,  разумеется,  пришвартовался  в
Таллинне. Мы за него взялись.  Леокс  еще  раньше  пытался  уговорить  его
обменять или продать перстни. Но тот неожиданно уперся, заявив, что если и
продаст когда-нибудь, то только человеку, собирающему их.  Я  его  все  же
уломал, хотя он упирался донельзя.
     Тут-то и началось  самое  интересное.  Перстни  Гийса  значились  под
номерами шесть и два. Я поинтересовался - откуда они? Тот ответил, что это
семейная реликвия,  передающаяся  по  наследству  -  стандартный  расклад,
значит правда. Истории перстней Гийс  не  знал,  но  догадывался,  что  их
несколько штук. У него возникла смутная идея сделать себе целое  ожерелье.
Гийс в первые часы даже пытался склонить меня  к  продаже  моих  перстней.
Боже, как я с ним намучался, пока уболтал!
     В общем, теперь у меня было восемь перстней, среди них два вторых.  Я
обратился к одному старому искушенному  ювелиру,  и  оказалось,  что...  -
Багдасаров вдруг замолчал.
     - Что? - не выдержал Ромка.
     - Что перстень Яна Вылчека, присланный мне из Польши - поддельный.
     Ромка ошарашенно фыркнул, всем своим видом показывая: "Вот это да!"
     -  Да,  подделка.  И  подделка  настолько  искусная,  что  внешне  их
практически не отличить, все подогнано до микрона. А различаются  они  вот
чем: настоящие перстни изготовлены из  сложнейшего  сплава,  который  и  в
наше-то время получить непросто, а тогда и вовсе невозможно...
     - Когда - тогда? - перебил Ромка.
     -  В  середине  восемнадцатого  века.  Когда   сработали   поддельный
перстень, - ответил Багдасаров. -  Видишь  ли,  он  изготовлен  знаменитым
ювелиром-фальшивомонетчиком Уильямом Кроу, настолько искусным, что  вскоре
подделанные им драгоценности стали цениться не дешевле, чем настоящие, чем
оригиналы. Так что этот перстень тоже солидная редкость.
     - А поляки тебе его так, за здорово живешь, отослали?  -  ухмыльнулся
Ромка.
     - Выходит так, - пожал плечами Багдасаров.  -  Но  вернемся  к  нашим
баранам... Так вот,  в  сплаве  поддельного  перстня  начисто  отсутствует
иридий, в настоящих же перстнях и металле  оправы  замка  иридия  довольно
много. И камень: в настоящих  перстнях,  ну  и  замке,  конечно,  какой-то
необычный  минерал  со  странной   кристаллической   структурой,   редкими
примесями  и  анизотропными  свойствами.  В  подделке  -  самый  заурядный
александрит, правда до неправдоподобия похожий на этот самый минерал.
     - Вот она, подделка, - Багдасаров протянул Ромке перстень, на  первый
взгляд ничем не отличающийся от остальных. - И вновь нам  остается  только
гадать кому и зачем понадобилось подделывать такой перстень.
     - Чем дальше заходит эта история, тем больше в  ней  темных  мест,  -
заметил до сих пор упорно молчавший Дима. Ромка никогда не понимал говорит
ли он серьезно или шутит. Не понял и в этот раз.
     Багдасаров тем временем открыл дипломат и поставил на стол завернутый
в хрустящий целлофан замок и коробку с перстнями. Теперь все семь ее ячеек
были заняты.
     Освободив замок от упаковки, Слава сказал:
     - Пожалуй, самое время вставить ключ в замок...
     Они неторопливо соединили перстни в нужном порядке. Толстая составная
трубка, в которую превратились семь перстней, приятно утяжеляла руку.  Все
трое по очереди подержали ее в ладонях.  Потом  Багдасаров  перевернул  ее
камнями вниз и решительно вставил в замок.
     Трубка уверенно встала на место, тихо щелкнув.
     Минута тянулась за минутой, в комнате повисло  напряженное  молчание.
Они ждали, но ничего не происходило.
     Наконец Ромка не выдержал:
     - Где же дорога?
     Его вопрос прозвучал на удивление жалобно.
     - Я ничего не вижу...
     Багдасаров внимательно взглянул на Ромку и отрешенно прошептал:
     - Дорогу не обязательно видеть. По ней нужно просто  идти.  Где-то  я
это читал...
     Шаг  к  столу  они  сделали  одновременно,  к  столу,  где   покоился
вставленный в замок ключ.


     - Откуда я знаю? - сердито сказал Багдасаров, словно огрызнулся. - Не
сработала, и все.
     Ромка требовательно таращился  на  него  и  отставать  не  собирался.
Перстни уже рассовали по ячейкам, замок, завернутый в  замшу  и  целлофан,
остался в центре пыльного стола.
     - Может, мы не учли чего-нибудь. Не  выполнили  некое  условие.  Или,
наоборот, сделали что-нибудь лишнее. Или выбрали неудачное время. Да  мало
ли? Что мы в сущности знаем? Почти ничего - собери ключ и вставь в  замок.
А вдруг это нужно делать лишь  в  полночь  с  четверга  на  пятницу,  убив
предварительно летучую мышь и сориентировав замок по компасу? Да  чтобы  в
радиусе десяти метров не было ничего железного? А?
     - Ерунда, - отрезал Дима.
     Ромку распирала досада.
     - Ерунда, конечно, -  уныло  согласился  Багдасаров.  -  Но  ведь  не
сработала эта штуковина?
     Федоренко поморщился.
     - Погоди,  Слава,  не  пыли.  Во-первых,  с  чего  ты  взял,  что  не
сработала? Вдруг это мы, олухи, попросту ничего не рассмотрели? Думал  над
этим?
     Багдасаров сел на диван.
     - Иносказание? - неуверенно предположил он.
     - Необязательно, хотя и не исключено.
     - А что еще? Не отпирайся, старший, я вижу, что у тебя есть теория.
     Багдасаров оттаял  и  вновь  превратился  в  прежнего  Багдасарова  -
пытливого,  цепкого,  расчетливого  и  спокойного.  Ромке,   как   всегда,
досталась роль слушателя.
     Дима помедлил, словно взвешивал в последний раз свои мысли и доводы.
     - Ты не задумывался, почему  практически  все  восточные  философские
системы так или  иначе  называются  "Путь"?  Путь  длинного  кулака,  путь
дракона, звенящий путь? Даже каратэ - это "Путь пустой руки", а не  просто
"пустая рука", как все привыкли переводить. Каратэ-до!
     - Своеобразный метод самоуглубления? - вдумался Багдасаров, подхватив
мысль и развивая ее. - А что? Сколько мы документов переворошили,  сколько
информации   впитали   и   перелопатили...   Это    ведь    тоже    способ
самосовершенствования, путь к себе, грубо говоря. Хм, забавно!
     - Другой вариант, - продолжил Дима.  -  Экзамен.  Дорога  открывается
только со второго раза. Или с третьего. Цель - проверить, насколько  ты  в
ней нуждаешься. Если один раз попробовал и охладел  от  неудачи  -  гуляй,
такие не требуются. А если ищешь, пробуешь снова и снова...
     - Да ты просто кладезь мудрости, - усмехнулся Багдасаров. - Только  у
тебя чересчур уж... астральный подход.
     - Предложи материальный, - парировал Дима.
     - Я уже предлагал: невыполнение какого-либо условия-фактора.
     Дима покивал.
     - Знаешь, - досадливо сказал Багдасаров, - поспешили  мы  с  тобой  в
Киев. Зря не стали копаться в дневниках Филиппа-ключника.  Откуда  у  него
такое странное прозвище?
     Федоренко пожал плечами:
     - Еще не поздно!
     Багдасаров вздохнул и глянул на Ромку.
     - Вот так-то, Ромочка!
     Улыбка его была азартной и  чуть-чуть  грустной.  Ромка  улыбнулся  в
ответ.
     - Знаете, ребята... Мне кажется, вы уже давным-давно в дороге. Один я
на обочине застрял. Возьмите меня с собой, а?
     - То есть? - не понял Дима.
     - Можно с вами в архив? Ни разу ведь не был. Авось, помогу что-нибудь
раскопать.
     - Эк хватил! - покачал головой Славик и обратился к Диме: - Ну,  что,
берем его?
     - Но  учти,  -  честно  предупредил  Федоренко,  -  архив  Филиппа  в
Ярославле, а куда нас потом занесет...
     - Ну и ладно, - не смутился Ромка. - Дорога есть дорога!
     - Вот и отлично.
     Багдасаров любовно уложил футляр с перстнями и  замок  в  дипломат  и
направился к выходу.  Только  теперь  Ромка  вдруг  увидел  на  внутренней
стороне двери полустертую надпись: "Via est vita" - гласила она. - "Дорога
- это жизнь."
     И Ромка понял, что согласен.





                            Владимир ВАСИЛЬЕВ

                                ГОД ЖИЗНИ

                          (тема о неизбежности)




                                    1

     Юго-западный ветер трепал кроны вековых буков и рвал в клочья  низкие
облака. Но Клим чувствовал: ветер скоро  утихнет.  Чутье  его  никогда  не
подводило.
