крылась в  лесу,
пальба из ракетоплана прекратилась. Один из киберов, отделившись от общего
строя, подбежал  ко  мне.  Я  не  сопротивлялся.  Меня  вытащили  из  ямы,
поставили на ноги и подтолкнули к машине. Там  стоял  измазанный  зеленью,
ободранный и озверелый, старый знакомец - "офицер охраны".
     - Ну что, скотина? - начал он, но узнав, осекся. - А-а-а,  это  ты...
Везунок! Не связались бы со мной по фону, не сказали бы, чтоб спасал и  ты
бы уже...  Не  понимаю!  То  не  спасай  тебя,  то  спасай.  Руководителей
развелось!
     Он с досадой плюнул на ракетоплан и повернулся к лесу.
     - А кто руководители-то? - отряхивая колени, спросил я.
     Он не ответил.
     - А эти милые молодые люди?
     - Островитяне. Подонки всякие, - ответил "офицер охраны". -  Охотники
за чужими пропусками. Хотят, понимаешь, себе бессрочный рай устроить.
     Он подошел к бородатому и ногой  перевернул  его.  На  спине  бармена
чернело огромное выжженное пятно.
     - Жизнерадостный народ, - отвернувшись, сказал я. -  Жизнелюбивый.  И
отдыхает, кто во что горазд. Водные игры обожает.
     Я рассказал "офицеру" о происшедшем на пляже. Реакции не последовало.
     - Значит, утопили, - рассеянно сказал он. - Пропуска у них  были,  не
заметил?
     - Вроде.
     - Тогда не наше дело. Их право, на то и  Остров,  -  он  помолчал,  а
потом вдруг добавил: - Пассаж!
     - А-а-а... - только и ответил я.
     Мы помолчали, прислушиваясь. Из леса раздавался отдаленный треск.
     - Опять всех не возьмем, - процедил "офицер".  -  Попрячутся.  Хорошо
хоть троих выбили. Дерьмо! Жечь их надо...
     Он еще раз плюнул и энергично выругался. Но мне показалось, в  глазах
промелькнула безнадежная, унылая зависть. Впрочем,  возможно,  почудилось,
он стоял в профиль.


     Площадь Пяти Фонтанов была  солнечной,  нарядной,  хотя  и  несколько
замусоренной.  По  краям,   под   деревьями   -   лавочки,   павильончики,
автоматические ларьки и киоски,  а  на  другой  стороне,  за  фонтанами  -
одноэтажные белые домики.
     Фонтаны впечатляли. Четыре, по углам  площади  -  скромные  работящие
фонтаны, без затей. Зато центральный! Толстая струя, подхваченная  мощными
гравиторами,  уходила  вертикально  вверх  и  исчезала  в  небе.  Там,  на
километровой высоте она  рассыпалась  и  невидимыми  брызгами  оседала  на
Остров, рождая сочную радугу.
     Рядом с фонтаном на высоком постаменте стоял  Цепеж.  Сияющее  облако
брызг окутывало терролитовое тело. Цепеж был точно таким же как  в  городе
на центральной площади. Стоял, заложив руки за спину и  сощурясь,  смотрел
поверх голов вдаль. Он стоял  здесь  по  праву.  Современные  кибернетисты
многим ему обязаны. Цепеж успел многое, еще там, на Земле. Другие  учились
на его ошибках, но чаще на его успехах и по его учебникам. Два века  назад
на Южном Побережье высилась лаборатория - огромное белое  здание.  Там  он
работал, жил и там же исчез. Можно  лишь  гадать  как  далеко  шагнула  бы
наука,  закончи  он  Теорию  Непосредственных   обратных   Связей.   Нечто
фундаментальное в систематике.  Прямая  связь  и  управление  киберами  на
уровне подсознания. Ученые до сих пор не разберутся.
