обладала
значительными размерами,  и кроме  того  ее  окружали  террасы  с
королевскими садами;  пришлось  воздвигнуть  несколько  платформ,
была большая давка,  но места нашлись для всех.  Веспалуса вывели
на открытое место перед ульями, краснощекого и слегка смущенного,
совсем однако не рассерженного на внимание, сконцентрированное на
нем.
    "Кажется, он похож на  вас  не  только  внешностью",  сказала
баронесса.
    "Не прерывайте меня в  критическом  пункте  истории",  сказал
Кловис. "Как  только  его  аккуратно  пристроили  в  предписанной
позиции  возле  ульев  и еще до того,  как тюремщики удалились на
безопасное расстояние,  Веспалус дал сильный и хорошо  нацеленный
пинок,  от  которого  повалились  друг  на друга все три улья.  В
следующее мгновение его с головы до  ног  окутали  пчелы;  каждое
отдельное насекомое обладало страшным и унизительным знанием, что
в этот знаменательный час катастрофы оно не способно  жалить,  но
все-таки надо  попытаться.  Веспалус со мехом визжал и извивался,
ибо его защекотали почти до смерти,  время от времени он  яростно
лягался  и  ругался,  когда  одна  из  немногих пчел,  избежавших
разоружения,  находила  свою  цель.  Однако  зрители   видели   с
изумлением,  что  он  не выказывает никаких следов приближающейся
смертной агонии, а когда пчелы пластами устало отваливались с его
тела,  его  плоть  казалась  такой  же белой и гладкой,  как и до
тяжкого испытания,  да еще  и  со  сверкающим  блеском  от  меда,
принесенного  неисчислимыми  пчелиными  лапками,  а  здесь  и там
виднелись небольшие красные точки,  где редкие жала оставили свои
следы.  Было очевидно, что он был удостоен благосклонного чуда, и
громкое бормотание изумления и  восхищения  послышалось  в  толпе
зрителей.  Король отдал приказ,  чтобы Веспалуса увели в ожидании
дальнейших приказов,  и молча удалился  на  дневную  трапезу,  на
которой  постарался  есть  от  души  и пить от сердца,  как будто
ничего  необычного  не  произошло.  После  обеда  он  послал   за
королевским библиотекарем.
    "Что означает это фиаско?", потребовал он ответа.
    "Ваше величество", сказал придворный, "либо что-то радикально
неверно с пчелами..."
    "С моими  пчелами  все  в порядке",  надменно прервал король,
"это самые лучшие пчелы."
    "...либо что-то  непоправимо  верно  с  принцем  Веспалусом",
сказал библиотекарь.
    "Если Веспалус прав, то, стало быть, неправ я", сказал король.
    Библиотекарь немного  помолчал.  Торопливые  речи  -  причина
падения многих;  плохо  рассчитанное молчание стало бедствием для
несчастного придворного.
    Забыв об ограничениях, налагаемых саном, и о золотом правиле,
которое требует отдыха уму и телу после обильного  обеда,  король
обрушился на хранителя королевских книг и не разбираясь несколько
раз ударил  его  по  голове  шахматной  доской  слоновой   кости,
оловянным сосудом  для  вина и медным подсвечником;  он жестоко и
часто бил его ручкой железного факела и трижды прогнал его вокруг
банкетного стола  быстрыми  энергичными пинками.  Наконец,  он за
волосы протащил его по длинному коридору и выбросил  из  окна  во
двор."
    "Он сильно ушибся?", спросила баронесса.
    "Ушибся больше,  чем удивился",  ответил Кловис.  "Понимаете,
король был печально знаменит своим буйным темпераментом.  Тем  не
менее, он  впервые  позволил  себе  вести себя столь необузданным
образом после плотного обеда.  Библиотекарь  выздоравливал  много
дней -  в  конечном счете,  насколько мне известно,  ом смог-таки
поправиться окончательно,  однако Хкрикрос тем же  вечером  умер.
