лишь тогда, когда кто-то тронул  его  за  плечо.  "Ах,  -
подумал он. - Уже ленч". Он поднял глаза от  "Людей  Ганалы"  -  и  увидел
Табиту.
     Сердце ухнуло в его груди и куда-то покатилось. У него  так  тряслись
руки, что он едва смог снять наушники.
     Она стояла среди шума и антисептических запахов  как  картина,  рамой
для которой служило  открытое  окно,  голубизна  неба  и  цветение  весны.
Простой комбинезон скрывал изгибы ее тела и природную силу. Даже  по  лицу
ее было заметно, как она похудела. Кости выступали отчетливее, чем раньше,
под более темной кожей, а волосы совсем выгорели.
     - Тэбби, - прошептал он и потянулся к ней.
     Она подержала его руку в своей, не сжимая ее, и почти не улыбалась.
     - Хэлло, Фил, - сказала она знакомым грудным голосом. - Ты  выглядишь
лучше, чем я ожидала.
     - Ты бы посмотрела на меня вначале. -  Он  плохо  слышал  собственные
слова. - Как ты? Как все?
     - Я?! Хорошо. Большинство из тех, кого ты  знаешь  -  тоже!  Драун  и
Найссан погибли.
     - Мне жаль, - солгал он.
     Табита отпустила его руку.
     - Я бы пришла раньше, - сказала она, - но пришлось ждать  отпуска,  и
потом,  немало  времени  ушло  на  то,  чтобы  проверить  длинный   список
пациентов,   перевезенных   сюда.   У   нас   еще   много   проволочек   и
неорганизованности. - Глаза ее были очень серьезными. -  Я  была  уверена,
что ты на Авалоне, живой или мертвый. Хорошо было узнать, что живой.
     - Как же я мог остаться вдали от тебя?
     Она закрыла глаза:
     - Как твое здоровье?  Персонал  слишком  занят,  чтобы  ухаживать  за
всеми.
     - В общем, когда я стану несколько  сильнее,  меня  хотят  забрать  в
регулярный имперский госпиталь, вырезать у меня печень, а взамен дать  мне
новую. На это может понадобиться год - земной год, - пока я  полностью  не
поправлюсь. Обещают, что поправлюсь.
     - Великолепно! - Тон ее голоса был почти официальным. - С тобой здесь
хорошо обращаются?
     - Насколько это возможно.  Но.  Мои  товарищи  по  палате  не  совсем
отвечают моему типу, а врачи и их помощники не могут сдержать их страсть к
болтовне. Я был чертовски одинок, Тэбби, пока ты не пришла.
     - Я постараюсь навестить тебя снова. Ты же понимаешь, что я постоянно
занята, а большую  часть  остающегося  времени  я  вынуждена  проводить  в
Сент-Ли, поддерживая дело.
     Слабость охватила его. Он опустился на подушки,  руки  его  упали  на
одеяло.
     - Тэбби. Ты согласилась бы подождать этот год?
     Она медленно покачала головой, и снова перевела взгляд на него.
     -  Может  быть,  мне  следовало  притвориться,  пока  ты  не  станешь
достаточно здоровым, Фил. Но я не слишком умна для этого, не слишком  умею
притворяться, кроме того, ты заслуживаешь лучшего обращения.
     - После того, что я сделал.
     - После того, что я сделала. - Она наклонилась и положила руки на его
плечи. - Нет, мы не позволим ненависти встать между нами, правда?
     - Тогда не можем ли мы оба простить?
     - Я думаю, что мы уже сделали это. Разве ты сам не видишь? Когда боль
умерла, там, где я ее чувствовала, и я снова смогла думать, я поняла,  что
больше ничего не осталось. О, дружба, уважение, воспоминания. Но это все!
     - Разве этого недостаточно. Чтобы снова начать строить?
     - Нет, Фил! Теперь я понимаю тебя  лучше,  чем  раньше.  Если  бы  мы
попытались, я знаю, что сделала бы с тобой раньше или позже. Я хочу, чтобы
наши отношения остались чистыми.
     Она нежно поцеловала его и встала.
     Они еще немного поговорили, смущенные, а потом  он  отпустил  ее  под
тем, не совсем правдивым, предлогом, что ему нужен отдых.
     Когда она ушла, он закрыл глаза, предварительно надев  наушники,  так
что поток голосов землян сразу прервался.
     "Вероятно, она права, - думал он. - И моя жизнь не кончена.  Надеюсь,
я преодолею и это".