     На  постаменте  я  заметил  надпись.  У   ног   Великого   Системщика
светящимися буквами было выплавлено: "Тому, кто сделал нас  такими,  какие
мы есть." Корявая фраза. На благодарность от киберов  похоже.  А  в  самом
деле, "нас" - это кого? И какими, кстати, "такими" он их сделал?
     Чуть в стороне от надписи было еще что-то. Я присмотрелся.
     Кто-то  буйствовал  здесь  в  умоисступлении.   Долбил   сверхпрочный
терролит, жег разрядником,  малевал  на  постаменте  несмываемой  краской,
которую потом все равно смывали. Не до конца,  правда.  Я  смог  разобрать
надписи  и  поразился.  Черные  слова,  проклятия,  написанные  от   души,
форсажные ругательства и гнусные рисунки.
     Я стоял, застыв, хотя после  разговора  с  островитянином,  казалось,
ничто уже не могло удивить. Это же был Цепеж!  Не  кто-нибудь,  а  Великий
Системщик - гордость планеты.
     Я поднял глаза и тогда заметил то, что не разобрал вначале. На Цепеже
тоже были рисунки несмываемой краской. На разных местах. Я отвернулся. Мне
стало не по себе.
     Повернувшись, я осторожно зашагал по  скользким  пластиковым  плиткам
вдоль площади. Происшествие с островитянами сбило с меня спесь  и  я  стал
внимателен. Арнольд сидел  в  глубине  павильончика,  спиной  к  стене  из
широких  матерчатых  полос.  Он  мог  наблюдать   всю   площадь,   а   при
необходимости - улизнуть через заднюю стену.
     Помахав рукой, я зашел в павильон.
     - Где Яна? - спросил я, усаживаясь за столик. - Ни на минуту  девушку
с тобой оставить нельзя.
     - Ка-а-акой ты, брат, ревнивый, - протянул Арнольд. - У тебя  случаем
в роду мавров не было?
     - А как же! Сорок тысяч предков, и все мавры!
     - Тогда сдаюсь, - Арнольд поднял руки. - Яна  пошла  узнать,  где  мы
поселимся. Скоро придет. Девочка - подарок, а?
     Арнольд подмигнул. Я усмехнулся.
     - Кстати, - сказал я. - Что за странная надпись  на  памятнике?  Кого
это он сделал "такими"?
     - Разве не в курсе? - Арнольд прищурился. - Лабиане... Мы многим  ему
обязаны.
     Я хмыкнул. "Мы - лабиане." Ничего, сейчас я тебя раскручу!
     - Решил я тут Яне  подарок  сделать,  -  небрежно  сказал  я.  -  Как
думаешь, она красивые безделушки любит? Браслеты, цепочки, медальончики...
     Арнольд задумчиво взял коробку с  тоником,  отхлебнул,  кинул  в  рот
ягоду.
     - Правда, хорошую вещицу  на  Лабе  не  найдешь,  -  продолжал  я.  -
Мастеров нет. Вот на Радости забавные штучки делают, - Арнольд по-прежнему
молчал и я двинул напролом. - Надо попробовать гемолит  достать.  Говорят,
камень редкой красоты...
     Я достал медальон и покачал на шнурке перед носом "агробиолога".
     - Говорят, - как автомат повторил Арнольд. Он казался ошеломленным  и
безобидным. Я возгордился и чуть не попался. Бустер резко поднял  на  меня
расширенные глаза и подался вперед.
     Мир затянуло серой пеленой, исчезли звуки и запахи,  остались  черные
дыры зрачков, затягивающие меня быстрее и быстрее. Я старался вырваться из
этой пустоты, не мог и продолжал скользить. Меня уже не было в  павильоне.
Меня не было нигде. Но краем сознания я еще воспринимал приказ, настойчиво
втискиваемый в мозг: "Забудь! Забудь Медальон. Оставь! Оставь  подозрения.
Друг! Я твой лучший друг. Я не только твой друг, но и..."
