за едой, и только тогда
Андрей обратил внимание, как поредели его волосы. И вспомнил
почему.
... Тогда никто и не понял, что, собственно, произошло.
Большинство солдат, сержантов и офицеров помучались неделю
животами и благополучно обо всем забыли. Оставались Славка и его
радист.
Когда оба они попали в госпиталь, Петруха почти полностью
лишился "волосяного покрова", Славкина растительность хотя и
держалась значительно лучше, но тоже имела тенденцию к
выпаданию, причем кусками, и первым делом их обоих обрили под
ноль, опасаясь какой-нибудь инфекции, типа стригущего лишая или
подобной беды. И даже положили в отдельную палату, несмотря на
наплыв раненых и больных из Афгана - как раз начался
"гепатитовый сезон".
Однако если Славка по-тихоньку выкарабкивался, то Петрухе ничего
не помогало и становилось все хуже и хуже. В чем тут дело, врачи
никак не могли понять, но на всякий случай расконсервировали
чумное отделение и перевели их в маленький домик за высоким
бетонным забором. Перемен не происходило, Петруху увезли в
Ташкент, а Славка куковал один в четырех стенах. Даже книг из
библиотеки не давали. Одни газеты, и то преимущественно на
узбекском языке. Еще бы на китайском принесли. Впрочем, какая
разница чем задницу подтирать: портретами лидеров Москвы или
Ташкента.
А в Ташкенте врачи тоже прорубились далеко не сразу, в
результате, когда выяснилось, что у больного Сидорова лейкемия,
- большинство солдат, принимавших участие в злополучном переходе
через горы, благополучно ушли в Афган, чему были несказанно рады
- куда угодно, лишь бы подальше от сержантов, не дающих продыху
ни днем ни ночью. ("Послали бы в ад - мы бы там чертям разгон
устроили. Как миленькие бы на подоконниках в восемь рядов
застраивались".)
Славка, к тому времени уже вышедший из госпиталя и с утроенной
энергией подготавливающийся к дембелю, был водворен обратно,
правда ненадолго - недельки на две, во время которых и закончил
"финишную гонку". Приехала комиссия, осмотрела оставшихся
участников событий и уехала обратно.
Облучились, ну и что? Чем поможешь? Уран никакими лекарствами из
организма не выводится, только естественным путем, то есть через
несколько миллиардов лет его в вас уже не будет - весь
распадется. Посоветовали, если будет светиться моча - не
оправляться ночью, чтобы не пугать окружающих, а в остальном...
В остальном. Прошло десять лет. Некогда густые, иссиня-черные
Славкины волосы выцвели и заметно поредели, если не сказать
больше.
- ...Спина по ночам ноет - сил нет. Ну, да ладно, чего там.
Давай, за встречу. - И плеснул в два стакана из полуторалитровой
пластиковой бутылки мутно-белой самогонки.
"Хорошо пошла, градусов под шестьдесят".
Андрей, трое суток находившийся между сном и явью, сразу
захмелел.
Пока они пили и закусывали, Славка успел ввести Андрея в курс
происходящих в стране событий.
Дело обстояло примерно так: две недели тому назад, то есть
накануне того дня, когда Андрей ездил в Анапу встречать семью, в
столице грохнули президента. Грохнули, но окружение, в целях
"сохранения спокойствия в государстве", хотело это дело замять
(на распасах, наверно, сидели. Пока не кончатся - вставать
нельзя). Ну, не совсем замять, а так, на время, чтобы придумать,
что делать дальше. Благое намерение. Но, как всегда, слухи
просочились, в стране ввели чрезвычайное положение, но вот кто
именно его ввел и чья сейчас власть - сказать трудно. Вроде бы
всех, а на самом деле выходит, что и никого.
Солдаты где можно поддерживают порядок, а вернее, делают то, что
им приказывают командиры, а тем, соответственно, тоже кто-то
приказывает, а бывает, что какой-нибудь командир полка, которому
все это уже надоело, отключает "вертушку" и никого, кроме своей
жены, не слушает. Короче - полный бардак. А народ,
соответственно, сопротивляется всем и вся и запасается
продуктами. Предприятия, как правило, стоят: на одной их части
руководство объявило отпуск до полного и окончательного
выяснения ситуации, на другой - рабочие сами объявили
забастовку, в результате всех этих событий поезда еще ходят, а
электричество в большинстве своем кончилось. Что творится в
других городах, он не знает, а в Краснодаре жить вполне можно:
огороды у всех свои, с самогонкой проблем нет, солдаты в город
не суются, а порядок поддерживают казаки, пока трезвые.
- Сейчас вот позавтракаем и пойдем встретимся с мужиками. Вчера
после дежурства бухнули малость. Башка болит.
