,  как это делают
слепые.
     Папа. Боже! Они - слепые! Все шестеро слепы!
     Дов.  А что  такого? Последствия  последней  войны. И слепым тоже  надо
жить.
     Мертвая тишина сковала зал. Погасли улыбки, заблестели слезы в глазах.
     А уход слепых со сцены продолжается мучительно долго.
     Дов  смотрит  на пристыженную,  пришибленную аудиторию,  на бриллианты,
словно поблекшие в ушах и на шеях дам,  и  на  его губах  проступает улыбка,
улыбка превосходства.
        "27. Интерьер. В автомобиле. Ночь."
     Роскошный американский "Кадиллак" скользит по уснувшей улице с дорогими
виллами за оградами из пальм. В машине - американская семья и Дов.
     Папа (Дову). Как я полагаю, вы не живете в одной из этих вилл?
     До в. Почему нет? Вот как раз эта вилла - моя! Угловая!
     Папа. Вы шутите.
     Дов. Нет, это -  моя вилла. Недавно купил. Не каждый  беден  в Израиле.
Остановитесь здесь, пожалуйста. Я выйду.
     Он с  достоинством  попрощался с американцами  и  вылез  из автомобиля.
Машина  ушла, оставив его на  тротуаре. Он  озирается на  незнакомые дома. И
увидел на балконе угловой виллы даму в халате.
     Дама. Добрый вечер! А что вы делаете у нас в такой поздний час?
     Дов. Секрет. А мы с вами знакомы?
     Дама.  Он еще спрашивает! А  кто у  меня устанавливал  холодильник?  Не
помните? А я вас не забыла.
     Дов. Конечно... И я вас помню...
     Дама. Так что вы стоите? Поднимайтесь ко мне.
     Дов. Среди ночи?
     Дама.   Посмотреть  холодильник   никогда   не  поздно.  Надо  бы   его
подрегулировать. Вы  же не спите.  И я  не сплю. Я  одна-одинешенька во всем
доме.
     Американский  "Кадиллак"  развернулся  и проехал  мимо  Дова,  уверенно
входившего в дом.
        "28. Интерьер. Вилла. Ночь."
     Крупная дама с заметными усиками на верхней губе впускает Дова  и сразу
же  заключает  его  в  могучие  объятия.  До  в.  Подожди, подожди.  Дай дух
перевести...
     Дама (не выпуская его из  объятий).  Я  слишком долго ждала. Думала, ты
меня совсем забыл. Но нет, вспомнил.
     Дов  сидит  на  краю  широченной  кровати  и  нехотя раздевается.  Дама
демонстрирует ему чудесную ночную рубашку, растянув на раскинутых руках.
     Дов. Это не мой размер.
     Дама. Прямо  сердце  болит. Прислали из Парижа  такую прелесть. И -  на
тебе/ Мала/ Катастрофически мала/ Можно с ума сойти/
     Дов. Дай-ка. Ох, хороша/ Слушай, у меня идея/ Уступи эту штуку мне. А я
подарю своей жене. Идет? Это будет высшая справедливость.
        "29. Интерьер. Квартира Дова. Ночь."
     Ципора и дети в ночных рубашках окружили  телевизор -  диктор  сообщает
последние  известия  о захваченном арабами  самолете.  Ципора  плачет.  Дети
старательно изображают печаль.
     Мальчик. А где так поздно отец?
     Ципора. За отца можешь не волноваться. Что будет с бедной тетей?!
        "30. Интерьер. Кухня в чьей-то квартире. День."
     Семья толпится в  кухне.  Моложавая,  не без  шарма, женщина  и ее двое
детей с уважением наблюдают, как Дов ловко устанавливает новый холодильник.
     Дов (требовательным тоном, не оглядываясь). От-вертку!
     Женщина  с готовностью бросается к его сумке с инструментами  и  подает
ему отвертку.
     Дов. Плоскогубцы!