     Поправив заплечный мешок, он размеренно зашагал по утоптанной тропе.
     Куда вели его ноги, Клим  не  знал.  Жизнь  в  крохотном  городке  на
границе степей и леса ему осточертела, даже частые набеги прибрежников  не
разгоняли навалившуюся скуку. Клим честно сражался на стенах бок о  бок  с
горожанами, а про себя все твердил: "Уйду... Уйду..."
     Вот, наконец, решился. Дорога всегда  действовала  на  него  бодряще,
наверное, среди его предков было много кочевников. И вообще, сидя на одном
месте Клим кис и грустил, а чуть ступит на убегающую к горизонту  тропу  -
глядишь, и ожил.
     На этот раз тропа вела его почти точно  на  запад.  Ветер  постепенно
стихал, растрепанные облака уползали  прочь,  открывая  безупречно-голубое
небо, но эта голубизна с трудом пробивалась под сень старого  леса.  Стало
заметно светлее.
     Клим вдохнул побольше воздуха, пропитанного растительными запахами, и
довольно зажмурился. Хорошо! Дорога, лето,  и  еще  ему  скоро  исполнится
двадцать один год, а значит, он станет взрослым по-настоящему. Можно будет
открыто наниматься в охрану, в войско - на любую службу. А уж  мечом  Клим
владел для своих лет... ну, скажем так: недурно. Чем заслуженно гордился.
     Через два дня, когда солнце застыло в зените,  Клим  медленно  поднял
голову и заслонился ладонью от нестерпимо яркого света.
     "Пора", - решил он. Никто не посмел бы упрекнуть его в спешке.
     Нарочито неторопливо Клим сбросил с плеч мешок, не спеша развязал его
и запустил внутрь правую руку. Так же неторопливо нашарил заветный кожаный
чехольчик.
     Вот он,  знак  совершеннолетия!  Блестящий  серебристый  медальон  на
короткой  цепочке.  На  обратной  его  стороне  двадцать  один  год  назад
выгравировали имя и день появления на свет будущего владельца.
     "Все", - подумал Клим, надевая  медальон.  Похожая  на  две  трубочки
застежка сухо клацнула и зафиксировалась. Застегнуть ее  можно  было  лишь
один раз - в день совершеннолетия, а потом медальон, не снимая, носили  до
самой смерти. Да и с мертвых не снимали, ибо снять  его  удалось  бы  лишь
отрезав голову или разорвав цепочку, но, хрупкая на вид, она не рвалась.
     "Теперь я не просто Климка, подросток без голоса и  права  на  слово.
Клим Терех, гражданин Шандалара, именем Велеса и во имя его."
     Солнце нещадно слепило глаза, но лишь  теперь  Клим  опустил  голову.
Вздохнув, подобрал мешок и продолжил путь с радостью в сердце,  и  пела  в
его жилах кровь предков-кочевников.
     Людей  Клим  встретил  спустя  шесть  дней.  Конный  отряд,   десяток
латников, и во главе,  как  ни  странно  -  сотник.  Пешего  да  одинокого
встретили без враждебности: одиночка городу  не  угроза,  а  кроме  как  в
городе, и в немалом, сотнику нечего делать.
     - Здоров будь, человече! Кто таков? Куда собрался?
     Клим стал, откинув назад отросшие на голове волосы.
     Собственно, он хотел показать медальон.
     - Взрослеющий я... В город иду.
     Сотник хмыкнул. Клим доверчиво захлопал глазами.
     - На службу, что ли, целишь?
     Клим опустил глаза. Сотник вспомнил, как сам много лет назад пришел в
город с юга,  как  долго  все  смеялись  над  его  смуглой  кожей  и  враз
смягчился:
     - Ладно! Гордей! Подбери!
     Худощавый латник, забрав в левую руку и  пику,  и  уздечку,  протянул
правую  Климу.  Секунду  спустя  Клим  сидел  на  лошади  позади  латника,
поправляя сползшую сумку.
     Отряд долго полз вдоль тихого ручья,  сотник  явно  не  спешил.  Кони
понуро плелись, изредка тряся головами и  позвякивая  сбруей.  Наваливался
вечер и Клим уже было решил, что придется еще раз ночевать в лесу, но  тут
отряд наконец выбрался из чащи. Вдали виднелась городская стена, розоватая
в лучах заката.
     Сотник вдруг оказался бок о бок с Гордеем и Климом.
     - Вот она - Зельга! Гляди. Теперь это и твой город.
     Клим кивнул, рассматривая высокие башни, чеканно проступающие на фоне
неба.
     Кони нетерпеливо  зафыркали,  предчувствуя  близкий  отдых,  и  пошли
мелкой рысью. Клим покрепче ухватился  свободной  рукой  за  кожаный  пояс
Гордея.
     Ворота, вопреки ожиданиям, были распахнуты настежь. Видимо, Зельга не
боялась мелких врагов, а серьезные редко посещали эти места.
     Казармы располагались совсем недалеко от  ворот.  Латники  спешились,
лошадей уводили высыпавшие  из  казарм  конюхи.  Сотник,  на  ходу  сдирая
доспехи, мурлыкал  однообразную  мелодию;  валящееся  на  булыжник  железо
подбирал парнишка-оруженосец.
     - Где Влад?  -  зычно  осведомился  сотник,  прервав  мурлыканье.  От
доспехов он освободился, оставшись в кожаных штанах,  куртке  и  добротных
яловых сапогах. Из оружия при нем был меч да кинжал за поясом.
     Кто-то из солдат, выбревших на шум, с готовностью сказал:
     - Известно где - в таверне. Где ж ему еще быть под вечер?
     Сотник нашел глазами Клима.
     - Пойдем, парниша. Влад - здешний воевода. С ним и поговоришь.
     - Погоди минутку, Хлум, - крикнул от дверей казармы Гордей,  держа  в
охапке свои доспехи. Заходящее солнце отражалось от гладко  отполированных
пластин нагрудника. - Сейчас железо отнесу...
     Видимо, ему не полагалось оруженосца.
     Хлум дошагал до ворот и остановился, извлекая из-под куртки  потертый
кисет. Двое  стражей  зашевелили,  словно  кролики,  ноздрями,  но  сотник
добродушно прикрикнул на них:
     - Неча, неча, сменитесь - тогда накуритесь.
     Стражники с одинаковым вздохом отвернулись,  пошевелив  пиками.  Клим
отметил, что дисциплинка тут наличествует, но не тупая, а сознательная.
     Гордей скорым шагом приближался к воротам в компании еще двух солдат.
Мечи все трое взяли с собой. Клим запомнил  это.  В  городе,  где  жил  он
раньше, оружие обычно оставляли в казарме. Здесь было не так. Или в  любой
момент могло произойти нападение, или просто  принято  так:  каждый  город
создавал и хранил свои обычаи и традиции.
     Город Климу понравился. Улицы не то чтобы  сверкали  чистотой,  но  и
помоев  никто  сверху  не  лил.  Дома  аккуратные,  ограды  крашены,   люд
приветлив, нарядно одет и весел, а это приметы благополучия.
     Часы на башне пробили девять; когда эхо от последнего удара  колокола
впиталось в вечерние городские шумы, Клим услышал  песню.  Слова  было  не
разобрать, но мотив показался Тереху знакомым. Доносилась она из  таверны,
что заманчиво распахнула двери как раз напротив башни  с  часами.  Хлум  с
солдатами шли прямо ко входу.
     Над солидной  дубовой  рамой  двери  висела  потемневшая  от  времени
вывеска, но надпись на ней постоянно подновляли свежей краской.
     "Облачный край", - гласила надпись. - "Заведение Парфена Хлуса."
     Внутри вкусно пахло жареным  мясом,  пряностями,  пивом;  за  столами
сидел народ, выпивал, закусывал, громогласно беседовал и  смачно  хохотал.
Поварята в белых колпаках только и успевали подносить деревянные  блюда  с
жарким. Дюжий молодец, обнаженный по пояс, нес на закорках огромную  бочку
с внушительным краником; мышцы молодца так и перекатывались под лоснящейся
кожей,  поросшей  рыжими  волосами.  Бочка  с   шутками-прибаутками   была
водружена на один из столов, пожилой  мужчина,  с  виду  -  купец,  сломал
сургучную печать, выбил пузатый чоп и  повернул  краник.  В  подставленную
кружку ударила пенистая струя. Сидящие за столом одобрительно загудели.
     - Эй, - Клима пихнули в бок. - Заснул? Пойдем!
     Гордей дернул его  за  рукав  и  увлек  в  дальний  угол,  где  царил
полумрак. На Клима постояльцы совершенно не обращали внимания,  словно  он
тут не впервые.
