тся основания ожидать, что ты при новом исследовании  придешь
к тому результату, что положение далеко не столь опасно или серьезно, как ты
полагал первоначально.
     Доктор Стокман. Ах, так вот чего ты ожидаешь!
     Фогт. Далее ожидается, что ты питаешь и  публично  выразишь  доверие  к
правлению  и  к  той  основательности  и  добросовестности,  с  которой  оно
предпримет необходимые меры для устранения возможных недочетов.
     Доктор Стокман. Да никогда вам  не  удастся  поправить  дело,  если  вы
собираетесь только пачкотней заниматься да заплатки  ставить!  Говорю  тебе,
Петер, это мое искреннейшее, глубочайшее убеждение...
     Фогт. В качестве служащего тебе не полагается  иметь  особых  мнений  и
убеждений.
     Доктор Стокман (пораженный). Не полагается?..
     Фогт. В качестве служащего, говорю я. В качестве частного лица - сделай
одолжение, это совсем другое. Но в качестве подчиненного лица, состоящего на
службе у дирекции  курорта,  тебе  не  полагается  выступать  с  мнениями  и
убеждениями, не согласными с убеждениями твоего начальства.
     Доктор  Стокман.  Это  уж  слишком!  Мне,  врачу,  человеку  науки,  не
полагается!..
     Фогт. Данный случай нельзя рассматривать как чисто научный; это  случай
сложный, имеющий и техническую и экономнческую сторону.
     Доктор Стокман. А пусть его будет, чем  черт  хочет!  Я  хочу  свободно
высказываться о всевозможных случаях в мире!
     (*567) Фогт. Сделай одолжение. Только не о делах курорта... Это мы тебе
запрещаем.
     Доктор Стокман (кричит). Вы запрещаете!.. Вы? Такие...
     Фогт. Я тебе это запрещаю... я... твое высшее начальство! И раз я  тебе
это запрещаю, тебе остается лишь повиноваться.
     Доктор Стокман (пересиливая себя). Петер... не будь ты мне брат...
     Петра (распахивая дверь). Отец, этого ты не потерпишь!
     Фру Стокман (за нею). Петра! Петра!
     Фогт. А-а, изволили подслушивать.
     Фру Стокман. Тут все слышно, мы не могли...
     Петра. Да, я стояла и прислушивалась.
     Фогт. В сущности, я даже рад...
     Доктор Стокман  (подступая  к  нему).  Ты  говорил  мне  о  запрещении,
требовал повиновения?..
     Фогт. Ты вынудил меня заговорить в таком тоне.
     Доктор Стокман. Чтобы я публично опроверг самого себя?
     Фогт. Мы усматриваем безотлагательную надобность в публичном  заявлении
с твоей стороны... в том смысле, как я потребовал от тебя.
     Доктор Стокман. А если я... ослушаюсь?
     Фогт. Так мы сами опубликуем разъяснение для успокоения публики.
     Доктор Стокман. Так. А я его опровергну! Я стою на своем и докажу,  что
прав я, а не вы. Что вы тогда сделаете?
     Фогт. Тогда я не остановился бы и перед твоей отставкой.
     Доктор Стокман. Что?!
     Петра. Отставку... отцу!
     Фру Стокман. Отставку?!
     Фогт. Тебя бы отставили от должности штатного врача курорта. Я усмотрел
бы в твоем поведении достаточный  повод,  чтобы  войти  с  представлением  о
немедленном твоем увольнении, об устранении тебя от всякого  касательства  к
делам курорта.
     (*568) Доктор Стокман. И вы посмели бы!
     Фогт. Ты сам затеял рискованную игру.
     Петра. Дядя, это возмутительно так поступать  с  таким  человеком,  как
отец!
     Фру Стокман. Ты бы помолчала, Петра!
     Фогт (смотрит на Петру). Ага, тоже  обзавелись  уже  особыми  мнениями?
