его штаны  Мурку  за голубой
хвост и со словами "не мешай" кинул кошку за дрова.
 -- Петь! Мужик ты или нет?! -- Ирина Васильевна пошла в наступление. --
Съезди, помоги сватье, беспомощной, слабой женщине!.. -- Она рассмеялась. --
Поезжай, Петь! Отдохнешь, поглядишь,  что за  дом, может и подзаработаешь...
Там хорошие руки в цене.
 -- В пустыню загнать хочешь?..
 -- Да, на озере у него дом!  На Тивериадском озере. Где Иисус ходил. На
яхте покатаешься. У Наума яхта с мотором.
 -- С мотором?..
 -- Ага. Да и мужик он хороший. Только старый очень и больной.
 -- Чем?
 -- Чем-чем. Тем самым. Только у стариков это все дольше тянется. Ладно,
думай, а я разомнусь немножко.
 Ирина  Васильевна пошла по  участку. Петр Иванович залюбовался ею. Тоже
ведь под шестьдесят,  а  выступает  --  пава. Взгляд  его  сполз  вниз по ее
статной  фигуре  и  вдруг  запнулся:  за ажурным  высоким  башмачком  что-то
волочилось,  как портянка из  худого солдатского сапога.  Пригляделся:  бинт
эластичный.
 -- Ирина Васильевна, -- окликнул он,  не зная, как подступиться,  -- на
левой  ноге  у  тебя,  не споткнись... -- И подхваьил ведро -- воды  набрать
якобы.
 Ирина Васильевна поставила ногу на бревно, задрала брючину.
 -- Вот так, Петенька.  Звезда, знаменитость. А ты постой тридцать лет у
рояля. Булавки маленькой нет?
 Петр Иванович  нашел булавку и, присев на корточки, сам заколол бинт. И
даже захотелось ему погладить больную ногу. Но не погладил.
 Ирина Васильевна спустила брючину.
 -- Ну, поедешь?
 Петр Иванович улыбнулся.
 -- А споешь мне?
 -- Что, сейчас?
 --  Непосредственно. А  то  ведь  я здесь так тобой  и не  похвастался.
Скажут, врет Васин с похмела...
 Гори-и, гори-и... моя звезда!,.
 Председатель садового товарищества прервал подкормку смородины элитного
сорта "Минай Хмырев" и замер с вонючим черпаком в руках.
 -- Это у кого ж радио в такую силу?! -- крикнул он через забор сторожу.
 -- Васин  развлекается, электру жгет. А  ведь киловатт  -- сто двадцать
целковых  с  августа...  День рождения  у него,  вот и  куролесит.  3везда-а
любви... Звезда заветная-а!..
 Председатель,  заслушавшись, рассеянно пролил  пенный  раствор себе  на
ноги.
 -- Знаешь, кто поет?
 --  Мерцалова, -- слегка обиделся сторож.  -- Ирина Мерцалова. У меня с
ней пластинки есть...
 -- Погоди, дай послушать,
 Умру ли я, ты над могилою
 Гори-сияй, моя звезда-а!..
 -- В Большом театре выступает, -- сказал сторож,  -- Мы с супругой  еще
на балет с ней ходили.
 -- На оперу, -- поправил председатель задумчиво.
 Накидано, насоломлено,
 На меня, на атаманку, наговорено.
 Что  хотите, говорите --  будет все  по-моему, А твои  штаны  в полоску
оболью помоями!..
 -То есть?.. -- пробормотал  ошалевший председатель. -- В смысле? Это не
радио...
 Возле  участка Васина  стоял  белоснежный  "Мерседес".  За  забором  на
ошкуренных бревнах восседала не очень молодая красавица. Она пела, простирая
роскошные руки к  Петру Ивановичу.  Тот  стоял перед ней со стаканом желтого
питья. Ах тын-перетын, Перетыннина, Любовь, как огонь, Перекинется!
 Красавица закончила свою партию.  Петр Иванович  плесканул из  граненой
бутылки в  ее стакан, они  чокнулись, выпили  и поцеловались. И только тогда
она небрежно заметила:
 -- Петя, к тебе гости.
