г другу, то и дело переходя на крик.
     Это бронуновское движение  миллионов машин сразу по  всей Стране делало
ее призрачной и такой же бессмысленной, как все эти будни. Автомобили стояли
и неслись повсюду, они были неизбежным злом.  Но еще хуже  был холод.  Алекс
надел теплые  носки,  сунул ноги в резиновые сапоги, натянул ветровку поверх
ме-ховой безрукавки, с которой  расстаться  не  было сил. Потом оглянулся на
иска-леченный  зонтик,  который следовало выкинуть  сразу  - все равно  надо
завтра покупать новый, третий в  этом  сезоне -  и вышел под слабый  дождь с
истеричными порывами мокрого  ветра с моря. После нескольких  минут движения
застывшая в жилах кровь стала снова горячей и текучей.
     На зимней  Набережной в такой час было пустынно.  Это вам не в августе,
когда горожане со всех сторон съезжаются сюда глотнуть воздуха, который вряд
ли холоднее, чем в душных  квартирах, к  тому  же  мокрый и пахнет баней, но
хоть  подвижный. Нет,  подумал он, лето  все-таки еще хуже. У  него давно не
было сравнений типа это лучше  того. Напротив -  то еще хуже этого... Россия
еще хуже Израиля, а потому следует жить тут, а не там. Не следует жаловаться
на  жизнь -  будет еще  хуже.  Причем так,  что  нынешние неприятности будут
вспоминаться,  как  сладкий сон.  Надвигалась  старость  -  без  сбережений,
госпенсии и семьи.
     Море неистово билось в  прибрежные плоские камни. Как и  небо,  он было
черным  на  фоне ярких  фонарей,  а  белые барашки только  подчеркивали  его
мертвенную черноту. Дальнее  мелководье делало  здесь волны одноообразными и
низкими, какими-то неморскими, как в иных приморских городах, а потому таким
же искус-ственными, как  и все остальное.  Летом вода этого квази-моря  была
неизменно неприятно зеленой, горячей и мутной, вызывающей  у Алекса такое же
глухое  раз-дражение,  как  квази-яблоки  и квази-помидоры.  Как  и  вся эта
квази-жизнь на такой же квази-родине.
     Навстречу  спешила  одинокая  энергичная  фигура.  Если что и  отличало
местную публику любого пола и  возраста, то  это  вечная подвижность  лица и
тела, страсть к развитию любого  события. Алекс поздно  узнал прохожего и не
успел  уставиться в  море  или  шмыгнуть  в  заросли.  Нет-нет, это  был  не
террорист,  не хулиган. Друг это был. Половинкин по фамилии. Земляк,  знаете
ли, и бывший ученый  муж, к тому же,  черт бы нас всех побрал.  Некогда,  на
заре  перезрелой  ульпанской молодости,  Валерий  еще  по  какому-то там  по
отчеству  Половинкин  даже симпатизировал  Александру такому-то  Беккеру. Но
потом произошло непоправимое: Алексу дали стипендию Шапиро, а Валерию - нет,
не дали, обошли, не оценили, не признали таким же ценным ученым, как Беккер.
Дали  одному вместо другого?  Вовсе  нет. И специальности разные, и связи не
пересекались. Но один тут же, прямо на этой же Набережной, люто возненавидел
другого  - из зависти. И  началось невообразимая фантасмогория,  психиатрия,
инфантильный  идиотизм.  Почтенный  профессор   Валерий   уже  без  отчества
Половинкин издали кричал  везунчику: "Ты куда идешь?  За стипендией  Шапиро?
Возьми меня с собой? Не подхожу?!"
     И, задрав хвост, сворачивал в сторону.
     Когда эта стипендия  естественным образом кончилась, как  разваливается
любая  откровенная  синекура,  оба  как-то встретились  на  равных:  Валерий
продавал какой-то чудо-продукт,  а Алекс то, что навязывал до сих пор. Но  у
Валерия это дело  не  пошло. Вернее, сначала пошло, а потом настала, как и у
большинства    скороспе-лых    соискателей    стремительного    процветания,
непроходимость. Проклятущий же  счастливый соперник снова удержался в седле.
А  поскольку первый и главный  вопрос нашей публики  "Ты работаешь?"  жаждет
печального ответа "Увы...", то, постоянно  слыша  другое, Валерий немедленно
впадал  в  тихую  истерику:  "Ясно.  Значит, ты  и  на  родине  был  склонен
обманывать себе подобных, а тут просто нашел себя!"