     Дети  мигом  бросаются  выполнять  его требование.  Семейство  любуется
Довом, а он то и дело останавливает на хозяйке свой наметанный глаз.
     Дов. Мне любопытно, где  ваш муж? Почему его нет дома,  когда  привезли
холодильник?  Это мужское  дело - проследить,  чтоб работа была  сделана как
надо, а не лишь бы как.
     Женщина (не поднимая глаз). Вы не сделаете работу плохо.
     Дов. Это почему же?
     Женщина. Потому что у вас лицо порядочного человека... джентльмена.
     Дов. Как  вы  наблюдательны.  А  если  это  только  видимость...  Чтобы
притупить бдительность.
     Женщина. Ну что вы! Я в людях разбираюсь.
     Дов.  Ладно. Иногда и женщины говорят  дело. Но все же меня интересует,
где ваш муж?
     Женщина. Где может  быть  здоровый,  не  совсем  старый мужчина в  этой
стране?
     Дов. Все ясно!  Я сам  недавно  отбухал месяц на военной службе. Но вот
дети почему не в школе?
     Женщина.  Им очень  хотелось посмотреть,  как  вы  будете устанавливать
новый холодильник.
     Дов. Нехорошо! Место детей  - в школе. (Обращается  к  детям.) Надеюсь,
завтра вы не пропустите занятий?
     Дети. Не пропустим!
     Дов. А то ведь как получается? Стоит отцу отлучиться, и они уже творят,
что  хотят.  Ох,  дети, дети.  Горе с вами.  Ладно. Бегите на улицу,  нечего
слушать, о чем взрослые болтают.
     Дети убегают, а  Дов,  закрыв за  ними дверь, приближается  к  женщине,
вгоняя ее в краску.
     Дов. Завтра я еще загляну.
     Женщина (смущенно). Зачем? Разве вы не закончили работу?
     Дов. Холодильник работает как часы. Можете поло-
     житься на меня. Но никому  не помешает, если я еще раз все проверю... в
действии. Ради женщины, такой, как вы, покопаться еще раз в холодильнике, не
составит для меня труда, а, напротив, доставит удовольствие. Так  что завтра
утром ждите. Будете ждать?
     Женщина (после долгого молчания). Буду... И детей отправлю в школу...
        "31. Интерьер. Спальня в доме Дова. Ночь."
     Свет ночника еле озаряет лежащих на большой кровати Дова и Ципору.  Дов
пытается обнять ее,  но  она  отталкивает его,  ударив  локтем  по  лбу. Дов
потирает ушибленное место.
     Ципора. У меня нет больше сил... каждую ночь выносить твои приставания.
Ты не можешь спокойно лежать рядом с  женщиной. Ну хоть одну ночь без этого!
Сделай перерыв. Ты же меня в гроб загонишь.
     Дов. Я люблю тебя. Как в первую ночь двадцать лет назад.
     Ципора. Посмотри  на свою седую бороду. Я молю бога, чтоб нашлась такая
женщина, которая хоть бы на одну ночь отвлекла тебя от меня.
     Дов. Бог такую женщину еще не создал. Я - однолюб.
        "32. Интерьер. Другая кухня. День."
     Большой холодильник  лежит  на  боку. Дов  работает в  пустой кухне. Из
соседней комнаты доносятся голоса, переходящие в женский плач.
     Дов вскакивает с пола, распахивает дверь. В гостиной плачут две женщины
и девочка. Старшая женщина, давясь слезами, отвечает на немой вопрос Дова.
     Женщина. Вы не  слушали  радио? Сын наших  соседей убит. Такой мальчик!
Уже кончал службу в армии. Его ждали домой через неделю.
     Женщины,  всхлипывая,  поспешили  на  лестничную площадку. На  лестнице
толпятся плачущие люди.
     Из спальни бесшумно появился двухлетний малыш.
     Мальчик. Где мама? Почему все плачут?
     Дов берет мальчика  на руки, нежно  прижимает маленькую головку к своей
бороде, пытается что-то сказать, но слезы не дают ему вымолвить ни слова.
