Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Вотрин Валерий. Человек бредущий -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  -
пче сжали шею Лопо, и она перестала стонать... ...И снова Изабелла поймала себя на том. что думает о Лопо так, как будто ничего не случилось, как будто доктор Салливан не сказал ей утром, что Лопоухий Первый намечен. На мгновение ее охватила безумная надежда: может быть, все это ей почудилось? Может быть, это лишь тягостный сон, как когда-то сны о муравьях? Но она знала, что это не сон. Ей было известно, почему доктор Салливан сообщил эту новость с подчеркнутым безразличием. Он давно понял, что она привязалась к Лопо. И она знала, что доктор Салливан не простил ей отвергнутых ухаживаний. Поэтому утром, хотя голос его звучал буднично и равнодушно, он не мог скрыть злорадства: - Да, знаете, а Лопо-то намечен. На полную... Говорят даже, что вы поедете за клиентом... ГЛАВА 9 Его память - как испорченная патефонная пластинка. Снова и снова он сидел в вагоне моно, откинувшись на спинку кресла и сквозь полуприкрытые веки смотрел на проносившиеся мимо бесконечные ряды домиков. Каждый раз, когда он ехал по монорельсу из университета домой в Хиллтоп или обратно в университет, вид десятков тысяч почти одинаковых домиков наполнял его тоской. Потом, в суете студенческой жизни, Оскар забывал об этих мыслях, и только бесшумно разворачивающаяся панорама из окна моно снова приносила юношескую печаль. Он пытался посмеиваться над собой. Вельтшмерц - мировая скорбь, - говорил он себе, - свойственна молодым людям С возрастом она проходит, и человек исправно совершает свой положенный на земле цикл: съедает столько-то тонн, выпивает столько-то цистерн, просыпает столько-то лет и благополучно умирает, чтобы освободить место другим, которые, в свою очередь, испытают вельтшмерц, вылечатся от юношеского недуга и начнут сновать по предназначенным им тропкам в человеческом муравейнике. Впрочем, мысли его текли на этот раз медленнее, чем обычно. Он не выспался накануне и сейчас то и дело начинал дремать, однако через секунду-другую снова открывал глаза. С детства он не умел спать сидя. Внезапно слегка вибрирующая тишина вагона взорвалась скрежетом и грохотом. С чудовищно томящей медлительностью он начал клониться вперед, и пупырышки на искусственной коже сидения превратились в холмы и горы. Затем - провал. И снова память стала прокручивать в замедленном темпе ленту проносившегося пейзажа, снова она разрывалась скрежетом и грохотом, и снова с рвущей сердце медлительностью летел он вперед со своего места. Падал в провал, из которого снова, как в бесконечной детской присказке, возникал вагон моно. "Этого не может быть, - вяло подумал он, - человек не может жить много раз. Наверное, я умер. Но смерть - это чувства, выровненные до нуля. Скорее всего, я жив". И вдруг он понял, почему память свернулась в бесконечное кольцо. Дальше вспоминать было страшно, дальше была тупая боль, которая наполнила все его тело, а может быть, и весь мир, потому что его тела было явно мало для такой сложной системы болей. И катастрофа получила в его сознании название: катастрофа. И к этому слову-координате начали подплывать другие слова: ужас, боль, смерть, калека, больница. Он начал ощущать свое полное тупой боли тело. Он уже каким-то образом знал, что вскоре должен будет открыть глаза, но пока можно было сопротивляться, этого делать не следовало. Пока глаза закрыты, была надежда, что его мучает дурной сон, что скоро с легким шорохом моно начнет тормозить, он выйдет, найдет такси и через полчаса окажется в старом родном доме на холме. Но даже с закрытыми глазами он уже не верил в сон. И как только понял это окончательно, боль стала острее, и он застонал. - Состояние, конечно, тяжелое, не