 Петр Иванович обернулся.
 -- Заходи, мужики. Сватья моя -- Ирина Васильевна Мерцалова.

3

 ...И  зря он сомневался насчет  экипировки. Встречающие  -- в основном,
мужики  -- все  были  в  черных костюмах,  в шляпах. Только у  евреев  шляпы
черные, а у Петра Ивановича -- беж. И рубашки у них почему-то без галстуков.
Зато волосня какая-то по бокам.  Может, это  пейсы и есть? Скорей всего. А у
некоторых еще  из-под  пиджаков  бахрома белая  вылазит... Так. А кто ж меня
встречает?.. Должны с плакатом...
 -- Васина кто встречает?! -- гаркнул он.
 Из толпы выпростался запыхавшийся лысый бородатый мужик лет сорока пяти
в  толстых  очках. На  груди у него  висела табличка: "Встречаю Васина Петра
Ивановича".  Петр  Иванович  никогда  еще не видел свою  фамилию, написанную
такими большими буквами.
 -- С приездом, Петр Иванович! -- Лысый без разговоров перехватил у него
чемодан  с электричеством и, к немалому удивлению Петра Ивановича, не  помер
тут же на месте. Похилился малость, но попер без особой натуги.
 -- Может, тележку взять? -- предложил Петр Иванович.
 -- У меня машина рядом, метров триста.
 "Дает еврей!" -- улыбнулся Петр Иванович, и настроение у него пошло  на
поправку. Он кивнул на окружающую среду:
 -- Тель-Авив?
 --  Он  самый.  Не  люблю,  Жлобский  город.  На  Бескудниково  похоже.
Иерусалим увидите, это да!
 В зарубежной машине, иномарке, сидела баба, помоложе  лысого, но тоже в
очках, правда, не таких толстых. Малость вислоносая.
 --  Алка, жена моя, -- сказал лысый и только сунул гостю вялую руку. --
Миша. По-здешнему, Моше. Так ведь и она по-тутошнему не Алка...
 -- А  чего,  Алла  -- очень  красивое  имя,  --  сказал Петр  Иванович,
загружая чемоданы в багажник. -- Вот Пугачева Алла Борисовна...
 --  Петр Иванович,  --  перебил  гостя  лысый,  --  тут вот какие у нас
осложнения,  не знаю,  говорила вам Ирина  Васильевна,  Наум бен Арон, ну, в
смысле Наум  Аронович,  он... болен. Сейчас  ему  хуже, положили в больницу.
Остановитесь  пока у  нас,  потом  разберемся. Алка,  падла  невеселая  моя,
врубай, поехали! Кушать хочется.
 Алка устало улыбнулась. Петр Иванович сразу просек, что балабона своего
она любит.
 -- Курить можно?
 -- У нас все можно. Алка, включи мазган. Он же кондиционер.
 -- А разве жарко? -- искренне удивился Петр Иванович Алка взглянула  на
него  с  такой страдальческой завистью что  ему  стало неловко: -- Припекает
вообще-то... Как в Сочах.
 -- Мишке вот жара хоть бы что,  -- вздохнула Алка,  выруливая на шоссе.
-- А я помираю. С мая по сентябрь ни одного дождя.
 -- Полукровка, одно  слово. Лучше скажи, пожрать  приготовила? Алкоголь
есть в доме?.. Молчит, зараза. Значит пусто.
 Петр Иванович деликатно перевел тему.
 -- Природа здесь как в Крыму непосредственно?..
 --  Какое!  Там  рай!  Алка  сама из Ялты  кстати, я  ее  там  на пляже
отловил...
 -- Ну вот же -- вроде пальмы?..
 --  Так  не  росло  ж ничего!  Посадили.  Ничего  не  было --  каменная
пустыня...  На  севере  в  Галилее  получше,  Алка,  ты  мне не ответила  на
поставленный вопрос: есть в доме жрачка с питьем или нет?
 -- Я ж сутки дежурила, -- уныло отозвалась Алка. -- Но отвлекай меня, а
то врежусь. Я работаю, понимаешь?
 -- Она работает, а я?