Разумеется!  (Обращается  к  фру  Стокман.)   Невестка,   вы,   по-видимому,
рассудительнее всех здесь в доме. Пустите же  в  ход  все  свое  влияние  на
вашего мужа, внушите ему, какие это повлечет за собой последствия для него и
для его семьи...
     Доктор Стокман. Моя семья касается меня одного.
     Фогт. И для его семьи, говорю я, и для всего города, где он живет.
     Доктор Стокман. Я-то истинно желаю добра своему городу.  Хочу  раскрыть
недостатки, которые рано ли, поздно ли должны выйти наружу... Нет, никто  не
сможет усомниться, что я-то люблю свой родной город!
     Фогт. Ты? Когда ты в своем слепом упорстве стремишься отнять  у  города
важнейший источник его благосостояния!
     Доктор Стокман. Источник этот отравлен, говорят тебе. Ты в  своем  уме?
Мы тут промышляем всякой дрянью да гнилью!.. Наше расцветающее  общественное
благосостояние питается обманом!
     Фогт.  Фантазия...  или   еще   похуже?   Тот,   кто   изрыгает   такие
оскорбительные инсинуации на свой родной город, является врагом общества!
     Доктор Стокман (бросаясь к нему). Ты смеешь!..
     Фру Стокман (кидаясь между ними). Томас!
     Петра (схватив отца за руку). Только не горячись, отец!
     Фогт. Я не желаю  подвергать  себя  необузданным  выходкам.  Теперь  ты
предупрежден. Пораздумай о своем долге по отношению к себе и своим.  Прощай.
(Уходит.)
     Доктор Стокман  (ходит  по  комнате).  Сносить  подобное  обращение!  В
собственном доме, Катрине! Что ты скажешь на это?
     (*569) Фру Стокман. Да, конечно, просто стыд и срам, Томас.
     Петра. Знай я только, чем донять дядюшку!..
     Доктор Стокман. Я сам виноват; давно бы пора мне ощетиниться на  них...
показать зубы... огрызнуться!.. И назвать меня врагом общества?! Меня! Этого
я, честное слово, так не оставлю!
     Фру Стокман. Но, милый Томас, брат твой все-таки сила...
     Доктор Стокман. А на моей стороне - право!
     Фру Стокман. Ну, право, право! Что толку быть правым, коли нет  у  тебя
силы?
     Петра. Ах, мама! Ну можно ли так говорить?
     Доктор Стокман. Как что толку быть правым, когда мы живем  в  свободном
обществе? Чудачка ты, Катрине. И кроме того, разве у меня  в  авангарде  нет
смелой и независимой прессы, а в  арьергарде  сплоченного  большинства?  Это
довольно таки большие силы, я полагаю!
     Фру Стокман. Но, помилуй, Томас, не думаешь же ты...
     Доктор Стокман. Чего я не думаю?
     Фру Стокман. Тягаться с братом, - если хочешь знать.
     Доктор Стокман. А какого бы черта ты хотела? Чтобы я да не  постоял  за
то, что считаю правдой и истиной!..
     Петра. Да, и я то же скажу.
     Фру Стокман. Ах, да ничего ты ровно не добьешься. Раз они не хотят,  то
ничего и не будет!
     Доктор Стокман. Хо-хо, Катрине! Дай только  срок,  увидишь,  я  добьюсь
своего.
     Фру Стокман. Добьешься, пожалуй, отставки, это так.
     Доктор Стокман. Ну, по крайней мере выполню свой долг перед публикой...
перед обществом. Я, объявленный врагом общества!
     Фру Стокман. А  перед  своей  семьей,  Томас?  Перед  нами,  домашними?
По-твоему, ты выполнишь этим свой долг перед теми, о ком должен заботиться?
     Петра. Ах, да не думай ты вечно и прежде всего, о нас, мама!
     (*570) Фру Стокман. Тебе легко говорить; ты в случае чего сама постоишь
за себя... Вспомни о мальчиках, Томас, да подумай немножко и о самом себе...