Веспалус едва  закончил смывать пятна меда со своего тела,  когда
пришла запыхавшаяся делегация, чтобы помазать коронационным елеем
его голову.   А   что   касается  засвидетельствованного  чуда  и
воцарения суверена-христианина,  то не удивительно,  что началась
всеобщая свалка   обращающихся   в   новую   религию.   Торопливо
посвященный в сан епископ  был  завален  работой  по  крещению  в
торопливо импровизированном  кафедральном  соборе  св.  Одило.  А
чуть-было-не-ставший-мучеником-мальчик в общественном воображении
трансформировался в святого-короля-мальчика, чья слава привлекала
в столицу толпы любопытных и набожных туристов.  Веспалус, сильно
занятый организацией   игр  и  атлетических  состязаний,  должных
обозначить начало его правления, не имел времени уделить внимание
религиозному пылу, бурлящему вокруг его личности; первые сведения
о текущем  состоянии  государственных  дел  он   получил,   когда
хранитель двора   (недавнее   и   очень   пылкое   добавление   к
христианской общине)   принес    на    его    одобрение    проект
запланированной церемониальной     вырубки    идолопоклоннической
змеиной рощи.
    "Ваше величество милостиво соблаговолит срубить первое дерево
специально освященным топором", сказал подобострастный придворный.
    "Вначале я   отрублю   твою  голову  любым  топором,  который
попадется под   руку",    негодующе    сказал    Веспалус;    "вы
предполагаете, что  я  хочу  начать  свое  правление  смертельным
оскорблением священных  змей?  Это  было  бы  сильно не к добру."
    "Но христианские  принципы  вашего  величества?",  воскликнул
озадаченный хранитель двора.
    "У меня их нет", ответил Веспалус, "я прикидывался обращенным
в христианство только чтобы позлить Хкрикроса.  Он впадал в такое
восхитительное бешенство.  А  вряд  ли  забавно  быть  выпоротым,
выруганным и запертым в башню вообще ни за что  ни  про  что.  Но
обратиться в  христианина по-серьезу,  как делают ваши люди - я о
таком и  не  подумывал.  А  священные  и  уважаемые  змеи  всегда
помогали мне,  когда я обращался к ним в молитве и просил удачи в
беге, борьбе и охоте, и именно из-за их милостивого вмешательства
пчелы  не  смогли  повредить  мне  своими жалами.  Было бы черной
неблагодарностью отвернуться от их почитания в самом начале моего
правления. Я ненавижу вас за подобную мысль."
    Хранитель двора в отчаяньи заломил руки.
    "Но ваше  величество",  завыл  он,  "народ  почитает  вас как
святого, дворяне пачками христианизируются, а соседние властители
той же веры прислали специальных послов, чтобы приветствовать вас
как брата.  Поговаривают, чтобы сделать вас святым - покровителем
ульев, и  особый медово-желтый оттенок стал христианским символом
- золотом Веспалуса - при дворе императора.  Вы не можете  просто
повернуться спиной ко всему этому."
    "Я не  возражаю  против  почитания,  приветствий  и  оказания
почестей", сказал Веспалус,  "я даже не возражаю против умеренной
степени святости до тех пор,  пока от меня не ждут,  чтобы я стал
святым полностью.  Но я желаю,  чтобы вы полностью и окончательно
поняли, что   я   не   откажусь   от    почитания    августейших,
покровительствующих мне змей."
    В тоне,  каким он произнес эти последние слова,  чувствовался
затаенный мир медвежатни, и глаза его цвета темной черники опасно
сверкнули.
    "Новое царствование",  сказал  сам себе хранитель двора,  "но
все тот же горячий темперамент."
    В конце  концов,  в  целях  государственно  необходимости,  в
религиозных вопросах пошли на компромисс.  В положенные интервалы
король появлялся  перед своими подданными в национальном соборе в
образе святого Веспалуса,  а идолопоклонническую рощу  постепенно
сокращали и обкарнывали,  пока о ней больше ничего не напоминало.
Однако священных и уважаемых змей перемели в уединенный кустарник
в королевских  садах,  где Веспалус-язычник и некоторые члены его
семейства благоговейно и основательно им поклонялись. Возможно, в
этом заключалась  причина  успехов  короля-мальчика  в  спорте  и
охоте, которые никогда  не  оставляли  его  до  конца  его  дней;
возможно это   также  есть  причина  того,  почему,  несмотря  на
всеобщее благоговение перед его святостью,  он никогда не получил
официальной канонизации."
    "Дождь перестал", сказала баронесса.