 --  Тоже  мне  работа!..  Сидит  до  двух  в  университете,  с  девками
треплется!..
 -- Это  --  да, --  скромно  подтвердил Мишка, кивая  лысой головой. --
Очень девок люблю. И они меня, отдать должное, тоже.
 -- С такой-то лысиной? -- усмехнулась Алка.
 -- Борода  компенсирует.  И  вообще: укороти метлу, женщина,  следи  за
базаром.
 Петр  Иванович  приятно  оторопел,  уж   больно  лексикон  знакомый.  И
вопросительно взглянул на Алку.
 --  Да не сидел он,  не сидел!  -- засмеялась она.  --  Он просто книгу
пишет по бандитскому языку, по жаргону.
 -- И,  между прочим, спецкурс веду в  Иерусалимском университете, прошу
не забывать.
 -- А кому ж ты его ведешь, этот курс? -- поинтересовался Петр Иванович,
само собой перейдя на "ты".
 --  Студентам-славистам.  Они  русский  язык всесторонне знать  должны.
Алка, у нас газета есть? Когда сегодня звезда взойдет?
 Алка достала  из  бардачка газету и, не  оборачиваясь, протянула  мужу.
Мишка зашуршал бумагой.
 -- Та-ак... можно не спешить. Звезда сегодня в семнадцать тридцать две.
А  сейчас семнадцать  тридцать семь.  ВсЈ!  Спасибо  тебе, золотушница  моя.
Поясняю  гостю наши туземные порядки. Вы,  Петр  Иванович, попали  в гости к
мудакам. До завтрашнего вечера все магазины закрыты. Алка,  тормози у танка,
я тебя убью, ты будешь моей прошедшей женой.
 Действительно, на  каменистом  откосе,  поросшем  колючим  кустарником,
стоял крашенный суриком допотопный броневик. Рядом  на камне была  табличка.
Алка останавливаться, разумеется, не стала.
 -- Памятник войне сорок восьмого года, -- сказал Мишка.
 -- Кто победил? -- поинтересовался Петр Иванович.
 Мишка  на  секунду  примолк,  внимательно  разглядывая гостя в  зеркало
заднего вида. -- Как кто? -- стараясь погасить в себе удивление, ответил он.
-- Евреи, конечно. Арабы воевать не умеют.
 -- Ну, не скажи-и... Я на Кавказе служил, там грузины...
 --  Так то грузины, -- перебил  Мишка, --  а здесь  -- арапы. Кстати, о
грузинах. Вот  Иосиф  Виссарионович  умный был  человек,  а  дурак.  В сорок
восьмом  году  своей  собственной  рукой  организовал  государство  Израиль.
Вернее, не  запретил, не  наложил  вето. Хотя  евреев,  как  известно,  люто
ненавидел. Уверен  был,  что  разреши  Израилю  сегодня  возникнуть,  завтра
коалиция арабских стран объявит Израилю войну и  сметет его  с лица земли до
основанья, а затем... А перед всем миром іся, значит, будет интернационалист
и миротворец. Не  вышел фокус.  Евреи размолотили  арабов за себя и  за того
парня...
 Петр  Иванович понимал, конечно, --  тюлю порет лысый, однако осаживать
Мишку не решался, в гостях как-никак. Только морщился незаметно.
 --  А что если  нам к арабам заехать? -- вслух подумала Алка. --  У них
все и купим. В Вифлееме?
 Петр Иванович вздрогнул.
 -- Да, да!  -- закивал в  зеркале Мишка. --  Туда,  где  Иисус родился!
Сейчас там арабский город, одни арабы живут. Машину нашу камнями закидают, а
нам отрежут яйца...
 --  Поедем  в Вифлеем, --  твердо  сказала  Алка, притормозила и  стала
разворачиваться.
 Мишка покорно сложил руки на животе.
 -- Господи Иисусе, спаси, сохрани и помилуй!
 Вифлеема никакого не  оказалось. Был прокаленный пыльный  пригород  без
единого  кустика.  Грязно-белые  одинаковые  двухэтажные  дома   с  плоскими
крышами. Пацаны на замызганных улицах гоняли в футбол. О стену терся осел, и
минарет торчал на  площади. Поехали дальше и уткнулись в некрасивую кубастую
церковь.