     При таких теплых и дружеских  отношениях любая встреча не сулила ничего
хоро-шего. Оба фальшиво разулыбались, хотя узнав друг друга, сделали сходное
неу-ловимое   движение  как-то  незаметно   разойтись  разными  курсами.  Но
воспитание  победило  и  разговор состоялся:  "Как ты?" "Прекрасно!  А  ты?"
"Лучше  не бывает."  Алекс  обреченно ожидал  гадкой  реплики  ехидствующего
интелектуала и настраи-вал себя свести все к шутке, по обыкновению.
     Но после  бесконечного  балансирования между слепой надеждой  и  зримым
отчаянием с Дуду и Мироном, после болезненной встречи с Натой и Женей, после
наконец, гнусного  вечера и  сломанного  зонта  у  него  пропало  настроение
упраж-няться в подначках.  Поэтому на пробное "А ты все так  же?.." он вдруг
ответил: "Нет!  Я уже  не хочу с  тобой говорить,  кретин. А потому  иди  ты
нах... и больше никогда ко мне не подходи."
     Валерий же, словно только и ждавший подобного развития давних дружеских
от-ношений,  тотчас  влепил  Алексу  такой  удар  в  ухо,  что  черное  небо
раскололось в  его глазах  зеленым  лучом, за которым, оказывается, вовсе не
надо охотиться в тропиках.
     Какое-то время шум  прибоя  заглушался  хриплыми  выкриками  и  звуками
оплеух,  которыми   обменивались  двое  стариков.   Потом  они  сцепились  и
покатились  по  морскому  песку,  намытому  на  финский  тротуар, с  твердым
намерением сбросить  хоть одного еврея в  Средиземное море.  Вся  застарелая
ненависть  к  окружающему  их  обществу  нашла,  наконец,  выход в  реальном
носителе  зла,  которого  каждый  стремился  уничтожить.  Но  тут  раздались
непонятные  гортанные  крики. Двое мо-лодых людей,  уклоняясь  от кулаков  и
зубов озверелых  оппонентов,  растаскивали этих непонятных русских, которые,
скорее  всего, не  поделили  какую-то  добычу. На арабском и на  иврите  они
пытались  успокоить рычащих олим, пока те,  как-то оба сразу, не  очнулись и
одинаково стыдливо замерли  в нелепых позах, в которых их застало прозрение.
Прибой с демонстративным  равнодушием  бился в двух шагах от места сражения.
Арабы  удалились,  смеясь  и  оглядываясь.  Не   говоря  ни  слова,   бывшие
респектабельные  москвичи,  что словно специально встретились  во вре-мени и
пространстве для идиотской дуэли, побрели в разные стороны,.
     Без  конца сплевывая красную слюну  и прикладывая пальцы к глазу, Алекс
снова опоздал свернуть в сторону от очередного  сверстника. Тот вечно кричал
издали: "На море идешь? Молодец! Так держать!" Или: "Ты на автобус? Подожди,
скажи  сначала, как дела? Ну, счастливого пути."  Теперь  он  заорал издали:
"Уже с прогулки? Отстрелялся? Молодец твой отец - на полу спал и не упал." И
залился счастливым смехом от остроумной  шутки. К собеседнику он, к счастью,
никогда не приглядывался, следуя известному правилу: успей выразиться, а как
и перед кем, неважно. Так что эта встреча прошла без продолжения драки, хотя
Алекс закипал от идиотского дружеского общения сильнее, чем от брани врагов.
     Сдирая  дома грязную ветровку и  полные песка сапоги, он радовался, что
наконец стало жарко, что он вспотел. В зеркале в ванной он долго разглядывал
набрякшую  губу, едва открывающийся  глаз и в кровь разбиты кулаки. Господи,
как же я поеду на завтрашнюю встречу? - подумал он и сразу за этим: - Что же
я натворил  с Валерием? Ведь не о камни же так разбил себе костяшки рук?  Не
осознавая,  что он делает,  как был в трусах и майке, не чувствуя холода, он
разыскал в старой  книжке давно забытый номер, прошел к телефону и  с трудом
сказал: "Привет. Ты в порядке?" Прямо, как в  голливудских боевиках, криво и
болезненно  усмехнулся он. "Не  беспокойся, -  прошепелявил профессор. - Мне
давно  было  пора  сменить этот зуб...  А как  ты?"  "Хорошо. Размялись.  Я,
наконец, хоть  согрелся на  этом долбанном юге..."  "А я молодость вспомнил.
Последний раз дрался в  девятом  классе. Захочешь  снова  погреться, приходи
завтра туда же в то же время. Спокойной ночи."
     В ухе  стреляло,  глаз  совсем заплыл. Зато исчезли  мысли  о сорванной
встрече.  О  чем  горевать?  Позавчера он попал в заброшенный  дом в  старом
городе.  Некогда роскошная  мраморная  лестница,  зияющая  шахта  лифта  без
кабины, потолки метров под  пять и лицо потасканной женщины  за  приоткрытой
дверью.  "Из  какой-какой  компании? - перспросила  она  и  крикнула  вглубь
квартиры: - Бора! Тут от Мони Сапожкова пришли." "Гони его к еканной матери,
- прорычал Боря. - А то я сам выйду..."
     Алекс даже не обиделся. После этого беспардонного проходимца оставалось
то,  что называется выжженной землей. Кто знает, что лучше: получить по роже
от профессора  Половинкина, или нарваться  на  оболваненных  бывших клиентов
неубиенного Мони?
     Звонок телефона отразился в  здоровое ухо  с потолка.  Тотчас  возникло
привычное  предчувствие -  отменили очередной договор, недели, а то и месяцы
усилий  на   смарку.  Профессиональный   провал  воспринимался  вне  научной
деятельности.  Подвох  со  стороны  Мирона  или  Заца  был  давно  привычной
данностью.
     Но это было все-таки связано с изобретением. Правда, незапатентованным.
     "Я к тебе претензий не имею, - непревычно  взволнованно произнес всегда
подчеркнуто  уравновешенный  пляжный  приятель,  прозванный   одноклубниками
Брателло -  за  удивительную  толлерантность в бесконечных  спорах. - Но они
подали на меня в суд." "Кто? - не сразу  понял Алекс,  все  еще  находясь во
власти своих посторонних предчувствий. - И почему на  тебя?" "Потому что это
произошло  в  моей  машине. Теперь он  в коме и не исключено,  что...  самое
худшее..."
     Наконец,  до  изобретателя  дошло,  что  впервые  в  Израиле  произошло
внедрение  его идеи  -  подключить  через  повышающий  трансформатор ток  от
автомобильного   аккумулятора   к  "забытой"   на  заднем   сидении   сумке.
Телеремонтник Брателло  без  конца  жаловался на умельцев, залезающих  в его
оставленную на  улице машину.  Алекс и  решил проучить  вора. Судя по всему,
проучил...
     "Как  это произошло? - тупо спросил он,  прикидывая, какие беды  теперь
грозят ему  лично. - Где?"  "Там же. Сплошные арабы и  мизрахим, -  в голосе
вальяжного  и незлобивого Брателло проявился  гнев неукротимого Ури. - У них
какой-то  прибор, превращающий  стекло в  сплошную крошку... После  чего вор
влез  в салон  и схватил сумку  не  одной рукой,  после чего его  бы  просто
дернуло, а двумя. Ток прошел через жизненно важные органы. как мне сказали в
госпитале. А бесчисленные родственники  наглеца меня едва не линчевали прямо
в реанимации. Спасибо, что я успел  заскочить в туалет и там запереться." "А
полиция?"  "Полиция установила, что  сумка  была специально "заминирована" и
что  наше...  мое  деяние  подпадает  под  определение...  как  это  там  на
иврите..." "Позволь, а ты  что, звал  этого араба  в  свою  машину и  просил
трогать  твою сумку?" "Они  говорят, что  это неважно. Я заведомо подготовил
взрывное  устройство  против человека. Мой адвокат  с  трудом добился, чтобы
меня выпустили из камеры, где было  полно арабов, откуда-то узнавших, за что
меня  посадили." "Они вместе не сажают,"  - неуверенно усомнился  Алекс. "Не
знаю. Возможно, это не арабы..."
        "2."
     "Шалом, Мирон! Рад слышать тебя." "Ну, приручил  без меня моего гения?"
"Все в процессе. А что?" "А то, что я бы на твоем месте  послал его к чертям
и забыл. Вместе  с его совковыми  амбициями и неестественным в наших широтах
досто-инством."  "А как же наш  проект века, мой участок дна?"  "Ты  его уже
купил?"  "В процессе."  "Забудь." "Почему?" "А вот это  я тебе  скажу  после
того,  как получу  обязательства,  что  ты  меня еще раз не отдвинешь так же
бесцеремонно, как с Бек-кером." "Никуда я тебя не отодвигал, Мирон. Я ведь с
ним ничего не подписывал. А  если подпишу, то в твоем присутствии и с  твоей
долей."  "От его  тысячи долларов в  месяц?" "Не стоит  так со мной шутить."