                       Саки (Г.Х. Манро)
                       =================

                           Сказочник
                           ---------

    Стоял жаркий день, и  в  вагоне  поезда  было  соответственно
душно, а следующая остановка ожидалась лишь  в  Темплкомбе  почти
через час. Пассажирами купе  были  девочка,  девочка  поменьше  и
мальчик. Тетушка, присматривающая за  детьми,  занимала  место  в
одном углу, а напротив сидел холостяк, с ними незнакомый,  однако
девочки и мальчик определенно неспроста сидели на его половине. И
тетушка, и дети все  время  вели  лаконичный  и  упорный  диалог,
вызывая впечатление домашней мухи, которая отказывается  признать
поражение.  Большинство  замечаний  тетушки   начинались   словом
"нельзя", а почти все реплики детей - словом  "почему".  Холостяк
помалкивал.
    "Нельзя, Сирил, нельзя", воскликнула тетушка,  когда  мальчик
начал шлепать по диванным подушкам, подымая тучу пыли при  каждом
ударе.
    "Сядь и смотри в окно", добавила она.
    Ребенок неохотно подвинулся к окну. "Почему  овец  угоняют  с
поля?", спросил он.
    "Наверное, их переводят на другое поле,  где  больше  травы",
неуверенно сказала тетушка.
    "На этом поле полно травы", возразил мальчик,  "здесь  вообще
ничего нет, кроме травы. Тетя, на этом поле полно травы."
    "Наверное, на другом поле трава лучше", беспомощно предложила
тетушка.
    "Почему лучше?", возник мгновенный и неизбежный вопрос.
    "Ах, посмотри на этих  коров!",  воскликнула  тетушка.  Вдоль
дороги почти на каждом поле стояли коровы, но она заговорила так,
словно обращала внимание на диковину.
    "Почему трава на другом поле лучше?", упорствовал Сирил.
    Недовольное  выражение  на  лице  холостяка  превратилось   в
хмурость. Он черствый, малосимпатичный человек,  мысленно  решила
тетушка. Она была совершенно неспособна  прийти  к  какому-нибудь
удовлетворительному решению относительно травы на другом поле.
    Меньшая девочка устроила вылазку в  ином  направлении,  начав
декламировать "По дороге в Мандалей".  Она  знала  только  первую
строчку стихотворения, но использовала свое  ограниченное  знание
самым  полным  образом.  Она  повторяла  строку  снова  и   снова
мечтательным, но решительным и очень громким голосом, и холостяку
казалось, что кто-то поспорил с нею, что она не сможет  повторить
строку вслух две тысячи раз без остановки. Тот, кто сделал на это
ставку, похоже, проигрывал пари.
    "Подойдите сюда и послушайте сказку", сказала тетушка,  когда
холостяк дважды взглянул на нее и один раз - на сигнальный шнур к
проводнику.
    Дети  нехотя  потянулись  в  тетушкин  угол.   Очевидно,   ее
репутация сказочницы не заслуживала у них высокой оценки.
    Тихим  доверительным  голосом,  часто  прерываемым   громкими
нетерпеливыми вопросами слушателей, она начала неувлекательную  и
прискорбно скучную  сказку  о  маленькой  девочке,  которая  была
доброй, у которой из-за ее вежливости было много друзей и которую
в  конце  спасали  от  бешеного  быка  многочисленные  спасители,
восхищенные ее высокой моралью.
    "Стали  бы  ее  спасать,  если  бы  она  не  была   доброй?",
потребовала ответа большая из девочек. Именно такой вопрос  хотел
бы задать и холостяк.
    "Вообще-то,  да",  неубедительно  признала  тетушка,  "но  не
думаю, что они так быстро прибежали бы на помощь, если бы так  не
любили ее."
    "Это самая глупая сказка, которую  я  слышала",  с  громадной
убежденностью сказала большая девочка.
    "Она такая глупая,  что  я  почти  сразу  перестал  слушать",
сказал Сирил.
    Меньшая девочка не стала комментировать сказку, так как  уже
долго бормотала себе под нос, повторяя полюбившуюся строчку.
    "Кажется, как сказочница вы не добились успеха", вдруг сказал
холостяк из своего угла.
    Тетушка мгновенно ощетинилась, защищаясь от неожиданной атаки.
    "Очень трудно рассказывать такие сказки, которые  дети  могли
бы одновременно понять и принять", чопорно сказала она.
    "Я с вами не согласен", ответил холостяк.
    "Наверное, вы  сами  хотите  рассказать  сказку",  парировала
тетушка.
