даже не прикасаясь к ней,  он
может вить из нее веревки.
   - Да, прости, - повторил он, пропустив пальцы правой руки  сквозь  волосы
Саманты и беря ее голову за затылок в ладонь. Мэтью кончиком языка провел ей
по верхней губе. - Ты ведь не станешь портить наш с  тобой  праздник  только
из-за того, что я сказал тебе не всю правду?
   Сердце Саманты билось, как птица в клетке. Она вся пылала от возбуждения,
но вместе с тем и от страха. Она боялась его власти над собой  и  того,  что
могло случиться. Что-то ей подсказывало, что, если она сейчас  не  остановит
Мэтью, для нее  самой  уже  не  будет  пути  назад.  И  это  будет  роковой,
непоправимый шаг, о котором она, может быть, будет жалеть потом всю жизнь. И
все же...
   - Я.., я не знаю...
   Как слабо и беспомощно звучит ее голос! А ведь душа ее кричит ей -  дура!
Дура! - так громко, что как бы Мэтью не услышал. Но вряд ли он  слышал  даже
то, что произносилось вслух. Большим пальцем левой  руки  он  провел  по  ее
губам.
   - Пожалуйста,  -  сказал  он  своим  хрипловатым  голосом  с  невероятной
мольбой, - ну пожалуйста. - Он склонил голову и  потянулся  к  ее  губам.  -
Прошу тебя, - умолял он, приникая к ее рту.
   Его руки обвили ее, скользнули по спине вниз, к бедрам. Он  прижал  ее  к
себе, к своему упругому мужественному телу, заставив ощутить его напряженную
мощь. Он сжимал Саманту в объятиях так крепко, что его жар  воспламенял  ее.
Она чувствовала  его  близость  каждой  клеточкой  своего  существа,  а  его
требовательные ласки лишали ее воли.
   Он целовал ее еще и еще, овладевая ее ртом, сминая ее губы, передавая  ей
свое желание, которое было невозможно отвергнуть. Поначалу Саманта  пыталась
сопротивляться, но, когда он коварно нащупал самые чувствитенные  уголки  ее
рта, разум ее пришел в смятение, а время остановилось.
   Она стала отвечать на его поцелуи, и тогда инстинкт,  который  так  и  не
удалось разбудить Полу, потребовал свое. Ей захотелось чувствовать  его  так
же, как он чувствовал ее, захотелось  насладиться  осязанием  его  кожи.  Ее
пальцы легли ему на затылок,  погрузились  в  шелковистую  мягкую  шевелюру.
Потом ее руки скользнули вниз и обвились вокруг его мощных загорелых плеч.
   - Сэм, Сэм, - страстно шептал он,  спустив  майку  с  ее  плеча  и  целуя
обнажившуюся тоненькую ключицу. Трепетными пальцами  он  провел  по  ее  шее
вниз, к ложбинке между грудей. - Ты такая  чувственная,  -  пробормотал  он,
когда под тонким трикотажем обозначились ее напрягшиеся соски.  Нетерпеливым
жестом он резко потянул майку вниз и еще крепче прижал Саманту к себе.  -  Я
так хотел увидеть тебя обнаженной... У тебя такое красивое тело!
   - У м-меня? - заикаясь, пролепетала она, глядя на  него  снизу  вверх,  а
Мэтью, охватив ладонью ее грудь, слегка сжал этот тугой бутон.
   - У тебя. - Он опустил глаза. - Посмотри, разве есть на свете  что-нибудь
прекраснее?
   Ей пришлось посмотреть, хотя любование собственным  телом  было  для  нее
таким же новым занятием, как и бесстыдный отклик на  его  ласки.  Мэтью  тем
временем полностью обнажил грудь Саманты и гладил, гладил ее своими  жадными
руками.
   - Почему ты без лифчика? - поддразнил ее он, и Саманта залилась краской.
   -  Я..,  я  просто  не  захватила  ни  одного  без  лямок,  -  попыталась
оправдаться она, но Мэтью ее  не  слушал.  Прижав  голову  к  ее  груди,  он
коснулся губами соска и слегка прикусил его.
   У Саманты подкосились колени. Волна внезапной слабости ударила ее в живот
и разлилась между бедрами. На миг откуда-то возникло чувство вины. Как могла
она позволить Мэтью такие ласки, в которых всегда отказывала Полу?
   Но чувство вины исчезло, как только он снова нашел губами ее рот. В  мире
не осталось ничего, кроме его губ и его желания, на которое  она  отзывалась
всем своим существом. Мэтью прижимал ее к стене своим телом,  а  руками,  не
прерываясь ни на мгновение, гладил ее бедра и грудь, и влажную складочку под
грудью. Он ласкал пальцами ее соски, влажные и помнящие сладкую боль от  его
поцелуев, слегка покусывал мочки ее ушей и касался языком эрогенных точек за
ними.
   - Я хочу тебя, - сказал он, целуя ее шею. - Я хочу погрузиться в  тебя  и
любить тебя до умопомрачения.
   - Правда?..
   Это было все, что она смогла выговорить, и то еле слышно. Никогда  прежде
с ней не бывало такого. Никогда она себя так не вела; никогда не  испытывала
ничего подобного; никогда не знала, что значит потерять над собой  контроль.
Кровь стучала у нее в висках, а все ее прежнее  здравомыслие  разлетелось  в
пух и прах; она была само смятение, сама покорность.
   - Правда, - выдохнул он и, подхватив ее пониже  спины,  крепко  прижал  к
своему напрягшемуся мужскому телу. Его дыхание было частым и прерывистым.  -
Господи! Из-за тебя я чувствую себя изголодавшимся по женщине подростком!
   - Из-за меня? - Саманта отвечала ему совершенно машинально.  Разве  могла
она о чем-нибудь думать, пока Мэтью покрывал горячими быстрыми поцелуями  ее
запрокинутое лицо.  Она  чувствовала,  что  погибает,  сгорает  в  огне  его
страсти.
   И тут, когда все ее смятенное существо взывало к  нему,  моля,  чтобы  он
отнес ее в постель и довел начатое до логического конца, в  этот  момент  он
мягким, но решительным движением  отстранился  от  нее.  Саманта  недоуменно
смотрела на него, а Мэтью прощальным жестом скользнул рукой от  ее  талии  к
судорожно стиснутым бедрам.  В  этом  движении  было  отчаяние,  безошибочно
свидетельствующее, что он отступает.
   - Из-за тебя, - сказал он, и ей понадобилось  время,  чтобы  осознать,  к
чему  относился  его  ответ.  -  Но  даже  подростки  должны  уметь   иногда
сдерживаться. - Его губы дернулись, и она поняла, каких  усилий  ему  стоило
оторваться от нее. - Мои родственники ждут нас с тобой к чаю. Мама чтит этот
обряд со времен своего замужества.
   Саманта невольно испустила вздох разочарования,  услышав  который,  Мэтью
замер. Он пожирал ее глазами, жадно впитывал в себя весь ее облик.
   - Оденься, - через силу  выговорил  он,  и  Саманта  машинально  натянула
майку, отмечая и в его фигуре явные признаки того, что он тоже  все  еще  не
справился со своим возбуждением.
   - Я.., я не знаю, что мне надеть,  -  засомневалась  она,  расправляя  на
груди помятую майку, и он на мгновение прикрыл глаза, как от боли.
   - Хорошо, - сказал он, помолчав, одергивая брюки, - я этим займусь.  -  И
вышел из комнаты, даже не кивнув ей на прощание.

Глава 8

   Несмотря на укоризненные взгляды матери, Мэтью все же предпочел чаю нечто
более крепкое, и когда Саманта вышла  на  террасу,  он  допивал  уже  второй
стакан шотландского виски.