     Мгновение, и воля, растянутая пружиной, начнет  рваться.  Но  не  зря
мучили нас в Школе семинарами по спик-тренингу. Закрепившись на Медальоне,
и осторожно,  как  учили,  я  принялся  крепить  витки  пружины.  Намертво
сращивал,  заваривал,  заливал  супоксидом,  пока   хлипкая   пружина   не
превратилась в гулкую терролитовую трубу.  Получилось!  Поставил  я  блок,
сумел! Отпустило, стало легче. Я начал разбирать монотонный  бубнеж  наших
голосов и увидел перекошенное лицо Арнольда, крупную каплю пота на кончике
его носа.
     Я немного освободился, но и только. "Пережать" его не удавалось, хотя
выкладывался я на все сто. Он тоже поставил блок, но не простой, с двойной
фиксацией, сквозь которую я не мог пробиться. Какой "пережать", самому  бы
не расколоться! Не знаю, кто и как учил этого  типа  "спик-вертушкам",  но
преподаватели дилетантами не были. Знакомый почерк. Чувствуя, что  начинаю
сдавать, я напрягся и...
     И все кончилось. Стена из широких матерчатых полос за спиной Арнольда
дрогнула. Полосы  на  мгновение  раздвинулись,  мелькнул  солнечный  блик.
Арнольд, задумчиво склонив голову, откинулся на спинку стула.  Я  выиграл!
Он сломался и сейчас начнет говорить!
     Но шли секунды, а Арнольд все сползал и сползал со  стула.  Наверное,
заработал нервный обморок. Я хотел подхватить его,  но  застыл  на  месте.
Арнольд больше не нуждался в моей помощи.  Из  этого  обморока  его  могли
вывести лишь трубы Страшного Суда, да и то, если бы трубили очень  громко.
Арнольд был  мертв.  Он  лежал,  запрокинув  кадык,  а  из  спины  торчал,
погруженный по саму рукоятку, охотничий вибронож.
     Я стоял и бездумно  смотрел  на  него.  Во  мне  плескалось  холодное
тяжелое    недоумение,    а   в   голове   гудело    идиотское   словечко:
"Отрезидентился..." Но отчего он, а не я? По  логике  событий  именно  Вик
Симонов должен валяться с виброножом в глотке.
     Я лихорадочно  просчитывал  варианты.  Вариант  раз.  Случай.  Чья-то
ошибка, погубившая Арнольда. Целились в меня, попали в него. Вариант  два.
На Лабе действует сила, не желающая отдавать планету бустерам.  Конкуренты
Белой Радости решили сделать свой  ход  и  вот...  Как  говорил  бородатый
бармен: "Всяк на себя тянет, а равнодействующая  -  ноль".  Точнее,  труп.
Правда о подобных силах мне слышать не  приходилось.  Третья  возможность.
Агробиолог не сошелся во мнениях с местными коллегами. По поводу  вирусных
заболеваний сои... Ха-ха. Не смешно.
     А может я усложняю и все обстоит гораздо проще? Скажем,  островитяне.
Или другие им подобные маньяки. Благо на Острове таких хватает.
     Я  обсасывал  эти  предположения,   разглядывал   со   всех   сторон,
старательно отгоняя мысль о четвертом варианте - самом правдоподобном.
     Арнольдом пожертвовали, с тем, чтобы повесить это убийство  на  меня.
Кто пожертвовал? Тот, кто создал Остров  и  расставил  охрану,  запугал  и
замордовал лабиан. Стал ли Арнольд им не нужен или  его  с  самого  начала
терпели только из-за Медальона, а когда он его лишился, убрали, я не знаю.
Но расчет прост. Всякий подтвердит, что мы  с  агробиологом  недолюбливали
друг  друга.  И  наверняка  найдется  свидетель,  видевший  нас  вместе  в
павильончике. И разумеется, мои пальчики найдут на ноже...  Постой-постой!
Не с ним ли я по Лабе путешествовал?
     Значит я прав. А раз так, времени в запасе нет.
     Я "взял панораму". Площадь была пуста. За дальним фонтаном  копошился
некто глупый и механический, безопасный, вставляющий свежевыбитые  стекла.