"Прости. Это  совковое хамство вообще заразительно." "Итак?" "Альтернативная
энергия.  В топливный бак автомобиля заливается чистая вода и подключается к
катализатору. Вчетверо больше  километров на  литр." "Очередной гений?" "Вот
именно!   И  очень  покладистый.   Заранее   согласен  на   любые   условия.
Встречаемся?" "Нет." "Поче-му?" "Мирон, я тебя не узнаю. С каких пор ты впал
в  детство? Да  я со школьных  лет  читал об этих проектах. Еще  в 1912 году
нефтяным  экспертам продемон-стрировали катер,  что  ходил по Великим озерам
три часа с пустым баком и  труб-кой за борт. Патент был тут же скуплен  и не
то тут же уничтожен, не  то хранится в лучшем из сейфов.  У меня нет  резона
его покупать еще раз." "Мой патентовед..." "Верю. Хороший парень. Знает свое
дело и ни разу нас не подставил. Но  даже если это абсолютно ново, то ничего
у нас не получится. Там,  где задеты коренные интересы  нефтебизнеса, всегда
будет стена любому изобретению. Монополии готовы смириться с новыми  членами
своего  клуба,  каким я  пытаюсь  стать с  помощью  Беккера,  но  никогда не
позволят рисковать  своим рынком, как  таковым. На все пойдут. В наше  время
дешевле  твоего очередного  гения случайно  машиной задавить, чем перекупать
патент.  Твои же  слова,  Мирон!"  "А если  мы  будем  тайно производить его
эссенцию, добавлять ее в воду для иммитации запаха бензина и заливать в баки
машин  на  наших бензоколонках?" "Бизнес для  мелких  жуликов. Тайное тут же
станет явным с соответствующим сроком в тюрьме. Нет, это не для нас с тобой.
Впрочем, и я все больше склоняюсь к отказу и от Беккера. Коль скоро я ему до
конца  не  верю,  вкладывать такие  деньги  -  безумие.  Мои люди ищут  иное
приложение каптала. Бог с ней,  с нефтью." "А государственные  интересы?" "А
ты  предложи Беккера прямо премьеру. На самом что ни на есть государственном
уровне." "Не устал насмехаться?  Ему-то какое дело до этих интересов? Больше
будет получать в  месяц?"  "Вот  и я о том же. С  чего  бы  мне быть  святее
главных  раввинов?  Пока  мне  казалось, что Беккер даст  мне  миллиарды,  я
говорил о политике. Высокие национальные интересы  прекрасны, как  неоценима
подлива  к  основному  блюду - к  миллиардам.  Наоборот  у меня  никогда  не
получалось."  "Но, насколько я  понимаю, у тебя  одна проблема  с Алексом  -
договор. Подпиши. И он будет честно работать. Это очень порядочная публика."
"А если  ничего  не выйдет? Если  проект  с  червоточиной?  А  если появятся
конкуренты с таким же проектом на месторождении рядом, но с трубопроводом не
к нам, а в  Ливан или в Грецию? Начерта тогда мне его честная или бесчестная
работа?" "Ты теряешь тысячу  дол-ларов в месяц!" "Я похож  на фраера? Проект
лопнул,  а  я плачу и плачу?  Плохого же ты мнения  обо мне." "Так что же? Я
могу идти  с Алексом  к  другому?" "На  его условия не пойдет никто. Платить
деньги за  кота  в мешке  противно  человеческой природе." "Так  мы уже  без
тебя?"  "Погоди  еще месяц-другой.  Надо еще  подумать. Тут  завелся  у него
адвокат, из олим. Жутко эрудированный.  Моего Цви  разгадал, представляешь?"
"Цви? Нет, не представляю." "Так вот, этот умелец, без лицензии,  к тому же,
мы проверили,  нашел занозу в  проекте договора и, мало того,  сказал твоему
Алексу,  что  мы  заранее  готовим  обман.  Тот  вообще  отказался  со  мной
разговаривать.  И с моими доверенными  лицами  тоже." "А кто эти доверен-ные
лица?"
        "3."
     Эти доверенные лица больше никому не доверяли.
     После короткого звонка от Алекса Наташа долго не могла  придти  в себя,
напор-тачила на  компьютере. Совсем недавно такой ласковый малый бос  наорал
на нее  и  пригрозил  выгнать,  если снова ошибется  в  адресе, по  которому
отправила важное  письмо.  Поскольку благосклонность большого боса по  имени
Дуду  не  успела  рас-пространится  так  далеко,  чтобы  дать  ей  квиют   -
индульгенцию на любое качество  работы,  которую имеет соцсектор Израиля, то
угроза была более, чем реальной. На вилле  у тех же скороспелых друзей Батьи
и Дуду пахала уже другая служанка. Так что настроение было премерзкое.
