рованием одной из ее нечастых улыбок.
   Дэмион завел машину на стоянку перед клиникой и вышел, выместив  свое
раздражение громким хлопком дверцы. Пора ему  прекратить  это  идиотское
томление по доктору Алессандре Хоукинс. Одно дело - желание переспать  с
женщиной, в конце концов даже потратив  изрядные  усилия  на  то,  чтобы
завоевать ее, - это лишь прибавит остроты их ощущениям, и совсем  другое
- ловить себя на том, что тревожишься из-за того, что вид у  нее  такой,
словно заботы о матери-эгоистке вконец ее  измучили.  И  уже  совсем  не
годится, когда сердце у тебя сжимается всякий раз, когда ты вспоминаешь,
как прижимал ее, рыдающую, к своей мокрой от слез груди  и  слышал,  как
она шмыгает носом и просит носовой платок.
   Он шел по длинным коридорам клиники,  пока  не  оказался  у  двери  с
надписью: "Доктор  Алессандра  Хоукинс".  Секретарша  Санди,  пухленькая
жизнерадостная женщина лет тридцати  пяти,  встретила  его  ошеломленной
улыбкой.
   - Мистер Тэннер, я узнала бы вас где угодно! Санди  сказала,  что  вы
вот-вот  приедете  и  попросила  извиниться  за  то,  что  заставит  вас
подождать. У нас сегодня был напряженный день, и ей  нужна  пара  минут,
чтобы привести себя в порядок. Сейчас она придет.
   - Нет проблем. Я подожду.
   Не успел он договорить, как дверь  справа  от  него  открылась,  и  в
приемную вошла Санди. Сердце у него на мгновение замерло, а потом  вновь
забилось - в относительно нормальном  ритме.  Он  прислонился  к  столу,
напустив на себя равнодушие, которого отнюдь не испытывал.
   На ней была строгая коричневая  льняная  юбка  и  шелковая  блузка  с
воротником-стоечкой, застегнутая  на  все  пуговицы.  Ее  фасон  немного
напоминал косоворотку. Если не считать кистей  рук,  то  между  лицом  и
коленями не было видно ни кусочка кожи, и тем не менее Дэмион мог только
и думать о том, насколько она привлекательна и как ему  хочется  увидеть
ее лежащей на его постели, а он чтобы при этом медленно расстегивал  все
ее проклятые пуговицы.
   - Привет, Дэмион, - поздоровалась она с ним.
   Ее любезная улыбка внушила ему желание заскрипеть зубами  от  ярости.
Неужели встреча с ним нисколько ее не радует?  Неужели  она  никогда  не
теряет самообладания, если не считать тех моментов, когда тревожится  за
мать?
   - Извини, пожалуйста, - добавила она, по-прежнему вежливо улыбаясь. -
Тебе пришлось долго ждать?
   - Нет. Я только что приехал.
   Он говорил резковато, но ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось
бы сказать что-нибудь забавное, чтобы загладить неловкость, но у  голове
у него не осталось ни единой мысли, и он мог только молча смотреть,  как
она идет через комнату, снимает жакет с вешалки  и  берет  свою  строгую
темно-коричневую сумочку.
   Перекинув жакет через руку, Санди повернулась к секретарше.
   - В понедельник утром я приду в  семь  тридцать,  Гленна,  и  займусь
записями. Спасибо, что задержалась сегодня. Я очень тебе благодарна.
   - Ничего страшного. Мне пора уже пропустить несколько  ленчей,  а  то
придется менять весь  свой  гардероб!  Пожалуйста,  передай  матери  мои
наилучшие  пожелания,  Санди.  Так  приятно  знать,   что   она   быстро
поправляется!
   - Я ей передам твои слова, -  сказала  Санди,  выходя  с  Дэмионом  в
коридор. - Я очень благодарна тебе за то, что ты за мной заехал, Дэмион.
   Ее голос выражал ту же нейтральную вежливость, с какой она говорила с
секретаршей, и он отвернулся, борясь с желанием схватить ее в объятия  и
целовать, пока она не разрумянится, не задохнется и забудет  о  правилах
хорошего тона.
   - Мне нетрудно отвезти тебя в больницу, - ответил он. -  Я  рад,  что
Габриэла уже готова видеть посторонних. Ведь после операции прошло всего
два дня.
   - Да, но моя мать не любит  быть  обыкновенной,  -  объяснила  Санди.