   Появление Саманты ошеломило его.
   Она выглядела потрясающе, он должен был это признать. В шортах  до  колен
из бирюзового шелка в синюю и зеленую полоску и блузке с открытой спиной  из
той же ткани, с завязками на талии и на шее, которые он изъял  из  гардероба
матери, девушка совершенно преобразилась. Волосы Саманты  цвета  меда  и  ее
очень светлая кожа прекрасно гармонировали с этим нарядом, переливающимся  в
лучах  послеполуденного  солнца.  В  ней  появилась   какая-то   неожиданная
притягательная изысканность. Она казалась волнующе-незнакомой и чувственной.
Золотые серьги придавали ее облику элегантную завершенность.
   Однако поймав ее взгляд, Мэтью увидел  неуверенность  в  ее  глазах.  Да,
Саманта выглядела изысканной  -  но  не  была  таковой,  и  он  почувствовал
непреодолимое желание быть рядом с ней и защитить ее.
   Но его мать перехватила Саманту у  горничной,  которая  провожала  ее  на
террасу. Сузившимися глазами Каролина оценивающе оглядела нежеланную гостью.
Мэтью счел, что у его матери слишком много нарядов, чтобы она могла  помнить
их все наперечет. Наверное, она просто удивилась,  что  такая  девушка,  как
Саманта,  смогла  себе  позволить  такой  дорогой  вечерний  туалет,  и   на
вопросительный взгляд Каролины Мэтью ответил недоуменной гримасой.
   На террасе находилось человек тридцать  гостей,  развлекавшихся  кто  как
мог. Кроме матери Мэтью у  Аристотеля  больше  не  было  детей,  однако  его
собственные братья и сестры оказались гораздо более плодовитыми, поэтому  на
семейных сборищах всегда  было  очень  многолюдно.  Бесчисленные  двоюродные
дедушки и  троюродные  тетушки  Мэтью  жаждали  приобщиться  к  легендарному
гостеприимству Аполлониуса.
   Мэтью пришлось проявить максимум терпения, пока мать представляла Саманту
всем членам семейства. Конечно, он мог вмешаться и этим выдать свои чувства,
но он не сделал этого. Несмотря на эмоции, которые вызвало у него  появление
Саманты на террасе, он все еще отказывался признаться себе в  том,  что  его
влечение к ней вызвано не жаждой новизны, а чем-то большим.
   В то же время Мэтью раздражали его  кузены,  явно  плененные  застенчивой
улыбкой Саманты и ее гибкой фигуркой. В конце концов, он привез ее  сюда  не
для того, чтобы его  греческие  родственники  пялились  на  нее  влюбленными
глазами, - думал он с обидой. И костюм своей матери он одолжил Саманте вовсе
не для того, чтобы его троюродный брат Алекс нашел, что она совершенно в его
вкусе!
   Но коль скоро Мэтью решил, что  не  будет  публично  оказывать  ей  знаки
внимания, ему не оставалось ничего другого,  как  скучать  возле  столика  с
напитками. И пока к нему не подошел дед, он был уверен,  что  его  поведение
осталось никем не замеченным.
   - Стало быть,  это  и  есть  знаменитая  мисс  Максвелл?  -  сухо  сказал
Аристотель Аполлониус по-гречески. - Должен  признаться,  я  представлял  ее
себе иначе.
   Мэтью поднял брови.
   - В самом деле? - вежливо  поинтересовался  он,  наливая  себе  в  стакан
щедрую порцию виски, и повернулся к старику. - Составишь мне компанию?
   - Пожалуй, нет. - Аристотель брезгливо покачал головой. - Не хочу терзать
свою печень и туманить мозги. Я уже выпил  перед  обедом  рюмочку,  а  кроме
того, предпочитаю не терять голову и оставаться в здравом уме.
   Мэтью отреагировал на этот тонкий упрек иронической  улыбкой.  Положив  в
стакан лед, он поднес его к губам.