    "Расскажите нам сказку", потребовала большая девочка.
    "Давным-давно", начал холостяк, "жила-была девочка  по  имени
Берта, которая была чрезвычайно доброй."
    Мгновенно пробудившийся интерес детей  начал  сразу  угасать;
все  сказки  оказывались  страшно  похожими  друг  на  друга  вне
зависимости от того, кто их рассказывал.
    "Она делала все, что ей говорили, она всегда говорила правду,
она держала одежду в чистоте, она ела  молочные  пудинги,  словно
это было печенье, намазанное джемом, она учила все уроки наизусть
и всегда и со всеми было очень вежлива."
    "Она была красивая?", спросила большая девочка.
    "Не  такая  красивая,  как  вы  обе,  но  все  же   чудовищно
хорошенькая", сказал холостяк.
    Возникла волна реакции в пользу сказки; слово "чудовищная"  в
соединении  с  понятием  красоты  было   впечатляющей   новинкой.
Казалось,  оно  вводило  частичку  правды,  столь  недостающей  в
тетушкиных сказках о детской жизни.
    "У нее было такое  хорошее  поведение",  продолжал  холостяк,
"что она заслужила несколько медалей, которые  всегда  носила  на
платье.  У   нее   была   медаль   за   послушание,   медаль   за
исполнительность, и третья  -  за  хорошее  поведение.  Это  были
громадные металлические медали и они звенели одна  о  другую  при
ходьбе. Ни у кого из детей города, где она жила,  не  было  целых
трех медалей, и  поэтому  все  знали,  что  она  -  исключительно
хорошая девочка.
    "Чудовищно хорошая", процитировал Сирил.
    "Все только и  говорили  о  ее  хорошем  поведении,  об  этом
услышал принц той страны и сказал, что раз она такая  добрая,  ей
раз в  неделю  позволяется  гулять  в  дворцовом  парке,  который
находился рядом с  городом.  Это  был  красивый  парк,  туда  еще
никогда не пускали детей, так что для Берты было  большой  честью
получить позволение ходить туда."
    "В парке были овцы?", требовательно спросил Сирил.
    "Нет", ответил холостяк, "овец не было."
    "Почему там не было овец?", последовал неизбежный вопрос.
    Тетушка позволила себе улыбку, которая  скорее  смахивала  на
ухмылку.
    "Овец в парке не было", сказал  холостяк,  "потому  что  мать
принца видела вещий сон, что ее сын будет убит либо  овцой,  либо
упавшими на него часами. По этой причине принц не держал  овец  в
парке и часов во дворце."
    Тетушка подавила вздох восхищения.
    "Был ли принц убит овцой или часами?", спросил Сирил.
    "Он  жив  до  сих  пор,  поэтому  нельзя  сказать,  что   сон
оправдался", невозмутимо ответил холостяк, "во всяком случае овец
в  парке  не  было,  однако,  по  всему  парку  бегало  множество
поросят."
    "Какого цвета?"
    "Черные с белыми мордами, белые с черными  пятачками,  сплошь
черные, серые с белыми пятнами и некоторые - совсем белые."
    Сказочник немного помолчал, чтобы мысль  о  сокровищах  парка
захватила детское воображение, а потом продолжил:
    "Берте было очень жалко, что она не нашла в парке цветов.  Со
слезами на глазах она  обещала  своим  тетушкам,  что  не  станет
срывать ни одного цветка в парке принца и ей  хотелось  выполнить
свое  обещание,  поэтому  конечно  она  чувствовала  себя  глупо,
обнаружив, что рвать нечего."
    "Почему не было цветов?"
    "Потому что их съели поросята", мгновенно  ответил  холостяк.
"Садовники сказали принцу, что в парке  могут  быть  либо  цветы,
либо поросята, и он  решил,  пусть  будут  поросята  и  не  будет
цветов."
    Одобрительное бормотание  выразило  восхищение  блистательным
повелением принца: так  много  людей  приняло  бы  совсем  другое
решение.
    "В парке было много другого приятного. Были пруды с золотыми,
голубыми и зелеными рыбками; были деревья с красивыми  попугаями,
которые каждую секунду говорили умные слова; были певчие  птички,
которые пели модные песенки. Берта гуляла, безмерно  наслаждаясь,
и думала про себя: "Если бы я не вела себя  так  хорошо,  мне  не
разрешили бы ходить в этом красивом парке  и  наслаждаться  всем,
что я вижу." Три медали звенели одна о другую во время  ходьбы  и
напоминали ей, какая она добрая. И вдруг огромный волк  пробрался
в парк, чтобы посмотреть, нельзя ли там раздобыть  себе  на  обед
жирного поросенка."