будем скрывать от вас, - услышал он откуда-то издалека бесплотный голос, - но шансы есть... - Шансы на что? - спросил другой голос, почему-то очень знакомый. - На жизнь. Не больше... "О чем они говорят? - подумал Оскар. Наверное, о ком-то тяжело больном. И я тоже болен. А может быть, это обо мне?" Он поднимался теперь к сознанию с пугающей быстротой, боль упорно выталкивала его на поверхность. Но ему не хотелось подниматься. Там было тяжелое состояние, "только шансы". Но там был и знакомый голос. "Это отец", - подумал Оскар. Теперь он окончательно пришел в себя, но по-прежнему не открывал глаза. Нужно было дослушать, о чем говорили люди около него. - Что вы понимаете под словом жизнь? - глухо спросил отец. - О, мистер Клевинджер, не будем заниматься философскими определениями, особенно в такой час. У вашего сына раздроблена правая нога. Нужна ли будет ампутация - пока я вам сказать не могу, но пользоваться он ею безусловно не сможет. Вот рентгеновский снимок, смотрите, каша из костей. Очевидно, его ударило по ноге что-то тяжелое, скорее всего сорвавшееся сиденье. Повреждена и правая рука. Возможно, ее удастся спасти, но полностью ее функции, скорее всего, не восстановятся. Что касается повреждений внутренних органов... "Священный Алгоритм, - пронеслось в голове у Оскара, - лучше бы удар был чуточку посильнее..." - Но пока нас больше всего беспокоят почки и печень. Сказать точно еще трудно, но повреждения, увы, есть. Так что, мистер Клевинджер. жизнь, в данном случае, это не так уж мало - В голосе врача послышалась профессиональная обида человека, от которого профаны ждут больше, чем он может дать. - Скажите, доктор, непосредственной угрозы его жизни нет? - Думаю, что нет. Мы сделали все, что нужно. - Когда его можно будет забрать отсюда? - О. мистер Клевинджер, пока бы я на вашем месте не задавал таких вопросов. Кто знает... Если все пойдет хорошо, месяца через три-четыре... - Вы меня не поняли, доктор,- в голосе Клевинджера послышались нетерпеливые нотки человека, привыкшего, чтобы его понимали сразу, - я имею в виду, когда его можно будет забрать сейчас, до лечения? Доктор даже закашлялся от обиды. - Вы нам не доверяете? - Я вам абсолютно доверяю, доктор. Просто я... - Смею вас уверить, что условия в нашей больнице... - Я просто хотел... - ...лучшие медицинские силы... - ...забрать сына. После томительной паузы доктор спросил: - В другую больницу? - Н-нет, домой. - Простите, мистер Клевинджер.- голос доктора снова окреп, и в нем теперь угадывалось торжество специалиста, поймавшего, наконец, профана на совершеннейшей глупости. - Ваш сын в таком состоянии не может находиться дома. Даже самый лучший уход не может заменить больницы. Так что это совершенно отпадает. Я понимаю ваши чувства и представляю ваши возможности, но взять его домой было бы преступлением. Ваше право перевести его в другую больницу, если вы нам не доверяете, пожалуйста, но не домой... Оскару вдруг стало страшно. Зачем отец хочет его забрать? Слишком часто отец настаивал на своем... Он открыл глаза и тихо позвал: - Отец... Оскар увидел, как отец на мгновение замер, словно прислушивался, потом стремительно повернулся к сыну и жадно поймал глазами его взгляд. Лицо его на секунду передернула жалобная гримаса, он с усилием сделал глогательное движение. Глаза влажно заблестели. Он нежно коснулся пальцами лба Оскара и провел ими по носу, губам, подбородку. Давно забытая детская восторженная привязанность нежным и горячим облаком поднялась из глубин души юноши, и он почувствовал, что и лицо отца, и комната вдруг потеряли резкость. Он плакал. - Не бойся, сынок, - сказал отец, и Оскару захотелось поверить отцу, как он когда-то верил каждому его слову. Но не мог. И не только потому, что их