отивоположна  этому  основополагающему  предположению.
Любовь  не  является  результатом  адекватного сексуального  удовлетворения,
сексуальное счастье - даже  знание так  называемой сексуальной техники - это
результат любви.  Если бы  этот тезис нуждался в ином,  кроме  повседневного
наблюдения, доказательстве, то такое доказательство можно найти  в  обширном
материале  психоаналитических данных. Изучение наиболее часто  встречающихся
сексуальных проблем  - фригидность у женщин и более или менее  острые  формы
психической импотенции  у  мужчин  -  показывает,  что  причина здесь  не  в
отсутствии  знания  правильной  техники,  а в торможениях,  производящих эту
неспособность любить. Страх или ненависть к другому полу служат причиной тех
трудностей,   которые  мешают  человеку  отдаваться  полностью,  действовать
стихийно,  непосредственно  и  просто  довериться  сексуальному  партнеру  в
физической  близости.  Если  человек  с  сексуальными   торможениями  сможет
избавиться от страха или ненависти и обретет способность любить, исчезнут  и
ее  или  его  сексуальные  проблемы.  Если  нет,  то  не  поможет  и  знание
сексуальной техники.
 Но  в  то время как  данные  психоаналитической  терапии  указывают  на
ошибочность  идеи,  что  знание  правильной  сексуальной  техники  ведет   к
сексуальному  счастью и любви,  благодаря  теории  "Фрейда основопола-гающее
положение, что  любовь  сопутствует  обоюдному сексуальному  удовлетворению,
имело огромное влияние.  Для Фрейда  любовь  была,  в основном,  сексуальным
феноменом. "Человек, на опыте убедившись, что половая  /генитальная/  любовь
приносит ему самое большое удовлетворение, так что, фактически, она для него
становится прототипом счастья, вынужден вследствие этого искать свое счастье
на  пути  сексуальных  связей,  поставить генитальную эротику в  центр своей
жизни"2.  Переживание  братской  любви,  по  Фрейду,  результат сексуального
желания, но когда сексуальный инстинкт  обращен в  импульс,  направленный на
"запретную цель". Любовь, имеющая целью что-то запретное, была первоначально
чувственной любовью и в бессознательном человеке она все еще остается такой.
Что  касается чувства  слиянности,  которое является сущностью  мистического
переживания  и  источником самого  напряжен-ного чувства единства  с  другим
человеком   или  ближними,   то  оно  было   интерпретировано   Фрейдом  как
патологический   феномен,    как   возвраще-ние   к    состоянию    раннего,
"неограниченного нарциссизма"3.
 Стоит  сделать еще  только один шаг, чтобы, как Фрейд, счесть любовь, в
сущности,  иррациональным феноменом. Разница между иррациональной любовью  и
любовью,  как  выражением  зрелой  личности,  для  него  не  существует.  Он
подчеркивал в  своей работе о трансференции любви, что  любовь, перенесенная
на другой объект, в сущности  своей не  отличается  от нормального  феномена
любви4.  Влюбленность  всегда   граничит   с   ненормальностью,  она  всегда
сопровождается безрассудностью  в отношении действительности, подчиненностью
слепой силе и  является  перенесением с объектов  детской любви.  Любовь как
разумный феномен, как вершина достигнутой зрелости, не составляла для Фрейда
предмета   исследования,   поскольку   она   для   него  вообще  реально  не
существовала.