    "Какого  цвета  был  волк?",  спросили  дети  с   немедленно
обострившимся интересом.
    "Сплошь цвета грязи, с черным языком и бледно-серыми глазами,
горевшими невыразимой свирепостью. Первое, что он увидел в парке,
была Берта: ее чистый передник был  таким  белоснежным,  что  его
было видно издалека. Берта заметила, что волк крадется к  ней,  и
захотела,  чтобы  ей  не  позволили  гулять  в  этом  парке.  Она
побежала как могла быстро, а  волк  помчался  за  ней  громадными
прыжками и скачками. Ей удалось добежать до миртовых кустов и она
спряталась в самом густом кусте. Волк вынюхивал ее среди  ветвей,
черный язык высовывался из его пасти, а бледно-серые глаза пылали
яростью. Берта ужасно испугалась и подумала про себя: "Если бы  я
не была так чрезвычайно добра, то сейчас была бы в безопасности."
Однако, запах мирта был так силен, что волк не смог вынюхать, где
прячется Берта, а кусты - такие густые, что он мог бы охотиться в
них очень долго  и  не  увидеть  даже  ее  следов.  Поэтому  волк
подумал, что лучше будет уйти и попробовать  вместо  нее  поймать
поросенка. Но когда волк крался и вынюхивал рядом  к  ней,  Берта
дрожала, а когда она дрожала, то медаль  за  послушание  звенела,
стукаясь о медали за обязательность и хорошее поведение. Волк уже
уходил, когда услышал предательский звон медалей. Он  остановился
послушать: медали  снова  зазвенели  за  ближайшем  кустом.  Волк
бросился в куст, его  бледно-серые  глаза  пылали  свирепостью  и
торжеством. Он вытащил Берту и сожрал ее до  последнего  кусочка.
От нее остались только туфельки, клочки одежды и  три  медали  за
хорошее поведение."
    "Он поймал поросенка?"
    "Нет, все поросята убежали."
    "Сказка началась плохо", сказала меньшая девочка, "но  у  нее
хороший конец."
    "Это самая хорошая сказка, которую я  слышала",  с  громадной
убежденностью сказала большая девочка.
    "Это единственная хорошая сказка, которую слышал  я",  сказал
Сирил.
    Обратное мнение высказала тетушка.
    "Это  самая  неприличная  сказка  для  маленьких  детей!   Вы
подрываете результаты многолетнего терпеливого воспитания."
    "Во  всяком  случае",  сказал  холостяк,  укладывая  вещи   и
собираясь покинуть купе, "я  удержал  их  в  покое  целых  десять
минут, а это больше того, на что способны вы."
    "Несчастная  женщина!",  говорил  он  сам  себе,   шагая   по
платформе  станции  Темплкомб;  "Следующие  полгода   они   будут
приставать к ней на  людях  и  требовать  рассказать  неприличную
сказку!"




                        Саки (Г. Х. Манро)

                             Тобермори

    Стоял прохладный, промытый дождем день позднего августа, того
неопределенного сезона, когда куропатки еще находятся под защитой
закона и охотиться не на что - если не  направиться  на  север  к
Бристольскому   каналу,   где   вполне    законопослушно    можно
галопировать за жирными  красными  оленями.  Участники  вечеринки
леди Блемли  не  собирались  на  север  к  Бристольскому  каналу,
поэтому сегодня вокруг ее чайного  стола  было  полно  гостей.  И
несмотря на мертвость сезона и банальность повода, в компании  не
было и следа того  томительного  нетерпения,  которое  вызывается
страхом  пианолы  и  подавленным  желанием  побыстрее  перейти  к
бриджу. Нескрываемое  напряженное  внимание  всей  компании  было
приковано к  несколько  загадочной  личности  мистера  Корнелиуса
Эппина. Из всех гостей он был единственным,  кто  прибыл  к  леди
Блемли с самой неопределенной репутацией. Кто-то сказал,  что  он
талантлив, и он получил  приглашение  с  умеренным  ожиданием  со
ст