 -- Храм Рождества, -- сказал Мишка.
 -- Это... где Иисус родился? -- неуверенно предположил Петр Иванович.
 -- Точно. Хотите, зайдем?
 Храм Рождества больше был похож  на крепость. Двое из  трех  ворот были
замурованы. Алка осталась в машине. Петр Иванович с Мишкой вошли в храм.
 -- Шестнадцать  веков церквушке,  --  заметил  Мишка.--  Остальное  все
покрушили, поломали, кому не лень, а этот вот не тронули почему-то.
 Они подошли к алтарю. Петр  Иванович, не  заметив, чуть не  наступил на
заделанную в пол серебряную звезду. Рядом со звездой надпись. Мишка перевел:
"Здесь Девою Марией рожден Иисус Христос".
 Слева от алтаря была  большая икона  Богородицы.  Под иконой стеклянный
ящик для пожертвований. Петр Иванович достал портмоне. Засомневался: в одном
отделении доллары, в другом -- рубли. Мишка помог:
 -- Не надо доллары, рубли нормально.
 Петр Иванович вытянул все русские деньги и сунул в ящик.
 Машину   за  время   их   отсутствия   камнями  не  закидали,  Алку  не
изнасиловали. Правда, сидела она с поднятыми стеклами.
 Остановились у какой-то лавчонки.
 -- Садите в машине, --  вдруг приказал Петр  Иванович. --  Я сам. Нужно
будет, кликну. Он зашел в магазин,
 -- Салям алейкум!
 Пожилой, обычно одетый  араб -- костюм, рубашка -- перебирал  четки. На
приветствие кивнул.
 -- Из Москвы я, --  сказал Петр Иванович. -- Русский.  Поесть надо. А у
них шабат назревает.  И выпить. -- Петр Иванович выразительно пощелкал  себя
по горлу и пожевал вхолостую.
 Араб вышел  из-за  стойки  и  повел  его по магазину.  Ткнул пальцем  в
круглые лепешки: "Пита?" Петр Иванович кивнул, ткнул пальцем в пиво: "Бира?"
Опять кивнул Петр Иванович и  дальше уже  обходился без поводыря. Забуксовал
он только  на  алкоголе.  Араб снова  пришел на помощь, стал предлагать одну
бутылку за другой. На каждой из них был нарисован плод, а водку на растениях
Петр  Иванович отвергал  в принципе.  Араб  наконец достал  с полки  большую
прозрачную бутылку, на которой по-русски было написано "Водка".
 -- Годится, -- кивнул Петр Иванович, -- Две.
 Расплатился  он  долларами  и  подарил  арабу  притаившуюся  в  дальнем
отделении пятитысячную русскую  денежку.  Араб от  себя  кинул в пластиковый
мешок  Петра  Ивановича  зажигалку  "Крикет"  и  пакетик  орешков.  Белозубо
улыбнулся.
 -- Бай-бай.
 Петр Иванович в знак дружбы пожал сморщенную коричневую лапку араба.
 --  Чудеса, -- только и сказал Мишка, заглядывая в набитую доверху суму
Петра Ивановича.
 Но настоящие чудеса ждали Петра Ивановича позже, уже в Иерусалиме.
 Проезжая часть улицы была перегорожена.
 -- Ремонт? -- предположил он.
 -- Шаба-ат,  -- плохо скрывая застарелое раздражение, проскрипел Мишка.
-- Ехать нельзя. Камнями кидать начнут.
 -- Арабы? -- озабоченно спросил Петр Иванович.
 --  Да нет, евреи. Религиозники, хасиды. В  шабат ничего делать нельзя.
Работать  нельзя. На машине ездите нельзя, По телефону нельзя. Дурь, короче.
-- Мишка  поморщился. -- Одну войну из-за этого чуть не просрали. Воевать-то
тоже  нельзя.  Евреи   молиться  ломанулись,  тут  арабы   к  налетели.  Еле
выкрутились. Алка, давай в объезд!
 Машина развернулась.