и обо мне...
     Доктор Стокман. Право, ты совсем спятила, Катрине! Да если  бы  я,  как
жалкий трус, согнул шею перед Петером и его проклятой шайкой, была бы у меня
после этого хоть одна счастливая минута в жизни?
     Фру Стокман. Уж не знаю, но боже сохрани от такого счастья, какое  ждет
нас всех, если ты останешься без куска хлеба, без определенного дохода.  Мне
кажется, довольно уж мы натерпелись в былое время, вспомни об  этом,  Томас.
Подумай, чем это все грозит.
     Доктор Стокман (с трудом сдерживая свое волнение и  сжимая  кулаки).  И
эти  канцелярские  батраки  могут  довести  честного  человека   до   такого
положения! Разве это не ужас, Катрине?
     Фру Стокман. Да, просто грешно так поступать с тобой;  что  правда,  то
правда. Но, господи боже, мало ли на свете неправды,  с  которой  приходится
мириться!.. Вот мальчики, Томас, взгляни на них! Что с ними будет! Нет, нет,
не может быть, чтобы у тебя хватило духу...
     Входят Эйлиф и Мортен с учебниками и тетрадками.
     Доктор Стокман. Мальчики!.. (Вдруг овладев собой, твердо и решительно.)
Хоть бы весь мир провалился, я не склоню шеи под ярмо. (Направляется в  свою
комнату.)
     Фру Стокман (следуя за ним). Томас... чего же ты хочешь?..
     Доктор Стокман (в дверях). Я хочу иметь право  смело  глядеть  в  глаза
моим мальчикам, когда они вырастут свободными людьми. (Уходит к себе.)
     Фру Стокман (заливаясь слезами). Господи, спаси нас, сохрани и помилуй!
     Петра. Молодчина отец! Он не сдастся.

     Мальчики с недоумением смотрят на всех, Петра делает им знак молчать.

        "ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ"

     Контора редакция "Народного вестника". Налево в глубине входная  дверь.
Направо в той же задней стене вторая дверь со стеклами, через которые  видна
типография. В  правой  стене  тоже  дверь.  Посреди  комнаты  большой  стол,
заваленный  бумагами,  газетами,  книгами,  около  него  несколько   кресел.
Впереди, налево, окно, возле него конторка  с  высоким  табуретом.  У  стола
несколько кресел. По стенам стулья.  Комната  имеет  мрачный,  неприветливый
вид, обстановка старая, кресла грязные и ободранные. В типографии  несколько
наборщиков за работой, подальше виден ручной пресс в ходу.
     Редактор Ховстад сидит за конторкой  и  пишет.  Немного  спустя  справа
входит Биллинг, держа в руках рукопись доктора Стокмана.

     Биллинг. Ну, скажу я!..
     Ховстад (продолжая писать). Вы прочли?
     Биллинг (положив рукопись на конторку). Н-да, прочел.
     Ховстад. Что, ловко доктор бреет?
     Биллинг. Бреет? Да он, убей меня бог, разит наповал! Что ни  слово,  то
прямо, скажу я, удар топора!
     Ховстад. Ну, этих господ с одного раза не свалишь.
     Биллинг. Оно так. Тогда мы начнем наносить  удар  за  ударом,  пока  не
свалим  этот  оплот  власть  имущих.  Право,  когда  я  читал  статью,   мне
показалось, что я вижу приближение революции...
     Ховстад (оборачиваясь). Тсс... не услыхал бы Аслаксен.
     Биллинг (понижая голос). Аслаксен - мокрая курица, трусишка; разве  это
мужчина? Но на этот раз вы, надеюсь, поставите на своем? А?  Ведь  проведете
статью доктора?
     Ховстад. Если только фогт не сдастся добром...
     Биллинг. Вот была бы досада, черт побери!
