! Королева наездников я, ты сам сказал... Прощай.
     -- Да погоди ты! -- рассердился Юстин. -- Я по-человечески с тобой... Я
тебе  колбасы принес. Я  ее сам  нечасто ем.  А тебе принес --  хлеба, сыра,
молока...  колбасы... А ты куда девалась? И как после этого поверить, что ты
не нежить?
     -- А, -- Анита запнулась. -- Я в самом деле... Ты извини. Мне надо было
быстро уйти... -- и она опустилась на траву, прямо где стояла, и приглашающе
похлопала по земле рядом с собой.
     Юстин потрогал оберег на шее -- и сел. Анита тут же вытащила свой ножик
и заключила их обоих в круг.
     -- Мне надо  было  уйти, -- повторила Анита. -- Понимаешь... Я человек,
такой же, как и ты. Можешь  мою руку потрогать  -- теплая... Это что у тебя,
оберег? Я его хоть на себя надеть  могу, и мне  ничего не сделается.  Потому
что я человек.
     -- А куда ты девалась? -- мрачно спросил Юстин.
     Анита вздохнула:
     -- Ну, есть у меня один... способ... Я на солнце смотрю.
     Юстин невольно поднял глаза к ясному небу. Зажмурился:
     -- Я тоже иногда смотрю... Через стеклышко. Ну и что?
     Анита кивнула, будто обрадовавшись:
     -- Вот-вот... Через стеклышко. И я...
     Она  коснулась  цепочки на  шее --  на  цепочке  болталось  закопченное
стеклышко, очень темное, круглое, с отшлифованными краями.
     --  Я смотрю  через  него  на  солнце,  и оно переносит меня домой,  --
шепотом  объяснила Анита. -- А  если солнца нету... Я тогда,  помнишь, когда
наездники... Я  на закате не ушла, хотела поближе на них посмотреть. А утром
были тучи... А если тучи, я не могу попасть домой. И если бы я  тогда, в тот
просвет, солнце не поймала -- неделю  мне тут сидеть, а отец... Он, в общем,
не понял бы.
     Юстин молчал. Смотрел на круглое стеклышко.
     -- Это заговор? -- спросил наконец.
     Анита усмехнулась:
     -- Скажешь такое... Это не заговор. Это магия.
     -- Да? -- Юстин повел лопатками, будто от холода.
     -- Ничего  особенного,  --  с напускным  равнодушием сказала Анита.  --
Посмотришь -- и дома...
     -- А можно мне посмотреть?
     Анита отпрянула. Быстро спрятала стеклышко за вырезом платья:
     -- Ты что, хочешь оказаться у меня дома?
     В голосе у нее был такой ужас, что Юстин помрачнел:
     -- А что?
     -- Ничего, -- сказала Анита. -- Просто... ни к чему это.
     -- А оно только к тебе домой переносит?
     -- Отсюда -- да,  -- кивнула Анита. -- Из дома -- в любое... место.  То
есть,  конечно, не  в любое, но во многие места. Надо захотеть.  Если старое
место -- то вспомнить. Если новое -- представить.
     -- Значит,  -- сказал Юстин, -- значит,  сегодня ты  захотела вернуться
сюда?
     Анита отвернулась:
     -- Да... Чего особенного?
     -- А зачем? За черешнями? Понравилось?
     Она покосилась на него почти неприязненно:
     --  Знаешь, если все время шутить одинаково, то шутка становится чем-то
совсем другим, тебе не кажется?
     -- Ну извини, -- сказал Юстин, чувствуя себя дураком.
     -- Мне здесь понравилось, -- сказала Анита просто.
     И в полной тишине этого утра они замолчали. Надолго.
     Анита сидела вполоборота к Юстину. Русые волосы были не распущены,  как
в прошлую встречу, но аккуратно  подобраны гребнями.  В  мочке розового  уха
поблескивала зеленая искорка-серьга. Анита смотрела мимо Юстинова взгляда --
вдаль.
     -- Знаешь, -- сказал Юстин,  --  наверное, тебе  не следовало  вот так,
сразу,  открывать свою тайну  кому попало. Другой человек  мог бы... обидеть
тебя. Отобрал бы стеклышко, разбил...
     Анита удивленно на него покосилась:
     -- Ты думаешь, я  дура?  Я же вижу,  с кем говорю... Ты  же мне колбасу
принес, вот какого лешего ты потащил колбасу незнакомой воровке? А?
     -- Наверное, ты права, -- смущенно согласился Юстин. -- Наверное...
     Снова замолчали.
     -- А я один остался, -- сказал Юстин. -- Дед уехал на ярмарку... Раньше
завтрашнего вечера и ждать нечего.
     -- Слушай, --  после  паузы сказала Анита,  и голос  у  нее  был  почти
торжественный. -- Покажи мне, как вы живете, а?

        "x x x"

     Юстин опасался, что Огонек не примет нежданную гостью -- но тот, хоть и
не радовался особенно, команды послушался и убрался под порог, звеня цепью.
     Анита, как оказалось, совсем не боялась собак.
     Она восхищалась  козами, курами,  она заглядывала  в печь, с  восторгом
брала в руки грубые тарелки и миски, залезала на лавку, чтобы понюхать пучок
сушеных трав под потолком:
     -- Здорово!
     Юстин  стеснялся их с дедом дома -- убогого, не очень чистого, сырого и
темного.  Юстин  не  понимал,  где  должна  была вырасти  девушка,  с  таким
интересом разглядывающая  печной ухват. Против  Юстинового  опасения, дедовы
"штучки" (заготовки для  оберегов, лягушачьи кости,  перья диковинных  птиц,
клубки цветных ниток и  заговоренный  воск) нимало Аниту  не заинтересовали.
Расписные  деревянные  ложки  увлекли ее куда больше;  правда, за все время,
пока Анита  изучала дом, двор и сарай, между ней и Юстином не было сказано и
двух слов -- Анита всякий раз останавливала Юстина, когда тот пытался что-то
объяснить:
     -- Потом...
     Потом они вышли во двор, Анита изъявила желание сесть на землю, и Юстин
подстелил ей рогожку. Анита дождалась, пока рядом усядется Юстин, и вытащила
свой ножик,
     Юстин смотрел, как она вырезает круг. Краем сознания  прошла мысль, что
к дедовому возвращению надо будет затереть след ножа на земле.
     -- Спасибо, -- сказала Анита. -- Жалко, что печку растопить нельзя. Мне
хотелось бы посмотреть, как туда дрова бросают.
     -- А у тебя дома, -- осторожно спросил Юстин, -- печку топят чем?
     Анита перестала улыбаться. Подумала, потрогала кончик носа:
     -- У меня дома печки вообще нету. Про мой дом давай не говорить, ладно?
     -- Это  немножко нечестно, -- сказал Юстин. -- Я же тебе все показал...
Все, что у меня есть.
     -- Ну да,  --  Анита нервно скомкала подол.  -- Конечно,  это  не очень
честно...  но  только что  поделаешь?  Есть такое слово  -- "нельзя". Слышал
когда-нибудь?
     -- Но ведь мы же в кругу, -- напомнил Юстин. Девушка насторожилась:
     -- А что ты знаешь про круг?
     -- А что мне надо знать?
     Анита отвернулась:
     --  Ничего  не  надо  знать. Не  твое это  дело. Просто  мне захотелось
сегодня прийти... Сюда. Я и пришла. Скоро уйду.
     Мимо сидящих прошла  рыжая курица. Походя склюнула  какого-то жучка. На
куриной спине уродливым черным пятном лежала заговоренная дедом смола.
     -- У тебя отец строгий? -- предположил Юстин.
     -- Да, -- нехотя отозвалась Анита.
     -- А мама есть?
     -- Нету... Слушай, мне правда скоро пора.
     -- А я не буду тебя расспрашивать. Сиди спокойно.
     Анита вдруг улыбнулась:
     -- Да нет, спрашивай, я не боюсь. Если не смогу ответить, так и скажу.
     Юстин понял, что волнуется.
     -- Твой дом далеко? -- начал он осторожно. Анита кивнула:
     -- Да. Наверное. А может быть, не очень.
     Юстин помолчал, выбирая вопрос.
     -- Твой дом... там всегда светит солнце?
     Анита посмотрела удивленно:
     -- Нет. Там вообще нет...
     И она зажала себе рот рукой.
     -- А как же ты тогда смотришь через стеклышко? -- спросил Юстин, ощущая
неприятный тяжелый холод в груди.
     -- А я там не на солнце смотрю, -- сказала Анита глухо.
     -- Это под землей? -- спросил Юстин,
     -- Может быть, -- вздохнула Анита.
     -- Твой отец...
     Анита резко подняла голову, взглянула на солнце, зажмурилась:
     -- Мне пора,  Юстин. В прошлый раз, когда я опоздала, мне такое было...
Лучше сейчас уйти, а то вон туча ползет, смотри!
     И Юстин поддался на детскую уловку. Глянул туда, куда указывала  Анита,
а когда обернулся снова -- рядом с ним уже никого не было.
     Вообще никого. Только куры.
     На цепи скулил Огонек.

