сам знаешь, не жалко.
   Он кинул Эльрику серебряный футляр, в каких хранят дорогие свитки.
   Эльрик  без  особого  интереса  достал  свеженький,   мягкий   пергамент.
Развернул его. И снова выругался. Но уже восхищенно:
   - Ханзер хисс!
   Это была карта.  Подробная  карта  Материка.  Переливаясь  всеми  цветами
радуги, империи,  баронства,  королевства  глянули  на  шефанго,  ослепив  и
восхитив  количеством.  Как  их  все-таки  много!  И  как  трудно  будет  им
объединиться, если Ямы Собаки начнут-таки завоевания!
   - Спасибо.
   - Да не за что. Я ж говорю - завалялась. У вас, я слышал, подробных  карт
Материка маловато.
   - У нас их вообще нет. Новых.
   - Ну вот и развивайтесь. Дикари. - Элидор соскочил с кровати, прошелся по
тесной келье, повторяя недавний маршрут де Фокса.
   - Ладно. Пора нам. Может, еще увидимся.
   - Как получится. - Эльрик вытряхнул из  сумки,  с  самого  дна,  шелковый
сверток. Встряхнул, разворачивая  блестящий,  струящийся,  сияющий  тьмой  и
зеленью плащ императора. Горностаевый мех лился светящейся рекой. - Держи. У
вас там, в замках, я слышал, сыровато.

Эльрик де Фокс

   Ветер несся по двору, собираясь  в  маленькие  смерчи,  прихватывая  края
плащей и играя лошадиными гривами.
   Кина плакала. И улыбалась сквозь слезы. И пришлось поцеловать ее в нос  и
соврать, что мы еще увидимся. А она поверила. Но все равно плакала.
   В большом смерче уже неслись облака. Ветер крутился, подвывая.
   Элидор поднял руку, прощаясь. Я кивнул. Вскочил в  седло,  и  Тарсаш  сам
пошел к воротам. А Кина и Элидор исчезли в воющем вихре.
   Вот и все.
   Теперь-то уж точно - все.
   Ну и наплевать!
   А я поеду домой. Ненадолго. Надо же, в конце концов, и дома побывать.

Часть III
БЕССМЕРТИЕ

   Мой путь отмечен кровью и клинком, Предательством и Родины и Веры. Я  был
рабом, владыкою, шутом, Я много убивал, любил без меры.
   Вы все, под властью рока и судьбы, Готовы стойко  переждать  ненастье.  И
всех вас ждут уютные гробы. А я иначе понимаю счастье.
   Мой Меч - мое проклятье и мечта, И продана душа за бесконечность.  Пускай
в груди тоска и пустота, Но я иду вперед, шагая в вечность.
   Так берегите душу, свой покой. Остерегайтесь выйти на дорогу. Я в  вечном
возвращении домой Иду и все не поспеваю к сроку.

ИГРОКИ

   - Мы проиграли.
   - Поражение нужно принимать достойно.
   - Мы проиграли. Мы потеряли все.  Что  будет  дальше?  Что  будет  потом,
когда...
   - Когда мы уйдем? Ничего. Нам некуда уходить.
   - Что же нас ждет?
   - Нас просто не станет.
   - Но ведь... Нет. Нет, так нельзя. Я не хочу. Нет!
   - Что толку от криков? Поучитесь выдержке у смертных.
   - Вы оба не правы, Творцы. Оба. Мы еще можем спастись. Победить.
   - Да? Как? Как, скажите? Что нужно сделать? Кто может помочь?
   - Смертные, кто же еще ? У нас есть наследный принц Айнодора.
   - Но он - один из Четверых, и мы не властны над ним.
   - Думаете, его придется упрашивать ? Он уже готов поднять войска.
   - Что сделает жалкая кучка эльфов?
   - Магов, Величайшие. Магов. Бессмертные рождаются с Силой и быстро учатся
управляться с ней. Мы все имели возможность  убедиться  в  этом  на  примере
шефанго. Пусть даже Айнодор  не  принесет  нам  победу,  но  эльфы  в  силах
освободить хотя бы несколько государств, что сейчас  захвачены  Тьмой.  Даже
этого будет нам достаточно, чтобы выжить. А  еще...  Вы  помните  легенду  о
Мече, Величайшие?
   - Я помню, что никто не может не то что завладеть им, никому не под  силу
просто добраться до Башни. Даже нам.
   - Нам - особенно. Неназываемый надежно спрятал  клинок.  Но  у  нас  есть
фигура, которой можно, или  даже  нужно,  пожертвовать.  Пусть  идет.  Пусть
попробует.
   - Это нереально.
   - Но ведь надобность  в  шефанго  отпала.  Четверых  действительно  нужно
ослабить. Так или иначе. А дерзость  императора  заслуживает  наказания.  Мы
ничего не знаем  о  Мече,  кроме  того  что  он  существует.  Значит,  можем
рассказать все что угодно. Пообещать. Придумать, в конце концов.
   - Достаточно просто рассказать легенду.
   - Мы не можем быть уверены в том, что шефанго не поднимет Меч против нас.
Тьма сильна в нем.
   - Да. Пока он понимает, что творит. Но ведь безумие пожирает его, неужели
вы до сих пор не поняли этого?  Нам  не  нужен  шефанго,  нам  нужен  Зверь,
живущий в нем. Зверь слеп. И мы направим его ярость в нужное русло.
   - Нет. Он не согласится. Он не пойдет против Темного.
   - Он - нет. Я говорю уже не о нем. Я говорю о Звере.
   - Что ж. В этом есть смысл. Но ведь ему не нужно Оружие. Его топор...
   - Вы забыли, что не один Разрушитель властен над Тварями?  Шефанго  нужно
Оружие. И скоро он сам это поймет.

Эльрик де Фокс

   Восток и Запад в последнее время пинают меня друг к другу, совершенно  не
считаясь ни с правилами приличия, ни с моими желаниями.
   Эннэм, Эзис, Венедия, Уденталь, Карталь, Аквитон, Готская империя,  снова
Эзис. Теперь вот Румия. Мы ехали на север, и я твердо решил  для  себя,  что
больше не буду ввязываться ни в какие авантюры.
   Хватит того, что уже было.  Интересно,  кстати,  куда  подевался  Сим?  С
эльфярой-то нашим все ясно, а вот половинчик исчез как-то на редкость  тихо,
и не было о нем ни слуху ни духу. Кина сказала, что Сима  отправили  куда-то
на север Эннэма. Поближе к Вольным городам. Ну да, он ведь  специализируется
на Востоке. Куда ж его еще? И теперь Сима не разыскать. А с учетом того, что
здесь скоро начнется, гоббера можно было похоронить заранее.
   Жаль.
   Я к нему привык.
   Забавно. Говорю "привык" не потому, что это отражает  реальное  положение
дел, а потому, что не умею и не могу подобрать слова, чтоб самому себе, хотя
бы самому себе, объяснить, на что это похоже.
   Начинаю понимать Кину, да и Сима, если уж на то пошло. Они все  твердили,
что нас Четверо. Заумь вроде. Мне и  сейчас  это  кажется  заумью.  Но  того
щемящего одиночества, которое навалилось после бойни  в  лесу  -  последнего
нашего боя вместе, - того одиночества нет.
   Странно это.
   Словно нити связующие  натянуты  между  нами  четверыми.  Сим  сейчас  на
берегах Восточного океана, а  Элидор  с  Киной  -  на  самом  западном  краю
Материка. Я - в центре. Там, где граничат Запад и Восток.
   И тем не менее мы вместе.
   Бред какой-то. Но пока бред этот жить не мешает  -  пусть  будет.  Каждый
имеет право бредить, как ему нравится.
   Как бишь было там, в "Прорицании"?
   "Будут Четверо, те, кого посчитают за фигуры и поставят на  доску.  Будут
Четверо, и фигуры станут игроками, и сойдутся Цветок и Сталь, Смех и Расчет,
и доска станет ареной, а зрители - фигурами. Будут Четверо, и  мир  на  краю
пропасти встанет на дыбы, и будет уже поздно что-то менять..."
   Прям про нас. Помню, было время, когда с этим пророчеством носились,  как
со святыней какой. Все подлинник  искали.  Мол,  кто  его  прочитает  -  тот
обретет власть великую, и Силу, и истинное могущество.
   Много ли людям надо? Была бы сказка пострашнее, а уж они из  нее  сделают
бред неизысканный, да еще и сами поверят. Невдомек смертным, что нет Судьбы.
Есть только Путь, и каждый выбирает его сам.
   А может, даже и сам творит?
   Нет, смертные верят прорицателям, наглотавшимся вонючего дыма,  упившимся
до розовых икберов, завравшимся до полной бессмыслицы. Сперва  верят.  Потом
убивают предсказанных мессий. Потом объявляют их Богами...
   А каждый прорицатель, более-менее солидный  прорицатель  -  из  тех,  кто
вообще меры не знает, - считает своим долгом предсказать конец света.
   И хоть бы раз хоть кто-нибудь задумался бы  над  тем,  что  не  сбывается
предсказанное хоть ты тресни! А если бы сбывалось - мир давно повернулся  бы
кверху килем и лег бы на дно. Куда там! Перед каждой войной, так  или  иначе
подпадающей под определение "конца света", всплывала  куча  предсказаний,  в
том числе, кстати, и то, что мне сейчас вспоминается. И всякий раз люди были
уверены, что вот теперь-то свершилось. Сбылось. И сверяли события с текстом.
Толковали, как могли. Убеждали себя и других.
   Делать больше звездам нечего, только будущее показывать. Я уж  молчу  про
бараньи лопатки, бычьи  кишки,  птичью  кровь,  козий  помет,  винную  гущу,
жертвенный дым, змеиный след... А ведь это далеко не все.
   "...Будет война, ч реки потекут кровью, а поля вместо хлебов родят мечи и
копья. Будет война, и Четверо пронесут ее по всему миру, и не будет  преград
для той войны. Будет война, и мир рухнет в пропасть и будет лететь долго,  и
крик умирающего будет исторгаться из его глотки.
   И все кончится".
   Жуть-то какая!
   И все-таки странно...
   Я знаю, что мы никогда больше не увидимся. Что Сим, скорее  всего,  очень
скоро погибнет. Что Элидор  обречен  править  в  государстве  заклятых  моих
врагов. Что Кина...
   Кина...
   Хватит.

Эллия. Грэс

   Никто не обращал особого внимания на парочку эльфов, не  торопясь  идущих
по Грэсу. Эльфы никогда не были  здесь  диковинкой.  Сам  город  появился  и
развивался  именно  как  перевалочная  база  и  основной  пункт  торговли  с
Айнодором.
   Конечно, эльфийка привлекала иногда любопытные взгляды.  Однако,  скорее,
своим мужским костюмом. Ну еще, может быть, миловидным личиком.  Хотя  эльфы
все как один смазливы.
   Это правило, однако, знало и исключения. Например, в  лице  ее  спутника.
Высоченного, даже по эльфийским меркам, альбиноса. Которого  его  эльфийский
Бог красоты явно обошел вниманием.
   Наверное, как раз по этой  причине  он  был  мрачен.  А  при  взгляде  на
гигантский меч, лежащий на плече эльфа, всякая охота  подходить  к  нему  по
какому бы то ни было поводу отпадала напрочь.
   И те немногие горожане, которые косились на парочку, раздумывали над тем,
что нашла эта девочка в уродливом своем  спутнике  и  с  чего  нелюдь  вдруг
вырядился в одежду  с  отличительными  знаками  анласитского  ордена  Белого
Креста.
   Эльф, впрочем, не замечал этих взглядов. Или не желал их замечать. Он шел
по самой середине улицы, предоставляя всем встречным привилегию  свернуть  с
его дороги. Отказавшихся от привилегии не было.
   Через час они были в порту.
   Элидор медленно осмотрел все корабли, стоящие у причалов, и  по  каким-то
только ему известным признакам выбрал одну из трех эльфийских лодий.
   На сходнях сидел вахтенный и удил рыбу.
   - Капитан на борту?
   -  А  по  какому  поводу?  -  Рыбак  даже  не  потрудился  посмотреть  на
подошедших.
   Нога Элидора дернулась в направлении задницы хама и замерла на полдороги.
   - Мы хотим добраться до Айнодора.
   - А-а, - глубокомысленно ответил вахтенный. - Он у себя в каюте.
   Монах еще раз подавил естественное желание  отправить  вахтенного  ловить
рыбу голыми руками и шагнул на прогнувшиеся сходни, огибая рыбака.
   - Э, э!  -  возмутился  тот.  -  Рыбу  распугаешь.  Он  поднял  глаза  на
возмутителя спокойствия. И увидел стилизованное изображение Белого Креста на
груди монаха.
   - Где каюта капитана?
   Взгляд вахтенного  наконец-то  добрался  до  лица  Элидора.  М-да.  Такое
выражение лица уместнее всего было бы на похоронах.
   - Там. - Вахтенный ткнул пальцем в сторону кормы. И долго  смотрел  вслед
мрачному типу и милейшему созданию, которое пропорхнуло следом.

Аквитон. Столица - Миасон

Эльрик де Фокс

   Остановились мы с  Тарсашем  в  стороне  от  дороги,  на  равнине,  возле
крохотной прозрачной речушки. Я отпустил скакуна попастись и принялся лениво
размышлять на тему чего бы сожрать, чтоб с готовкой не возиться.
   Ничего аппетитнее галет в голову  не  приходило.  Потом  пришло.  Чувство
опасности. Пришлось взводить арбалет, ненавязчиво так, словно бы шутейно. Ну
сидит шефанго у костра. Ну арбалет взводит. У каждого свои развлечения.
   Когда это существо вышло из темноты, мой палец нажал на спусковой  крючок
сам. Я успел еще осознать летящий в меня комок  черной  пустоты,  в  котором
заодно исчез и болт. А потом пустота обрушилась, поглотив все.
   И был ветер. Холод утра. Пепел костра.
   Превратившиеся в труху доспехи посыпались, когда он сел.  В  голове  было
пусто... Совсем пусто. До звона. И Эльрик тупо пялился на то, что принял  за
остатки кострища. Это была трава. Это была земля. Это были камни.
   Они были.
   И они превратились в серую пыль.
   Холод забирался под одежду. Шефанго машинально пошарил взглядом в поисках
плаща, брошенного вчера рядом с костром. Потом протянул руку за топором... И
звенящая пустота сразу, резко, обморочно сменилась ужасом, осознанием.
   Топор!
   Блестящие слюдяные пластинки. Серебряная слюда.
   И ничего больше.
   Металл сыпался в руках.

   Высокие своды, острая вонь, запах ярости  и  страха.  Разрубленные  тела,
черная и зеленая кровь, потеки слизи на полу и стенах. И искалеченное лезвие
в руках.
   А потом лучи солнца, пляшущие на сером шелке. И сияющие  золотом  восхода
облака. И бриллианты росы на вантах стоящих в гавани судов.
   - Словом императора наследный конунг Анго, владетельный конунг Эльрик  де
Фокс да будет изгнан!
   - Что, прям так?
   - Не ерничай! Возьмешь доспехи и оружие. Да на топор свой не зарься!
   - А кто его тут еще поднимет ?
   - Словом...
   - Хрен вам, Ваше Величество! Это мой топор!

   А  пальцы,  оказывается,  дрожали.  И  слюда  превращалась  в  пыль.  Она
сыпалась, смешивалась с пылью, которой стала земля. И глупо было не  понять,
что - все. Что теперь уже окончательно - все. Что потеряно Оружие. Потеряно.
И как будто ничего не осталось. Ничего не держит здесь...
   Что-то стояло в горле горячим болезненным комком.
   А лицо Древнего, шагнувшего из темноты, помнилось отчетливо. До последней
морщинки.
   Эльрик бессмысленно смотрел  на  перстень  Джэршэ,  пылающий  в  утренних
сумерках собственным внутренним светом. Перстень, который  сам  оказался  на
пальце, когда Древний подошел к костру. Перстень, который защитил его.
   Зачем?
   Элидор сказал:
   - Может, пригодится.
   Может.
   Такой неожиданной, бессмысленной и от этого  страшной  была  потеря,  что
всплыло постыдное, горестное недовольство, беспомощная злость:
   - Зачем теперь жить?
   Оружие.
   Ерунда. Мелочь. Дешевка. Разве в этом смысл? Разве оно - цель бесконечной
дороги? Разве...
   Какая, к акулам, разница?
   Топор, ставший частью души. Память о доме. Память  о  прошлом.  Память  о
настоящем. Оружие,  что  было  рядом  всегда.  И  никогда  не  предавало.  И
погибало. И возрождалось к жизни. Ближе, чем  друзья.  Дороже,  чем  любовь.
Важнее, чем... жизнь?
   А ведь Древние уходили. Исчезали.  Были  уничтожены  или  спрятаны  -  не
важно. Разрушитель выпустил их в мир, нарушив собственные  законы  и  законы
Величайших. Впрочем, Создатели и сами не стеснялись в нарушениях.
   Этот Древний, владыка Пустоты, повелитель Ничто,  не  убийца  даже,  ведь
Смерть - это продолжение, а Пустота - исчезновение. Нет, он не убийца. Он  -
Древний. И он сгинул настолько давно, что даже до Эльрика доходили  когда-то
лишь сказки.
   Сказки о минувшем задолго до его рождения. - Зачем? -  Шефанго  сидел  на
земле и смотрел в серое небо. - Зачем сейчас-то? Чего ты хотел?
   Небо молчало.
   Эльрик поднялся на ноги и медленно побрел к дороге.
   - Я уйду, - пробормотал он  то  ли  себе,  то  ли  Разрушителю,  который,
впрочем, все равно не слышал его. - Ты ведь  этого  хочешь,  верно?  Воюйте,
играйте... провалитесь вы все со своими забавами. И сделать я с тобой ничего
не могу. Знаю. Там, где ты ничего не можешь, ты  не  должен  ничего  хотеть,
так? Так. Только чужая мудрость, она, знаешь ли, не для дураков-шефанго...
   А за спиной затопотало неуверенно.  И  осторожно  нагнал  сзади,  ткнулся
мордой в плечо, выдохнул ласково, прихватывая мягкими губами...
   Тарсаш.
   - Боги... Малыш. - И Эльрик развернулся, обнял коня за шею. Стыдно  было,
словно мог скакун увидеть недавнюю его безвольную горечь.
   - Тарсаш. Мальчик. Лебедь мой черный. Жемчужина. Убийца. Извини, малыш. Я
дурак, знаю. Такой дурак... Я думал, ты  тоже...  Как  он...  Я  думал,  что
потерял вас обоих, понимаешь?
   Скакун понимал. Он действительно понимал. Он фыркнул, насмешливо  и  чуть
хвастливо, выгнул гордую шею, прошелся, пританцовывая, взметывая  фонтанчики
пыли.
   Он не умел говорить. Но он говорил. Говорил о том, что Эльрик  понимал  и
сам, понимал, но все же так хотел услышать от кого-нибудь  другого.  О  том,
что они непобедимы. О том, что нет в мире  равных  им  бойцов.  О  том,  что
ничего не закончилось, лишь начинается. И об  одиночестве,  которое  никогда
больше не вернется.
   И он скорбел о потере Равного. О гибели Оружия. О смерти Друга.
   А потом солнце красными бликами легло на атласный круп коня.
   Солнце.
   Эльрик улыбнулся ему. Сунул руку в карман - достать сухарь для Тарсаша. И
вытащил на свет божий два чистейшей воды изумруда, неведомо как завалявшиеся
там, среди сухарей и табачной крошки.
   Все, что осталось от сгинувшего богатства.
   - Мы живем, парень. - Шефанго протянул Тарсашу сухарь.
   Скакун раздул породистые ноздри. Захрустел угощением. Покивал  благодарно
узкой головой. И они пошли  рядом  по  древнему  мощеному  тракту.  Зверь  и
человек. Путь был неблизкий.

Эльрик де Фокс

   Вот такие дела, Элидор. Все возвращается на круги своя. И висит  у  седла
стальной топор. И доспехи непривычной тяжестью давят на плечи. Сталь. Но они
уже почти не сковывают движений.
   Видел бы ты меня сейчас! Да ты видел. Когда мы только познакомились.
   Хотя, нет, тогда уже была Кина.
   А Тарсаш позирует. Он знает, что я любуюсь им. Он знает, что во всем мире
не найти больше такого коня.
   Мы уже миновали Миасон. Выехали оттуда сегодня утром. А сейчас вечер.
   Но мы будем ехать еще долго. Пока не устанет конь. Ведь мы едем домой.
   В середине ночи Тарсаш страшно  заржал.  Эльрик  вскинулся,  хватаясь  за
арбалет. Услышал хлопанье крыльев и рев, воющее рычание.  Кошка  размером  с
лошадь,  сложив  крылья,  пикировала  на  поляну.  А  лицо  у  нее   было...
человеческое. И это было страшно.
   Лицо красивой женщины. Очень красивой.
   Женское лицо и тело чудовища.
   Она падала на коня, вытянув когтистые сильные лапы. Тарсаш присел,  почти
упал в траву, визжа от страха, и Тварь промахнулась. А Эльрик все медлил. Не
мог стрелять в это лицо.
   В женщину.
   Очень  мягко,  гибко,  легко  кошка  вскочила,  разворачиваясь.  И  снова
прыгнула,  выбросив  клочья  земли  из-под  задних  лап.   Кожистые   крылья
прижимались к гибкой спине. Детский визг скакуна вывел де Фокса из  ступора.
Шефанго крикнул, отвлекая Тварь от перепуганного жеребца,  вскинул  арбалет.
Болт свистнул в воздухе. Но не в голову, нет.
   Эльрик не смог заставить себя.
   Стрела пробила плечо кошки. Пробила, когда  та  была  уже  совсем  рядом.
Навылет. Император отшатнулся от кривых, блестящих когтей.  Бросил  арбалет.
Рванул из петли топор.
   Тварь взревела, капризно кривя алые губы.
   Она не привыкла промахиваться.
   Темная ярость накатила волной, но не  туманила  разум,  и  тщетно  ярился
Зверь в поисках выхода. Выходом была магия.  Но  в  руках  шефанго  свистело
тяжелое лезвие, Эльрик  выплясывал  вокруг  воющей  кошки,  скользил  змеей,
языком огня, солнечным бликом. Словно смерть со смертью встретилась на узкой
лесной прогалине.  И  единственным  поцелуем,  аккуратным,  почти  ласковым,
наградил Тварь свистящий топор.
   Единственным поцелуем, раскроившим прекрасную женскую голову.
   - Красивая киска, а Тарсаш? Умеем, если хотим.
   Они свернули стоянку и ушли. Неразумно оставаться рядом с мертвым  телом.
На запах крови очень  быстро  сползается  всякая  дрянь.  Они  ушли.  Только
Тарсаш, прежде чем покинуть поляну, яростно и жестоко искромсал подкованными
копытами кошачье тело, ломая тяжелые крылья, разрывая пушистую шкуру,  дробя
тонкие трубчатые кости.
   Конь пощадил только лицо. Красивое лицо. Даже сейчас красивое,  щерящееся
обиженно из-по