     (*572) Xовстад. Ну, что бы там ни вышло, мы все-таки извлечем пользу из
этого дела. Не сдастся фогт на предложение доктора -  все  мелкие  обыватели
сядут ему на  шею...  весь  союз  домохозяев  и  прочие.  А  сдастся  -  так
разойдется с целой кучей крупных акционеров курорта, которые до сих пор были
надежнейшей его опорой...
     Биллинг. Да, да, им ведь придется раскошелиться; чертовски много  денег
понадобится!..
     Xовстад. Да уж это хоть побожиться. А тогда  заколдованный  круг  будет
разорван, видите ли, и мы изо дня в день будем вдалбливать публике, что фогт
несведущ в том-то и в том-то и что все ответственные должности в городе, все
управление общественными делами должно перейти в руки свободомыслящих людей.
     Биллинг. Что верно, то верно, убей меня  бог!  Я  вижу  -  мы  накануне
революции!

     Стук во входную дверь в глубине налево.

     Xовстад. Тсс! (Громко.) Войдите!
     Входит доктор Стокман. Ховстад идет ему навстречу.
     А, да это доктор! Ну?..
     Доктор Стокман. Печатайте, господин Ховстад.
     Ховстад. Кончилось-таки этим?
     Биллинг. Ура!
     Доктор Стокман. Печатайте, говорю. Конечно, этим кончилось.  Сами  того
захотели. Теперь закипит война в городе, господин Биллинг.
     Биллинг. Не на живот, а на смерть, надеюсь, господин доктор!
     Доктор Стокман.  Доклад  мой  -  лишь  начало.  У  меня  в  голове  еще
четыре-пять статей. Где тут у вас Аслаксен?
     Биллинг (кричит в типографию). Аслаксен, зайдите-ка сюда на минуточку!
     Ховстад. Еще четыре-пять статей, говорите? Все о том же?
     Доктор Стокман. Н-нет, куда, милый мой! Совсем о других  предметах.  Но
исходными пунктами остаются водопровод и клоака. Одно тянет за собой другое,
пони-(*573)  маете?  Словно,  когда  начинаешь   ломать   старое   строение,
точь-в-точь.
     Биллинг. Вот, убей меня бог, верно.  Никак  не  остановиться,  пока  не
снесешь долой всю рухлядь.
     Аслаксен (входя из типографии). Долой? Не собирается же  доктор  снести
долой водолечебницу?
     Ховстад. И не думает. Успокойтесь!
     Доктор Стокман. Нет, дело идет совсем о другом!.. Ну,  так  что  же  вы
скажете о моей статье, господин Ховстад?
     Ховстад. По-моему, изложено мастерски.
     Доктор Стокман. Не правда ли?.. Ну, очень рад, очень рад.
     Ховстад.  Так  все  просто,  ясно,  вразумительно,  не  нужно  быть   и
специалистом, чтобы понять, в чем дело. Смею сказать, все просвещенные  люди
будут на вашей стороне.
     Аслаксен. И рассудительные, полагаю?
     Биллинг. И рассудительные и безрассудные! Я думаю, почти весь город.
     Аслаксен. Ну, так, верно, можно ее напечатать.
     Доктор Стокман. Полагаю!
     Ховстад. Завтра же утром пускаем ее.
     Доктор  Стокман.  Да,  черт  побери,  нельзя  терять  ни  единого  дня.
Слушайте, господин Аслаксен,  вот  о  чем  я  хотел  вас  попросить:  вы  уж
займитесь рукописью сами.
     Аслаксен. Займусь, займусь.
     Доктор Стокман. Берегите пуще глаза. И чтобы ни  единой  опечатки.  Там
каждое слово важно.  А  я  еще  заверну,  авось  успею  немножко  проглядеть
корректуру... Да, просто выразить не могу, как я жажду видеть свой доклад  в
печати... как он полетит в свет...
     Биллинг. Вылетит, как молния!