разделяли годы все более сильных ссор, но и потому, что слышал слова доктора. Одноногий и однорукий калека. Почему удар пришелся не по голове? Почему? - И не плачь, - сказал отец. - Я знаю, что разочаровал тебя. Наверное, сыновья всегда разочаровываются в своих отцах. когда вырастают. Но, поверь мне на этот раз, прошу тебя. Я обещаю, что ты выздоровеешь и будешь нормальным человеком. Оскар услышал, как вздохнул врач. Он бы и сам вздохнул, но страшно было набрать в грудь чуть больше воздуха. - Завтра можно будет? - спросил Генри Клевинджер доктора. - Забрать вашего сына? - Да. - решительно сказал Клевинджер. - Как вам угодно. - сухо сказал доктор. ГЛАВА 10 Отец, ты обещал объяснить мне, куда мы летим, - сказал Оскар Он лежал укутанный одеялом на широких удобных носилках в салоне самолета. Ровный гул легко срывался с двигателей и уносился куда-то назад. - Сейчас, сейчас, отдохни немного, - сказал Генри Клевинджер. - Как вы себя чувствуете? - спросил полный врач с сонным выражением лица и взял своими пухлыми теплыми пальцами запястье Оскара. - Как будто ничего. - Давайте сделаем укол, и вы спокойно проспите всю дорогу. Мисс Джервоне, шприц, пожа луйста... Немолодая сестра с постоянно испуганными глазами торопливо раскрыла саквояж. - Нет, нет,- сказал Оскар.- Я чувствую себя вполне прилично. Я хочу поговорить с отцом. - Доктор Халперн, это возможно? - спросил Генри Клевинджер - Вполне. Пульс почти нормальный, наполнение хорошее. - Отлично. Тогда, если вы не возражаете, мы бы хотели поговорить. Вы можете пока побыть в заднем салоне. Сестра послушно вскочила на ноги, и Оскар поймал на себе ее какой-то странно напряженный взгляд. - Тебе удобно, сынок? - спросил старший Клевинджер, и Оскару показалось, что в голосе отца прозвучала нотка неуверенности. - Да. - Хорошо. Я знаю, Оскар, что ты не разделяешь многих моих взглядов. Я тоже не всегда могу согласиться с тобой. Наверное, это неизбежная война поколений. Но я прошу внимательно выслушать меня и постараться понять. Заранее хочу тебя предупредить, что все тобой услышанное должно быть сохранено в абсолютной тайне. Не спрашивай почему - ты поймешь сам. Однажды, когда твоей сестре было два года, мой знакомый как-то сказал мне, что со мной хочет поговорить один молодой ученый. Я ответил, что филантропом себя не считаю, денег не даю и молодых гениев не поддерживаю. Тем не менее он настаивал, и я согласился. Назавтра мне позвонил этот ученый, назвался доктором Грейсоном и просил меня приехать к нему. Мяе неудобно было отказываться, и я поехал. Меня встретил энергичный молодой человек и с места в карьер объявил, что может предложить мне хорошую сделку. Я ответил, что ничего покупать не собираюсь, но Грейсон как-то странно улыбнулся. Я как сейчас помню эту улыбку, хотя прошло больше тридцати лет. - Мистер Клевинджер, - сказал он, - я бы никогда не решился побеспокоить вас, если бы не был уверен, что мой товар вас наверняка заинтересует. Надо сказать, что в докторе Грейсоне есть что-то от артиста. Он подошел к двери и царственным жестом распахнул ее. В комнату вошла молодая женщина, ведя за руку двухлетнего мальчика. - Знакомьтесь, - сказал он, - это моя жена Мелисса и сын Эрик. Я поклонился. Женщина ничем примечательна не была, а мальчуган был точной копией отца. Должно быть, доктор поймал мой взгляд, потому что достал из стола два конверта, извлек из них две пачки фотографий. На всех фотографиях был изображен Эрик. Я не мог понять, что этому Грейсону надо. "Может быть, он хочет продать мне сына?" - подумал я. - Как по-вашему, кто изображен на фото? - спросил меня Грейсон. Я пожал плечами. Вся эта нелепая мистификация начинала злить меня. Ты ведь знаешь мой характер. Оскар. Я не терплю неопределенности, загадок, намеков... - Ваш