        "33. Экстерьер. Лоджия в квартире Дова. Вечер."
     Дов, его  семья и несколько гостей сидят  за столом на открытой лоджии.
Они поют хором, слегка фальшивя, но с душой. Расчувствовавшийся Дов обнимает
жену за талию, пока  она  разливает  по  чашкам чай. Всем уютно и хорошо. На
других балконах и лоджиях тоже сияют огни. Люди ужинают, слышны песни разных
стран,  откуда съехались в Израиль  со всех концов света эти люди. И все это
напоминает международный фестиваль.
     На  тротуаре,  под  лоджией   Дова,  виден  в  свете  уличного   фонаря
полицейский. Он смотрит на часы и задирает голову.
     Полицейский. Все! Тихо! Людям время спать.
     Песня  обрывается. Дов  перегибается  через перила  и приветливо  машет
полицейскому.
     Дов  (оборачиваясь  к своим  гостям). Полицейский  - тоже  человек. Ему
скучно на дежурстве, тянет потрепаться с людьми. Вот за что я люблю Израиль!
Даже полицейский здесь - еврей. А что может сделать еврей другому еврею?
     Он  нарочно  роняет  через перила кожуру от банана,  и та  приземляется
точно  на голову полицейскому. Тот взрывается  ругательствами и грозит  Дову
кулаком. Дов бросает целый банан, и полицейский ловит его обеими руками.
     Дов. Ну,  что я вам  говорил? Где еще такое возможно? Только в Израиле.
Он - полицейский, но не антисемит.
     В  лоджии снова  запевают  песню,  и Дов  перекрывает  своим  баритоном
остальные голоса. На других балконах тоже оживает музыка.
     Полицейский внизу за обе щеки уплетает банан.
        "34. Экстерьер. Пляж. День."
     Панорама  отелей-небоскребов на набережной Тель-Авива, а  между ними  и
синим морем -  золотой пляж,  густо  усеянный телами загорающих. Среди них -
наслаждающиеся свиданием Рома  и  аптекарша. Они лежат  на спинах  рядышком,
жмурясь от счастья и касаясь пальцами друг друга.
     Аптекарша. Ты уверен, что твои уехали?
     Рома. Дорогая,  я что, сам себе  враг?  Я  их  проводил.  А теща  -  за
океаном.  Вернемся с пляжа - нас  ждет шикарный  ужин, приготовленный  моими
руками... Букеты цветов... райская музыка... Ты любишь русскую музыку?
     Аптекарша. Я люблю все, что ты любишь. Я тебя люблю.
     Рома. И я тебя. Хоть мы еще ни разу не были вместе. Аптекарша. Эта ночь
будет нашей. Я сгораю от нетерпения.
     Рома. Ия...
     Загоравший рядом мужчина прерывает их воркование.
     Мужчина. Послушайте, голубки. Во-первых, сбавьте тон. Я даже возбудился
от  вашего воркования. А во-вторых, у  вас есть шанс не  дождаться ночи и не
отведать  кушаний,  приготовленных этим  влюбленным джентльменом. Тут прошли
два араба и оставили в песке сумку.
     Аптекарша. А какое нам дело до этой сумки?
     Мужчина. А такое, что там что-то тикает.  Я, в отличие от вас, не оглох
от любви.
     Рома. Ну и что, что тикает?
     Мужчина. А то, что в сумке - бомба с часовым механизмом.
     Стоило  мужчине это произнести, как  паника  охватила пляж и полуодетые
люди ринулись подальше от злополучного места.
     Голоса. Полиция! Звоните в полицию!
     Опустел край  пляжа  у воды,  а толпа полукругом теснится на безопасном
расстоянии от места, где синеет на желтом песке сумка.
     И  вдруг  из  толпы выбегает крохотная голая девчушка и  направляется к
сумке.
     Девочка. Моя кукла! Там моя кукла!
