ощался  с  Лирананом,  Богом,  который
называл его своим братом.
   Колл взглянул на него. Пол кивнул, и они оба развернулись  и  поехали
назад, в Парас Дерваль.
 
*** 
 
   На следующий вечер после пира в зале - на  этот  раз  подавали  блюда
Катала,  приготовленные  собственным  шеф-поваром  Шальхассана,   -   он
оказался в "Черном кабане" вместе с Дейвом  и  Коллом  и  всеми  воинами
Южной твердыни, с теми, которые плавали  с  ним  на  "Придуин"  к  Кадер
Седату.
   Они много пили, и хозяин таверны отказался взять с кого-либо из людей
Дьярмуда плату за эль. Тегид из Родена, который не  мог  позволить  себе
упустить  возможность  воспользоваться  подобной  щедростью,   опустошил
десять огромных кружек для начала, а затем всю ночь набирал темп. Пол  и
сам  слегка  опьянел,  что  было  необычно,  и,  вероятно,  из-за  своих
воспоминаний не захотел уйти. Всю ночь в его ушах звучала "Песнь  Рэчел"
среди смеха и прощальных объятий.
 
*** 
 
   Следующий день, предпоследний, он провел в доме магов в городе.  Дейв
был с дальри, но Ким на этот раз пошла с ним, и  они  провели  несколько
часов с Лорином, Мэттом, Тейрноном и Бараком, сидя в саду за домом.
   Лорин Серебряный Плащ, уже не маг, теперь жил в Банир Лок в  качестве
главного советника короля гномов. Тейрнон и Барак  были  явно  довольны,
что эти двое остановились у  них,  пусть  и  ненадолго.  Тейрнон  весело
суетился вокруг них в лучах солнца, следя  за  тем,  чтобы  бокалы  были
наполнены до краев.
   - Скажите, - обратился несколько смущенно Барак к Лорину и  Мэтту,  -
как вы думаете, вы не могли бы взять в  обучение  ученика  на  несколько
месяцев в будущем году? Или вы к тому времени забудете все, что знали?
   Мзтт бросил на него быстрый взгляд.
   - У вас уже появился ученик? Хорошо, очень хорошо. Нам нужно еще двое
или трое, по крайней мере.
   - Нам? - поддразнил его Тейрнон.
   Мэтт нахмурился.
   - Трудно расставаться с привычками. А с некоторыми я надеюсь  никогда
не расставаться.
   - И не нужно, - серьезно сказал Тейрнон.  -  Вы  двое  всегда  будете
членами Совета магов.
   - Кто этот новый ученик? - спросил Лорин. - Мы его знаем?
   Вместо ответа Тейрнон поднял взгляд на окно третьего этажа, выходящее
в сад.
   - Мальчик!  -  крикнул  он,  стараясь  придать  голосу  строгость.  -
Надеюсь, ты  занимаешься,  а  не  прислушиваешься  к  доносящимся  снизу
сплетням!
   Через  секунду  в  открытом  окне  появилась  голова  с   непокорными
каштановыми волосами.
   - Конечно, занимаюсь, - ответил Табор, - но, если честно, все это  не
слишком сложно.
   Мэтт зарычал с шутливым  неодобрением.  Лорин,  пытаясь  нахмуриться,
сурово рявкнул:
   - Тейрнон, дай ему Книгу Абхара, и тогда поглядим, сочтет ли он учебу
трудной!
   Пол ухмыльнулся и услышал, как Ким рассмеялась от  радости  при  виде
улыбающегося им сверху Табора.
   - Табор! - воскликнула она. - Когда это произошло?
   - Два дня назад, - ответил мальчик. - Отец дал согласие  после  того,
как Гиринт попросил меня  в  следующем  году  вернуться  и  научить  его
чему-нибудь новенькому.
   Пол переглянулся с Лорином. В этом было истинное облегчение, обещание
радости. Мальчик еще юн; кажется, он сможет исцелиться. Более того,  Пол
испытывал интуитивное ощущение правильности, даже  необходимости  нового
пути Табора: какой конь на Равнине, каким бы он ни был быстрым,  мог  бы
теперь удовлетворить того, кто скакал на создании Даны по небу?
   Позже в тот день, возвращаясь обратно во дворец  вместе  с  Ким,  Пол
узнал, что она тоже собирается вернуться домой. Они все  еще  ничего  не
знали о намерениях Дейва.
 