сын, - сухо ответил я и встал. - Вы ошибаетесь, мистер Клевннджер, - торжествующе воскликнул Грейсон. - На одних изображен я в возрасте двух лет, на других - действительно Эрик. Если вы сможете определить, где кто, я попрошу у вас прощения за отнятое время и мы тут же расстанемся. Мне ничего не оставалось, как присмотреться к фотографиям. Мистер Грейсон, по-видимому, шутил. Такого сходства быть не могло... Фотографий было дюжины две, открыточного формата, черно-белых и цветных. И на всех был снят один и тот же мальчик - Эрик. Вся эта мистификация мне изрядно надоела, и я снова встал, на этот раз уже решительно. - Благодарю вас. доктор Грейсон, - раздраженно сказал я. - Я не покупаю детские фотографии, даже оптом... - Переверните фото, - властно сказал Грейсон, и сам не знаю почему, но я повиновался. На части фото стоял штамп фотографа и дата, заверенная печатью нотариуса. Год, когда не только Эрика, но, наверное, и его матери еще не было на свете. Или дата фальшивая, или... Я не знал, что и подумать. Грейсон посмотрел на меня с нескрываемым торжеством. Он кивнул жене, и та вышла вместе с мальчиком. Грейсон выдержал эффектную паузу и небрежно заметил: - Должен вам признаться, мистер Клевинджер, что Эрик вовсе не сын мне. - Как? - не выдержал я. - А кто же? - Он моя копия, мой слепок. - Это я видел, - нетерпеливо воскликнул я. - Нет, вы меня не поняли. Я говорю не фигурально. У Эрика не было отца и матери в общепринятом смысле этих слов. Дело в том, мистер Клевинджер, что перед вами гений. Да, да, я не знаю других слов, которыми можно было бы описать мои способности в биологии. Я именно гений, как ни странно звучит такое заявление о самом себе. Я не тщеславен, я просто констатирую факт. Я сделал то, чего еще никому не удавалось сделать. Со временем, вероятно, кто-нибудь этого и добьется, но я первый. Ты ведь знаешь, Оскар, я человек по природе не впечатлительный и не доверчивый. Но я не засмеялся. В Грейсоне бурлила какая-то дьявольская энергия, он излучал фантастическую уверенность. Он оказался прав: я забыл о времени. - Вы, возможно, знаете, что весь наследственный код, спрятанный в спиралях ДНК, то есть вся информация, которая определяет, что из этой клетки вырастет, допустим, человек среднего роста с карими глазами или саблезубый тигр, склонный прыгать своим жертвам на спину, содержится не только в половых клетках, но и во всех обычных соматических. Мне удалось актвизировать обычную соматическую клетку. Я взял у себя изо рта кусочек слизистой оболочки. Это не операция, боже упаси! Клетки слизистой я поместил в подходящую среду. Затем я взял яйцеклетку Мелиссы... - Позвольте, - сказал я, - но вы же только что... - Не торопитесь, - строго сказал Грейсон, словно я был его учеником. - Я обманул природу. Я извлек из ее яйцеклетки ядро и на его место вставил ядро клетки, взятой из слизистой моего рта. Затем подготовленную яйцеклетку я ввел опять в матку Мелиссы. Беременность развивалась нормально, и через девять месяцев она родила Эрика. Однако она была всего лишь сосудом, укрывавшим и кормившим его. Никаких наследственных признаков передать ему она не могла, ибо клетка, из которой развивался Эрик, несла мои и только мои наследственные признаки. Таким образом, Эрик не мой сын и не сын Мелиссы. Он - моя копия, мой точный слепок. Отсюда и сходство, которое так вас поразило. - Значит, - сказал я, - отныне можно иметь детей, которые будут точными копиями... - Совершенно верно. Мало того, скоро женщина не нужна будет даже для того, чтобы вынашивать такую копию. Еще полгода - ну меня будет искусственная матка... - Боже... - пробормотал я. - Но это еще не все, - вдохновенно продолжал Грейсон. - Может быть, вы слышали, что пересадке органов одного человека другому