Дело оборачивалось круто. Спокойно! Торопиться  нельзя.  Выбор  невелик  -
либо прятаться, либо звать на помощь. Оба варианта дохленькие.  Скрывшись,
я беру  Арнольда  на  себя.  С  другой  стороны,  приведу  народ,  и  что?
Классическая  ситуация:  убийца,  жертва,  свидетелей  нет,  улики   есть.
Следствие, экспертиза, то да се... Полгодика посижу на  Лабе.  Каникулы  в
камере. Конечно, в итоге меня передадут комиссии Сообщества, но  мало  ли,
что может произойти до того. Несчастный случай, от простуды... при попытке
к бегству. Пора уходить. Но сначала...
     - Извини... - пробормотал я, запуская руку в карман Арнольда.
     Предметов  в  кармане  оказалось  мало.  Здесь,  как   и   в   жилище
агробиолога, лежали только безликие вещи.  Новехонький  бреющий  аэрозоль,
электронная записная книжка, носовой платок, ключ от комнаты  и,  наконец,
крошечная, тускло блестящая, ампула. Аккумулятор для записной книжки.
     Я пролистал записную книжку и, высыпав барахло на стол,  занялся  его
пропуском-браслетом. Стащил с руки, опустил в  карман.  Не  всем  же  быть
везучими. Пал от руки диких островитян! Так, а это что такое?
     Я вновь взял в  руки  ампулу,  пригляделся.  На  торце  был  выдавлен
микроскопический, неразборчивый значок. Клеймо. Чем дольше я смотрел,  тем
сильнее казалось, что и значок и  ампулу  я  уже  где-то  видел.  Знакомое
сочетание. Но откуда я его знаю, галактика чудес? Что-о-о?! Галактика?!  Я
разобрал эмблему.
     Злой космос, злая жизнь! Дурацкая судьба, нелепая  смерть!  Очертания
материков Земли на фоне спиральной галактики -  эмблема  Дальней  Разведки
была вытеснена на ампуле. Да и не ампула это вовсе, передатчик сенс-связи,
вроде тех, что показывали на лабораторках.  Первый  курс,  розовое  время.
Легенды о сенс-связи и суперагентах, пользующихся ей.
     Нет! К черту! Не хочу, так нельзя, неправильно!  Обманули,  обманули,
сволочи! Последние каникулы и так... Это нечестно! Нечестно!!!
     Я со стоном опустился на стул. Было обидно и страшно.
     Допрыгался, Симонов?  Влез  голяком  в  реактор?  Развалить  операцию
дальников  -  это...  А  я-то  ему  мешал!  Все  вспоминал,  не  видел  ли
где-нибудь! Может и видел. В коридорах Школы, например. Веселый космос, но
я не знал! Не знал и не хотел!
     Я посмотрел на ампулу.  Остается  одно  -  выйти  на  связь  с  шефом
дальников. По слухам, он лично курирует важные операции. Объясню, скажу...
Я не виноват! Я думал, все наоборот. Я  помочь  хотел.  Искуплю.  Искуплю,
хоть кровью. Заменю Арнольда  и  сделаю  все,  что  смогу.  Шеф  дальников
поймет, не может не понять. Он же спец из спецов, гроссмейстер воплощений,
легенда, невидимка...
     Опасно было выходить на связь прямо здесь и прямо сейчас. Но  времени
не было и я решил рискнуть. Крепко  сжал  ампулу  сенс-связи  пальцами  и,
положив в рот, разгрыз.
     Миллионы  огненных  иголочек  вошли  в  меня.  Все  вокруг  сделалось
нереальным и зыбким, как изображение на испорченном объем-экране. Потом по
небу побежали косые строчки, полосы синхронизации и мир  исчез.  И  прежде
чем он возник вновь, я услышал знакомый до жути бархатный голос:
     - Ай-яй-яй! Безобразничаете, Симонов?
     Я не безобразничал. Я ошалел. Я не поверил своим ушам.
     Постепенно зрение  восстановилось.  Типовая  комната-каюта  "тяжелого
баллона",  но  сильно  давящая  на  психику  обстановкой.  Масса  удобных,
красивых и просто редких вещей, которых одновременно в таком количестве  я
прежде не видел. И в центре натюрморта - Михаил Зигфридович Ломакин -  наш
декан. Хотя, какой он мне теперь, веселый космос, декан?! Вот вам и Лом!
     Я с отчаянным любопытством разглядывал знакомого незнакомца.  Он  был
похож  на  Лома,  знаком  до  последнего  шва  на  комбинезоне.  Такой  же
вальяжный, неторопливый, ласковый. И глаза не смотрели жестко  и  холодно;
как подобало бы. Глаз не было. Очки. Декан любил антик.
     Ломакин терпеливо ждал.
     - А что с Арнольдом? - спросил наконец он.
     Я рассказал все.
     - Да... - протянул Ломакин и  надолго  замолчал.  Потом  пробормотал:
"Планета..." и еще какие-то слова.
     Наконец, он сухо сказал:
     Через два часа быть на космодроме. Подумаем, как вас вытянуть.  Домой
хотите ведь? Или как?
     - Или как, - быстро ответил я. - А почему "вытянуть"?
     - Так... Свое "как" вы уже сделали. Но об этом дома.
     - Но я...
     - Хватит, Симонов! Вас только  не  хватает!  Мало  Нильсена,  Туреля,
Холдера...
     - А кто такой Холдер? - спросил я.
     Ломакин долго смотрел на меня, а потом все-таки сказал:
     - Следователь. Спецконтролер. Был на  Лабе,  вернулся  таким  же  как
Турель.
     Про  Туреля  я  помнил.  Турель  -  это   тот,   который   свихнулся.
Стройотрядовец. Плохо.
     - Но я...
     - Было еще двое, - не слушая меня продолжал Лом. - То же самое...  Не
сумасшедшие и не нормальные. Психозондаж ничего  не  дал.  Бред!  Какие-то
голоса, призраки... Ничего объяснить не могут, мучаются жутко...
     - Непонятно почему... - начал я, но декан сделал мне знак  молчать  и
продолжал говорить. Ломакин не любил пустой болтовни. Значит  он  уже  все
просчитал, решил и теперь вводил меня в курс, разъяснял обстановку.
     - Потому, что вначале был стройотряд. Аналогичная  картина.  Четверо.
Но главное - детали. Лаба - закрытая  планета.  Лабианин  в  Сообществе  -
явление исключительное. Ваш друг Кардан - исключение. Он и  еще  несколько
человек. Мы  никого  не  принуждаем  выезжать  -  их  дело,  но  за  Лабой
наблюдали. После стройотряда планету  взяли  на  контроль,  после  Холдера
установили карантин. Власти  Лабы  в  ответ  ограничили  въезд.  Говорите,
ласково  встретили?  Гм...  Мы  не  ожидали,  что  вы   окажетесь   здесь.
Недооценили. И конечно курсанты Второй Школы...
     Я, не удержавшись, хмыкнул.
     - Рано радуетесь, - помрачнел Шеф. - Виноватые  будут  наказаны.  Все
сестры получат по серьгам!
     Я не понял. Причем здесь сестры?
     - А Медальон? - спросил я.
     Шеф задумчиво глянул на меня и я понял, что спросил глупость. Ясно  -
прикрытие. Тот самый Медальон Игоща и есть...
     - А...
     - Подожди, - оборвал Лом. - Ты знаешь, что Лаба обладает  собственным
астрофлотом?
     Вираж-форсаж! Доигрались!
     Астрофлот  -  не  сеялка.  Чтобы  собрать  "большой   баллон"   нужна
астроверфь -  килотонны  редких  материалов  и  километры  цехов,  набитых
прецизионной аппаратурой, стоп-конвейерами и псевдоживой кремнийорганикой.