 -- И давно у вас эта канитель?
 --  Давненько,  --  сказал  Мишка. -- Три  тысячи лет,  А может,  и все
четыре. Раньше-то  от  этого хоть  прок был: неделю  работаешь, а в  субботу
хочешь-не хочешь отдыхаешь, сил набираешь, помолишься, подумаешь, как дальше
жить...
 -Из  машины  они вылезли за километр от дома: дом был в полурелигиозном
районе.
 -- Чего ж вы так не продумали, когда квартиру брали?.. -- удивился Петр
Иванович, вытягивая из багажника чемоданы.
 Мишка пожал плечами: -- Так я же вам сказал вы приехали  к мудакам. Мы
сперва квартиру купили,  а  потом  только и стали соображать, что к чему.  А
продавать вроде жалко, принюхались...
 Возле подъезда  карабкалась вверх  виноградная лоза с гроздьями черного
винограда. Петр Иванович отщипнул -- сладкий, типа нашей "Изабеллы".
 Лифт  не  работал.  Почтовые  ящики  висели косо.  Дверка  одного  была
оторвана.
 --  Лифт  мог бы  и работать, -- пояснил Мишка, взволакивая чемодан  на
пятый последний  этаж. --  Говорю это как профессионал  -- пять лет в Москве
лифтером сидел в отказе. Есть шабатные лифты: кнопки  не нажимаешь, лифт сам
останавливается на  каждом этаже. И Богу хорошо, и грыжи не заработаешь. Это
в дорогих домах. А у нас евреи экономят. Выключают на шабат, и все дела.
 Алка потянулась к звонку. В это время из квартиры напротив вышла дама с
выводком детей. Алка резко отдернула руку от кнопки.
 -- Шабат шолом!
 --  Шабат  шолом,  --  ответила  дама  без  особой  радости,  обозревая
подозрительно  всю  компанию.  Потом,  слава  Богу, стала  спускаться.  Алка
раздраженно повела головой -- видать, все это крепко ее доставало.
 За дверью послышался ор.
 -- Мири, открой! -- крикнула Алка.
 Дверь распахнулась -- на пороге стояла маленькая зареванная девочка.
 --  ама, набей Пашку.  Он меня  бьЈт!..  Петр Иванович замешкался. Алка
махнула рукой:
 -- Идите, ничего...

4

 В  большой,  изуродованной  боем  комнате Мишка,  нелепо  жестикулируя,
доказывал  что-то  огромному  --  за  метр восемьдесят  -- румяному толстому
балбесу в военной форме. Пилотка торчала у балбеса под погоном. Вопил он  не
по-русски.  На просиженной до пружин зеленой тахте валялась незнакомая Петру
Ивановичу  винтовка, похожая на  удлиненный  автомат. Покрывало  сбилось  на
каменный пол.
 -- Немедленно прекрати, Павел! -- орап Мишка. -- У нас гость из Москвы!
Васин Петр Иванович!
 Павел замолк. Стало тихо. Мерно гудел, поматывая  зарешеченной головой,
голубой  вентилятор на длинной ноге. Мири, точь-в-точь московская его внучка
Машка,  такая  же  зубастенькая,  высунув  от  старания  язык,  на  цыпочках
подобралась к братану и со всего размаху заехала ему ногой чуть не по зубам.
Пашка взвыл, кинулся за сестрой, но та уже нырнула в кухню к матери.
 -- Каратэ занимается, -- не без гордости пояснил Мишка, -- Третий год.
 В комнату заглянула Алка.
 -- Петр Иванович, идите сюда, пускай сами разбираются,
 Кухня была такая  же,  как  у  него в Чертанове. Гарнитурчик едкого для
глаз салатного цвета, плита чистая, без  прижарок,  посуда на  полочке... Но
вот тараканы!.. Отдан должное, у него тараканов не было, а здесь расхаживали
по-хозяйски.
 Мири   сидела  в  углу   кухни  на  табуретке,  разглядывала  комикс  и
одновременно ошкуривала банан.
 --  Хочешь? -- спросила она Петра Ивановича, протягивая ему фрукт. Петр
Иванович отрицательно помотал головой.
 -- А кошки нету?
 -- Тут и без кошки зоопарка хватает, сами видите, -- отламывая у дочери
полбанана, сказала Алка.
 Петр Иванович не случайно спросил про кошку. Уж больно Мири похожа была
на  Машку,  внучку  Ирины  Васильевны,  ну  и его выходит,  непосредственно,
несмотря  что  от первого  брака. Когда Машку  привозили  к нему  на садовый
участок, обычно вечером в пятницу, Петр Иванович  прекращал  стройку, и  они
шли  на пруд. Машка с разбегу кидалась в  черный, неприветливый, холодный от
ключей  пруд,  проныривала его насквозь,  потом долго не  отзывалась  на его
крики. Это была их игра в водяного, хотя  каждый раз Петр Иванович был не до
конца уверен, что Машка откликнется.
 Потом шли домой. Петр Иванович варил суп-кондей и  учил Машку кухарить:
кидал в кипяток все, что было в доме и росло в огороде: вермишель, картошку,
капусту, репу морковь, свеклу, лук, чеснок, зелень, крапиву, лебеду, яблоки
ветхие,  горсть ягод. Туда же  разбивал три яйца. Варился кондей  на  свиной
голяшке, либо  на  обрывке свиной же кожи,  или  за основу  шла часть свиной
башки. Короче говоря, Машка уплетала варево только так. А привезенный припас
оставался почти  нетронутым. Вечером  Машка укладывала спать Полкана, рыжего
старого кота, бессменного отца всех Муркиных детей.  Петр Иванович смастерил
для  него  тюфячок,  одеялко.  Машка укладывала  старого  кота на  матрасик,
покрывала  попонкой и  выпрастывала ему лапку  поверх  одеяла.  Полкан  вяло
выбирал лапку. Машка снова выкладывала лапку поверх. Полкан опять прятал ее.
Через некоторое время Машка своего добивалась -- обессилевший Полкан засыпал
с лапкой поверх одеяла.
 Настал черед доставать гостинцы. Петр Иванович выложил на стол  буханку
бородинского, розоватое сало  с прохилками, три  банки килек пряного посола.
От приятного занятия его отвлек непривычно крупный таракан, который дойдя до
края  стола, вдруг взял и  полетел. Петр  Иванович  возмущенно  проводил его
взглядом.
 -- Это ладно.  Насекомых  мы ликвидируем,  -- решил он вслух. -- Это  я
умею.
 -- А вот она  не умеет! -- поспешно выпалил Мишка. --  Биолог, кандидат
наук!.. Мало того, пять лет  уборщицей ишачила,  когда в отказе сидели!  Все
без толку!
 Алка молчала, устало сгорбившись на табуретке, собираясь с силами.
 -- Алла, -- не удержался Петр Иванович, -- ты меня извини, конечно, но
детей  твоих, Алла, надо лупить.  Посмотри на себя: заморенная,  как морская
свинка.   Куда  же  это  к  черту?..   Так  ведь   можно  и   ласты  склеить
непосредственно.
 --  Как-как?  -- оттопырил ухо  Мишка,  выдергивая из-за  ворота  майки
ручку. -- "Ласты склеить"? --  и записал на  ладони, потому  что Алка успела
вовремя вырвать у него журнал мод.
 -- Помереть, в смысле, -- кивнул Петр Иванович, а про себя подумал, что
если дело пустить на самотек, то пожрать сегодня не придется.
 -- Аллочка, давай курячьи ножки в духовке зажарим, Духовка работает? --
И,  не дожидаясь ответа, вытянул из духовки противень. Достал ножки -- он их
приметил, когда водку клал в холодильник для охлаждения. Отсчитал пять  штук
по количеству едоков.
 -- Почему так мало? -- озабоченно спросил Пашка, неожиданно  появившись
на кухне. -- Я много буду кушать, тебе разве мама не говорила?
 -- Не  успела,  --  сказал  Петр  Иванович,  посыпая курей  незнакомыми
приправами. -- Перец где? Пашка отыскал перец.
 -- Ты, Павел, если в  кендюх будешь  харч ки