   - Ты  прав,  дед,  -  он  нарочито  смаковал  виски,  отпивая  маленькими
глотками, - в твоем возрасте очень важно следить за здоровьем.
   - В твоем возрасте тоже, мой мальчик, в твоем  тоже,  -  резко  парировал
старик, не так хорошо  владевший  эмоциями,  как  его  внук.  -  Ради  всего
святого, Мэтью, почему ты все время злишь меня? Ты что, хочешь меня  в  гроб
вогнать?
   Мэтью плотно сжал губы.
   - Не преувеличивай, дед. И если у  меня  есть  намерения  испортить  себе
жизнь, это мое личное дело.
   - Я не согласен с тобой, - старик расправил плечи. Его всегда раздражало,
что из-за своего  высокого  роста  Мэтью  как  бы  изначально,  в  прямом  и
переносном смысле смотрел на него свысока. - Ты прекрасно знаешь,  чего  все
от тебя ждут. Тебе известно, что и я, и твоя мать хотим, чтобы  ты  женился,
остепенился наконец. Ты надежда всей семьи, Мэтью.  Ее  будущее  зависит  от
тебя. А ты постоянно причиняешь нам боль своими выходками.
   Мэтью постарался сдержать раздражение.
   - А что, по-твоему, я должен делать, дед?  -  вкрадчиво  спросил  он,  не
спуская глаз с Саманты, которая,  смеясь,  отвечала  что-то  одному  из  его
родственников.  Для  человека,  не   владеющего   греческим   языком,   она,
безусловно, достигла больших успехов: ее понимали. Это не  нравилось  Мэтью,
он нервничал, и когда дед снова завел старую песню, ему стало еще тоскливей.
   - Ты не должен был упускать шанс жениться на Мелиссе Мейнверинг, - заявил
Аристотель. - Ведь ты любил ее! Видит Бог, ты так тяжело перенес ваш разрыв.
И вот теперь стоишь тут и заливаешь алкоголем свое горе, вместо  того  чтобы
увиваться за молодой  особой,  к  которой  твоя  мать  проявляет  повышенный
интерес.
   Пальцы Мэтью крепко сжали стакан. Его бесило  вмешательство  деда  в  его
личную жизнь. Каждый раз одно и то же! Стоило ему показаться деду на  глаза,
он обращался с ним как с мальчишкой. Мэтью поднес было стакан  к  губам,  но
тут же опустил его - не потому, что старик был прав, а  скорее  потому,  что
никогда еще дед не был так далек от истины. Мэтью  уже  несколько  дней  мог
совершенно спокойно думать о Мелиссе, не испытывая при  этом  прежней  боли.
Чувство горечи, с которым он жил с тех пор, как Мелисса сказала,  что  между
ними все кончено, постепенно прошло. Конечно, он все еще испытывал обиду, но
это был голос уязвленного самолюбия.
   - Так чем, ты говоришь, она занимается? - спросил Аристотель.
   - Сэм? - уточнил Мэтью, глядя на Саманту, которая постепенно двигалась  в
его сторону.
   - Ну а кто же еще? - вздохнул дед. - Я что-то  не  припомню,  чтобы  мисс
Мейнверинг работала.
   - Разумеется, нет. - Мэтью заставил себя вежливо  отвечать  старику.  Ему
сейчас было трудно сосредоточиться на том, что дед говорил, но он и не хотел
грубить в ответ на высокомерный тон Аристотеля, который развязывал ему руки.
- Нет. Мелиссе нравится быть светской дамой, какая тут работа? Поэтому она и
выходит замуж за Иванова. Он достаточно богат, чтобы позволить ей это.
   - А ты недостаточно богат для нее? - Аристотель был настроен по-боевому.
   - Я  этого  не  говорил.  Просто  не  люблю,  когда  меня  к  чему-нибудь
принуждают, - спокойно возразил Мэтью.