Яркое дневное солнце, на которое они  вышли,  заставило  ее  на  секунду
зажмуриться.  В  смехе  ее  звучало   облегчение,   чуть   приправленное
снисходительностью. - Раз уж Габриэла не умерла на  операционном  столе,
то теперь она полна решимости броситься в  противоположную  крайность  и
поправиться быстрее всех, кто прошел через ту же операцию.
   -  Доктор  Хоукинс!  Доктор  Хоукинс!  Постойте!  Мне  надо  с   вами
поговорить!
   Резкий крик разнесся над автостоянкой, и, обернувшись, Дэмион увидел,
что к ним спешит высокая угловатая женщина. Незнакомка чуть не  кинулась
Санди в  объятия.  Она  задыхалась,  видимо,  в  результате  пробежки  в
сапожках на  невообразимо  высоком  каблуке.  Ее  коротко  подстриженные
волосы, выкрашенные в ярко-рыжий, почти оранжевый цвет,  в  сочетании  с
лицом, покрытым слишком светлым тоном, делали  эту  женщину  похожей  на
клоуна. Это  сходство  усиливала  яркая  губная  помада,  толстым  слоем
покрывающая губы. Одета она была по последней калифорнийской авангардной
моде, а на  левой  руке  красовался  опасный  на  вид  кожаный  браслет,
покрытый металлическими шипами.
   - Слава Богу, что я застала вас, доктор Хоукинс! Было бы ужасно, если
бы вы уже уехали на уик-энд. Что было бы, не найди я вас!
   Санди ласково похлопала женщину по плечу,  не  обращая  ни  малейшего
внимания на  то,  как  она  беспокойно  размахивает  своим  смертоносным
браслетом.
   - Все в порядке, я здесь, Бернард, и  ты  знаешь,  что  я  хочу  тебе
помочь. Но ты должна успокоиться  и  рассказать  мне,  в  чем  проблема.
Давай-ка отойдем к машине моего друга, чтобы не стоять на проезде. Мы же
не хотим, чтобы нас задавили.
   "Бернард"?! Дэмион украдкой всмотрелся в "женщину",  делая  при  этом
вид, что думает только о том, как пройти через стоянку.  При  ближайшем,
более пристальном рассмотрении он  пришел  к  заключению,  что  Бернард,
вероятно, действительно мужчина. Кисти рук и ступни у него были  больше,
чем у большинства женщин, плечи значительно шире. Но под  толстым  слоем
косметики кожа его казалась нежной, словно у юной девушки.
   - Меня хотели задержать в тюрьме на  ночь,  пока  не  узнали,  что  я
контактирую с вами. Когда сержант услышал ваше имя, он отпустил  меня  с
условием, что я сегодня же встречусь и поговорю с вами.
   - Хорошо, Бернард. А ты  помнишь,  на  каком  участке  работает  этот
сержант? Наверное, он меня знает. Может быть,  мы  уже  работали  с  ним
вместе.
   Казалось,  Санди  забыла  про   присутствие   Дэмиона,   успокаивающе
разговаривая с пациентом, находившимся на грани истерики.  Еще  какое-то
время Бернард мог говорить только отрывистыми и бессвязными фразами,  но
в конце концов сочувственные,  но  спокойные  вопросы  Санди  привели  к
желаемому результату. Успокоенный  ее  мелодичным  грудным  голосом,  он
постепенно расслабился и смог изложить свою историю.
   Бернард, как понял Дэмион, имел  несчастье  обратиться  с  нескромным
предложением к работнику полиции нравов, и, поскольку за  ним  числилось
уже несколько судимостей за приставание, судья отказался отпустить его с
уплатой обычного штрафа. Ему предстояло вернуться в суд  в  понедельник,
когда судья будет решать, стоит ли за подобное правонарушение наказывать
тюремным заключением.
   Санди не стала обсуждать события, которые привели к аресту  Бернарда.
Она не стала выяснять, почему он  пристал  к  незнакомому  человеку  или
зачем  отправился  в  бар,  который  был   печально   известен   частыми
полицейскими проверками.
   - Когда вам велено снова явиться в суд? - спросила она, и в голосе ее
не слышно было укоризны.
   - В понедельник, в десять утра. Санди чуть поморщилась.
   - Ну, наверное, все могло быть и хуже. Послушайте, Бернард, я  скорее
всего  смогу  так  спланировать  день,  чтобы  пойти  с  вами.  Если  вы
поторопитесь, то успеете поймать мою секретаршу раньше, чем она уйдет  с
работы.
   Вынув из сумочки  блокнот,  она  быстро  написала  на  листочке  пару
предложений.
   - Передайте вот эту записку Гленне, и она перераспределит мои дела на
понедельник, чтобы я смогла прийти на слушание  и  поговорить  о  вас  с
судьей. Я не могу ничего обещать относительно  того,  какое  решение  он
примет, Бернард, но я обязательно скажу ему, что вы встречались со  мной
каждую неделю и что немалый прогресс в вашем  поведении  и  контактах  с
окружающими налицо. Я  обязательно  скажу  судье,  что  вы  ни  разу  не
пропустили встречи со мной. Это наверняка будет свидетельствовать в вашу
пользу. Бернард умоляюще сжал ее руки.
   - И вы скажете ему, что меня нельзя сажать в тюрьму, правда, доктор?
   Санди на секунду задержала свою руку  в  его  руках,  а  потом  мягко
высвободилась.
   - Этого я сделать не могу, Бернард. Но я скажу судье, что,  по  моему
профессиональному мнению, ваше пребывание в тюрьме не пойдет  на  пользу
ни вам, ни гражданам Лос-Анджелеса.
   - Спасибо, доктор. - Он нервно теребил на руке кожаный браслет. - Мне
очень жаль, что я пыталась подцепить  полисмена  и  все  такое.  Я  ведь
обещала больше такого не делать. И обещала больше не ходить в тот бар. -
Бернард пригладил свои  оранжевые  волосы  в  жалкой  попытке  выглядеть
солиднее. - И вообще, доктор, я очень благодарна вам за помощь.
   Судья прислушается к вашим словам, я это твердо знаю.
   - Вы знаете мой телефон, Бернард. Телефонная служба всегда может меня
найти. Не стесняйтесь, звоните мне в выходные, если я  вам  буду  нужна.
Если у вас снова возникнет идея отправиться в бар,  пожалуйста,  сначала
позвоните мне.
   - Обещаю, доктор Хоукинс.
   Санди   проводила   неуверенно   шагающего   Бернарда    встревоженно
потемневшими глазами.
   - Эй, - негромко окликнул ее Дэмион, - почему ты  так  встревожилась?
Он, наверное, отделается выговором и штрафом. Ну, в самом худшем  случае
отсидит несколько недель. Тюрьмы в  Лос-Анджелесе  слишком  переполнены,
чтобы судья засадил его надолго. Разве пара недель  за  решеткой  -  это
действительно такая трагедия?
   Санди с явным усилием взяла себя в руки и села в машину.
   - Для Бернарда это было бы трагедией, - ответила она. Голос ее дрожал
- Дэмион еще никогда не слышал, чтобы в нем звучало  столько  эмоций.  -
Когда он выйдет из тюрьмы, его отклонения в поведении закрепятся,  а  не
уменьшатся. Вероятность того, что он станет ходить по барам и приставать
к посетителям, не уменьшится, а только возрастет.
   - А как ты пытаешься его лечить?  -  спросил  Дэмион  с  неподдельным
интересом. - Каков первый шаг? Убедить его носить мужскую одежду?
   - Нет. Убедить Бернарда поменять одежду  совершенно  невозможно.  Его
наряд -  это  его  защита  от  общества,  которое  кажется  ему  слишком
страшным. В ходе лечения я могу только убедить его, что существуют люди,
которым он может доверять. Ему надо понять, что он может найти настоящих
друзей, друзей, которые придут к нему на помощь в трудную минуту.  Когда
у него появится достаточно  уверенности,  чтобы  вступить  в  постоянные
отношения  с  другими,  пусть  даже  эти  отношения   не   будут   иметь
сексуального характера, тогда  он  перестанет  приставать  к  незнакомым
людям. Гораздо позднее, если  нам  очень  повезет,  он  может  набраться
достаточно  храбрости,  чтобы  отказаться  от  своего  маскарада.  Но  я
приучила себя не надеяться на слишком большие успехи.
   Они очень мало разговаривали по дороге в больницу.  Санди  явно  была
поглощена своими мыслями, а Дэмион не хотел  нарушать  молчания.  Увидев
Санди в ее профессиональном качестве,  он  взглянул  на  нее  совершенно
новыми глазами. Его еще сильнее заинтриговал контраст между  ее  внешней
сдержанностью и той щедростью и любовью к людям, которые выражались в ее
работе. Более нелепого создания, чем Бернард, Дэмион еще не встречал,  и
тем не менее Санди принимала его без тени  презрения  или  нетерпимости.
Она реагировала на него  просто  как  на  человека,  которому  нужна  ее
профессиональная помощь. Бернард  явно  рассчитывал  получить  от  Санди
только сочувствие и понимание - и именно  это  она  ему  давала.  Дэмион
обнаружил, что как это ни абсурдно, но он завидует Бернарду.
   В больнице они увидели, что Габриэла  бледна  и  под  глазами  у  нее
залегли темные тени, но при этом она мало походила на  женщину,  которая
совсем недавно перенесла серьезную операцию. Она  объявила,  что  доктор
Мэтьюс намерен выписать ее из больницы дня через три и что она  надеется
начать сниматься через три недели, точно в назначенный срок.
   Дэмион преподнес подарок, который он для нее привез:  дивный  пеньюар
из шелка цвета персика, отделанный перьями  марабу.  Габриэла  милостиво
его поблагодарила и позволила Санди набросить его себе на плечи. На фоне
нежной ткани ее лицо казалось особенно бледным.
   Явилась младшая медсестра с подносом, на  котором  принесла  Габриэле
обед, и больная брезгливо поморщилась.
   - Дорогие мои, можете уходить, - сказала она. - У меня не будет сил с
вами разговаривать, даже если  вы  останетесь.  Эти  драконы  в  обличье
медсестер  будут  висеть  у  меня  над  душой,  пока  я  не   съем   все
отвратительные смеси с этого подноса. - Габриэла приподняла тарелочку  с
чем-то желтым и желеобразным. - И они делают вид, что вот это -  еда!  -
объявила она с почти прежним своим воодушевлением.
   Дэмион улыбнулся.
   - Но это действительно еда, Габриэла. Это - заварной крем.
   Та театрально содрогнулась.
   - Им мало, что они чуть меня не убили во время операции. Теперь я еще
должна есть заварной крем! Иногда мне  кажется,  что  моим  мучениям  не
будет конца.
   - У тебя тут еще клубничное желе, - попыталась утешить ее Санди. -  И
чашка куриного бульона.
   Ее мать не снизошла до ответа.
   - До свидания, дорогие  мои.  Идите,  поешьте  чего-нибудь  вкусного,
чтобы  я  хотя  бы  могла  представлять  себе,  как  вы  двое  получаете
удовольствие от еды, пусть даже я должна страдать.
   Как только они оказались в лифте, Санди улыбнулась Дэмиону.
   - По-моему, она пошла на поправку. А как тебе кажется?
   - Да, мне  определенно  так  показалось.  Эти  театральные  манеры  -
обычное состояние Габриэлы.
   - Интересно, почему ей так не терпелось от нас  избавиться,  -  вслух
подумала Санди.
   - Тебе бы следовало  знать,  насколько  невозможно  предугадать,  что
взбредет Габриэле в голову, - со смехом ответил Дэмион.
   Мгновение он колебался, хоть и понимал, что его неуверенность - ничем
не оправданная глупость. Он с самого начала намеревался пригласить Санди
провести вечер с ним, и  не  случилось  ничего,  что  заставило  бы  его
передумать. Наоборот.
   - Не хочешь поехать  поужинать  у  меня?  -  предложил  Дэмион.  -  Я
собирался готовить блинчики с мясом по-мексикански. Могу  гарантировать,
что лучше моего рецепта нет во всех Штатах.
   - Ну разве можно отказаться от такого предложения?
   Это была не ее обычная вежливая улыбка, а та, искренняя  и  чарующая,
которую он видел слишком редко. Он  уставился  на  ее  губы,  охваченный
жадным желанием поцеловать Санди.
   Острота собственного желания была ему неприятна, и, ведя ее к машине,
он хмурился.  Эта  его  одержимость  с  каждой  минутой  становится  все
нелепее. Чем скорее он уложит ее к себе  в  постель  и  займется  с  нею
любовью, тем быстрее избавится от своей зацикленности и сможет перейти к
более важным делам.  Он  пообещал  Ричарду  Хоукинсу,  что  прочтет  два
сценария, а сам до сих пор не заглянул еще  ни  в  один.  Когда  женщина
начинает мешать думать о работе, пора предпринять что-то серьезное.
   Он  отпер  дверь  квартиры  и  провел  Санди  на  кухню.  Нэнси,  его
домоправительница, оставила записку на кухонном столике: если ему что-то
понадобится, то она у себя в комнате.
   Дэмион скатал записку в комок и швырнул его в мусорную корзину. Пусть
Нэнси  отдыхает.  Он  с   изумлением   обнаружил,   что   по-мальчишески
нетерпеливо предвкушает, как удивит Санди своим кулинарным талантом.
   - Садись, - пригласил он ее, указывая на мягкую табуретку, стоявшую у
стойки, которая отделяла  собственно  кухню  от  столовой.  -  Что  тебе
налить?
   - После такого дня, как сегодня, разумнее всего пить просто  холодную
воду: тогда можно надеяться, что я не засну во время обеда. Или  я  могу
выпить двойное виски со льдом - и скорее всего свалиться прямо под стол.
Но по крайней мере я паду с улыбкой на губах.
   - А как насчет компромисса  в  виде  легкого  мексиканского  пива?  -
предложил  он.  -  Градусов  в  нем  довольно  мало,  но  с   блинчиками
по-мексикански оно сочетается лучше, чем холодная вода.
   - Согласна.
   Он вынул из холодильника бутылку  пива,  открыл  и  передал  ей.  Она
сделала большой глоток и вздохнула, не скрывая удовольствия.
   - Я уже чувствую себя лучше, Дэмион. Предлагать свою помощь не стану.
Я буду  просто  сидеть  тут,  пить  пиво  и  восхищаться  твоим  умением
готовить.
   Он закатал рукава джемпера и вымыл руки.
   - Я не возражаю. Но раз уж вся работа  ложится  на  меня,  ты  должна
развлекать меня захватывающе интересным разговором.
   - Дэмион, я встала в пять  утра.  Захватывающе  интересного  от  меня
ждать не приходится. Хорошо еще, если я смогу говорить связно.
   - Тогда мы будем говорить о тебе - так будет легче. Вечер вопросов  и
ответов. - Он молниеносно быстро нарезал  луковицу  и  зеленый  перец  и
выложил их на сковороду. - Для начала расскажи мне о Питере.
   - О Питере?
   - Да, о твоем близком друге Питере, который много времени проводит  в
разъездах.
   - А! Об этом Питере. Ну, наверное...
   Наверное, он еще не вернулся. Я уже довольно давно его не видела.
   Неделю назад Дэмион не заметил бы никаких перемен в ее внешности  или
манере держаться, но сегодня он сразу же обратил внимание на то, что  на
мгновение на щеках у нее выступил слабый румянец, и догадался,  что  она
снова взяла бутылку, пытаясь скрыть смущение и чем-нибудь  занять  руки.
Он попытался понять, почему ее смутил разговор  о  Питере,  и  мгновенно
почувствовал абсурдный прилив ревности.
   Дэмион добавил в кипящий соус мясного фарша и чуть-чуть все присолил.
   - Ты когда-нибудь думала о том, чтобы выйти замуж? - спросил он,  сам
изумившись своему вопросу.
   Наступило недолгое молчание.
   - Один раз я была помолвлена, - ответила она  наконец.  -  Его  звали
Джим Брукнер. Он преподавал психологию в Калифорнийском университете. Мы
решили расстаться за месяц до свадьбы.
   - Что случилось? - тихо спросил Дэмион.
   - Ничего. И очень много чего. - Санди сделала еще один глоток пива. -
Джим на самом деле не хотел жениться на мне.
   Он хотел жениться на Алессандре Хоукинс, дочери всемирно  знаменитого
кинорежиссера  Ричарда  Хоукинса  и  всемирно   знаменитой   киноактрисы
Габриэлы Барини. Его привлекал мой образ жизни и мое имя, а не я сама.
   - Мне очень жаль, - сказал он. - Тебе,  должно  быть,  это  причинило
боль. Но, может быть, к лучшему, что вы разобрались во всем до свадьбы.
   Санди внимательно посмотрела на него и после паузы ответила:
   - По-моему, в обоих случаях была задета  наша  гордость,  а  не  наши
чувства. Я еще никому в этом не признавалась,  но  мои  мотивы  были  не
лучше, чем те, которыми руководствовался Джим. Я хотела  выйти  за  него
замуж потому, что он был университетским профессором из  респектабельной
семьи, которая жила в пригороде в уютном  доме.  Я  привязалась  к  двум
чудесным младшим сестрам Джима, которые его любили и  были  ужасно  рады
принять меня в их семью. Если говорить честно, то, наверное, я влюбилась
не в самого Джима - как и он влюбился не в меня.
   Дэмион вдруг  почувствовал,  как  в  нем  поднялась  волна  какого-то
необычайно  сильного  чувства,  которое  он  даже   не   хотел   слишком
внимательно анализировать. Он знал  только,  что  страшно  хочет  обнять
Санди, притянуть ее голову к себе  на  плечо  и  почувствовать,  как  ее
дыхание легко касается его щеки. Он быстро отвернулся и прикрыл  крышкой
сковороду с фаршем, уменьшив под ней огонь.
   - Теперь надо подождать полчаса, пока фарш не будет готов, -  объявил
он. - Ты очень проголода