     Спустя  некоторое  время  Клима  подвели  к  столу,  покрытому   алой
скатертью. Блюда со снедью здесь стояли серебряные,  а  питье  разлито  по
серебряным же кубкам, а не по деревянным кружкам,  как  везде.  За  столом
сидело всего двое:  седой  воин,  что  легко  угадывалось  по  иссеченному
шрамами лицу, и благообразный  розовощекий  господин,  одетый  подчеркнуто
по-городскому. Хлум слегка поклонился сначала одному,  потом  второму,  и,
обращаясь к седому, доложил:
     - Обход закончили только что, все тихо и чисто.
     Седой кивнул:
     - Добро. Садись, Хлум.
     Сотник отодвинул стул с резной высокой спинкой, и, прежде чем  сесть,
указал рукой на Клима:
     - Вот, встретили путника за Мешей. На службу желает.
     Седой  внимательно  глянул  на  Клима,  внешне  оставаясь  совершенно
бесстрастным.
     - Кто? Откуда? Что умеешь?
     Седой говорил отрывисто, сверля взглядом Тереха.
     - Клим Терех из Сагора. Последние  годы  провел  в  Тенноне,  что  за
Вармой. Мечник.
     Клим старался отвечать так же коротко.
     - Лет сколько?
     - Двадцать один.
     При этом он слегка выпятил  грудь,  чтобы  медальон  стал  виден  под
распахнутым воротом куртки.
     - Добро. Сегодня пей и ешь как любой  солдат  Зельги.  Хлум,  отведет
тебя после в казарму - там заночуешь. А завтра проверим, какой ты мечник.
     Седой взялся за кубок, давая понять, что разговор окончен. Сотник сел
рядом с ним, жестом отсылая Клима куда-то в зал.
     Клим обернулся. Ни одного полностью свободного стола не было, хотя за
многими хватало незанятых мест. Но садиться к незнакомым людям было как-то
неловко.
     Он медленно вышел в центр зала,  вертя  головой,  словно  высматривал
кого-то.
     - Эй!
     Клим обернулся на окрик. За столом, где высилась бочка, сидел  Гордей
и призывно махал рукой.
     - Давай к нам, парниша!
     Терех, придерживая меч у пояса, чтоб не задеть кого-нибудь ненароком,
решительно зашагал к Гордею.
     Ему освободили место.
     - Садись.
     Словно из ниоткуда  возникло  блюдо  с  мясом,  второе  с  картошкой,
поджаристый ломоть хлеба и кружка  с  чем-то  заманчиво-пенным.  В  животе
сразу заурчало, ведь Клим ничего не ел с утра.
     Все это оказалось еще и потрясающе  вкусным,  без  скидок  на  голод.
Местный повар знал свое дело весьма крепко - тарелка Клима опустела  очень
быстро. Вновь будто  из  ниоткуда  появилась  добавка,  и  Клим  отдал  ей
должное.
     Сидящие за столом не обращали на Тереха никакого внимания, и это  его
удивило: обычно  к  новичкам  подсаживаются,  донимают  расспросами,  ведь
пришлый человек это всегда новости, свежие байки.  Здесь  люд  горланил  о
своем:  поминали  какого-то  Прона,  называя  его  растяпой  и   ротозеем,
подзуживали сидящего здесь же паренька по имени Марк, а тот звонко хохотал
на все шуточки, обсуждали недавний набег прибрежников на Торошу,  судачили
о рыбалке на Скуомише - Клим слушал вполуха.
     Насторожился он когда услышал знакомое слово: Теннон.  Речь  зашла  о
городке, где провел он последние два года.
     - ...скверный городишко:  пиво  паршивое,  народ  ленивый,  жадный...
Охрана их вовсе никуда не годится - старики да долдоны безмозглые.  Я  там
бывал, я знаю.
     Вещал белолицый, хрупкий на вид юноша, презрительно кривя губы.
     - Неправда! - подал голос Клим. - Зачем врешь, если не знаешь?
     Теннон населяли вполне обычные люди - в меру  веселые,  работящие,  а
что касается охраны, так там хватало опытных  воинов,  прошедших  не  одну
битву. Клим знал всех: сколько раз  приходилось  плечо  к  плечу  отражать
атаки плосколицых прибрежников, вооруженных кривыми саблями и разящими без
промаха луками.
     Белолицый осекся.
     - Это еще кто?
     Встал Гордей.
     - Не лезь к нему, Максарь. Не лезь лучше.
     Максарь еще больше скривил губы.
     - Тебе-то что? Приблудь всякую защищаешь?
     Клим вскипел. Ноги выпрямились сами и он  резко  поднялся,  собираясь
назваться.
     Стул Тереха с шумом отъехал назад, плечо  снизу  ткнулось  в  поднос,
некстати нависший справа, и целая кварта пива выплеснулась ему на голову.
     Слова застряли в горле под др