     Кукла,  действительно,  лежит невдалеке  от синей  сумки, и  девочка на
глазах у застывших от ужаса людей шаг за шагом приближается к ней.
     Рома, как верный рыцарь, попрощался взглядом со своей возлюбленной и на
виду у ахнувшей толпы ринулся вслед за ребенком. В нескольких шагах от сумки
он ее догнал девочку,  схватил ее  на руки и даже куклу  успел прихватить, а
затем осторожно, на цыпочках, зашагал обратно.
     Толпа встретила его аплодисментами. Мать девочки повисла у него на шее.
     Оказавшийся на пляже, полуодетый, журналист сунул к губам Ромы микрофон
для интервью.  И Рома,  с трудом  переводя  дух от  пережитой опасности,  не
преминул  сообщить,  что  он -  русский еврей,  а  они, русские  евреи,  так
воспитаны, что любой на его месте сделал бы то же самое.
     У людей увлажнились глаза от восхищения русскими евреями.
     Тем  временем  явилась полиция и обезвредила  сумку.  В  ней  оказались
обыкновенные бананы и большой будильник, кстати, российского производства.
     Рома (удивленно). - Это же моя сумка... И мой будильник! Как я забыл?
     Мужчина,  первым  поднявший панику, подошел к Роме и натянул ему панаму
на нос.
     Мужчина. Если каждый русский еврей такой же рассеянный поц, нам в  этой
стране скучать не придется.
        "35. Интерьер. Лестничная площадка. Вечер."
     Рома, с огромным букетом  в  руках, пытается, не уронив цветов, открыть
ключами  дверь  своей   квартиры.  Из  квартиры   напротив  высунула  голову
любопытная соседка.
     Соседка. Рома! Какой букет! Ваша жена в отъезде, не правда ли? Я сама с
ней  прощалась позавчера. Интересно, для  кого вы не пожалели денег на такой
роскошный букет?
     Рома. А разве нет в мире других женщин, достойных таких цветов?
     У соседки закатились глаза под веки от такого циничного откровения.
     Рома;  Например,  моя  любимая теща,  которую я  жду  не дождусь  из-за
океана.
     Соседка. Неужели самолет  освободили? И  все  пассажиры  живы-здоровы и
возвращаются домой?
     Рома. Пока еще нет. Но я не теряю надежды.
     Соседка. У вас золотое сердце, мой дорогой сосед.  Я завидую вашей жене
и теще. Господи, жить рядом с таким сокровищем!
     Рома. Ну-ну. Это уж слишком... Не надо меня перехваливать.
     Соседка. Таких, как вы, сейчас надо днем с огнем искать. А  скоро таких
вообще не будет.
        "36. Интерьер. Салон самолета. День."
     В  салоне  захваченного  террористами  самолета изнывают пассажиры. Два
террориста  прогуливаются  по  проходу  между  кресел, насмешливо  оглядывая
пассажиров.
     Американская тетя жены Дова дремлет рядом с тещей Ромы.
     Тетя. Пить!
     Террорист. На том свете напьешься.
     Теща. Почему оскорбляете женщину?
     Террорист. Она не женщина, а труп.
     Теща. Заткнись, гад. Еб твою мать!
     У террориста глаза поползли из орбит.
     Террорист.  Как вы  сказали?  Еб  твою  мать? Я учился  в Москве.  Вы -
русская?
     Теща. А кто же еще?
     Террорист.  Так что ж вы здесь делаете...  с грязными евреями? Вас надо
немедленно освободить. Мы - палестинцы - обожаем русских. Пойдемте, дорогая.
     Он  попытался  было помочь  ей  подняться из  кресла, но  теща,  улучив
момент,  двинула  его  локтем  по   роже,  и  он   свалился  в   проходе.  С
необыкновенной ловкостью она
     схватила  его автомат,  встала ему на грудь,  прижав к полу всем  своим
весом.
     Теща. Евреи! Хватай другого! Вперед, соколики! С нами бог!