        "x x x"

     Дед вернулся  на другой день. Едва посмотрев в его здоровый глаз, Юстин
понял, что новости плохие.
     -- Худо с торговлей?
     -- Какая уж торговля! -- Дед  стоял, привалившись к стене, и безучастно
смотрел,  как Юстин  распрягает лошадь. --  Пришли  наездники  -- быть беде,
помнишь мои слова?
     -- Что  случилось-то? -- Юстин старался говорить как можно небрежнее, в
то  время  как руки почему-то начинали дрожать.  Лошадь, которую  дед обычно
щадил, теперь чувствовала себя плохо:  мокрая, заморенная, со следами батога
на спине.
     Ее немилосердно погоняли.
     -- Наш-то войну затеял, -- проговорил дед глухо.
     Юстин не стал переспрашивать. "Наш" -- означало "князь".
     -- Войну, -- продолжал дед с отвращением. -- Жди рекрутского набора!
     В голосе его звучал ужас, который не удавалось скрыть.

        "x x x"

     -- Что ты делаешь? -- спросила Анита.
     Юстин  с  трудом разогнул  спину.  Посмотрел  вверх; увидел  щегольские
кожаные туфли, ноги, стоящие в траве у свежевырытой ямы, так близко  к краю,
что осыпались черно-рыжие комья.
     -- Что ты делаешь? -- повторила Анита обеспокоено. -- Это что,  могила?
Кто-то умер?
     -- Это моя могила, -- сказал Юстин нехотя.
     -- Что?!
     Прежде чем он успел возразить, она легко спрыгнула к  нему, на дно ямы,
в глину.
     -- Что? Ты что, Юстин?
     Ему захотелось успокоить ее. Потому что она действительно испугалась не
на шутку.
     -- Рекрутский набор, -- объяснил он мягко. -- Приедут вербовщики, а дед
им  мою  могилу  покажет.  Нет,  -- он улыбнулся, -- пустую. Но могилу  надо
соорудить по всем правилам, чтобы вербовщики поверили.
     Анита  нахмурилась. Посмотрела вниз,  на  грязную  лопату  в  Юстиновых
руках; подняла взгляд:
     -- Рекрутский...
     -- Рекрутский набор, -- со вздохом повторил Юстин.
     Анита   без  слов  попыталась  выбраться  из  ямы,  но  влажная   земля
проминалась под  носками  туфель, и  ноги соскальзывали, оставляя борозды на
стенке  Юстиновой могилы. Он помог ей; под светлым платьем, сшитым  из очень
тонкой,  очень мягкой материи, напрягалось теплое тугое  тело, и когда Анита
выбралась  наконец наверх, Юстину стало  жаль, что дозволенное прикосновение
закончилось.
     Потом  он увидел,  что  на  светлом  платье  остался  след  его грязных
ладоней. Ему сделалось неловко.
     -- Я тебя запачкал...
     -- Ерунда, -- Анита села на траву.
     Юстин выбрался следом -- чумазый,  потный, смущенный.  Молча сел рядом;
Анита обвела на земле круг -- и сразу же заговорила:
     -- Рекрутский набор -- это в солдаты?
     -- Да. Наш затеял войну... Снова. Наш князь.
     Анита свела брови. Выпятила нижнюю губу:
     -- Что-то я слышала... Ты думаешь, вербовщики поверят?
     Юстин пожал плечами:
     -- Надеюсь...  Вот  живи мы с дедом  в  поселке или на хуторе --  тогда
некуда было  бы деваться,  только  в леса уходить...  А так -- может быть, и
поверят. Ты же им не скажешь? -- спохватился он вдруг.
     Анита обиделась. Юстин смутился снова:
     -- Ты... это...
     Она сидела  рядом, и на платье  ее  ясно виднелись  следы  его ладоней.
Юстин потер руки  одна о другую;  ладони помнили прикосновение  и  не хотели
забывать. Разозлившись, он  несколько раз громко хлопнул в  ладоши --  чтобы
хоть болью прогнать воспоминание.
     -- Ты кому  хлопаешь?  --  улыбнулась Анита, и  Юстин понял, что она не
сердится.
     --  Я глупость брякнул,  --  признался  он честно.  --  Тебе  платье...
замазал. Дома ругаться не будут?
     Анита покачала головой:
     --  Не  заметят.  Я ведь  иногда,  если  из  дома  переношусь  и  место
перепутаю, так в ручей падаю или в болото... И такая домой возвращаюсь -- ну
просто хоть к лешему в дупло!
     -- "Переношусь" -- это когда в стеклышко смотришь?
     -- Ага...
     -- А как ты к нам в сад попала? В самый первый раз?
     Анита смутилась:
     -- Ну...  Мне тогда черешен захотелось. И  я загадала такое  место, где
уже созрели черешни...
     Юстин засмеялся, а  Анита  взглянула на небо.  Солнце  то  пряталось за
неширокие ленты  облаков, то выныривало снова, однако  Анита смотрела не  на
солнце; черная туча, не похожая  на прочие облака, обозначилась на востоке и
быстро приближалась, захватывая все небо, растягиваясь частой сеткой.
     Вороны.
     Юстин разинул рот. С того самого дня, как в саду побывали наездники, он
не видел ни одной птицы; теперь вороны летели тысячами, будто на чей-то зов,
закрыли собой все  небо -- ни края, ни конца  молчаливой стае не было  и  не
предвиделось.
     -- Вот оно, -- тихо сказала Анита. -- Быть войне.
     Юстин обхватил плечи выпачканными в земле руками:
     -- Добычу чуют...
     Дед  рассказывал, как его  самого когда-то забрали в рекруты -- еще при
батюшке  нынешнего  князя.  Немного, впрочем,  рассказывал;  больше говорили
слепой глаз, шрамы на лице и следы палки на спине.
     И ненависть к воронам.
     -- Чуют, -- мрачно подтвердила Анита.
     И оба посмотрели на почти полностью готовую могилу.
     -- Вашего князя Краснобровым зовут?
     Вороны все летели и летели.
     -- Да... -- не сводя глаз с могилы, пробормотал Юстин.
     -- "Краснобровому вечно  тесно в  отцовых границах", -- сообщила Анита,
будто повторяя чьи-то слова. -- "Но на этот раз заварушка закончится не так,
как ему хотелось бы".
     -- Что? -- удивился Юстин. Вороны все летели и летели.
     -- Хочешь, я предупрежу тебя, когда  вербовщики в  вашу сторону двинут?
-- просто спросила Анита.
     Юстин захлебнулся:
     -- А ты... Ты можешь?
     -- Попробую,  --  Анита  нахмурилась. --  Слушай, небо  затягивает: мне
пора. Отвернись.
     -- Погоди, -- быстро проговорил Юстин. -- Ты в следующий раз... когда?
     -- Попробую  поскорее,  -- деловито пообещала Анита.  -- Ну, отвернись,
давай!
     И Юстин покорно отвел глаза -- как будто Анита собралась купаться.
     Вороны все летели, но девушки рядом  уже не было; Юстин тщательно затер
нарисованный на земле круг.