   - А мисс.., э-э... Максвелл? Она ни к чему тебя не принуждает?
   - Нет.
   - Ну а чего она все-таки ждет от тебя?
   - Ничего, - отрезал Мэтью. - Ей ничего от меня не надо.
   - В это трудно поверить. - Аристотель мрачно смотрел на подозреваемую.  -
Расскажи-ка  мне  об  этом  кафе.  Может  быть,  ей  нужны  деньги  или  еще
что-нибудь?
   - А я думал, ты уже забыл, чем она зарабатывает себе на  жизнь,  -  хмуро
сказал Мэтью. - Нет, насколько мне  известно,  кафе  не  испытывает  никаких
финансовых проблем.
   Аристотель посмотрел на него снизу вверх.
   - Ну и почему она здесь?
   - Потому что я ее пригласил, -  Мэтью  потянулся  было  за  стаканом,  но
потом, как бы отметая побудительный мотив, заставлявший его, по мнению деда,
искать утешения в выпивке, засунул руки в карманы брюк. - Хочешь, я ее  тебе
представлю?
   - Тебе нужен повод, чтобы вытащить ее  из-под  опеки  матери?  -  заметил
проницательный старик, и Мэтью бросил на него свирепый взгляд.
   - Как это понимать?
   - Ну.., просто на протяжении последних пятнадцати минут  ты  смотришь  на
нее с явным нетерпением, - мягко ответил дед. - И если бы я был не  в  курсе
того, что происходит, я бы подумал, что ты ревнуешь.
   Мэтью сжал челюсти.
   - Ты все прекрасно понимаешь, - процедил он  сквозь  зубы.  -  Если  я  и
проявляю интерес, то, наверное, только  потому,  что  моя  мать  никогда  не
отличалась особой доброжелательностью по отношению к посторонним.
   - Угу. - Дед неожиданно быстро согласился с ним. -  А  эта  девушка,  она
что-то значит для тебя?
   Мэтью замер. Этот вопрос застал его врасплох.
   - Не в том смысле, как ты думаешь, дед, -  ответил  он.  Ему  нужно  было
перехватить инициативу. Мэтью решил, что лучше не лишать деда иллюзии, будто
он все еще страдает из-за разрыва  с  Мелиссой,  нежели  признаться,  что  в
данный момент объектом его любви - пусть временно - является Саманта. -  Она
очень независима и этим привлекает меня, - произнес он безразлично. -  Да  и
Мелиссе не мешает попробовать на вкус такую же пилюлю, какую я проглотил  по
ее милости.
   - То есть, ты используешь эту молодую даму в  качестве  орудия  мести?  -
Аристотель, похоже, был шокирован. Мэтью вздохнул.
   - Не совсем так, - сказал  он.  -  Но  в  основе  наших  отношений  лежит
сексуальное влечение в чистом виде. - Губы Мэтью сжались от спазма  желания,
вызванного собственными словами. Чтобы отвлечь внимание деда и избавиться от
его назойливого вторжения в свой внутренний мир, он добавил:
   - Мне нужна женщина, дед. Уверен, что ты еще не забыл, что это такое?
   - Нет, - печально вздохнул Аристотель. - Увы, я еще помню зов  плоти.  Но
бойся фальшивых чувств, Мэтью. Знаешь, как  говорят:  "Человек,  играющий  с
огнем, может обжечься"?
   Мэтью криво улыбнулся, но  ничего  не  ответил.  Ему  стоило  неимоверных
усилий оставаться на  месте.  Саманта  уже  была  представлена  всем  членам
семейства, и теперь его мать старалась удержать ее возле себя, чтобы не дать
ей прервать беседу Мэтью с дедом.
   Это действовало ему на нервы. Мэтью  почувствовал,  как  в  нем  закипает
злость. Он  был  абсолютно  уверен,  что  деду  известно  о  кознях  матери.
Интересно, может быть, они сговорились заранее? О господи, что это  -  мания
преследования? Он становится неврастеником. Чем скорее он получит от Саманты
то, что ему нужно, и отправит ее укладывать вещи, тем будет лучше для всех.
   Чтобы скорее покончить со всем  этим,  он,  глубоко  вздохнув  и  сказав:
"Прошу прощения, дед!" - двинулся к намеченной цели. Ему  было  безразлично,
что он раскрывает свои карты.  Его  не  заботило,  что  подумают  близкие  и
дальние родственники.  Лавируя  между  стульями,  шезлонгами  и  диванами  в
веселую полосочку, Мэтью приближался к Саманте, и слова, которыми он  находу
обменивался с окружающими, вряд ли можно было назвать любезными.
   Саманта пила чай в обществе Каролины и дяди Генри. Она уже заметила,  что
он идет к ней, и кожей чувствовала его приближение.  Разумеется,  мать  тоже
его увидела, но она прекрасно умела скрывать свои эмоции.
   Генри приветствовал племянника с присущим ему апломбом.
   - Выслушал очередную лекцию старикана, Мэт? - спросил он  после  обычного
обмена любезностями, и Каролина Патнем метнула в него сердитый взгляд.
   - Наверняка Аполлон просто сказал, что очень рад приезду Мэтью, - тут  же
вмешалась она, в то время как ее сын с видом собственника  положил  руку  на
плечо Саманты.
   Генри не успокоился и продолжал ехидничать.
   - Вряд ли он этим ограничился.  Человек,  которому  нравится,  чтобы  его
называли Аполлоном, должен быть уж очень высокого мнения о себе.  И  все  мы
прекрасно знаем, какие надежды старик возлагает на внука.
   - Однако, как я заметила, ты всегда принимаешь его приглашения! -  горячо
воскликнула Каролина, которая разрывалась между желанием заступиться за отца
и боязнью упустить инициативу, в случае, если ей не удастся втянуть Мэтью  и
Саманту в общую беседу. - Мэт! - она схватила его за руку.  -  Разве  ты  не
собираешься представить Саманту дедушке?
   - Потом, - сказал Мэтью твердо. Он не имел ни малейшего желания  затевать
очередную  словесную  баталию  с  дедом.  Оглядевшись  по  сторонам,  он   с
облегчением увидел деда в обществе нескольких членов семейства. - Он  сейчас
занят, - добавил он, чувствуя, как Саманта противится его попытке увести ее.
- Ты не возражаешь, если мы с  Самантой  прогуляемся?  Я  хочу  показать  ей
пещеры.
   - Да, но... - Каролина явно  пыталась  найти  какой-нибудь  повод,  чтобы
удержать их, но Мэтью не собирался церемониться. Он умышленно  попрощался  с
ней и дядей  по-гречески.  И  прежде  чем  Каролина  успела  еще  что-нибудь
возразить, он почти силой увел Саманту с террасы.
   - Мог бы поинтересоваться у меня, хочу ли я гулять, - прошипела  Саманта,
когда они подошли к пологим ступенькам, ведущим к пляжу. - Конечно, я здесь,
потому что ты пригласил меня, но у меня тоже есть  свои  желания,  тебе  это
ясно?
   - Ясно. - Мэтью предложил ей руку, чтобы помочь спуститься по ступенькам,
но она отказалась, и его это задело. - Мы же с тобой  не  можем  говорить  в
присутствии матери. Кстати, что ты о ней думаешь? Что она тебе наболтала?
   Выражение лица Саманты было не слишком обнадеживающим. Она  явно  неуютно
чувствовала себя наедине с ним, наверное, ей казалось, что в обществе других
людей она в большей  безопасности.  Мэтью  догадывался,  что  Саманта  много
передумала с утра.
   - Твоя мать... Она была очень мила, - ответила Саманта, снимая  туфли.  -
Интересовалась, как давно мы зна