 Однако  будет  ошибкой переоценивать  влияние идей  Фрейда на понимание
любви,  как  результата  сексуального  влечения, или вернее,  как результата
сексуального удовлетворения,  отражающегося в сознательном чувстве. На самом
деле  причинная  зависимость здесь  обратная. Фрейдовские идеи  были отчасти
внушены духом XIX века, отчасти  они стали популярны благодаря  настроениям,
преобладающим  в  годы  после  первой мировой  войны.  Определенные факторы,
которые оказали влияние как на общепринятое, так и на фрейдовское понимание,
были  прежде  всего  реакцией на строгие нравы  викторианской  эпохи. Другой
фактор, определивший фрейдовские теории, состоит в преобладании тогда такого
понимания  человека,  которое  основано  на  структуре  капитализма.   Чтобы
доказать, что  капитализм соответствует естественным потребностям  человека,
нужно было доказать,  что человек был по природе своей склонен к конкуренции
и полон враждебности к другим людям. В то  время как экономисты "доказывали"
это, говоря о ненасытной жажде экономической наживы,  а дарвинисты, говоря о
биологическом  законе  выживания  наиболее  приспособленных  существ,  Фрейд
пришел  к тому же результату, полагая,  что  мужчиной руководит безграничное
желание  сексуального покорения  всех  женщин,  и только  давление  общества
препятствует  ему  в  осуществлении этого  желания.  В  результате,  мужчины
обязательно завидуют друг другу, и эта взаимная зависть и конкуренция  будет
продолжаться, даже если для этого  исчезнут все  социальные  и экономические
причины5.
 Наконец, мышление Фрейда находилось  в  значительной мере  под влиянием
этого  типа материализма,  который  преобладал  в  XIX  веке. Считалось, что
субстратом  всех духовных явлений служат явления  физиологические, а  потому
любовь,   ненависть,    честолюбие,   зависть   объяснялись   Фрейдом,   как
многочисленные  проявления  различных  форм сексуального  инстинкта.  Он  не
замечал,  что  основополагающая  реаль-ность  это  целостность человеческого
существования  во-первых,  общая  всем  людям  человеческая   ситуация,   и
во-вторых,  практика  жизни,  заданная  специфической  структурой  общества.
(Решительный шаг вперед  от этого типа материализма был сделан Марксом в его
"историческом   материализме",  в  котором  не  тела  и   инстинкты,   вроде
потребности  в пище или  имуществе,  служат  ключом к  пониманию человека, а
целостный  жизненный  процесс  человека,  его  "практика  жизни").  Согласно
Фрейду, полное и  ничем не сдерживаемое  удовлетворение  всех  инстинктивных
желаний вело  бы  к духовному здоровью и  счастью.  Но очевидные клинические
факты показывают,  что мужчина -  или женщина - которые посвящают свою жизнь
неограниченному сексуальному  удовлетворению, не  достигают  счастья и очень
часто страдают  от  острых невротических  конфликтов  или симптомов.  Полное
удовлетворение всех  инстинктивных потребностей не только не дает основы для
счастья,  но даже не гарантирует психического  здоровья. Все  же идея Фрейда
могла стать популярной в период после первой мировой войны только вследствие
тех изменений, которые произошли в духе капитализма, когда центр тяжести был
перенесен  с  накопления  на  расходование, с самоограничения,  как средства
экономического  успеха, на потребление, как основу для сверхширокого рынка и
главное удовольствие для одержимо-го тревогой, автоматизированного индивида.
Не откладывать  удовлетворение какого  бы то  ни было желания стало  главной
тенденцией  как  в   сфере  секса,  так  и  в  сфере  всякого  материального
потребления.
 Интересно  сравнить  понятия Фрейда, соответствующие духу  капитализма,
когда  он  еще  существовал  в  нерушимом  виде  в  начале  нашего  века,  с
теоретическими   понятиями   одного    из    самых   блестящих   современных
психоаналитиков покойного Г.  С.  Салливена.  В  психоаналитической  системе
Салливена  мы  находим, в  противоположность фрейдовской, строгое различение
между сексуальностью и любовью.
 Что означает любовь  и близость  в концепции Салливена?  "Близость  это
такой  тип  ситуации,  включающей   двух  людей,  которая  дает  достаточные
возможности для  утверждения всех  их личных  ценностей.  Утверждение личной
ценности требует такого типа отношений, которые я называю сотрудничеством, а
под  ним  разумею  четко сформированную приспособленность  поведения  одного
человека   к  выраженным  потребностям  другого   человека  ради  увеличения
идентичного, т. е. все  более и  более полного,  взаимного удовлетворения, а
также для поддержания возрастающей у обоих безопасности их положения"6. Если
мы  освободим  салливенские утверждения  от некоторой языковой сложности, то
сущность  любви  предстанет  как  ситуация  сотрудничества,  в  котором  два
человека чувствуют так:  "Мы играем  по правилам  игры, чтобы поддержать наш
престиж, чувство превосходства и достоинство"7.
 Как  фрейдовская  концепция  любви дает описание опыта  патриархального
самца в условиях  капитализма XIX  века,  так салливенское описание передает
опыт отчужденной,  мыслящей  рыночными  категориями личности  XX  века.  Это
описание "эгоизма вдвоем",  эгоизма двух людей, объединенных  своими  общими
интересами   и   противостоящих   вместе  враждебному  и   чуждому  миру.  В
действительности, такое описание близости,  в принципе,  применимо к чувству
любого  слаженного  сотрудничества, в котором  каждый "приспосабливает  свое
поведение  к  выраженным  потребностям другого  человека  ради  общих целей"
(пока-зательно, что  Салливен говорит здесь о выраженных потребностях, в  то
время как  любовь предполагает  у двух людей реакцию именно  на невыраженные
потребности).
 Любовь,  как  взаимное  сексуальное  удовлетворение,  или  любовь,  как
"слаженная работа" и  убежище  от  одиночества  это две  "нормальные"  формы
разложения любви в современном западном  обществе, социально  моделированной
патологии любви.  Существует  много  индивидуальных  форм  патологии  любви,
которые приводят  к  сознательному  страданию, и их как психиатры, так и все
увеличивающиеся число непрофессионалов считают невротическими. Некоторые  из
наиболее часто встречающихся форм кратко описаны в следующих примерах.
 Основу невротической любви составляет то, что один  или оба "любовника"
остаются  привязанными к фигуре одного из родителей, и уже будучи взрослыми,
переносят чувства, ожидания и страхи, которые испытывали по отношению к отцу
или  матери, на  любимого  человека. Эти люди никогда  не  освобождаются  от
образа  детской зависимости  и,  став  взрослыми,  ищут  этот образ  в своих
любовных  требованиях.  В  этих случаях  человек  остается  в смысле  чувств
ребенком двух или пяти, или двенадцати лет, хотя интеллектуально и социально
он  находится   на  уровне   своего  времени.  В  наиболее  тяжелых  случаях
эмоциональная незрелость  ведет  к  нарушениям  в социальной  дееспособности
такого  человека  в  менее  тяжелых случаях конфликт  ограничивается сферой
интимных личных отношений.
 Имея    в   виду    наши   предыдущие   обсуждения   матерински-    или
отцовски-центрированной личности, следующие примеры этого типа невротических
любовных  отношений,  часто  встречающихся  сегодня,  коснутся  людей,   чье
эмоциональное развитие  осталось на стадии детской  привязанности  к матери.
Это люди, которые как бы  никогда так и не отделились от матери. Они все еще
чувствуют  себя детьми, жаждут  материнской  опеки, любви,  тепла,  заботы и
восхищенья жаждут  безусловной материнской любви, любви, которая дается  по
той только  причине, что  в ней  нуждаются  они  -  дети  своей матери,  они
беспомощны. Такие  мужчины часто бывают  нежны  и обаятельны, если стараются
возбудить к себе женскую  любовь, и даже после того, как добились своего. Но
их отношение к женщине (как,  фактически,  и ко всем другим людям)  остается
поверхностным  и безответственным. Их цель -  быть любимыми,  а не любить. В
мужчине  такого  типа  обычно  много  пустоты,  более  или  менее  прикрытой
грандиозными  идеями. Если они находят подходящую  им женщину, они чувствуют
себя  беспечными,  на  вершине  мира,  и  могут  проявлять  много нежности и
обаятельности. Вот почему эти люди часто обманчивы.  Но когда, по прошествии
некоторого  времени,  женщина  перестает  удовлетворять   их  фантастическим
ожиданиям, начинаются конфликты и обиды.  Если женщина не всегда восхищается
им,  если она делает  попытки своей собственной  жизни,  если она хочет быть
любима  и окружена  вниманием, и  в крайних  случаях, если  она не  согласна
прощать  его  любовные   дела  с  другой  женщиной  (или  проявлять   к  ней
восхищен-ный   интерес),  то  мужчина  чувствует  себя   глубоко  задетым  и
разочарованным  и обычно рационализирует  это чувство посредством  идеи, что
женщина "не любит его, эгоистка или подавляет его". Все, что  не согласуется
с  отношением любящей матери к своему очаровательному ребенку, расценивается
как доказательство  отсутствия  любви. Такие  мужчины обычно смешивают  свое
нежное  поведение,  свое  желание нравиться  с  подлинной  любовью,  а затем
приходят к выводу, что с ними обошлись просто нечестно они  воображают себя
великими любовниками и горько  жалуются на  неблагодарность  своих  любовных
партнерок.
 В редких случаях  такая  матерински-центрированная  личность может жить
без каких-либо тяжелых беспокойств. Если мать в самом деле "любила" ребенка,
сосредоточив  на нем  все  свое  внимание  (возможно, она  подавляла его, не
оказывая при  этом разрушающего  воздействия), если такой человек нашел жену
того же типа, что и мать, если его особые дарования и  таланты позволяют ему
использовать  свое обаяние и  возбуждать  восхищение  (как иногда в случае с
удачливыми политиками), он хорошо приспосабливается в социальном смысле, так
никогда  и не  достигнув  более  высокого  уровня  зрелости.  Но  при  менее
благоприятных  условиях - а это случается, естественно, чаще - его любовная,
а то и социальная жизнь, приносит ему  серьезные разочарования.  Когда такой
человек предоставлен  сам себе, возникают  конфликты,  зачастую  напряженная
тревога и депрессия.
 В  более тяжелой  форме  патологии  фиксированность на матери  глубже и
более  иррациональна. На этом уровне  желание  в том, чтобы, образно говоря,
вернуться не в материнские заботливые руки или к ее кормящей груди, а в ее -
всеприемлющее и всеуничтожающее - лоно. Если су-щность психического здоровья
в том, чтобы из материнского лона выйти, то сущность душевной болезни в том,
чтобы быть принятым в лоно
 вернуться в него обратно - и так избавиться от жизни. Этот вид фиксации
обычно имеет место  в отношении к  матерям,  которые связывают себя со своим
ребенком поглощающе-разрушительным образом. Иногда во имя любви,  иногда  во
имя долга они хотят удержать своего ребенка, юношу, мужчину при себе  он не
должен  дышать  иначе,  как  через  нее,  не  должен  любить  иначе, как  на
поверхностном сексуальном уровне -унижая всех других  женщин он должен быть
не свободным и независимым, а вечным калекой или преступником.
 С этой  стороны предстает  отрицательный аспект  материнского образа  -
разрушительный, поглощающий.  Мать может дать жизнь и может  забрать  жизнь.
Она та, кто порождает жизнь, и та, кто уничтожает она может творить  чудеса
любви - и никто не может причинить больше боли, чем она.
 В религиозных  образах (таких как индусская  богиня Кали) и в символике
снов часто можно найти оба этих противоположных аспекта матери.
 Другую форму невротической патологии находим в тех случаях, где главное
это привязанность к отцу.
 В  данном случае мать  холодна и  сдержанна, отец  (отчасти  вследствие
холодности своей супруги)  сосредотачивает все  свои  чувства и интересы  на
сыне. Он -  "хороший отец", но в то же время  он авторитарен. Всякий раз как
он доволен  поведением  сына, он  хвалит его, дарит  подарки, бывает  чуток
когда же сын вызывает  недовольство отца, он лишает  его своей нежности  или
бранит. Сын, для которого отеческая любовь это единственное,  что он  имеет,
становится по-рабски  привязан к отцу. Его главная цель в жизни  - нравиться
отцу,  и  когда  эо  удается,  он  чувствует  себя  счастливым,  беспечным,
довольным. Но когда он  допускает промахи, или что-то у него выходит не так,
или ему не  удается доставить отцу удовольствие, он чувствует себя упавшим в
глазах отца, нелюбимым, отвергнутым. В последующей жизни такой человек будет
стараться найти  в  ком-либо  отцовский образ, чтобы  привязаться  к  такому
человеку, как к отцу. Вся его  жизнь становится цепью  взлетов и  падений, в
зависимости от  того, удается или нет  добиться отцовской  похвалы. У  таких
людей социальная карьера  часто  бывает  очень  успешной.  Они  сознательны,
надежны, усердны - при условии, что человек, избранный в качестве отцовского
образа,  понимает, как ими управлять. Но в своих  отношениях с женщиной  они
остаются  сдержанными  и  держатся  на  расстоянии. Женщина для них не имеет
центрального  значения  они  обычно  относятся  к  ней  с пренебрежительной
снисходительностью,  часто  маскируемой под  отеческий интерес  к  маленькой
девочке. Поначалу они часто производят на женщину сильное впечатление своими
мужскими  качествами, но когда женщина, которую взяли в жены, открывает, что
ей  выпало играть вторую роль после идущего впереди  чувства привязанности к
отцовскому образу, который в данное время  является главным для  мужа, то ее
разочарование все  возрастает может однако случиться, что  и  жена остается
привязанной к своему отцу - и тогда она счастлива с мужем, который относится
к ней как к капризному ребенку.
 Более сложный вид невротического нарушения в любви, основанного на ином
виде родительской ситуации,  имеет место тогда, когда родители не любят друг
друга,  но слишком сдержанны, чтобы ссориться или проявлять вовне какие-либо
знаки неудовольствия. Отстраненность не позволяет им быть непроизвольными  в
своих  отношениях   к  ребенку.  Маленькая   девочка   живет   в   атмосфере
"корректности",  эта  атмосфера  не допускает близкого контакта с  отцом или
матерью,  и,   следовательно,  девочка   оказывается  лишенной   возможности
разрешать  свои  проблемы  и  живет боязливой.  Она  никогда  не  знает, что
родители  чувствуют или думают в этой атмосфере всегда присутствует элемент
неопределенности,  таинственности.  В  результате  девочка  уходит  в   свой
собственный  мир, в мечты  наяву,  остается отстраненной и сохраняет эту  же
установку в своих позднейших любовных отношениях.
 Далее,  эта  замкнутость  в  себе сказывается на  развитии  напряженной
тревожности,  чувства  недоверия  к  миру,  и  часто  ведет  к  мазохистским
склонностям, как единственному  способу пережить напряженную возбужденность.
Часто такая женщина  предпочитает,  чтобы  муж  устроил сцену и стал кричать
вместо того, чтобы  сохранять более нормальное  и  благоразумное  поведение,
потому  что, по  крайней  мере, это  хоть как-то  может  снять  с  нее бремя
напряжения  и  страха  нередко  такие  женщины  бессознательно  провоцируют
подобное поведение, чтобы избавиться от мучительного состояния эмоциональной
нейтральности.
 Далее  описываются  другие  часто  встречающиеся  формы  иррациональной
любви,  без  анализа  особых   факторов  детского  развития,  являющихся  их
источниками:
 Форма псевдолюбви, которая нередко  встречается  и часто воспринимается
(а еще чаще изображается в кинокартинах и романах) как "великая любовь", это
любовь-поклонение. Если  человек  не  достиг уровня, на котором он  обретает
чувство аутентичности,  собственного  "я", благодаря продуктивной реализации
своих собственных  возможностей, он  имеет склонность "поклоняться" любимому
человеку. Он отчужден  от своих  собственных сил и проецирует их на любимого
человека, которого  почитает  как высшее благо  (ummum  oum),  воплощение
любви, света,  блаженства. В этом  процессе он  лишает себя всякого ощущения
собственной силы, теряет себя в любимом человеке вместо того, чтобы находить
себя в  нем.  Поскольку  обычно никакой  человек не  может в течение долгого
времени  жить  согласно  ожиданиям  своего  поклоняющегося   почитателя,  то
наступает  разочарование, и, как лекарство, отыскивается новый  идол, иногда
так происходит  по многу раз. Что  характерно  для этого типа  поклоняющейся
любви, так это сила  и внезапность любовного переживания на начальном этапе.
Эта любовь-поклонение  часто описывается как  истинная,  великая любовь  но
хотя она, казалось  бы, должна свидетельствовать о силе и глубине любви,  на
самом  деле  она  л