ате мне было слышно только мягкое дыхание Рэйко, и после борьбы с тошнотой я почувствовал, что начинаю терять сознание. Я уловил сладковатый запах, как от гнилого ананаса, доносившийся от любовных соков полукровки Рэйко. Мне вспомнилась одна женщина, которую много лет назад я видел в кино или во сне: тонкие длинные пальцы на руках и ногах, медленно соскальзывающая с плеч комбинашка, а потом она принимала душ за прозрачной стенкой, и вода капала с ее заостренного подбородка, а она рассматривала в зеркале свои зеленые глаза. Она была иностранкой.

***

     Идущий перед нами человек оглянулся и остановился, потом отбросил сигарету в сточную канаву. Крепко зажав левой рукой новенький дюралевый костыль, он двинулся дальше. Я решил, что он повредил ногу совсем недавно. Его правая рука казалась не менее сильной и мускулистой, а на земле, по которой он тащил ногу, оставалась глубокая борозда.
     Солнце было в зените. Идущая рядом Рэйко сбросила с плеч куртку. Пятна пота проявились на ее плотно обтягивающей тело блузке.
     Она выглядела усталой, будто не спала накануне. Когда мы оказались перед рестораном, я сказал:
     - А не похавать ли нам чего-нибудь? Она ничего не ответила, только покачала головой.
     - Я не совсем понимаю этого Окинаву: метнулся в ночь, когда все поезда уже перестали ходить.
     - Все в порядке, Рю, я была сыта по горло, - мягко сказала Рэйко. Она сорвала листок с придорожного тополя.
     - Послушай, а как называется эта полоска, видишь?
     Сорванный лист был пыльным.
     - Разве это не прожилка?
     - Совершенно верно, это прожилка. Я ведь в средней школе проходила биологию, и у меня была специальная тетрадь. Я забыла, как это точно называется, но, знаешь, я поливала листья каким-то химикатом, после чего они становились совершенно белыми, а потом все растворялось, и оставались только эти прожилки.
     Мужчина с костылем сидел на скамейке у автобусной остановки и внимательно изучал расписание. Остановка называлась "Главная больница Фусса". Слева находилось большое здание больницы, и в сквере при ней человек десять пациентов в тренировочных костюмах под руководством медсестры занимались гимнастическими упражнениями. У всех них были толстые повязки на лодыжках, и по свистку они принимались крутить бедрами и головами. Прохожие наблюдали за этими пациентами.
     - Знаешь, сегодня вечером я собираюсь заглянуть в ваш бар, мне нужно сообщить Моко и Кэй о предстоящей вечеринке. Они сегодня придут?
     - Конечно придут, они каждый день приходят. Так что и сегодня будут... Слушай, хочу показать тебе одну вещь...
     - Что?
     - Альбом с образцами разных листьев. Там, на Окинаве, многие коллекционируют насекомых, потому что там встречаются очень красивые бабочки, но лично я составила альбом, в котором были только прожилки листьев, и учитель меня похвалил, а поскольку я получила за это премию, меня послали в Кагосиму. Этот альбом еще хранится у меня. Я очень им дорожу, и мне страшно хочется показать его тебе.
     Мы подошли к вокзалу. Рэйко отбросила тополиный лист на дорогу. Крыша над платформой поблескивала серебряным светом, и я надел солнечные очки.
     - Уже по-настоящему жарко. Лето началось.
     - А? Что?
     - Я сказал, что уже настало лето.
     - Летом жарче, - откликнулась Рэйко, глядя на рельсы.

***

     Когда я пил вино за стойкой, то услышал, как кто-то в уголке бара шуршит фольгой от "Ниброль".
     Закрыв заведение раньше времени, Рэйко рассыпала по столу сотни две таблеток "Ниброль". Кадзуо сказал, что достал их в аптеке на Татикава. Потом она объявила:
     - Устроим-ка вечеринку перед вечеринкой!
     Она взобралась на стойку и, продолжая танцевать под пластинку, сняла чулки, подошла ко мне, обняла и просунула мне в рот язык, пахнущий таблетками. Кончилось это тем, что она блеванула черноватой кровью и неподвижно распласталась на диване. Ёсияма поглаживал ее длинные волосы, стряхивая со своей бороды капельки воды и беседуя с Моко. Она перевела взгляд на меня, высунула язык и подмигнула. Ёсияма обернулся и с улыбкой спросил меня:
     - Эй, Рю, у тебя не найдется чего-нибудь для меня? Немного травки или чего еще? - Сидя на табурете и опершись локтями о стойку, он покачивал ногами в кожаных сандалиях.
     Я выкурил так много, что язык у меня пощипывало. Кислое вино не лезло мне в глотку.
     - Нет ли у тебя вина послаще?
     Кэй рассказывала Кадзуо, как она ездила в провинцию Акита и снималась там голышом, но он казался слишком одуревшим от "Ниброль". Она пила виски прямо из горла, закидывала арахисовые орешки один за другим в рот и говорила:
     - Там была одна, ее связывали на сцене, прикинь, Кадзуо, как это ужасно, она была вся обмотана какой-то колючей веревкой. Ужас, правда?
     Кадзуо не обращал на нее никакого внимания. Он смотрел на меня через видоискатель своего "Никомата", который был для него "дороже жизни".
     - Эй, ты, слушай, когда с тобой разговаривают. - Пинком она скинула Кадзуо на пол.
     - Слушай, не лезь, - сказал он, - не видишь, что ли, у меня отходняк, мне сейчас не до девок.
     Кэй захихикала, стянула с себя юбку и начала танцевать со всеми подряд, прижимаясь щекой и облизывая всех партнеров.
     Возможно, из-за принятого накануне героина я чувствовал себя изможденным, и мне совсем не хотелось принимать "Ниброль". Надо мной склонилась Моко.
     - Слышь, Рю, не хочешь пойти со мной в тачку? А то Ёсияма меня завел, я аж дрожу вся.
     На ней было красное бархатное платье и такая же шляпка, даже густо наложенные тени на веках тоже были красными.
     - Рю, ты помнишь, как трахал меня в тачке у той дискотеки? - Глаза у нее затуманились, взгляд блуждал. Высунув язычок, она лепетала сладким голоском: - Помнишь, да? Ты еще тогда меня жутко обманул, сказал, что копы идут и нам нужно прятаться, помнишь? И заставил меня скрючиться в той крохотной тачке, не забыл?
     - Ба, я впервые об этом слышу! Рю, неужели так все и было? Похоже, ты настоящий жеребец! Хотя у тебя рожа наркомана, ты мог и такое вытворять? - Голос Ёсияма стал громче. Он опустил иглу на пластинку. - О чем ты тут трендишь, Моко, перестань нести чушь.
     - Это она сама все подстроила, Ёсияма, - ответил я.
     Внезапно начал петь Мик Джаггер. Это была действительно очень старая песня "Time Is on My Side". Моко закинула одну ногу мне на колени и сказала пьяным голосом:
     - Я не люблю врать, Рю, ты же знаешь, что тогда я кончила четыре раза. Такое не забывается.
     Рэйко с зеленовато-бледным лицом встала и пробормотала, ни к кому конкретно не обращаясь:
     - Который сейчас час? Который час? - проковыляла к стойке, взяла бутылку виски из руки Кэй, отхлебнула и снова сильно закашлялась.
     - Ты совсем обдолбанная, Рэйко. Иди, полежи, как хорошая девочка. - Кэй грубо вырвала у нее виски, стерла слюну Рэйко с горлышка бутылки и сама еще раз отхлебнула.
     Когда Кэй толкнула ее в грудь, Рэйко упала на диван, после чего повернулась ко мне и сказала:
     - Сделай потише, а то ребята с верхнего этажа из игорного заведения придут за мной. Они стукачи и сразу вызовут полицию, так что сделай немного потише.
     Когда я наклонился над усилителями, чтобы уменьшить звук, Моко завопила и прыгнула на меня. Ее холодные бедра щекотали мне шею.
     - Эй, Моко, ты хочешь потрахаться с Рю? А со мной не хочешь? - услышал я за спиной голос Ёсияма.
     Я сильно ущипнул Моко за бедро. Она завопила и свалилась на пол.
     - Рю, ты идиот, извращенец, ты даже не можешь возбудиться. Я уверена, что ты на это неспособен, я слышала, что ты, накачавшись, подставлял свою задницу черномазым! - Поскольку у нее не было сил встать, Моко, хохоча, продолжала лежать там, куда свалилась, и пыталась пнуть меня своими острыми шпильками.
     Рэйко зарылась лицом в диван и приглушенным голосом сказала:
     - Ва-а, хочу умереть, грудь сдавило, эй вы, у меня в самом деле страшно болит грудь, я хочу умереть.
     Кэй подняла глаза от конверта пластинки "The Stones", который перед тем рассматривала, и посмотрела на Рэйко:
     - Ну, иди тогда на фиг и помри! Правда ж, Рю, это будет, в натуре, лучший выход? Как считаешь? Кто хочет сдохнуть, должен сдохнуть. И без всякой суеты. Да она просто обдолбалась и теперь издевается над нами.
     Кадзуо накрутил на свой "Никомат" фотовспышку и снял Кэй. После вспышки Моко, лежавшая ничком на полу, подняла голову:
     - Кадзуо, не смей делать такие фотки без предупреждения. Я профессионалка и работаю только за деньги. От этой вспышки у меня кишки переворачиваются. Ненавижу, бля, фотографов! Отключи эту мерзкую вспышку! Из-за нее тебе и не удается сходиться с людьми.
     Рэйко стонала, словно испытывала ужасную боль, потом повернулась на бок и блеванула. Взволнованная Кэй кинулась к ней: расстелила газету, вытерла ей рот полотенцем и начала массировать спину. В блевотине было много рисовых зерен - мне вспомнился жареный рис, который мы вместе ели вечером. Красный свет с потолка мерцал на коричневой блевотине на газете. Не открывая глаз, Рэйко бормотала: "Хочу домой, хочу снова вернуться туда, хочу домой".
     Ёсияма поднял Моко на ноги, и, расстегивая пуговки у нее на груди, откликнулся на монолог Рэйко:
     - Да, ты совершенно права, сейчас лучший сезон для поездки на Окинаву!
     Моко остановила руку Ёсияма, когда тот попытался покрутить ее сосок, после чего обняла Кадзуо и сладко сказала:
     - Вот теперь снимай. Я буду в стиле журнала "АН-АН"! Рю, помнишь номер за этот месяц, красотку на цветной фотке, ты, наверное, видел ее?
     Кэй вытерла испачканный слюной Рэйко палец о джинсы и опустила иглу на новую пластинку с песней "It's a Beautiful Day". Рэйко сломала нам кайф. Кадзуо с широко раздвинутыми ногами лежал на диване. Он запрокинул голову и щелкал затвором своего фотоаппарата наугад. Постоянно сверкала вспышка, так что мне даже пришлось закрыть глаза руками:
     - Эй, ты, Кадзуо, прекрати, посадишь батарейки!
     Ёсияма пытался поцеловать Кэй, но та его оттолкнула.
     - Что это с тобой? Ты же сама вчера говорила, что "истекаешь от желания". И когда кормила кошку, тоже сказала: "Чернушка, нам с тобой жутко этого хочется". Разве ты такого не говорила? Почему бы не поцеловаться?
     Кэй проглотила свое виски. Моко крутилась перед Кадзуо, приподнимая волосы и улыбаясь ему.
     - У тебя не получится настоящей улыбки, Моко, пока не произнесешь слова "ч-и-и-з".
     Кэй завопила на Ёсияма:
     - Чё ты устраиваешь спектакль, оставь меня в покое! Я больше не могу видеть ваши мерзкие рожи! Вы знаете, короче, что деньги на те свиные отбивные, которые вы жрали вчера, получены от крестьянина в провинции Акита, он сам своей черной рукой передал мне ту тысячу йен. Вам это известно, бля?
     Моко посмотрела на меня и высунула язык:
     - Я тебя ненавижу, Рю, ты извращенец.
     Меня мучила жажда, и я попытался подхватить зубочисткой кубик льда, но уколол палец. Кэй, танцевавшая на стойке бара, не обращая внимания на Ёсияма, спустилась вниз и слизала кровь с моего пораненного пальца, после чего со смехом спросила:
     - Значит, Рю, ты покончил с музыкой? Рэйко встала с дивана и попросила немного
     убавить звук.
     Никто даже не подошел к аппаратуре.
     С распахнутым на груди платьем Моко подошла ко мне, пока я прижимал к пальцу бумажную салфетку, и со смехом спросила:
     - Рю, а сколько мы сможем получить от этих черномазых?
     - Что? Ты имеешь в виду вечеринку?
     - Я хочу знать, если Кэй или я будем в ней участвовать, сколько мы от них за это получим? Пойми, лично меня это мало волнует, но...
     Продолжая сидеть на стойке, Кэй сказала:
     - Ша, завязывай, Моко, перестань ломать людям кайф! Если те нужны бабки, я подложу тя под какого-нибудь славненького чувачка. Эта же вечеринка, в натуре, не ради денег, а для чистого кайфа.
     Моко накручивала на палец золотую цепочку, болтающуюся у меня на шее, и ехидно спрашивала:
     - Она у тебя от черножопых?
     - Заткнись, грязная пизда, я получил её еще в школе от одной девчонки из моего класса в ее день рождения. Тогда я играл для нее "A Certain Smile", песня пришлась ей в кайф, и она подарила мне эту штуку. Она из богатеньких, у ее папаши крупная фирма по сбыту древесины. И знаешь, Моко, перестань употреблять слово "черножопый", они достаточно хорошо понимают по-японски и могут тебя за такие слова замочить. Если тебе это не нравится, лучше тебе туда не идти, понятно? Есть немало других девок, которые с радостью придут на наши вечеринки.
     Увидев, как Кэй, отхлебнув виски, утвердительно кивает, Моко сказала:
     - О-о! Не заводись, я просто пошутила. - Потом она обняла меня. - Я, конечно, пойду, разве не решено? Эти черномазые - крепкие парни, и они дадут нам травку, верно?
     Она засунула язык мне в рот.
     Кадзуо подсунул "Никомат" мне под самый нос, и когда я крикнул: "Убери его!" - нажал кнопку. У меня перед глазами все расплылось в белом тумане, словно меня ударили по голове, и я утратил способность видеть. Моко со смехом захлопала в ладоши и завопила. Я пополз по стойке, чуть не упал, но Кэй поддержала меня и перелила из своего рта в мой немного виски. Ее губы пахли липкой, маслянистой помадой. Виски с привкусом помады обжег мне глотку.
     - Ублюдок! Перестань! Неужели ты не можешь с этим закончить! - вопил Ёсияма, колотя об пол книжкой комиксов, которую до того листал. - Кэй, ты что, целовалась с Рю?
     Я сделал шаг вперед и рухнул, ударившись о стол. Раздались звуки разбитого стекла, пенящегося пива, рассыпанных по полу арахисовых орешков. Рэйко встала, затрясла головой и закричала:
     - Все вон! Убирайтесь!
     Потирая голову, я засунул лед в рот и направился к ней.
     - Не беспокойся, Рэйко, потом я приберу! Все будет в порядке.
     - Это моя берлога, пусть все выматываются! Рю, ты можешь остаться, но все остальные пусть убираются.
     Она сжала мою руку. Ёсияма и Кэй смотрели друг на друга.
     - Значит, ты поцелуешь не меня, а Рю? - уныло сказал Кадзуо. - Ёсияма, я сам во всем виноват с этой дурацкой вспышкой, из-за которой Рю упал, и Кэй дала ему виски, чтобы он пришел в себя.
     Ёсияма зарычал на Кадзуо так, что тот едва не уронил "Никомат":
     - Пошел вон!
     - Ты что? - завопил Кадзуо. Находившаяся в его объятиях Моко пробормотала:
     - Ну уж это полная глупость!
     - В чем дело, ты чё, ревнуешь? - Кэй шлепнула ее тапком по ноге. С выпученными и распухшими от слез глазами Рэйко схватила меня за рукав и сказала:
     - Рю, принеси-ка льда!
     Я завернул несколько кубиков в бумажную салфетку и приложил ей ко лбу. Кадзуо повернулся к вставшему Ёсияма, посмотрел на Кэй и снова щелкнул затвором. Ёсияма был готов ударить его. Моко громко рассмеялась.
     Кадзуо с Моко объявили, что они сваливают.
     - Мы, пожалуй, сходим в баню, - сказала Моко.
     - Моко, ты бы лучше застегнулась, а не то какой-нибудь панк ухватит тебя за буфера. И не опаздывай завтра, встречаемся на станции Коэндзи в час дня.
     Моко, хохоча, ответила:
     - Я знаю, что ты извращенец, но я ничего не забуду. Постараюсь одеться поприличней.
     Уходя, Кадзуо опустился на колено и еще раз сфотографировал меня.
     Напевая себе под нос, мимо прошел какой-то подвыпивший мужик. Он что-то пробормотал и повернулся спиной к фотику.
     Рэйко слегка дрожала. Бумажная салфетка упала на пол, и лед почти полностью растаял.
     - Тебя не должно волновать, Ёсияма, как я себя чувствую, это не твое дело. Я же не обязана спать с тобой, верно? - медленно сказала Кэй, выдувая дым сигареты в потолок. - Во всяком случае, перестать приставать ко мне, ваше перестань. Меня это мало ебет, но, если мы расстанемся, тебе это может не понравиться, а меня-то вполне устраивает. Может, хочешь еще выпить? Ведь это вечеринка перед вечеринкой, так, Рю?
     Я присел рядом с Рэйко. Когда я положил ей руку на шею, она слегка дернулась, и вонючая струйка слюны потекла из уголка ее рта.
     - Кэй, перестань постоянно говорить "чё" и прочую дребедень. Мне не нравится, когда ты говоришь в такой манере, так что забудь о ней, ладно? С завтрашнего дня я приступаю к работе, идет? Я подзаработаю немного на хлеб, и все будет хорошо.
     Кэй сидела на стойке и болтала ногами:
     - Правда? Точно, начни работать. Это и мне поможет выбраться.
     - Мне наплевать, что ты ведешь себя безрассудно, меня больше раздражает твое "чё". И эти твои манеры, они меня достают. Я считаю, что все это от наркоты и все изменится к лучшему после того, как я получу работу в порту в Иокогаме, ага?
     Ёсияма схватил Кэй за ногу. Тугие колготки плотно облегали ее бедра, и складка живота нависала над поясом.
     - Чё ты там несешь? Оставь эту бредя-тину, она меня раздражает. Посмотри на Рю, он же смеется! Я плевать хотела на то, что ты болтаешь. Я такая, как есть, и на этом кончено, бля!
     - Перестань так говорить! Где ты подцепила этот дурацкий говор?
     Кэй потушила сигарету в раковине. Натягивая юбку, она сказала:
     - Это от моей мамаши, ты, чё, не знаешь, что мама болтает именно так? Ты, чё ли, не бывал в нашем заведении? Помнишь ту тетку с котом, которая сидит у котацу и делает рисовые крекеры? Это моя мамаша, и она говорит: "Чё те надо?" Чё, не слышал?
     Ёсияма нагнулся ко мне и попросил сигарету, потом уронил, растерянно поднял ее, слегка намокшую от разлитого пива. Засунул в рот и, раскуривая, спокойно произнес:
     - Пойдемте-ка по домам.
     - Сам канай, мне и здесь по кайфу. Вытирая губы Рэйко, я спросил Ёсияма:
     - Ты завтра не собираешься на вечеринку?
     - Я думаю, будет лучше, если он не придет, верно? Этот тип говорит, что собирается работать, и будет славно, если он станет работать. Мне наплевать, будет там Ёсияма или нет! А чё? Айда к нам на хазу, если не доберешься быстро, завтра не сможешь встать. Значит, завтра в Иокогаме? Во сколько?
     - Эй, Ёсияма, ты что, и правда не собираешься приходить?
     Ничего не ответив, он прошел в угол комнаты и поставил на проигрыватель "Left Alone".
     Когда он вынимал пластинку из конверта с ужасным фото Билли Холлидэй, Кэй соскочила со стойки и прошептала ему на ухо:
     - Поставь лучше "Дзистоундз".
     - Отвали, Кэй, и заткнись, - сказал Ёсияма, крепко зажав в зубах сигарету и глядя на нее в упор.
     - Чё за бред, те не нравится этот пласт? Ты чё, как дряхлая старушонка, хочешь снова слушать это нудное фано? Эта туфта для черномазых - почти то же самое, как для нас нанива-буси. Эй, Рю, скажи ему чё-нибудь! Это же последняя пластинка "Рорринг Стоундз", ты наверняка ее еще не слышал! Это же пласт "Стинги фингирдз"!
     Не обращая на нее внимания, Ёсияма поставил на проигрыватель пластинку Мэла Уолдрона.
     - Кэй, уже довольно поздно, и Рэйко просила нас сваливать. И не имеет смысла играть "Стоунз" с приглушенным звуком, верно?
     Застегивая пуговки на блузке и глядясь в зеркало, чтобы поправить прическу, Кэй спросила:
     - Как насчет завтра?
     - Мы же договорились встретиться в час дня на станции Коэндзи, - ответил я.
     Кэй согласно кивнула, стирая с губ помаду.
     - Ёсияма, сегодня я не вернусь. Собираюсь пойти в заведение Сэма, так что не волнуйся и не забудь налить кошке молока, но не того, что в холодильнике, а того, что на полке, не перепутай.
     Ёсияма ничего не ответил. Когда Кэй отворила дверь, в комнату ворвался прохладный и влажный воздух.
     - Эй, Кэй, оставь дверь открытой!
     Пока мы слушали "Left Alone", Ёсияма плеснул себе немного джина. Я собрал рассыпанные по полу осколки стакана на газету, мокрую от блевотины Рэйко.
     - Жаль, но приходится признать, что в последнее время все идет наперекосяк, - пробормотал Ёсияма, уставившись в потолок.
     - Так же было и перед тем, как она поехала на работу в Акита. Мы спим врозь, и я ничего особенного с ней не делаю.
     Я достал из холодильника колу и выпил. Предложил ему, но Ёсияма отмахнулся и опустошил свою рюмку с джином.
     - Она все твердит, что хочет на Гавайи. Когда-то давно, помнишь, она говорила, что, может быть, ее