     Евреи  кучей  навалились  на  второго  террориста,  а   теща,  стоя  на
поверженном арабе, как знаменем,  махала автоматом над головой, и сладчайший
русский мат сотрясал салон самолета.
        "37. Интерьер. Квартира Ромы. Вечер."
     Рома  старательно завершает  последние  приготовления к  приему  горячо
желанной гостьи - красотки из аптеки. Рома превзошел  себя в усердии. В доме
все блестит  и  сверкает.  На Роме -  фартук жены, мужчина суетится,  наводя
глянец на натертой до сияния мебели, расставляет вазы  с цветами. На столе -
две  салфетки  и  два прибора.  Бережно,  как  заботливая домохозяйка,  Рома
протирает полотенцем каждую ложечку,  каждую вилочку, пританцовывая при этом
под  тихую музыку, льющуюся из магнитофона. Даже прошелся пылесосом по ковру
и сиденьям стульев. Затем принимает душ, немилосердно мажет  тело одеколоном
и дезодорантом.
     Из  гостиной  послышался  голос.  Но  не  женский,  а   мужской.  Рома,
закутанный  в  мохнатую   простыню,   выскочил   из   ванной   и   обнаружил
разгуливающего по гостиной своего друга и покровителя Дова.
     Рома. Как ты вошел?
     Дов. В дверь. Как любой нормальный человек. Дверь была не заперта.
     Рома. Моя рассеянность меня погубит. Но ты тоже хорош. Валишься  с неба
без приглашения... В самый неудачный момент.
     Дов. Наоборот. Я пришел как раз вовремя. Два прибора на столе. Из кухни
тянет таким ароматом... Разве ты не меня ожидаешь к ужину?
     Рома. Черти на том свете  ожидают тебя.  Вот что, убирайся поскорее! Ты
все погубишь.
     Дов. Все понял: ожидаешь даму. Ну, малый, ты хочешь меня превзойти.
     Рома. Это не  состязание.  Это -  любовь.  И  тебе  такая никогда и  не
снилась. Если  она застанет тебя здесь - все пропало.  Я умру от инфаркта не
сходя с места. И моя смерть будет на твоей совести.
     Дов. Ясно. Ухожу. Но только одно слово. Кто? Я знаю ее?
     Рома.  Нет.  Это  не  по тебе.  На весь Израиль одна такая женщина. Ну,
может быть... две.
     Дов. Вторая - Голда Меир.
     Рома.  Сматывайся  отсюда.  Такого случая  больше  не  будет. Ее муж  в
отъезде. И моя семейка укатила. Beef Беги.
     Маленький Рома уперся, как в шкаф, обеими руками в Дова и толкает его к
выходу.  Пятясь, Дов  чуть  не сбил с  ног  женщину, к  приходу  которой так
торжественно готовился Рома.
     Дов (в восхищении). Добрый вечер! Проходите, пожалуйста.
     И помчался вниз по лестнице.
     Полуодетый Рома запер за гостьей дверь.
     Аптекарша. Кто это был?
     Рома. Приятель. Коллега  по работе. Ввалился без приглашения, как  снег
на голову.
     Аптекарша. Я его где-то видела. Он знает меня...
     Рома (ревниво). Устанавливал у тебя холодильник?
     Аптекарша. Он знает моего мужа.
     Рома. Такого быть  не может.  Что общего может быть  у грузчика с твоим
мужем-бизнесменом? Где они могли пересечься?
     Аптекарша. Они хорошо знают друг друга. Я вспомнила. Они вместе служили
в  армии, и  однажды мой муж меня представил  ему... на банкете ветеранов. Я
сожалею, но мне лучше уйти.
     Рома.  Ни в  коем случае! Он  же все равно  тебя видел. Семь бед - один
ответ. Клянусь, он будет держать язык за зубами.
     Аптекарша. Доверяешь ему?
        "Рома. Как самому себе."