        "x x x"

     -- Непростая у тебя подружка, -- сказал дед.
     Юстин помрачнел.
     -- Но  она -- не нечисть,  -- продолжал  дед  серьезно.  --  Я ее следы
волчьим порошком посыпал -- и хоть бы что. Человек, значит.
     -- Ну конечно, человек, -- сказал Юстин немного раздраженно.
     -- Я за тобой не шпионил,  -- проворчал дед.  -- Это ты от меня чего-то
прятаться надумал. А напрасно.
     -- Она  обещала предупредить, когда вербовщики в нашу сторону повернут,
-- сказал Юстин.
     Здоровый дедов глаз мигнул:
     -- А откуда ей знать-то?
     --  Я вот что  думаю,  -- сказал Юстин, осторожно вымакивая остатки ухи
корочкой  черного хлеба.  -- Я думаю,  отец  у  нее -- колдун. Хороший такой
колдун. И нездешний.
     -- Ясно, что нездешний, -- пробормотал дед. -- В округе таких нет. Я не
знаю.
     -- И вот еще, -- продолжал  Юстин, -- она сказала --  "ваш князь". А не
"наш князь".
     -- Колдунам князья так и так не указ, -- вздохнул дед.
     -- И еще, -- Юстин совсем разволновался, -- она говорила, будто слышала
где-то, а мне повторяла. Что  Краснобровому  вечно тесно в отцовых границах.
Что на этот раз он не победит.
     Дед долго разглядывал дно опустевшей миски.
     -- Да, -- вымолвил он наконец. -- Отец ее -- тот еще колдун... Но ты не
тушуйся.  Колдуновы  дочки   --  они  и  за  простых  замуж  выходят,  и  за
благородных,  и  за богатых, и  за нищих...  Им на  все  плевать, понимаешь.
Свободные они в своем выборе... Так что не робей.
     Ворочаясь  на  холодной  печи,  Юстин вспоминал  дедовы  слова  и молча
удивлялся:  как  деду  пришло в голову, что он,  Юстин,  сможет  жениться на
Аните?
     А потом не выдержал -- и поверил сам. И размечтался.
     Ох,  как  он мечтал! Какая длинная, какая  бессонная, какая  счастливая
выдалась ночь!
     Наутро не было солнца.

        "x x x"

     Могила получилась на славу; Юстину даже сделалось немножко страшно. Дед
ходил  вокруг косого камня  с выбитым  на  нем  Юстиновым  именем,  бормотал
заговоры, посыпал семенами трав --  и уже через  два  дня  могильный  холмик
выглядел так, будто сооружен был ранней весной, несколько месяцев назад.
     -- С весны тебя никто из чужих не видел, -- раздумывал дед. -- Поверят,
куда денутся... Еды себе собери, мешок приготовь, чтобы всегда под рукой. На
берег  пойдешь --  по  песку не ступай,  только  по камням... Вокруг  дома я
траву-отбивайку насадил, она любой запах отбивает, если собаку пустят -- как
раз до камня доведет...  Чего  смотришь,  Юстинка? Оробел? Не бойся, сто лет
проживешь. Если кому при жизни могилу соорудили -- сто лет проживет, это  уж
точно!
     Юстин молчал. Вот уже несколько  дней солнце проглядывало хоть изредка,
но все  же проглядывало, а Аниты не было и в помине, и у Юстина поскребывало
на душе. Вид собственной могилы не добавлял радости.
     Ночью он долго не мог заснуть, но не мечты одолевали  его -- страх. Как
только темная комната и дедово сопение провалились в никуда -- оттуда же, из
ниоткуда, вынырнула Анита: "Вставай же! Сколько можно тебя звать! Вербовщики
идут,  уже идут, вставай  же,  вставай!  Они уже близко!  Вставай,  вставай,
вставай!"

        "x x x"

     Дед стоял  у колодца,  облокотившись на сруб, пошатываясь. Рядом стояло
пустое ведро. Ни кур,  ни коз, ни поросенка, ни лошади не было ни слышно, ни
видно. Перед крыльцом лежал Огонек, над ним вились мухи.
     -- Дед?!
     Дед обернулся -- рубаха на нем была разорвана во многих местах,  сквозь
огромную  прореху на  спине  видны были свежие багровые  отметины  -- поверх
старых палочных шрамов.
     --  Злились, --  сказал дед с трудом.  Здоровый глаз  его  заплыл,  дед
смотрел  на  Юстина  сквозь  щелочку.  -- Сильно  злились,  Юстинка. Огонька
пристрелили...  Хотели могилу раскопать,  да  передумали. Скотину  со злости
забрали. Чуть дом не подпалили... Злились, в общем. Чуяли, что мы их дурим.
     Юстин помог деду сесть на скамейку у колодца. Быстро  вытащил воды, дал
напиться; дед долго умывался,  опуская разбитое лицо глубоко в ледяную воду.
Утерся остатками рубахи, улыбнулся, обнажая редкие зубы:
     -- Молодцы мы, Юстинка. Сберегли тебя.

        "x x x"

     Вторая  половина  лета  была  солнечной.  Время от времени  с запада на
восток пролетали  бессчетные стаи ворон  -- где-то шли сражения,  поставляли
воронам добычу.
     Наездники больше не показывались.
     Дед отлеживался; ради  него  Юстин топил печку  по вечерам. Деда  вечно
знобило; молока не  было,  яиц не  стало -- Юстин  ловил рыбу и  кормил деда
ухой, с ужасом думая, что станет осенью и зимой. Голод?
     Анита приходила каждый день,
     -- Я тебе поесть принесла, -- сказала она однажды.
     Юстин поперхнулся:
     -- Зачем? Я ведь не нищий...
     -- Ну ты же  мне колбасу предлагал,  -- нимало  не  смутясь,  возразила
Анита. -- Я тебе не как нищему, я как другу... И деда покорми.
     У  нее  в  узелке  было  копченое  мясо,  нарезанное  тонкими  розовыми
ломтиками. Солоноватый сыр, подобного  которому Юстин  никогда  не пробовал.
Белый хлеб, такой нежный, что таял во рту. Желтоватое душистое масло...
     -- Откуда? -- спросил дед.
     -- От верблюда, -- сказал довольный Юстин.
     Верблюда он видел однажды в детстве -- на ярмарке.

        "x x x"

     Они  сидели  в  границах  круга,  нарисованного  на   земле,  и   Анита
рассказывала, что  войско Краснобрового  полностью  разбито  в  сражении при
речушке Белой, что армия его противника, Ушастого Звора, преследует князя  и
скоро нагонит его и что предстоят большие перемены и потрясения...
     -- Куда уж больше, -- сумрачно отвечал Юстин.
     Дед понемногу выздоравливал -- но все-таки очень медленно.
     --  Наверное, ты прав, -- подумав, сказала  Анита. -- Всем, кто живет в
глуши, все равно, кто там сидит на троне -- Краснобровый или Ушастый Звор.
     --  Не все равно,  -- возразил Юстин. -- Если Краснобровый останется --
он  через  несколько  лет захочет  ответной  драки, снова  будет собирать по
дворам тех,