     Он вспомнил девушку из Флервиля и понадеялся, что попадет в госпиталь
на Эсперансу, когда прекращение огня превратится в мир.

     Табита остановилась перед зданием больницы, держа в руках взятый ею в
комнате гравипояс. Силуэт  здания  враждебной  громадой  высился  на  фоне
очертаний Грея.
     Она вспомнила  протесты,  когда  марчварден  Холм  рассредоточил  все
промышленные объекты, начиная военными и  заканчивая  медицинскими,  когда
возобновление битвы казалось неизбежным. Комментаторы указывали,  что  то,
что эти меры не спасут от случайностей бомбардировки и слишком  громоздки,
если страхи окажутся напрасны.
     "Мы делаем, что можем", - ворчал он и проводил свой проект в жизнь.
     Это  означало,  что  офицеры  домашней   охраны   должны   были   ему
повиноваться. Они знали, что действительно у него на уме.
     Там, где она стояла, склон холма полого  опускался,  покрытый  ковром
смарагдинов, розовыми кустами и чашами Будды. С холма открывался ясный вид
на город и сверкающий залив Фалькайн.
     Маленькие,  как  будто  ватные,  облака  колыхались  под   бормочущим
ароматным ветром.
     Она вдыхала в себя его прохладу.
     После Экватории он казался просто целебным. Или должен был  казаться.
Она почувствовала удивительную пустоту внутри.
     Зашелестели крылья. Рядом с ней опустился итрианин.
     - Доброго полета тебе, Хилл, - сказал женский голос.
     Табита моргнула. Кто это?
     - Айат! Доброго тебе приземления!
     "Как монотонен ее голос, как тускло ее оперение. Я  не  видела  ее  с
того дня на острове." Табита взяла в обе руки ее когтистую руку:
     - Просто удивительно, дорогая! Как ты?
     Голос Айат, ее поза и мембраны дали ответ. Табита обняла ее.
     - Я искала тебя, - пробормотала Айат. - Я провела всю битву  дома,  а
потом я пасла стада, я нуждалась в одиночестве, и мне сказали, что  стране
нужно  мясо.  -  Она  прильнула  головой  к  животу  Табиты.  -  Потом   я
освободилась и отправилась на поиски.
     Табита все гладила и гладила ее по спине.
     - Я узнала,  где  ты  служишь,  и  о  том,  что  ты  говорила,  будто
собираешься остановиться в Грее во время отпуска, - продолжала Айат.  -  Я
ждала. Я расспрашивала в отелях. Сегодня  мне  сказали,  что  ты  здесь  и
будешь позже. Я подумала, что ты можешь придти сюда, а попытка лучше,  чем
бесконечное ожидание.
     - Что я могу сделать для тебя, подруга по цели, скажи мне.
     - Это трудно. - Айат, не поднимая глаз,  до  боли  вцепилась  в  руки
Табиты. - Аринниан тоже здесь. Уже несколько  дней  он  работает  в  штабе
своего отца. Я искала его и. - Звук подавленного рыдания, хотя итриане  не
плачут.
     Табита догадалась:
     - Он тебя избегает?
     - Да! Он пытается быть добрым. Это самое худшее, то,  что  он  должен
пытаться.
     - После того, что случилось.
     - Кр-а-ах! Для него я уже не та. - Айат собрала все свои  силы.  -  И
для себя. Но я надеюсь, что Аринниан понимает это лучше, чем я.
     - Неужели он единственный, кто может помочь?  А  как  твои  родители,
сиблинги, товарищи по чосу?
     - Они ко мне не изменились. Почему им было меняться? Во  Вратах  Бури
такая,  как  я,  рассматривается  именно  как  неудача,  а  не  позор  или
ущербность. Они не могут понять моих переживаний.
     - А ты  чувствуешь  себя  так  из-за  Аринниана,  понимаю.  -  Табита
посмотрела вдаль. В этот прекрасный день особенно ощущалась жажда жизни. -
Что я могу сделать?
     - Не знаю. Может быть, ничего. И все же,  если  бы  ты  могла  с  ним
поговорить. Объяснить. Попросить у него за меня прощения.
     В груди Табиты всколыхнулась волна гнева.
     - Попросить? У него? Где он?
     - На работе, наверное. Его дом.
     - Я знаю адрес. - Табита выпустила ее из  объятий  и  выпрямилась.  -
Пойдем, девочка, хватит разговоров. Сегодня прекрасный день для полета,  и
у меня с собой все, что нужно, а когда день кончится, я останусь  с  тобой
там, где ты скажешь. Я посмотрю, как ты засыпаешь.
     .Опустился сумрак, мазнул шафраном по серебристой глади  воды,  зажег
ранние звезды. Табита приземлилась возле двери дома Аринниана.  Окна  были
освещены. Она не стала звонить, просто постучала.
     Он открыл. Табита увидела, что он тоже похудел. Волосы цвета  черного
дерева казались особенно темными в сочетании с изможденным лицом. Одет  он
был небрежно.
     - Хилл! - Воскликнул он. - Я никак. Я не мог. Проходи же, проходи!
     Она прошла мимо него. В комнате  царил  беспорядок.  По-видимому,  ее
использовали только для того, чтобы спать  и  иногда  торопливо  есть.  Он
неуверенно подошел к ней. Их разговоры были короткими, чисто  деловыми,  и
общались они только по фону, пока не началась новая битва. После этого они
знали только о том, что оба живы.
     - Я. Я рад тебя видеть, Хилл, - выдохнул он.
     - Не знаю, чувствую ли я то же самое, - сухо отозвалась она. -  Сядь.
Я хочу хорошенько щелкнуть тебя по носу. Дурная твоя голова!
     Некоторое время он продолжал стоять, потом повиновался. Она  увидела,
как он напряжен, и внезапно растеряла  все  слова.  Текли  минуты,  а  они
продолжали молча смотреть друг на друга.

     Дэннель Холм сидел перед экранами, на которых  виднелись  изображения
Льзу из Тарнов, Мэттью Викери из Парламента и  Хуана  Кайала  из  Империи.
Четвертый только что потемнел. Он передал записанное на  пленку  сообщение
Траувея, высшего  Вивана  Итри.  Он  умолял  Авалон  сдаться,  прежде  чем
случится самое худшее и всему Доминиону будут продиктованы  самые  жесткие
условия Империи.
     - Вы слышали, господа? - Спросил Кайал.
     - Мы слышали, - ответил Льзу.
     Холм ощущал биение пульса в груди и висках. Не то чтобы он ускорился,
но превратился в громкое и твердое тиканье.
     Ему страшно хотелось сигару - недоступно, или выпить -  нежелательно,
или проспать год, чтобы никто не тревожил! "Во всяком случае, - пронеслось
у него в голове, - мы в лучшей форме, чем адмирал.  Если  мне  когда-то  и
приходилось видеть голову мертвеца, то именно на этих плечах".
     - Что вы говорите? - Кайала говорил голосом старика.
     - Мы не испытываем желания драться, - объявил Льзу, -  или  усиливать
страдания наших братьев.  И  все  же  мы  не  можем  предать  свой  народ,
проявивший к нам такое доверие.
     - Марчварден Холм?
     - Вы не посмеете возобновить нападение,  пока  здесь  находятся  ваши
люди, - жестко сказал человек. - Я не  хочу  сказать,  что  мы  станем  их
держать вечно. Я говорил вам раньше, мы не делаем заложников  из  мыслящих
существ. И все же время  и  обстоятельства  их  освобождения  должны  быть
хорошо продуманы.
     Кайал перенес взгляд на следующий экран:
     - Президент Викери?
     Политик сопровождал свой ответ улыбкой.
     -  События  вынудили  меня   изменить   свое   мнение   в   отношении
стратегической картины, адмирал! Я остаюсь в  оппозиции  к  абсолютистским
интересам. Мой уважаемый коллега, губернатор Саракоглу, всегда  производил
на меня большое впечатление своей благоразумностью. Вы  недавно  вернулись
после продолжительных переговоров  с  ним.  Несомненно,  в  них  принимало
участие много умных, хорошо информированных особ. Неужели нет  возможности
достичь компромисса?
     Кайал вздохнул.
     - Я могу каждый день вести споры дюжинами, - сказал он. - Что в  этом
толку? Я использую данные мне полномочия и сразу  выложу  перед  вами  тот
максимум, который мне предложено вам сообщить.
     Холм крепко вцепился в ручки кресла.
     -  Губернатор  указал,  что  можно  рассматривать  Авалон   как   уже
побежденный, - продолжал адмирал. - Его орбитальные укрепления  больше  не
существуют. Его флот, как и было предложено, являет  собой  ряд  отдельных
звеньев, не имеющих  для  вас  особого  значения.  Но  что  самое  важное,
имперские соединения находятся сейчас на вашей планете!
     Не  остается  ничего,  кроме  нескольких  формальностей  технического
характера. Наши раненые и медики  могут  получить  название  оккупационных
сил. За вашими военными приспособлениями  может  быть  установлен  надзор:
один-два  человека  на  каждой  стадии  могут   провести   соответствующие
переделки и взять их под контроль. И так далее. Вам  должна  быть  понятна
основная мысль.
     - Спасение собственной карьеры, - буркнул Холм. -  Ладно.  Почему  бы
нет? А что потом?
     - Необходимость  сформулировать  условия  мира  остается  в  силе,  -
произнес измученный голос. - Могу сказать вам под  строгим  секретом,  что
губернатор Саракоглу послал в  Империю  самые  настоятельные  рекомендации
относительно неаннексирования Авалона.
     Викери начал было что-то бормотать.
     Льзу сидел как каменный.
     Холм перевел дыхание и откинулся на спинку кресла.
     Они это сделали. Им удалось.
     Болтовня,  конечно,  будет  продолжаться  и  дальше,  с  бесконечными
кивками. Неважно! Авалон останется итрианским - останется свободным!
     "Я мог бы зарыдать, - подумал он.  -  Может  быть,  потом,  сейчас  я
слишком устал".
     Огромным счастьем, спокойным и  глубоким,  было  сознание  того,  что
сегодня он сможет отправиться домой, к Ровене!



                               ГЛАВА 19

     Не было никаких откровений, драматических признаний и примирений,  но
этот час врезался в память Аринниана.
     Работа для отца перестала быть всепоглощающей. Он  обнаружил,  что  и
сам может использовать свободное время, которое заработал, и  вернуться  к
своим занятиям. Потом он решил, что нет ничего  более  непрактичного,  чем
практичность, неверно понятая.
     Табита согласилась с ним. Она тоже перестала быть чрезмерно  занятой.
Однако она вынуждена была вернуться на свой остров и заняться  приведением
в порядок дел, и не столько своих, сколько дел семьи своего компаньона.
     Крис зашел за Айат в комнату, которую она снимала.
     - Э. Не хотела бы ты. Э. Немного поплавать?
     - Да, - ответила она каждым своим движением.
     Когда лодка оставила бухту,  пошел  дождь.  Чайки  низко  летали  над
оливково-темными волнами,  выхватывали  из  воды  разную  живность.  Волны
бугрились под низко нависшим небом  и  опускались,  поднимая  кучу  брызг,
которые потом бежали по спине холодными струями.
     - Стоит ли плыть дальше? - Спросил он.
     - Я бы хотела. - Айат старалась не смотреть на Криса. Других кораблей
не было видно, как и флайеров. - Так приятно побыть здесь одним.
     Он кивнул. Он отдохнул, волосы его были чистыми, свежесть вернулась к
его лицу.
     Она посмотрела на него поверх разделявшей их кабины.
     - Ты что-то хочешь мне сказать? - Произнесла она с помощью двух  слов
и тела.
     - Да. - Тиллер  дрогнул  в  его  пальцах.  Планх  освобождал  его  от
необходимости произносить еще какие-то слова.
     - Мой товарищ по цели, мой товарищ по цели,  -  вздохнула  она.  -  Я
рада. - Она распростерла крылья и сразу же их убрала.
     - Навсегда, - сказал он с благоговением.
     - Я не желала бы для тебя ничего лучше, чем Хилл, - проговорила  Айат
и, придвинувшись немного ближе, сказала: - Но тебя что-то волнует?
     Он закусил губу.
     Айат ждала.
     - Скажи мне, - он слегка подался вперед, глядя на палубу. - Ты видишь
нас со стороны. Могу ли я быть тем, что она заслуживает?
     Она ответила не сразу. Удивленный тем, что не получил  тут  же  "да",
Аринниан молча поднял глаза. Он не осмелился прервать течение ее мыслей.
     Волны гудели, дождь смеялся.
     Наконец она сказала:
     - Я верю, что она сможет сделать так, что ты будешь ее достоин!
     Он почувствовал боль от этих слов.
     Она стала извиняться, что получилось не совсем  то,  что  она  хотела
сказать.
     - Мне давно казалось, - сказала она ему, - что тебе нужен кто-то, как
Хилл, чтобы показать тебе. Показать тебе, как.  Что-то,  что  неверно  для
моего народа, но верно и полно смысла жизни для вашего.
     Он собрал все свое мужество, чтобы ответить ей:
     - Я знаю продолжение этой  теории.  Теперь  она  вплотную  подошла  к
блистательному факту. О, я ревновал раньше!  Это  есть  и  сейчас,  будет,
может быть, до самой моей смерти, я не могу помочь себе. Айат, сестра моя,
все дело в том, что она не ты, а ты - не она, и это так хорошо, что вы обе
- то, что вы есть!
     - Она дала тебе мудрость, - итрианка сгорбилась под дождем.
     Аринниан увидел ее печаль и воскликнул:
     - Позволь мне продолжить! То, что произошло с тобой.
     Она подняла голову и дико глянула на него.
     - Было ли это хуже, чем то, что произошло с  ней?  -  Бросила  она  с
вызовом. - Я не прошу жалости из-за глупости в прошлом, но я действительно
считаю, что судьба моя была гораздо тяжелее, чем ваша.  Годами  я  думала,
будто физическая любовь может быть дурной.
     - Айат, теперь мы можем сказать правду друг другу. Я хочу,  чтобы  ты
разделила со мной мои надежды.
     Она спрыгнула с кабины, подошла к нему и обняла крыльями. Голову  она
положила ему на плечо. Капли дождя блестели на ее гребешке, как корона.
     Договор был подписан во Флервиле в один  из  последних  зимних  дней.
Церемонии были самыми скромными, и итрианская делегация отбыла почти в тот
же самый час.
     - Они не были очень уж обижены,  -  объяснил  Экрэм  Саракоглу  Луизе
Кайал, отклонившей его предложение  присутствовать  на  церемонии.  -  Они
принимают потерю философски. Но мы не можем  попросить  их  придерживаться
наших взглядов. - Он потянулся за сигаретой. - Честно говоря,  сам  я  был
только рад избавиться от этих проволочек!
     Собственно,  он  сделал  заявление  по  телевидению  и  тем   избежал
всяческих церемоний. Общество, подобное элсперанскому,  имело  обыкновение
отмечать формальное окончание периодов  враждебности  долгими  парадами  и
хвалебными службами.
     Все это было позади. Погода продолжала оставаться прохладной, и Луиза
согласилась пойти пообедать. Она сказала, что отец нездоров, что, хотя  он
любил и уважал этого человека, не слишком расстроило Саракоглу.
     Они прошли в сад, он и она,  как  часто  делали  это  раньше.  Вокруг
расчищенных тропинок снег белел на клумбах и кустах, на вершине стены,  но
уже  потихоньку  таял.  Кое-где  вода  собиралась  в  ручейки.  Цветов  не
осталось, воздух хранил холодную сырость, небо было  мрачно-серого  цвета.
Под ним царила  такая  тишь,  что  звуки  шагов  казались  неправдоподобно
громкими.
     - Кроме того, - добавил он, - было большим  облегчением  видеть,  как
Авалон и его когорта грузилась на свой корабль. Люди из секретной  службы,
которых я нанял для охраны, тайно ликовали!
     - Вот как? - Она посмотрела вверх, и  он  залюбовался  ее  блестящими
глазами, чуть вздернутым носом, губами, как всегда  немного  приоткрытыми,
как будто в детском изумлении. Но говорила она честно - слишком искренне и
слишком много, черт подери! -  Я  знаю,  что  против  них  было  высказано
несколько идиотских анонимных угроз. Вы поэтому беспокоились?
     Он кивнул:
     - Я достаточно знаю свою драгоценную Эсперансу. Вы и сами  достаточно
повидали и наслушались разговоров об "оголтелых милитаристах".
     Он подумал: "Интересно,  меховая  шапка  прикрывает  его  лысину  или
напоминает  ей  о  ней.  Может  быть,  следовало  решиться  на  скальповую
операцию?"
     Встревоженная, она спросила:
     - Забудут ли они когда-нибудь. Обе стороны?
     - Нет, - ответил он. - Но острота ощущений уйдет. У нас слишком много
общих интересов, у Земли и  Итри,  чтобы  превращать  семейную  схватку  в
кровавую вражду. Во всяком случае, я на это надеюсь.
     - Мы ведь были более великодушны,  чем  должны  были  бы  быть.  Ведь
правда? Мы позволили им сохранить Авалон! Разве это не считается?
     - Должно считаться.  -  Саракоглу  криво  усмехнулся,  последний  раз
затянулся сигаретой и отбросил ее в сторону. - Хотя всем  понятно,  что  в
игру  вовлечены  вопросы  практической  политики.  Авалон   доказал   свою
неудобоваримость. Аннексия вызвала бы бесконечные неприятности, тогда  как
сейчас им положен конец. Более того, при таких условиях Империя выиг