     У  Жени  было ничуть  не  лучше.  Он обратился  к Дуду  с инициативой -
написать  большую  статью  в  свою  газету  о  проекте Заца-Беккера, получил
милостивое согла-сие и разразился двумя полосами - о Гекубе для арабов после
восхождения  новой нефтезвезды на Ближнем  Востоке.  А  в  стране-то свобода
печати! Через неделю  на  те же две полосы  была  статья профессора, доктора
геолого-минералогических  и  прочая, и  прочая. Широко  известный в  научных
кругах авантюрист  Алекс Беккер, резал  правду-матку  профессор,  сумел-таки
облапошить  доверчивого  сабру и предложить  прожект,  пригодный только  для
юмористичесого  приложения  к  той  же  газете, где  безграмотный  журналист
Домбровский... И  тому  подобное.  Статья была  запальчивая, околонаучная, с
бесчисленныеми  "первое,  второе,  третье",  ссылками  на  мировые  нефтяные
журналы  и с  цифрами, опровергающими с  порога саму  идею.  Автору  проекта
профессор посоветовал завести себе Интернет, чтобы держать руку на пульсе, а
не  пользоваться  советскими иллюзиями  многолетней  давности. Доктор всяких
наук  применил  известный  прием: не  зная  сути проекта, он,  по  названию,
придумывал свою версию идеи и ее  же  страстно и  уничтожающе  критиковал. В
частности,  он  тщательно рассчитал энергозатраты на  челночные танкеры и на
базе  этого  высмеял  тезис  из  статьи Жени,  что последние  не  только  не
потребляют энергии,  но  и  заготавливают  ее  впрок при  работе  комплекса.
Досталось  и трубопроводу.  Были  описаны  современные  донные  коммуникации
повышенной  прочности  и   приведена  их  цена.  Из  экономических  расчетов
следовало, что проект убыточный, а цена нефти превысит цену золота.
     Обе статьи не открыл ни один читатель. Им была в равной мере до фени  и
та,  и  другая  точки зрения,  но  главный  редактор  не  преминул поставить
Домбровскому глубочайший клистир с последним предупреждением: не лезь  туда,
где ты ничего не понимаешь! А то...
     Вдобавок бедный  Женя  получил втык от  самого Алекса - начерта написал
статью  вообще? Ты же сам  разрешил, отбивался  он,  на что получил: заставь
дурака  богу  молиться...  И  кое-что  еще,  и  кое-что  другое,  о  чем  не
рассказать, о чем сказать нельзя, как пелось в той  студенческой  туристской
песенке, что  некогда так  весе-лила  их  обоих.  Еще с Лидочкой и  еще  без
Сергея...
     Настроение  Алекса  можете   себе  представить,  если  учесть,  что  на
словоохотливого профессора ему наплевать, а вот на другое -  извините... Зац
с Мироном, случайно узнал хитроумный Беккер, раскопали хорошо  ему знакомого
коллегу-умельца и тот доводит проект до кондиции. Естественно, без тени доли
самого Алекса...
     ***
     Где  выход? -  мучительно  думал  Алекс, лихорадочно  продолжая чертить
танкер-челнок. За окном без конца крутила метель, стекла забивал мелкий злой
снег.  Как  всегда  в этом районе  родного города,  пахло  гарью.  И  грызла
привычная гнусная беспомощность.
     Через месяц надо сдавать проект заказчику, а старшего лейтенанта запаса
флота Беккера, командира  минно-торпедной части противолодочного корабля как
назло  призывают  на  переподготовку.  А  это  означает минные постановки  и
торпедные стрельбы, житье  в кишащей тараканами узкой каюте на старой ржавой
посудине, несущейся в сером пенном просторе в составе никчемной эскадры. Тот
же месяц, что  он должен был потратить  на  судьбоносные  решения у  родного
кульмана,   ему    предстоит   провести   среди    замордованных   матросов,
садистов-старшин, юных офицеров,  рядом с которыми  он, пожилой "партизан" в
мятой форме - нонсенс и чужак в кают-компании. Месяц, выпавший из жизни, как
такой же внезапный призыв  в колхоз на срочную шефскую помощь селу,  как все
прочие  идиотские  мероприятия, мешающие  творческому  труду -  единственной
радости его холостой жизни...
     Остается  только  выжать как  можно  больше  от  оставшихся двух  часов
рабоче