мешает биологическая несовместимость. Организм распознает чужие белки и решительно отторгает их. Мои слепки абсолютно неотличимы по белкам от хозяина. Если бы сейчас или когда-нибудь впоследствии нужно было бы взять какой-нибудь орган Эрика и пересадить его мне взамен вышедшего из строя - я, разумеется, отбрасываю возрастную разницу, дело не в ней, - такая операция была бы гарантированно успешной. Таким образом, можно всегда иметь живой склад запасных частей, от почек до конечностей. Мало того, я уверен, что со временем смогу взять тело слепка и прирастить к нему голову хозяина. Это вопрос лишь хирургической техники и терпения. Человек может иметь несколько своих слепков; своего возраста и моложе, чтобы всегда под рукой было молодое здоровое тело... - ...Но...- пробормотал я, слишком потрясенный, чтобы собраться с мыслями,- ведь эти ваши слепки... - Я догадываюсь, что вы хотите сказать,- кивнул Грейсон.- Все зависит от воспитания. Слепок может стать абсолютно полноценным человеком и может остаться существом слаборазвитым. И не нужно никаких особых мер для этого. Вырастите слепок в искусственно созданной среде, где с ним никто не разговаривает, - и вы получите существо, к которому можно будет относиться как к домашнему скоту, то есть в нужный момент забить, не мучая себя угрызениями совести. - Но ведь это все-таки будут люди? - Нет. Это будут животные. Какая, в конце концов, разница, сколько у животного ног, четыре, две или пятнадцать. Человека от животного отличает только разум, самосознание. Мои слепки будут в меньшей степени людьми, чем, скажем, собаки. - И что же вы хотите от меня? - спросил я.- Чтобы я финансировал ваши работы? - О нет, мистер Клевинджер. Этого я от вас не жду, да это мне и не нужно. Я не собираюсь публиковать свои работы, - холодно сказал Грейсон. - Мало того, я постараюсь, чтобы о них знало как можно меньше людей. Мне не нужна свора моралистов, юристов, ханжей и завистливых коллег. Вы представьте на минуточку, какой визг поднялся бы во всем мире, если бы то, что я рассказал вам, было опубликовано. Коллеги мои охрипли бы от лая. Юристы мигом доказали бы, что я совершаю преступление против личности в частности и человечества вообще. И только за то, что я гений. Весь исступленный их лай был бы чисто защитной реакцией. Ведь посредственности куда легче загрызть гения, чем понять его и признать тем самым свою никчемность. Нет, они мне не нужны. Мне не нужна слава. Я хочу работать один. Где-нибудь подальше от нескромных глаз я создам колонию слепков, и те, кто может платить, будут иметь ходячие запасные части. Я не прошу у вас деньги вперед. Но позвольте мне создать слепки членов вашей семьи, и когда вы их увидите собственными глазами, я уверен, вы захотите заплатить мне за них... Генри Клевинджер замолчал, откинувшись на спинку кресла, и начал раскатывать между пальцами сигарету. Закурив, он посмотрел на сына, и Оскару показалось, что в глазах отца он прочел напряженное ожидание. - Значит, ты выглядишь таким молодым, потому что... - Да, ты не ошибся... Это тело, строго говоря, не мое. Оно принадлежит моему слепку, который был на тридцать лет моложе меня... Доктор Грейсон не преувеличивал своих возможностей. Он сделал все, о чем говорил. Он действительно разработал эту фантастическую операцию по пересадке головы. Мало того, он нашел способ как-то воздействовать на мозг - мозг тоже начинает молодеть. Слепок, давший мне тело... - Ты его видел... перед этим? - медленно спросил Оскар. - Да, - почему-то торопливо кивнул Генри Клевинджер. - Он не был человеком. Человек - ведь это не тело, не мышцы, кровь или железы. Человек - это душа, разум. А у него их не было. Впрочем, ты это увидишь сам. - Это

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору