- Вау! - возопил терзаемый Сашка. - Сдаюсь! Больше не буду!  -  после
чего был поцелован, слегка покусан и снова  поцелован.  Некоторое  время
они продолжали целоваться.
   - Слушай, - спросил он в перерыве. - А кто он? Или они?
   Яра прекратила его тискать и  уселась,  обхватив  руками  колени.  Он
тронул ее за плечо:
   - Эй! Ты можешь не говорить, если не хочешь... Это, в  конце  концов,
вовсе не важно.
   - Важно! - она зябко повела плечами, и Савинов осторожно обнял ее.  -
Он был только один. Олелем зовут. Он охотник, один  из  лучших.  Большую
часть года пропадает в лесах, Дом у него на Славенском  конце...  Я  его
давно знала, да и кто его не  знает!  Удачлив,  весел...  Правда,  часто
людей сторонится, так на то и охотник. Мы с ним на Купалу встретились. Я
сама его выбрала - он здорово танцевал, высокий, ладный... - Сашка вдруг
с  удивлением  почувствовал,  как  его  кольнула  игла  ревности.  Ярина
почувствовала, прильнула щекой к  плечу.  -  Ты  не  думай,  он  мне  не
нужен... Просто девки все уже с парнями гуляют, а  я  одна,  как...  Они
смеялись, говорили, что из-за гордости своей одна останусь.  Мне  до  их
слов всегда ровно было, а тут как подцепило стать. Как батюшка  говорит:
"Опять тебе, доча, вожжа под хвост попала!"  Я  виду-то  не  подала,  да
очень уж захотелось узнать, каково это - с парнем? А он мне  понравился,
волосы - как смоль... Вот и пошла с ним плясать, да через костры сигать,
а после он мой венок из реки выудил... Знаешь, как это?  Плетут  девчата
венки и запускают в реку на суженого, а парни по течению ждут,  ловят...
Чей попался - с той и идти...
   - А что ж не заладилось?
   - Он горяч оказался. Да не все мне по нраву  пришлось...  Иное  нужно
делать, только если оба хотят, а так... И потом, он ко мне прилип. После
ночи решил, видно, что все: я - его.  Будто  не  свободна.  Стал  других
парней задирать, если кто посмотрит. А он сильный, быстрый  как  рысь...
Отвадил всех. Надоел. Потому, когда сватов  прислал,  дала  ему  отворот
поворот. Он даже не понял вначале, а потом взъярился, грозиться  стал...
Ну, тогда его брат содвора и вышиб. Сила силу ломит...
   Сашка сидел, слушал. И этот Олель ему все больше не нравился. Он даже
почувствовал, что разозлился, и гнев, внезапно возникнув, стал  туманить
мысли. "Вот  ведь  угораздило  тебя,  рыжик!"  Она  взглянула  на  него,
затормошила:
   - А ну перестань  желваками-то  на  скулах  играть!  Не  хватало  еще
чего!.. - И, помолчав, вдруг сказала:
   - А у тебя-то женщин много было.
   Когда до Савинова  дошло,  что  это  не  вопрос,  а  утверждение,  он
удивился, и мысли о чернявом охотнике вылетели из головы.
   - С чего это ты взяла?
   - Да с того, видно же! Ты красивый, я с  некрасивым  не  пошла  бы...
(Ишь ты! - Сашка мысленноразвел руками. - Ну и  самомненьице-с!)  ...  И
необычный ты, странный... Думаю, что и у себя дома ты был странным -  не
как все. Таких бабы любят.
   "А в наблюдательности ей не откажешь, - подумал он. - Хоть  и  логика
хромает немного. Точнее, она нестандартная...  Но  вывод-то  верный!"  А
вслух сказал:
   - Да, ты права, но все это было до тебя.
   - А хоть бы и при мне! - сказала она, изумив его до потери пульса.  -
Главное, я хочу, чтобы тебе было хорошо. А я тебе многого не могу  дать.
Я ведь почти ничего не умею...
   Он обнял ее покрепче и нежно провел губами по шее, целуя: "Милая моя,
как же ты себя недооцениваешь! Лучше тебя у меня не было ни одной,  и  я
очень надеюсь, что не будет..."
 
*** 
 
   Он был очень странным, ее муж, пришедший с неба.  Она  видела  в  нем
великую силу, и в то же время он был мягок. И относился к  ней  не  так,
как обычно мужи относятся к женам. То, что он говорил ей, было необычно.
Если бы такое говорил другой - она не поверила бы. Но это говорил он.  И
она знала - все правда. Он не обидит и не оставит ее. В серых глазах его
за броней силы она видела что-то.  И  не  могла  понять  что.  Временами
казалось, что это - обычный страх, и это отталкивало  на  мгновение.  Но
потом она понимала: не страх - тоска таится там, в глубине. Этот человек
потерял целый мир. Он оказался в безмерном далеке от всего, что было ему
дорого, от всего, за что он сражался. И за малое время он успел  многое.
Стал одним из лучших воинов дружины, о нем пели песни, а песни поют не о
всех... Она знала, что он готов дать ей многое, готов  отдать  и  отдаст
всего себя. И не была уверена, что готова это принять. Такой дар  нельзя
не отдарить, а что у нее есть? Чем она может оплатить  его  любовь?  Да,
она любит его... Но так ли, как он заслуживает? Его великая вера  в  нее
заставляла искать ответа. В этом было что-то от несвободы. Она  боялась,
что угодила в ловушку... Но  это  странное  сочетание  силы  и  мягкости
обезоруживало.
 
*** 
 
   Савинов валялся на пригорке и смотрел на пробегающие  облака.  Теперь
вот так - снизу, и, как видно, уже навсегда. Конечно, можно  попробовать
смастерить планер...  Технология  вполне  позволяет.  Но  придется  идти
методом проб и ошибок. В математических расчетах он не  силен...  Яринин
отец наверняка поможет. Ему будет интересно  -  вне  всяких  сомнений...
Сделать раму, обтянуть берестой, полотном или пергаментом...  Правда,  в
последнем случае планер получится золотой в самом прямом смысле... А  то
-  сделать  двухместный  -  можно   будет   покатать   ее.   Ей   должно
понравиться... Девчонка - огонь! Вон как верхом скачет - амазонка!
   Он  с  хрустом  потянулся.  Тело  приятно   болело   после   воинских
упражнений. Сегодня работали один  -  против  двоих.  Хаген  на  пару  с
Храбром загоняли его до изнеможения, но в  конце  концов  -  получилось!
Сашка даже сам удивился. Однако когда  два  таких  воина,  да  если  еще
хорошо знают друг друга и умеют биться вместе, - это полная задница  для
противника. Неудивительно, что поначалу его "приканчивали" десять раз из
десяти... Интересно -  что  сейчас  делает  Яра?  Наверное,  ускакала  к
батюшке,  или  с  братом  на  торгу  болтает.  По  хозяйству   работники
управятся, хоть за ними и присмотр нужен... Да на то уж  они  с  Сигурни
подруги. Даром, что возраст  разный,  -  разницы  почти  незаметно.  Еще
неизвестно - кто над кем шефство взял... А может, сидит  рисует.  Талант
неожиданно открылся. Сидела, смотрела, как он бумагу переводит, схватила
лист и вот уже олешка изобразила. И ведь совсем неплохо!..
   Глаза  потихоньку  стали  смыкаться,  и  Савинов  не   заметил,   как
провалился в сон. Тот подступил  на  мягких,  кошачьих  лапках,  обернул
туманным одеялом, повел куда-то. Там тоже было небо,  трава  и  деревья.
Только  города  рядом  не  было.  Во  сне  он  куда-то   медленно   шел,
насвистывал, срубая веточкой головы одуванчикам. Те не сердились  -  все
равно лететь по ветру пушинкам. Были какие-то холмы, речка в  овражке  и
большая птица над головой. Орел? Ястреб? Птица кружила  наверху,  что-то
дружелюбно  покрикивая,  вроде  вела  куда-то.   Деревья   расступались,
открывая простор. Впереди лежала слегка холмистая степь без конца и  без
края.  Холмы  (а  может,  курганы?)  волнами  уходили  к  горизонту.  На
ближайшем что-то торчало. Птица летела а ту сторону, и Сашка шел за ней,
раздвигая высоченный седой  ковыль.  Вначале  ему  мнилось,  что  нечто,
нарушающее монотонность пейзажа, - обычная плоскомордая скифская баба...
Потом угол изменился, а может, он просто подошел ближе.  И  сердце  дало
сбой. Там, на вершине... Это... Крыло самолета! Он прибавил  шаг,  потом
побежал. Очертание консоли  знакомое:  "Ишачок"!  Как-то  вдруг  вершина
приблизилась, и вот уже он стоит и смотрит на  скрученные  и  вывернутые
лопасти винта. Мотор ржавым огрызком торчит из травы. Фюзеляж сплющен  и
смят, хвостовое оперение изгрызено пламенем... Но  на  нем  еще  заметен
белый двузначный номер  -  две  тройки...  Юрка...  Юрка!!!..  Он  орал,
пытаясь перевернуть изуродованный самолет, чтобы добраться до  пилотской
кабины. Ему не казалось  диким,  что  Юрка  погиб  в  Заполярье,  а  его
истребитель венчает курган в этой явно южной степи... И тут  за  стоящим
вертикально  крылом  возник  какой-то  шорох,  и  его  друг,   живой   и
невредимый, вылез, щурясь на солнечный свет.
   - Ну чего орешь, скаженный? - спросил он как ни в чем  не  бывало.  -
Вечно ты поспать не даешь.
   - Юрка! Но ты же...
   Тот хитро прищурился, посмотрел оценивающе:
   - Умер? Да ну?! А ты видел тело? То-то... - и пополз обратно в тень.
   - Постой! Так это правда?! Скажи...
   Друг обернулся, как-то внезапно проснувшись, поднялся на ноги:
   - Знаешь, Санчо, ты  потом  приходи.  Потрепемся  еще...  А  то  пора
тебе... Ой как пора!
   И тут Сашку затрясло. Дрожь началась где то в сердцевине его существа
и, нарастая, мгновенно распространилась по всему телу. Это была даже  не
дрожь, а настоящие конвульсии - вроде как при падучей. Пейзаж с Юркой  и
самолетом куда-то исчез и сменился ровным багровым фоном. И на этом фоне
внезапно  возник  и  стал   стремительно   увеличиваться   в   размерах,
изжелта-белый, словно раскаленный клин. И этот клин направлялся точно  в
середину Сашкиного лба.  Что-то  рвануло  его,  как  если  бы  он  падал
затяжным и открыл парашют только  у  самой  земли.  Только  рвануло  его
вперед, а не назад. Тело выгнулось дугой, совершив, из  положения  лежа,
невероятный  прыжок.  Еще  в  полете  Сашка   открыл   глаза   и   начал
оборачиваться. Но до того, как развернуться, он услышал  короткий  звук,
какой издает лопата, вонзаясь в дерн.  Только  это  была  не  лопата,  а
топор...
   Здоровенный черноволосый малый с хаканьем вырвал лезвие из  земли  и,
прыгнув вперед, замахнулся. Сашкин меч, который  тот  положил  себе  под
голову, оказался  у  малого  под  ногами.  Любитель  дурацких  сюрпризов
молниеносным движением ноги отшвырнул его в сторону. И напал.
   С топором он оказался мастак. Сашка  выхватил  нож,  и  они  на  пару
исполнили что-то вроде гопака. Черноволосый,  с  мрачной  рожей,  крутил
топором, стараясь подловить Савинова и одновременно не подпустить его  к
мечу.  Тот  отпрыгивал,  уворачиваясь,  хитрил.  Он   пытался   поиграть
дистанцией,  заставить  цыганистого   красавчика   вложиться   в   удар.
Неопытному человеку может показаться, что  с  размаху  -  самый  опасный
удар. Но все как раз наоборот. Пауза при сильном замахе велика: входи  -
не хочу. А уж если у тебя нож... Но чернявый глупостей не делал.  Крутил
короткие петли, играл топорищем, делая ложные замахи, а то  и  вовсе  на
миг замирал,  ожидая,  что  Сашка  купится.  Тот  покупаться  не  хотел,
ускользал, ловя шанс. Но шанса не было.
   Так они проплясали несколько минут. Сашка  отдавал  себе  отчет,  что
если бы такое приключение случилось с  ним  в  самом  начале  пребывания
здесь, чернявый давно уже сделал бы из него шашлык.  Однако  теперь  был
пат. На несколько мгновений они замерли, подстерегая друг  друга.  Сашка
пожалел, что нет второго ножа. Тот еще  утром  ухитрился  потеряться  из
засапожного чехла, пока побратимы самозабвенно  гоняли  его  по  поляне.
Можно было бы... Собиратель половинок черепов напал снова. Движения  его
были стремительны и непредсказуемы, но Савинову пока удавалось  каким-то
шестым  чувством  предугадывать   его   действия.   Танец   продолжился.
Оставалось надеяться, что стражи на стенах увидят  потасовку  и  отличат
бой насмерть от учебного. Хотя до стен было  далековато...  Он  даже  не
пытался урезонить психа - у того глаза были белыми от ненависти.
   У Сашки не было сомнений, что он видит перед собой того самого Олеля,
о котором  говорила  Яринка.  Парень  действительно  был  очень  красив,
какой-то мрачной,  свирепой  красотой.  Почти  на  полторы  головы  выше
Савинова, гибкий и ловкий, он  наверняка  и  вправду  являлся  одним  из
лучших  охотников  города.  Подкрался  бесшумно,  гад.  Сашке  вовсе  не
хотелось его убивать, он не знал, как отнесется к этому Яра, но Олель не
оставлял ему выбора. Убей - или сдохнешь  сам!  Вдруг  его  ухо  уловило
далекие крики и конский топот. Он уже обрадовался, что все обойдется, но
чернявый ревнивец зарычал, показав великолепные зубы, и  усилил  натиск.
Внезапно оказалось, что он уже почти оттеснил Сашку к воде.  Под  ногами
зашуршал прибрежный песок. Топот приближался. Олель  вдруг  остановился,
опустив топор, и Савинов облегченно вздохнул... Тот  ударил  снизу,  так
быстро, словно его оружие выстрелило. Сашке  пришлось  выгнуться  назад,
чтобы спасти голову, иначе чернявый поганец рассек бы ему челюсть на две
части. Край лезвия зацепил рубаху  на  груди.  Он  отскочил  назад...  и
оказался по щиколотку в воде. Чей-то голос проорал: "Стой!" Но Олель  не
слушал. Топорище обрисовало в воздухе сложный  иероглиф.  Нога  Савинова
скользнула на гальке... И  тогда  он  метнул  нож.  От  бедра,  хлестким
движением кисти, целясь прямо в искаженное ненавистью лицо.
   Охотник, зло усмехнувшись, небрежно отбил сталь обухом.  Нож  визгнул
куда-то вбок... Ждал, зараза!..  Но  Сашкина  правая  рука  уже  клещами
впилась в топорище, рванула. Черноволосый рефлекторно дернул  оружие  на
себя...  (Савинов  уже  замечал,  что  многие  местные,  прекрасно  умея
обходиться в драке без оружия, все же с трудом  переключались  с  одного
вида боя на другой.) Сашкина левая метнулась вперед, и в этот миг  Олель
бросился на него...
   Потом он долго пытался  себе  доказать,  что  хотел  только  вырубить
красавчика. Но тело помнило, как он довернул корпус, вкладываясь в  удар
на полную силу... Кулак попал черноволосому точно  в  кадык,  проламывая
хрящи... Того отшвырнуло назад. Он выронил топор и упал навзничь.  Когда
Храбр и Диармайд осадили коней, Олель  уже  не  дышал.  Сашка  потерянно
стоял над ним, глядя в снова  ставшее  прекрасным,  мертвое  лицо.  "Что
теперь  будет...  Что  будет..."  -  вертелась  в   голове   испорченная
пластинка. Он знал, что теперь очень долго его  станет  преследовать  во
сне страшный предсмертный хрип.  И  имя,  которое  он  прочел  на  губах
умирающего: "Яри... на, ... Я... ра..."
 
Глава 12 
ПО ПРАВДЕ 
 
   Убьет муж мужа, то мстит брат за брата  или  сын  за  отца,  или  сын
брата, или сын сестры; если не будет никто мстить, 40 гривен за убитого.
Если убитый - русин, или гридин, или купец, или ябетник, или мечник, или
же изгой, или Словении, то 40 гривен уплатить за него.
   Русская Правда
 
 
   - А мог не убивать? -  вопрос  застал  Савинова  врасплох.  Наверное,
потому, что он сам всю дорогу думал об этом. Ответ, казалось, был  прост
- не мог. Он ведь, зараза, с топором, а у меня вон  -  нож  только.  Все
честно, правдоподобно, и, конечно, ему поверят. Но сам-то  он  знал  без
тени сомнений - мог. Да  что  там  -  достаточно  было,  схватившись  за
топорище, повозиться несколько лишних секунд, и их бы успели  разнять...
Савинов поднял глаза на князя:
   - Мог.
   Ольбард помолчал, кусая ус, - думал. Диармайд с Храбром о чем-то тихо
переговаривались. Потом ирландец наклонился к князю и что-то  начал  ему
втолковывать вполголоса. Сошка, хоть и  стоял  невдалеке,  не  понял  ни
слова,  хотя  говорили  по-русски.  В  голове  у  него  звенела   гулкая
колокольная пустота. Ольбард, слушая Диармайда, все время  не  отрываясь
смотрел на Савинова  и,  казалось,  что-то  для  себя  решал.  Наверное,
прикидывал - как лучше поступить. Потом кивнул какой-то  своей  мысли  и
спросил:
   - А знал ли, что убитый тобою Олель жены твоей восхотел?
   "Ай да Храбр! Они же здесь, как в деревне,  -  все  друг  про  дружку
знают!" Сашка сам ни за что не стал бы впутывать в это дело Ярину, а вот
- решилось за него...
   - Знал.
   - Добро! Выходит, был ты в  своем  праве,  коли  он  на  тя  напал  -
вооруженный на спящего. Начала боя вашего стража  не  видела,  но  следы
твои слова подтверждают...
   "Интересно, какие следы там остались на сухой траве? Разве что  кроме
дырки в дерне от топора..." Хотя Сашка понимал, что в чтении  следов  он
полный профан, а для них всех - примятая травинка что автограф на  месте
преступления.  А  насчет  -  "в  своем  праве",  так   закон   здесь   к
посягательствам на чужую жену очень строг.  Коли  застанут  на  месте  -
голова с плеч, а коли не поймают - изгонят на все четыре стороны.
   - ... Закона ты не преступил, посему  и  виру  платить  не  должен...
Однако род Олеля большой, могут мстить,  коли  обиженными  себя  сочтут.
Потому головное заплачу за тебя я. Ты - моей дружины воин,  а  ссоры  да
которы мне во граде моем не нужны... То, что признал честно,  будто  мог
не убивать, - то добре. Да в бою всякое возможно. А Олель не таков  был,
чтобы решения свои менять. Стал  бы  искать  случая  своего  добиться...
Теперь иди.
   Сашка поклонился и вышел.  Голова  у  него  шла  кругом.  Как-то  все
слишком просто решилось. Понятно - князь хочет его защитить, прикрыть от
кровной мести. Но подтекстом в словах Ольбарда значилось,  что  градских
убивать больше не надо, иначе придется ему, князю,  судить  по  другому.
Закон для всех одинаков, а  вира  за  убитого  -  сорок  гривен,  деньги
большие.
   Храбр догнал его за дверями гридницы, остановил:
   - Помни, Олекса, что князь рек, - род Олеля большой, и хоть был тот у
них, словно кость в горле, а мстить за своего - то по Правде.  Может,  и
не станут, коль князь взялся виру платить, очистил тебя, - но  на  твоем
месте я бы поостерегся. У охотника трое родных братьев - все  мужи  уже,
да двоюродных - человек пять. Наш Согуд, кстати, тоже...
   - Согуд?
   - Ну да. Он явно-то мстить не станет - князь не  простит,  но  всякое
быть может. Вдруг он не забыл тебе зубов выбитых...
   Сашка  поблагодарил  побратима  и  пошел  дальше,  мрачно  прикидывая
последствия всей этой истории.
   О Ярине он старался не думать, да разве тут удержишься...  Упомянутый
Согуд, оказавшийся двоюродным братом убитого (по здешним меркам  родство
очень  близкое!),  поджидал  его  за  поворотом  галереи.  Стоял  молча,
набычившись, потом поднял на Сашку глаза. В них было что-то  непонятное,
будто старался воин подавить нечто, рвущееся наружу.
   - Ты, Олекса, не думай.. Олель, конечно, брат мне, но князь  рассудил
верно... Олель совсем голову потерял, с ним даже  отец  его  сладить  не
мог, да и погиб он  в  ту  зиму  на  охоте...  Родовичи  мои  мстить  не
станут... Да только жаль глупого...
   Савинов не знал, что и ответить, но  это  и  не  понадобилось.  Согуд
отвернулся и пошел прочь, опустив голову. Видать по всему - дружны  были
двоюродные братья. "Чертов псих! - зло подумал Сашка. - Все  изнахратил!
А ведь так хорошо было... Видно, правду говорят: если у вас все хорошо -
значит, вы просто чего-то не заметили!" Мысль его сразу  перескочила  на
Ярину. Он не знал - как будет смотреть ей в глаза. Соврать, что не  было
другого выхода, - не сможет. Он вообще не может ей врать...  Как-то  она
все воспримет? Он знал, что многие женщины,  которых  он  знал  в  своем
мире, устроили бы форменную истерику. Она - не такая, но то,  что  между
ними все случилось так быстро... Он не знал,  чего  ждать,  и  ему  было
по-настоящему страшно. Савинов понял, что не готов и не  может,  да  что
там - не имеет права ее потерять!
   Едва он ступил на крыльцо, как увидел ее. Она стояла посреди княжьего
двора и смотрела... Сердце  в  груди  дернулось  и  заколотилось.  Сашка
медленно спустился по ступеням. Мимо проводили  коней,  куда-то  спешили
отроки, кто-то колотил железом о железо. Все окружающее ушло куда-то  на
край сознания, словно покрывшись легкой туманной  дымкой,  он  же  видел
только ее глаза и таящееся  в  них  непонятное  выражение,  да  еще  как
девичья рука сжимает уголок наброшенного на плечи платка. "Боже  мой..."
Он пошел к ней через двор, мимо  занятых  своим  делом  людей,  а  Ярина
продолжала стоять. И лишь  когда  до  нее  осталась  всего  пара  шагов,
девушка двинулась навстречу... и обняла его, нежно так, успока