Закончили "завтракать" ближе к вечеру. Мужики Славку не
дождались и пришли к нему сами. Все в фуражках и штанах с
лампасами. Хорошо, что без коней. Один, правда, на мотороллере
приехал. Музейный, можно сказать, экспонат. Андрей такой
последний раз видел году эдак в семьдесят пятом. Кое у кого на
поясе вместо нагайки болталась кобура. Трезвых среди прибывающих
не было, но у каждого вновь пришедшего, как у пьяного водителя,
заметившего гаишника, взгляд прояснялся при виде Андрюхи. Славка
каждый раз объяснял, что это его армейский друг, вместе служили
в ВДВ. Мужики, как назло, мало того, что сразу предлагали выпить
за знакомство, так еще утверждали, что десантники должны пить до
дна. Ноотропин можно было даже не доставать - все равно бы не
помог.
Наутро пришлось завтракать снова. Голова болела не очень, а вот
желудок... Андрея всегда подводил именно он.
Ну почему, как только начинаешь вести праведный образ жизни,
обязательно попадаешь в такую компанию, в которой пить
приходится пуще прежнего. Но выхода не было, до второго августа
оставалось четыре дня, Славку обижать не хотелось: день
десантника - святое для каждого дембеля ВДВ. Ну, почти для
каждого.
Какой, к черту праздник, если выбросили тебя с парашютом, купол
открылся, яйца, как положено, дернуло, а дальше завис, словно
случился в природе какой-то катаклизм, что открывшийся парашют
висит себе спокойненько в воздухе и совсем не думает опускать на
землю своего владельца. Хочешь прыгать? Пожалуйста. Режь стропы
- и вниз. До земли еще ого-го! Ей Богу разобьешься.
Был бы дома - с удовольствием достал берет из шкафа, надраил
"флажок", чтобы блестел, как яйца у кота, с мокрым полотенцем
прогладил фетр, засунул внутрь "жало" от фуражки и повесил все
сооружение на затылок.
"Кто служил - пусть гордится,
Кто не служил - пусть радуется".
Ладно, поразлагаюсь, даст Бог, печень выдержит местную
самогонку.
Печень заболела как раз второго вечером. С утра ходили по
городу, братались со своей братвой, смешно одетой в смесь
казачей и ВДВ-шной формы. Пили, обнимались, приставали к
проходящим мимо девчонкам, снова пили, кто-то дрался, но Андрей
всегда был против бесполезного мордобития, когда два другана
сегодня набьют друг другу морды, а завтра виновато будут глядеть
в глаза, извиняться, снова пить и снова драться. Эксцессов
удалось избежать, и к вечеру они опять сидели у Славки, за
праздничным столом.
Тут-то, после очередной рюмки (стакана), когда он потянулся за
малосольным огурчиком, в боку кольнуло.
"Начинается."
Встал из-за стола и, найдя в рюкзаке коробочку с "Лиф-52",
проглотил сразу четыре или пять таблеток, чтобы наверняка (а то
вдруг еще двоится). Потом вернулся за стол, продолжая есть, пить
потихоньку, шутить и смеяться, но настроение было испорчено
постоянным чувством как будто кто-то зацепил крючком его бок и
тянет, тянет.
По причине "хвори" казаки оставили его в покое, когда
закончилась самогонка и они отправились в коммерческий киоск за
водкой. Понятное дело, денег за нее они платить, как всегда, и
не собирались, что оставшиеся коммерсанты давно поняли, и те
киоски, что еще работали в городе, как правило, ночью были
закрыты. Ну, разве какой-нибудь полоумный хочет зашибить ночную
деньгу. Так придуркам не место в нашем городе, пойдем его
искать, а если такого не окажется, то у Петро дома бражка
доходит, принесем пару бутылей, а завтра и самогонки сварим, на
опохмелку.
Андрей ушел в спаленку и, не раздеваясь, завалился на кровать.
Печень ныла и ныла, проклятая. Проснувшись, он услышал в
соседней комнате голоса, открыл глаза и повернул голову в их
сторону. Вставать не хотелось, а сквозь полузакрытые шторки
почти ничего не было видно.
- Андрюха, давай вставай, отведаешь бражки - печень как рукой
снимет, точно. Коммерсанты, хреновы, все киоски позакрывали,
сволочи.
- Да ладно, пускай спит. Наливай.
Разговор, доносящийся до ушей Андрея, ужасно мешал, и, кроме
печени, разболелась еще и голова. В конце концов он стал
воспринимать все звуки как какой-то общий фон, прерываемый
раскатами смеха, когда казаки вспоминали, как в отместку
коммерсантам сожгли пару закрытых ларьков.
Сквозь этот гвалт Андрей услышал звонок, потом скрип
открывающейся двери, и новый поток приветствий вновь пришедшему.
- А, атаман! Проходи! Бражку будешь? Как дела? Что нового
сказали на сходе? Когда вернулся? Давай, садись рядом.
- Эх, хороша. Аж в нос шибает.
После приветствий разговор вошел в свое привычное русло, Андрей
совсем было заснул, как вдруг звук раскрываемых штор заставил
его насторожиться.
- Давно он у тебя?
- Да почти неделю, а что?
- Кто он тебе?
- Служили вместе, да он парень наш, что надо, хоть и писарем при
штабе служил, но и по горам здорово ходил, а сволочью никогда не
был. "Духами" на соседних койках спали. А тут вот в
Новороссийске отдыхал, когда вся эта каша заварилась, так
пешком, говорит, дошел. Он может.
- А стреляет как?
- Еще лучше меня. И по духовщине неплохо палил, а под дембель
проводил горную подготовку в полку, так успел настреляться из
чего угодно - сквозь его руки все батальоны проходили, взводного
какого-нибудь попросит и отрывается после карандашей.
- М-да.
- А в чем дело?
- Ориентировка пришла. Нам "Красная Армия" как бы до фонаря, но
стенка на стенку мы с ней не пойдем - покоцают за милую душу.
Передали сегодня, что парень один из-под Новороссийска
прорывался в нашу сторону, как раз неделю назад. Ну и дров
наломал - дай боже. Покрошил там кого-то, автомат спер, грузовик
угнал. Военные все в тайне держали, не хотели сор из избы
выносить - стыдно, наверно, что с одним обормотом справиться не
смогли. Машину позавчера нашли, возле НМ-а. Сегодня полкан на
сходе был. Злой как собака. Если это он - придется его выдать.
- Да ни за что!
- Тише, казак, ты на службе. Оружие у него есть? Вещи?
- Пустой он. Совсем без ничего пришел.
"Спасибо, Славка. Пусть я тебе о "стволе" ничего не говорил, но
сквозь рюкзак его можно было разглядеть, да и "лифчик" при тебе
вытаскивал". - Алкоголь как рукой сняло, и печень даже болеть
перестала.
- Ладно, пойдем к столу. Пусть проспится, а завтра с утра я с
ним поговорю. И если что - никаких разговоров. Дело серьезное, а
у нас перед военными и так грешков всяких хватает. Точка. Я
сказал.
Шторы снова сомкнулись.
"Слава богу".
Осторожно, чтобы не был слышен скрип пружин, под очередной
раскат смеха, Андрей сполз с кровати. Рюкзак стоял в углу за
шифоньером, достать автомат, привинтить к нему пламегаситель и
вставить магазин было делом пяти минут, после чего, открыв
окошко, вылез во двор, огородами ушел на другую улицу и через
полчаса уже был на станции, нашел какой-то состав, забрался в
первый попавшийся вагон, а потом все-таки срубился от выпитой
самогонки.
Проснулся от резкого толчка. Состав еще несколько раз дернулся,
перед тем как окончательно замереть. Было светло и более чем
жарко. Слюни так и текли. Железные стенки вагона раскалились
чуть ли не докрасна.
Больше всего Андрею хотелось, чтобы эта остановка была уже
где-нибудь за Ростовом. Он осторожно приоткрыл железные створки
и коротко зыркнул по сторонам.
Степь. Справа, по движению поезда, метрах в двадцати от насыпи,
стоял подбитый БТР. Горы на горизонте.
"Ага, Ростов. А Чечню не хочешь?"
Назад пути не было, и Андрей, собрав пожитки, покинул свой
"спальный вагон". От вчерашней пьянки не осталось и следа,
голова работала четко, но вихляющие ноги ее все равно опередили
и решили идти в направлении гор.
Все было предельно просто. На память пришел очередной армейский
случай.
Один душара, перед самой отправкой в Афган, дал деру из горного
центра. Полк сразу предупредили, на всех вокзалах поставили
патрули, но солдат не появлялся. И только через неделю один
бабай поведал офицерам о воине, встретившемся ему в горах и
рассказывающего, что он отстал от роты. Наивный бабай хотел
помочь бедному солдатику, а получилось наоборот, и через шесть
часов, глубокой ночью, того повязали на стоянке у киргизов.
Андрей, возглавлявший в то время "спасательную команду",
созданную после происшедшей за месяц до этого трагедии в горах,
тоже принимал участие в поимке "беглого каторжника", ощущал
холод и видел сияние ледников. На следующий день, совершая в
одиночестве трекинг по горам, вдруг понял, что, окажись солдатик
порасторопнее (тот прошел за неделю всего восемьдесят километров
по дну ущелья, которые можно было преодолеть ночью за трое
суток, а днем вообще поймать машину и прое
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -