х ты! - оценил старик, утирая с лица пот.
   Облегчившись, он оборотил свой взор на  хлебное  дерево,  которое  стояло
сухим, с облетевшей листвой. Ни-что не напоминало, что когда-то это  умершее
растение было человеком, и Михалыч даже на мгновение прикинул,  не  было  ли
все происшедшее продуктом массовой галлюцинации.
   А тем временем зацвела сакура.
   - Слава Богу! - перекрестился Михалыч. - Хоть по шапке не дадут!
   Старик достал из чемоданчика пилу и в  пятнадцать  минут  спилил  хлебное
дерево под самый корень. Затем он расчленил ствол еще на  несколько  частей,
уложил все  это  на  тележку  и  увез  отходы  в  подсобное  помещение,  где
находилась печка, в которой сжигали всяческий ненужный древесный хлам.
   Михалыч засунул в огонь распиленные чурки и удивился,  как  те  мгновенно
занялись синим пламенем и сгорели в считанные секунды безо всякого треска  и
запаха.
   - Во как! - одобрительно крякнул садовник.
   Но все же он оставил от хлебного дерева один брусок на память,  решив  из
него сделать что-нибудь наподобие табуретки в кухню.
   Идя домой, Михалыч, как и завещал ему человек-дерево,  пытался  на  улице
раздавать прохожим куски хлеба, но люди чурались его, как чумного.
   Уже подходя к своему дому, старик задумался, что делать с  такой  прорвой
мучных изделий, как вдруг увидел на снегу исхудалых голубей и решение пришло
само собой.
   Он неутомимо крошил хлеб на снег, с удовлетворением наблюдая, как со всех
окрестностей  слетается  всякая  птичья  нечисть,  как  жадно  птичьи  клювы
раздирают мучную плоть. Сизари запрыгивали друг на друга, стараясь выхватить
друг у друга корм, топча спины более  удачливых  собратьев.  Хитрые  воробьи
ухватывали куски и улепетывали что есть силы в какое-нибудь  укрытие,  чтобы
там спокойно насладиться необычайно вкусной едой.
   Один из хромых голубей, после того как наклевался вдоволь, почувствовал в
своей изувеченной лапе изменения и смело ступил на нее. Она не  подломилась,
как обычно, а удержала тучное тело птицы.
   В этом году у хромоногого голубя впервые за  послед-ние  пять  лет  будет
потомство!
   Михалыч было подумал оставить небольшой  кусочек  себе,  памятуя  о  том,
какое воздействие хлебный мякиш произвел на его силу,  но  резонно  заметил,
что в его годы такая сила ни к чему, весеннее бурление отвлекает от раздумий
на серьезные темы.
   Последнюю булку он выкинул не глядя, взвалил пенек, оставшийся от Семена,
на спину и потащил ношу к дому.
   Он установил деревяшку, как и предполагал,  на  кухне,  вскипятил  чай  и
открыл форточку для прохлады.
   Прихлебывая индийский, сидя на новом табурете, старик невзначай  взглянул
на небо. Из-за серой тучки на него  смотрело  улыбающееся  лицо  Оленьки,  с
серыми глазами во все лицо и вздернутым носиком.
   - Ты что там делаешь, Михалыч? - спросила из-под тучки девушка.
   - Оленька!.. - прошептал Михалыч.
   - Ну что же ты! - смеялась юная Петровна. - Иди же сюда!
   - А! - только и сказал старик.
   Его тело обмякло, привалилось к стене сахарным кулем, рот открылся, и  из
него розовым парком что-то вылетело. Это что-то лениво скользнуло в форточку
и не торопясь устремилось к небесам.  Там  это  розовое  залетело  за  серую
тучку, и небеса сомкнулись...
   Старик Михалыч умер...
   11. ЖАННА
   Светка очень помогала Мите Петрову управляться с маленькой Жанной. Она не
могла не заметить, что девчонка росла, как  говорится,  не  по  дням,  а  по
часам.
   - Знаешь, Петров, - вы-сказала однажды продавщица свое мнение. - Девчонка
твоя не совсем нормальная!
   - Что ты имеешь в виду? - скосил на нее единственный глаз Петров,  а  сам
удивлялся, что купленный еще два часа назад памперс не  сходится  на  животе
Жанны.
   - А то, что девчонка на глазах растет! Еще полдня назад у нее было четыре
зуба, а сейчас двенадцать!
   - И что? - разозлился Петров. - Каждый по-своему развивается!
   - А что ты злишься! - обиделась Светка. - Мне-то что! Пусть  у  нее  хоть
сорок зубов вырастет!.. Ее кормить пора!
   - Корми! - согласился Митя и схватился за бок, так резануло в печени.
   Светка склонилась над девочкой, которая лежала  на  спинке,  слегка  суча
ножками, и улыбалась, казалось, всему миру.
   - Ути, ути! - пропела продавщица.
   - Света, - вдруг сказала девочка.
   - Ой! - женщина отшатнулась, прислонилась к стене и заорала во все горло:
- Говорит! Говорит!!!
   Из кухни вбежал Петров и захлопал единственным глазом.
   - Она говорит! -  вопила  продавщица  и  если  бы  умела  креститься,  то
вероятно бы осенила себя знамением, но не вспомнила, как крест класть, то ли
слева направо, то ли наоборот, а потому ткнула себя пальцами только  в  лоб,
оцарапав его старым маникюром.
   - Сволочью обозвала? - поинтересовался грузчик.
   - По имени окликнула. "Света" сказала!
   - А меня поутру сволочью приветствовала.
   Неожиданно девочка соскользнула с раскладушки  и  подошла  к  продавщице,
уткнувшись головкой женщине в колени.
   - Мама! - проговорила  она  чистеньким,  как  звук  камертона,  голоском,
отчего Светка сначала  выпучила  в  потолок  глаза,  а  затем  запустила  по
напудренному лицу слезы умиления. - Мама!
   - Ты слышал, Петров? - глотала слезы Светка. - Она меня мамкой  признала!
Ишь ты, мамкой!
   Продавщица склонилась над девочкой  и  зашептала  ей  в  ушко,  прикрытое
нежным локоном:
   - Я тебе сейчас колбаски пожарю и молочка согрею! Золотце мое!
   - Ты давай не увлекайся! - приревновал Митя. - Дочка-то моя!
   Он зря это сказал. Продавщица переменилась в лице и зашипела  змеей,  что
малышка не очень на него смахивает, а к тому же вызывает большой  интерес  -
каким органом он заделал Жанну.
   - Тряпочкой своей? - уточнила Светка. - Ты смотри, я тебя насквозь  вижу,
рожу твою педофильскую!
   - Какую рожу? - не понял грузчик.
   - Я знаю, для чего такие скоты девочек себе заводят неразумных!
   Продавщица сально оскалилась.
   - Да ты что! - Лицо Мити налилось кровью. - Ты  на  что  намекаешь,  сука
вислогрудая! Да я тебе сейчас харю квасить буду!
   На сей раз Светка не испугалась. Она по-прежнему чувствовала  уткнувшуюся
в колени детскую мордочку, а потому в ней проснулся инстинкт самосохранения,
и она выставила вперед руку с длинными обломанными ногтями.
   - Я тебе твой глаз сальный враз выковыряю! А  ну  прочь!..  -  и  махнула
рукой, так что Петров еле успел отшатнуться.
   - Ах ты, сука! - заорал он и огляделся вокруг  в  по-исках  какого-нибудь
тяжелого орудия.
   В эту секунду девочка оторвалась от Светкиных коленей и сделала несколько
шажочков в сторону озверелого Мити.
   - Папа, - сказала она и уткнулась теперь в колени грузчика.
   Петрова словно парализовало. Так он стоял минуты  три,  а  потом  шепотом
сказал Светке:
   - Видишь, лярва, а ты говоришь - не моя дочка!
   Продавщица глубоко  вздохнула,  опустила  воинственную  руку  и  покачала
головой.
   - Наша девочка.
   - Согласен, - ответил Митя.
   - Пойду, что ли, колбаски пожарю?
   - Ага, - согласился грузчик, чувствуя тепло детского личика.
   - На тебя готовить?
   - Ага.
   Светка отправилась  на  кухню,  а  Петров,  подхватив  девочку  на  руки,
отправился к буфету, в котором порыскал в поисках "Агдама", но  не  найдя  и
капли, скис физиономией.
   - Так-то вот, Жанночка! Плохо твоему папке!
   В доказательство слов Петрова его организм пронизало кинжальной  болью  в
области печени. Да такая острота отличала нынешний приступ,  что  Митя  чуть
было не выронил девочку из рук. Он охнул и присел на корточки.
   Со сковородой, скворчащей и шипящей, в комнату вплыла Светка и, глянув на
скорчившегося Петрова, коротко сказала:
   - Допился, живодер!
   Митя застонал, влез шершавой ладонью  себе  под  рубашку,  потер  печень,
нашел ее вылезшей из-под ребра, словно кирпич, и расстроился.
   - Болит, - признался он.
   - Сбегать за бутылочкой? - издевательски предложила  Светка,  и  в  ответ
Петров усиленно закивал и выделил обильную слюну.
   - Ага! Как же!
   Светка фыркнула и поставила сковороду на стол.
   - Жрать идите!
   Митя застонал.
   Неожиданно девочка заглянула отцу в самые  глаза,  улыбнулась  прекрасно,
сунула свою теплую ладошку ему под рубашку и положила крохотные пальчики  на
больное место. В тот же миг Петров ощутил, как боль исчезает, уступая  место
приятной истоме.
   - Ишь ты,  -  обрадовался  грузчик.  -  Как  кошка!  Погладишь,  и  легче
становится!
   - Идете? - поинтересовалась Светка, вооруженная алюминиевой вилкой.
   - Идем, - откликнулся грузчик.
   Он  передал  девочку  продавщице  на  руки,  а  сам  следил,  как  Светка
засовывает куски колбасы девочке в ее нежный алый рот. А дочка улыбалась,  и
будто солнышко в комнату влетело. Она жевала и глотала  эту  неприятную  еду
послушно и с удовольствием.
   - Слышь, Петров! Девчонке года три-четыре, не меньше! И чего ты мне мозги
компостируешь!
   - Можешь проваливать! - неожиданно вскипел грузчик. - Сам справлюсь!
   - Как же, справишься!  -  засмеялась  женщина.  -  Ты  на  ладан  дышишь!
Глядишь, помрешь в одночасье!
   И вдруг эти последние слова Светки испугали Петрова.  Бесцеремонные,  они
всколыхнули внутренности и заставили надпочечники выделить чуть ли не стакан
адреналина, из-за чего все тело грузчика будто окаменело, а  лицо  побелело,
словно нагримированное.
   - Ты... Ты чего говоришь... - затрясся Митя.
   - А что я?
   Светка сама испугалась такой реакции своего  товарища,  а  оттого  у  нее
пропал аппетит.
   - Папа, - произнесла девочка совсем твердым голоском.
   - Да ничего с тобой  не  случится!  -  неуверенно  поддержала  Светка.  -
Подумаешь бок болит! У меня  знаешь  как  иной  раз  придатки  прихватывает!
Воешь, как волчица, всю ночь! - Она обернулась на окно, за которым на  землю
медленно слетал легкий снег. -  Откормим  тебя  диетическим!  Портвягу  свою
забудь навсегда, и глядишь - мужиком еще станешь! - Женщина осеклась, поняв,
что болтнула лишнего.
   - А-а-а! - заорал Петров. - Да что же это такое делается!!!
   Он выскочил из-за стола и забегал по комнате, схватившись почему-то не за
печень, а за пах, как будто ему туда ударили.
   - Ну извини, извини! - покаялась продавщица. - Случайно вырвалось! Я тоже
оргазм раз в месяц испытываю! А женщине это вредно для здоровья!
   Петров взвыл еще сильнее:
   - А ну вали отсюда! Чтоб твоей ноги здесь больше не было! - Он хотел было
вдарить Светке по жирному носу, но она держала на руках Жанну, поэтому  Митя
лишь скрежетнул зубами.
   Светка пустила слезу и стала оправдываться, что она женщина и имеет право
иногда глупость сморозить! Что ж теперь, сразу выгонять! Как  нужна  была  -
звал!
   Маленькая Жанна спустилась с колен продавщицы и пошла  к  окну.  Там  она
задрала свою головку и принялась смотреть на небо. Ей  было  интересно,  как
падает снег.
   - Ладно, уйду я! - решила Светка. - На день уйду, а потом вернусь. Там  у
меня гости приехали! Им тоже надо помочь!
   - Можешь вообще не возвращаться! - рявкнул Петров. - А то, не ровен  час,
голову тебе оторву!
   - Как голубям! - не удержалась продавщица, надевая пальто.
   - Убью-ю! - заорал Митя и  бросился  на  женщину.  Но  тут  кинжал  вновь
проткнул  ему  печень,  да  так  больно,  что  мужчина  рухнул  на  пол  как
подкошенный.
   - Вот-вот! - прокомментировала Светка. - Полежи пока, подумай!
   Петров, скорчившись внутриутробным плодом, стонал.
   - Ну, до свидания!
   Светка хотела было уже выйти вон,  как  что-то  вспомнила,  обернулась  и
посмотрела на маленькую Жанну. Что-то шевельнулось у нее в груди.
   - Не скучай, дочечка! - попрощалась она, хотела было подойти и поцеловать
крошку, но передумала и за-крыла за собой дверь.
   Петров лежал на сей раз очень долго. Сознание блуждало где-то по обратной
стороне луны,  на  которой  мелькали  образы  прошедших  лет.  Было  видение
непутевой матери, которая,  впрочем,  сейчас  улыбалась  маленькому  Мите  и
протягивала  ему  что-то  вкусное.  Представились   похороны   Жанны,   что,
собственно говоря, и вывело грузчика из состояния забытья.
   Петров с трудом поднялся с пола, сначала на  колени,  а  потом,  опираясь
руками о стену, установился  на  ноги.  Только  тут  он  вспомнил  о  дочке,
огляделся и нашел ее спящей на раскладушке под махровым  полотенцем.  Старый
будильник "Заря" показывал  восемь  часов  тридцать  минут  вечера,  и  Митя
прикинул, что пролежал бессознанным часов пять.
   А еще он  не  удивился,  что  маленькая  Жанна  больше  не  казалась  ему
маленькой  под  полотенцем.  Ее  ножки  уже  не   помещались   под   махрой,
прикрывающей лишь часть спины и ягодицы, а пальчики с прозрачными  ноготками
слегка шевелились, как будто им было прохладно.
   Митя добрел до телефона и набрал номер 03.
   - "Скорая"! - отозвались ему.
   - Мне плохо, - пожаловался Петров.
   - Что с вами? - спросил бесстрастный голос.
   - Дикая боль в печени!
   - Пьете?
   - Нет, - соврал грузчик.
   - Сколько вам лет?
   Митя задумался.
   - Тридцать два? - произнес он вопросительно.
   - Сходите завтра к врачу, - предложила оператор низким женским голосом.
   - Я сознание теряю уже второй  раз  за  день.  Пролежал  пять  часов  без
памяти.
   - Сейчас приступа нет?
   - Сейчас нет.
   - Поезжайте в больницу.
   - Я не могу!
   - Почему?
   - Я - отец-одиночка, - объяснил Митя. - У меня маленький ребенок.
   - Другое дело, - голос  оператора  стал  ласковым.  -  Сейчас  что-нибудь
постараюсь сделать! Не вешайте трубку!..
   К глазам  Мити  подступили  слезы.  Он  подумал  о  том,  что  нормальной
человеческой жизнью жить хорошо. Хорошо, когда тебе пытаются  помочь  только
потому, что у тебя имеются дети.
   - Вы слушаете? - вернулась оператор.
   - Да-да!
   - Ваш адрес?
   Митя продиктовал медленно, чуть было не напутав номер квартиры.
   - Машина будет через пятнадцать минут.
   - Спасибо, - от всей души поблагодарил Петров.
   - Мальчик?
   - Что? - не понял грузчик.
   - У вас мальчик?
   - А-а... Нет, девочка.
   - Сколько ей?
   - Э-э... - он осекся и обернулся на спящую Жанну. - Восемь лет.
   - Хороший возраст! Моей - десять!.. Ну всего хорошего вам, поправляйтесь.
Сто двадцать третья!
   От такого телефонного участия душа Мити  согрелась,  словно  ее  грелками
обложили.  Он  вдруг  захотел  найти  эту  сто  двадцать  третью  и   как-то
подружиться, что ли!.. Ему захотелось постоянного участия... Он еще долго не
вешал трубку, слушая короткие гудки и ощущая ухом тепло нагретой пластмассы.
Ему казалось, что это тепло сто... Остальные цифры Митя забыл...
   "Скорая" действительно  приехала  через  пятнадцать  минут,  но  врач,  в
отличие от диспетчера, был мужчиной  и,  оглядев  убогое  жилище  Мити,  все
понял.
   - Давно пьете?
   Грузчик решил теперь не врать.
   - С детства.
   - Ложитесь.
   Ложиться было некуда, кроме раскладушки, на которой спала  дочь.  Но  тут
полотенце откинулось и из-под него выскользнуло очаровательное юное создание
лет двенадцати, абсолютно голенькое и совершенно лишенное стыда.  Обнаженная
отошла к окну, повернувшись к  врачу  ягодицами,  и  принялась  разглядывать
вечернее небо.
   - За это судят! - хриплым голосом произнес врач.
   - Чего пялишься! - разозлился Петров. - Делом занимайся! Дочь это моя!
   Врач сглотнул слюну и отвернулся от окна.
   - Ложитесь!
   Митя лег на раскладушку.
   - На спину.
   Петров перевернулся.
   Врач принялся пальпировать печень, и при каждом его прикосновении грузчик
вскрикивал.
   - Терпи! - рыкнул врач и покосился в сторону окна.
   Девушка по-прежнему смотрела на небо. Одно ее плечо было слегка  опущено,
а чудесная головка склонилась на другое.
   - Ну чего там у меня? - морщился от боли Митя.
   - У тебя печень раза в три больше, чем у нормального человека! -  ответил
врач и подумал, как от такого законченного урода произошла такая  красавица.
Еще он подумал, что алкоголик, вероятно, насчет отцовства нагло врет,  хотя,
с другой стороны, как он заманил к себе такую девушку?..
   - Ну и что?
   - Что? - не понял врач.
   - Что печень у меня  большая?  -  с  удивлением  сказал  Митя.  -  У  вас
маленькая, у меня большая! И что?
   Врач сегодня очень устал, был зол от утомления, да и по  природе  не  был
добрым, а потому, надавив еще раз на больной орган, произнес:
   - Конец тебе приходит! Вот что!
   Если бы он обернулся на этой фразе к окну, то, вероятно, заметил бы,  как
дернулось у девушки плечико, то, что повыше, к которому  склонилась  голова.
Но врач поворотился чуть позже и чмокнул от удивления губами. Всю обнаженную
спину девушки  закрывали  волосы.  С  вороным  отливом,  они  отражали  свет
комнатной лампочки и все же еще  были  недостаточно  длинны,  чтобы  целиком
скрыть наготу, оставались округлые завершения ягодиц, которые чуть  было  не
свели с ума уставшего мужчину своим бесстыдным намеком.
   - Конец тебе! Конец! - процедил он.
   - Что значит конец? - не понял Митя.
   - То и значит, умираешь ты!
   - Как это?
   - Так, - врач что-то вколол в зад Петрову и грубо вытащил шприц  обратно,
повредив в  мягком  месте  какой-то  сосудик,  отчего  из-под  бледной  кожи
протекла каплей кровь. - Как все! Цирроз!
   Он быстро собрал свой чемодан и, стараясь  не  глядеть  в  сторону  окна,
вышел прочь.
   После того как хлопнула входная дверь, Митя Петров начал умирать. Он  это
отчетливо понял и так похолодел нутром, что изо  рта  вышел  дымок,  как  от
жидкого азота.
   Несмотря на сделанный врачом укол, грузчик почувствовал подступы какой-то
грандиозной боли, какой не испытывал прежде и о которой даже не помышлял. Он
сжался от страха, забыв натянуть после укола штаны, хотел  было  завыть,  но
родил лишь сип.
   Она подошла неслышно и села рядом.
   Митя открыл глаз, вытаращенный от ужаса, увидел Жанну  и  схватил  ее  за
руку с такой силой, что мог бы, наверное, сломать кость. Но на лице  девушки
не дрогнул и мускул единый, она открыто улыбалась, и  пахло  от  нее  чем-то
свежим и успокаивающим.
   - Боюсь! Боюсь! - зашептал Митя.
   Она покивала в знак согласия.
   - Болит! Болит!
   Еще раз кивнула.
   - Ы-ы-ы-ыыы... - провыл  грузчик  надрывно.  -  Не  хочу  подыхать!  Сука
смерть! Тварь беззубая!!!
   Жанна по-прежнему улыбалась. Ее алые губы приот-крылись, обнажая  розовый
язык.
   - Не бойся, - произнесла девушка негромко.
   - Ага, как же! Не ты подыхаешь, а я!
   Он опять взвыл, а Жанна слегка наклонилась к  нему  и  прикрыла  махровым
полотенцем его голый зад с засохшей кровавой каплей.
   - Смерть избавит тебя от мучений. Когда твои органы не смогут работать  и
станут причинять тебе невыносимую боль, смерть все закончит.
   Митю стошнило. Его вывернуло и от боли, и от страха одновременно. От этих
же  двух  причин  он  ничего  уже  не  мог  сказать,  лишь  чувствовал,  как
задеревенела кожа на голове.
   - Смерть не  обратная  сторона  жизни,  -  продолжила  Жанна,  и  Петрову
показалось, что из ее чуть раскосого глаза выкатилась слезинка. -  Смерть  -
это... - она  подбирала  слова.  -  Это  -  как  снотворная  таблетка...  Ты
засыпаешь после боли, а там сон...
   - Ы-ы-ы-ы-ы...
   Петров был не в состоянии воспринимать слова. У него  невыносимо  болело,
рассудок перемешался, на кожу выпрыгнули крупные мурашки,  и  в  паху  стало
чуть влажно. Митя скрипел зубами,  лицо  его  окончательно  теряло  цвет,  а
несколько выпавших ресниц лежали на белых щеках черной щетиной.
   - Папа, - сказала Жанна.
   Его тело стало выгибаться, словно  коромысло,  корежилось  из  стороны  в
сторону, в уголках рта выступила желтоватая пенка.
   - Если бы не смерть, то мучиться можно бесконечно, -  как  бы  извиняясь,
прошептала Жанна.
   Наконец тело Мити  затряслось  в  мелких  конвульсиях,  он  уже  растерял
сознание и хватал  воздух  открытым  ртом,  надувая  пенку,  словно  мыльный
пузырь, пока она не лопнула.
   Жанна глубоко вдохнула  и  выдохнула.  Из  ее