     Аптекарша.  Ладно.   Ты  успокоил  меня.  Но   почему  ты   стоишь  как
пришибленный?
     Рома. А что прикажешь делать?
     Аптекарша. Поцелуй меня. Я в твоем доме.
     Рома. Ах, да!
     Он заключил ее в объятия и закружил по гостиной, целуя и смеясь.
     Внезапно зазвонил дверной звонок. Рома  замер, но  но разжал объятий. А
звонок не унимался, все трезвонил, настойчиво и нетерпеливо.
     Аптекарша и Рома, словно  в танцевальном дуэте, на  цыпочках  синхронно
двинулись к другой комнате.
     Рома. Жди здесь. Погляжу, кто это. В любом случае не волнуйся, я тебя в
обиду не дам.
     И,  браво расправив плечи,  закрыл за  нею дверь. Затравленно глянул на
входную  дверь, где все  не унимался звонок,  и  с обреченным видом, как  на
казнь, пошел навстречу судьбе.
     Рома. Кто там?
     Голос соседки. Рома?  С  каких это пор вы боитесь открыть  дверь  своей
соседке?
     Рома. А что  нужно  соседке  в  такой  поздний  час, когда  моя жена  в
отъезде?
     Голос  соседки.  Вы спятили... Должно быть,  от  радости. Я не намерена
отбить  вас  у жены. У  меня есть  муж...  хороший  или плохой...  это  наши
проблемы... но уж так и домучаюсь до могилы.
     Не умолкая, она вкатывается  в открытую  Ромой дверь и, увидев накрытый
стол, приходит в восторг.
     Соседка.  Какая  вы прелесть!  Приготовили  пиршество...  Вы,  конечно,
знаете новости?
     Рома. Что еще стряслось?
     Соседка. Вы не слушали радио? Потрясающая новость! Я  зашла, чтобы  вас
поздравить. Сейчас  будете прыгать от  радости.  Ваша  теща - свободна!  Все
пассажиры захваченного самолета освобождены. Потрясающе! Но с ужином вы явно
поторопились.  По крайней мере понадобятся  сутки,  чтоб их всех доставить в
Израиль. И ваши цветы завянут, пока теща войдет в эту дверь.
     Рома  в  ужасе  глянул на дверь, представляя, как она распахнется  и на
пороге возникнет грозная фигура тещи.
     Рома.  Послушайте, возьмите  цветы.  За то, что принесли такую  хорошую
новость. А я завтра куплю другие... для тещи.
     Соседка. Спасибо, дорогой. Я принесу  их домой, и пусть мой ненаглядный
муженек  взовьется  до потолка. Скажу,  что  это дар моего обожателя.  Букет
источает  аромат безумной любви, томной  страсти и  всяких других прелестей,
которыми мой благоверный меня не балует. Таких  мужей, как вы, нет на земле.
Повезло лишь вашей жене... и теще. Но я, как женщина, рада хоть за них.
     Выпроводив соседку и заперев дверь, Рома в изнеможении рухнул в кресло.
     Аптекарша  вышла из  соседней комнаты. Аптекарша. Боже, как  ты бледен!
Рома  попытался  выдавить улыбку.  Рома. Еще чудо,  как я жив  остался после
такого сюрприза.  Мою тещу никакая холера не берет. Даже арабские террористы
спасовали перед ней.
     Аптекарша.  Прими  таблетку. Это  от  сердца.  Она  достает  из сумочки
упаковку таблеток. Рома  (отводя ее  руку  с таблетками).  Чепуха! Сердечные
таблетки - мне? Смешно. Я  их ни  разу не принимал и, бог даст, еще долго не
буду.
     Аптекарша.  Но  наступает момент... Рома.  Не для  меня.  У меня вместо
сердца пламенный мотор.  Единственное,  в чем нуждается  мое  сердце, -  это
любовь. И сегодня мое сердце получит слоновую дозу любви.
     Он  снова  включил музыку, и они  с аптекаршей з