     Доктор  Стокман.  ...на  суд  всех  здравомыслящих  сограждан.  О,   вы
представить себе не можете, чему я подвергся сегодня. Мне грозили  и  тем  и
сем,  хотели  лишить  меня  самых  моих  неотъемлемых,  ясных,   как   день,
человеческих прав!..
     Биллинг. Что? Ваших человеческих прав?
     (*574) Доктор Стокман. Хотели унизить меня, сделать  из  меня  подлеца,
требовали,  чтобы  я  поставил  личные  выгоды  выше  самых  своих  кровных,
священнейших убеждений...
     Биллинг. Это уж чересчур, убей меня бог!
     Xовстад. Ну, от этих господ можно всего ожидать.
     Доктор Стокман. Да нет, не  на  таковского  напали.  Увидят  черным  по
белому... Теперь я брошу якорь в "Народном вестнике"  и  каждый  божий  день
буду осыпать их своими статьями-гранатами.
     Аслаксен. Послушайте, однако...
     Биллинг. Ура! Война так война!
     Доктор Стокман. Я их пригну к земле, раздавлю, снесу их  укрепления  на
глазах у всех здравомыслящих людей. Вот что я сделаю!
     Аслаксен. Но,  пожалуйста,  соблюдайте  умеренность,  господин  доктор,
стреляйте, да в меру.
     Биллинг. Нет, нет! Не скупитесь на динамит!
     Доктор Стокман  (невозмутимо  продолжает).  Теперь  дело  не  только  в
водопроводе да клоаке, видите ли. Нет, надо  очистить,  дезинфицировать  всю
нашу общественную жизнь...
     Биллинг. Вот оно, всеразрешающее слово!
     Доктор Стокман. Всех этих стариков-пачкунов с их  заплатками...  долой,
понимаете! Долой отовсюду! Сегодня передо мной открылись такие  безграничные
горизонты!.. Я еще не вполне ясно вижу все,  но  я  сумею  разобраться.  Нам
нужны молодые, свежие  знаменосцы,  друзья  мои,  новые  командиры  на  всех
передовых постах!
     Биллинг. Слушайте, слушайте!
     Доктор Стокман. И если только действовать дружно - все  пойдет  как  по
маслу! Оборудуем весь переворот так гладко, как корабль спускают на воду. Вы
не верите?
     Ховстад. Я со своей стороны  верю,  что  у  нас  теперь  все  шансы  на
передачу общественного кормила в надлежащие руки.
     Аслаксен. Ежели только мы будем соблюдать умеренность, то я  отнюдь  не
думаю, чтобы это было опасно.
     (*575) Доктор Стокман. На черта ли тут думать, опасно  или  не  опасно!
То, что я делаю, я делаю во имя правды и по чистой совести.
     Ховстад. Вы заслуживаете всяческой поддержки, господин доктор.
     Аслаксен. Да уж, спору нет, доктор - истинный  друг  города,  подлинный
друг общества.
     Биллинг. Доктор Стокман, убей меня бог, - друг народа, Аслаксен!
     Аслаксен. Я полагаю, союз домохозяев скоро подхватит это словечко.
     Доктор  Стокман  (растроганно  пожимает  им  руки).  Спасибо,  спасибо,
дорогие, верные друзья мои!.. Мне так отрадно слышать это... Брат мой назвал
меня совсем иначе. Ну, и верну же я ему  это  с  лихвой,  честное  слово!  А
теперь надо пойти навестить одного беднягу... Я заверну опять,  как  сказал.
Так, пожалуйста, хорошенько сверяйте с рукописью, господин Аслаксен. И, ради
бога, не пропустите  ни  единого  восклицательного  знака.  Лучше  прибавьте
парочку... Ну, так прощайте. До свидания! До свидания!
     Взаимные приветствия, пока доктора провожают до дверей.
     Ховстад (возвращаясь). Он может оказать нам неоценимые услуги.
     Аслаксен. Да, пока только  он  будет  ограничиваться  этой  историей  с
водолечебницей. А ежели пойдет дальше, не посоветую следовать за ним.
     Ховстад. Гм... все зависит от...
     Биллинг. Черт знает, все-то вы трусите, Аслаксен!
     Аслаксен. Трушу?! Да, когда дело касается  местных  властей,  я  трушу,
господин Биллинг. Я недаром прошел школу опыта, скажу я вам.  Но  пустите-ка
меня в большую политику, тогда посмотрим, струшу ли я... хотя бы пред  самим
правительством.
     Биллинг. Разумеется, вы не трусливого десятка, но вот то-то и есть,  вы
сами себе противоречите.
     Аслаксен. Я человек с совестью, вот в  чем  дело.  Ежели  нападаешь  на
правительство, обществу от этого никакого вреда, да и тем господам ничего не
сделается, ви-(*576) дите ли, - они сидят крепко. А местные  власти  свалить
можно, и тогда, пожалуй, у кормила станут неопытные,  несведущие  люди  -  к
непоправимому вреду для домохозяев и прочих обывателей.
     Ховстад. А воспитание граждан путем участия в самоуправлении,  об  этом
вы не думаете?
     Аслаксен. Коли у человека есть свое дело в руках, так где же ему думать
обо всем зараз, господин Ховстад.
     Ховстад. Так пусть у меня никогда не будет никакого своего дела!
     Биллинг. Слушайте!.. Слушайте!
     Аслаксен  (с  улыбкой).  Гм...  (Указывает  на   конторку.)   На   этом
редакторском табурете сидел до вас амтман Стенсгор.
     Биллинг (плюется). Тьфу! Перебежчик!
     Ховстад. Я не флюгер и никогда им не буду.
     Аслаксен. Политический деятель ни за что ручаться  не  может,  господин
Ховстад. А вам, господин Биллинг, тоже,  кажется,  не  мешало  бы  поубавить
парусов, - вы ведь добиваетесь места секретаря магистрата.
     Биллинг. Я?..
     Ховстад. Вы, Биллинг?
     Биллинг. Ну, то есть... Вы же, черт возьми,  понимаете,  что  я  только
хотел позлить этих премудрых отцов города.
     Аслаксен. Да меня-то, конечно, все это не касается. Но раз меня укоряют
в трусости и в  противоречиях,  так  я  вот  что  желаю  поставить  на  вид:
политическое прошлое типографщика Аслаксена открыто всем и каждому. Со  мной
никаких других перемен не приключалось, кроме той, что я стал еще умереннее,
видите ли.  Сердце  мое  по-прежнему  принадлежит  народу,  но  я  не  стану
скрывать, что разум мой склоняется на сторону властей... то есть  местных...
да. (Уходит в типографию.)
     Биллинг. Нельзя ли нам как-нибудь сплавить его, Ховстад?
     Ховстад. А вы знаете кого-нибудь  другого,  кто  возьмет  на  себя  все
предварительные расходы на бумагу и печать?
     (*577) Биллинг. Чертовски скверно, что у нас нет оборотного капитала.
     Ховстад (садясь за конторку). Да, будь у нас...
     Биллинг. А если бы мы обратились к доктору Стокману?
     Ховстад (перелистывая бумаги). А что толку? У него ровно ничего нет.
     Биллинг. Так, но у него хорошая заручка - старик Мортен Хиль, "барсук",
как его прозвали.
     Ховстад (пишет). Вы наверное знаете, что у Хиля есть кое-что?
     Биллинг. Убей меня бог, коли нету! И кое-что из этого, верно, перепадет
семье Стокман. Не забудет же он обеспечить... хотя бы детей.
     Ховстад (вполоборота к нему). Вы на этом и строите свои расчеты?
     Биллинг. Строю? Разумеется, я ни на чем ничего не строю.
     Ховстад. И хорошо делаете. И на это секретарство в  магистрате  вам  бы
тоже не следовало рассчитывать. Могу вас заверить, вы его не получите.
     Биллинг. А вы думаете, я этого не знаю? Но то-то и хорошо, что я его