И нужны специалисты, нужна технология. А это с бустерами несовместимо.
     - Опоздал наш карантин, - сказал декан. - Вот, смотри...
     Он разложил веером голографии. на  первой  общий  вид  -  орбитальная
станция  "Лаба-2",  рядом  немногое,  оставшееся  от   Большого   Крейсера
Сообщества. На остальных - внутренности станции в  трех  цветах  -  белом,
голубом, красном. Белые стены, лохмотья  голубых  комбинезонов  и  красная
кровь. Крошево.
     - Никто не предвидел! - произнес Лом. - Мягкие неагрессивные лабиане!
Поборники нравственности! Кто научил их так драться?  Сейчас  их  крейсера
держат орбиту Лабы. Мы блокируем планету на дальних подступах.
     Галактика чудес, только и смог подумать я.  Но  почему  я  ничего  не
знаю?! Почему все молчат и все тихо? Вчера смотрел "Новости Сообщества"  -
ни слова о Лабе. И Мишель не знал? И Яна?
     Последнюю мысль я отогнал. Ладно. Теперь по крайней мере ясно, отчего
связи с Землей нет.
     - Связи нет, - подтвердил Лом, - информации нет, точных  данных  нет,
наших сотрудников на Лабе нет тоже.
     На меня Шеф  не  смотрел.  Вполголоса,  словно  размышляя  вслух,  он
чеканил вопросы:
     -  Откуда  Большие  Крейсера?  Что  такое   Остров?   Кто   руководит
организацией?  Арнольд  успел  сообщить,  что  вышел  на  руководителей  и
"чистит" одну идею относительно Острова. Якобы тот  играет  ключевую  роль
для жителей планеты. Что-то древнее... Предания о  Цепеже...  Арнольд  был
добросовестным работником и предпочитал проверять данные несколько раз.
     - Михаил Зигфридович! Михаил Зигфридович! Я... Я все...  Все  сделаю,
что нужно! Я их, этих руководителей из-под земли достану!
     - Нет, Симонов, - жестко ответил Лом. - В ваших способностях стрелять
и драться  не  сомневаюсь.  Похвально.  Но  тут  нужно  думать.  Как  были
двоечником, Симонов, так и остались.  Не  спец,  а  мальчишка.  Вы  должны
спрятаться, уйти от  визирования,  исчезнуть.  Будут  искать?  Пусть!  Чем
больше внимания  вам  уделят,  тем  легче  внедряться  новому  сотруднику.
Продержитесь трое суток, затем вытащим...
     Он нахмурился, что-то прикидывая.
     Я уходил. Перед глазами бежала волнистая рябь, голос Лома отдалялся и
слабел, появилось эхо. Я судорожно  пытался  приостановить  этот  процесс,
потому что в голове мелькнула догадка. Догадка, на высказывание которой не
оставалось времени.
     - Постарайтесь избежать сложностей и глупостей,  Симонов,  -  говорил
Ломакин. - Три дня, единственное, что могу позволить...
     Голос декана затих. Все кончилось. Площадь  была  по-прежнему  пуста.
Ничего не изменилось, да и измениться не могло. С момента выхода на  связь
и до  того,  как  она  закончилась  прошло  несколько  секунд.  Стократное
ускорение обмена информацией - одно из достоинств сенс-связи.
     Я сидел без сил и мыслей. Было одновременно холодно  и  жарко.  Перед
глазами плавали замысловатые разводы, а в  ушах  звенели  обрывки  фраз  -
наступало последействие ампулы.
     Дела были неважные. Я мог истолковывать слова  Лома  так  или  иначе,
проклинать или молиться на него,  рвать  волосы  или  визжать  "ура!",  но
одного  я  не  мог  точно  -  вернуться  домой  целым  и  невредимым.  Сам
напросился.


     Веселый космос! Как я их ненавидел!
     Нет, дело было вовсе не в разговоре с  Ломакиным  и  не  в  возможных
неприятностях. На то он и шеф дальн