*** 
 
   На следующее утро, последнее утро, Пол снова пришел к Древу Жизни.
   Впервые он находился здесь один после тех трех ночей, когда висел  на
нем в качестве жертвы Богу. Он оставил  коня  на  опушке  леса  Морнира,
неподалеку от могилы Эйдин (хоть он и не подозревал об этом), куда  Мэтт
однажды утром привел Дженнифер.
   Он шел среди деревьев по знакомой  тропинке  и  видел,  как  утреннее
солнце становится тусклым, и все явственнее ощущал с каждым шагом чье-то
присутствие.
   Со времени последней битвы у Андарьен, - когда он отказался от  мести
Галадану, хотя поклялся отомстить, и вместо этого направил свою силу  на
исцеление, на то, чтобы вызвать морские волны и  покончить  с  горестным
круговоротом жизни  Артура,  -  с  того  вечера  Пол  не  искал  в  себе
присутствия Бога. В каком-то смысле он его избегал.
   Но теперь он его снова ощутил. И когда он пришел  туда,  где  деревья
образовали двойной коридор, неуклонно ведущий его на  поляну,  к  Древу,
Пол понял, что Морнир всегда будет в нем. Он навсегда  останется  Пуйлом
Дважды Рожденным, повелителем Древа Жизни, куда бы он ни отправился. Эта
реальность стала частью его и будет таковой, пока он снова не умрет.
   Думая об этом, он вышел на поляну и увидел Древо. Здесь было  светло,
так как над поляной можно было видеть  небо,  нежно-голубое,  с  редкими
пушистыми облаками. Он вспомнил то белое жгучее солнце в бездонном небе.
   Пол посмотрел на ствол и ветви. Они были такими же древними, как этот
первый мир. И, взглянув вверх, он без удивления увидел в густой  зеленой
листве  двух  воронов,  которые  смотрели  на  него  блестящими  желтыми
глазами. Было очень тихо. Гром не гремел.  Только  ощущалось  глубоко  в
биении его сердца это постоянное присутствие Бога.
   Тут Пол осознал, что  от  этого  ему  уже  никогда  по-настоящему  не
скрыться, даже если бы он захотел, а именно это он и пытался  сделать  в
сладостные дни нынешнего лета.
   Он не мог изменить того, каким он стал. Это не  то,  что  приходит  и
уходит. Ему придется примириться с тем, что  он  отмечен  и  отделен  от
других. В каком-то смысле он всегда был  таким.  Углубленным  в  себя  и
одиноким, слишком одиноким: именно поэтому Рэчел его собиралась оставить
в ту ночь, когда она погибла на шоссе под дождем.
   Он был силой, братом Богов. Это так, и всегда будет так. Он подумал о
Кернане и Галадане, о том, где они сейчас. Оба они поклонились ему.
   Никто не сделал этого сейчас.  И  Морнир  проявлял  свое  присутствие
всего лишь биением пульса, не более. Казалось, Древо размышляло, глубоко
погрузившись в землю, в паутину своих лет.  Вороны  молча  наблюдали  за
ним. Он мог бы заставить их заговорить; теперь он знал, как это сделать.
Он мог бы даже заставить зашелестеть листья Древа, словно  под  грозовым
ветром, и со временем, если бы очень постарался,  мог  бы  вызвать  удар
божьего грома. Здесь было место его наибольшей силы.
   Но он ничего этого не сделал. Не  за  этим  он  сюда  пришел.  Только
повидать это место в последний раз и подтвердить для себя  то,  что  уже
получило подтверждение. В тишине он шагнул вперед и  положил  ладонь  на
ствол Летнего Древа. Он ощутил его  как  продолжение  самого  себя.  Пол
убрал руку, повернулся и покинул поляну. И услышал, как над его  головой
пролетели вороны. Он знал, что они вернутся.
 
*** 
 
   И после этого осталось одно, последнее прощание.  Он  все  откладывал
его, отчасти потому, что даже  теперь  предвидел  нелегкий  разговор.  С
другой стороны, у них, несмотря на всю хрупкость отношений,  было  много
общих переживаний с тех пор, как она сняла его с Древа, а потом  приняла
его кровь как жертву Богини-матери в Храме, оцарапав лицо.
   Он вернулся к своему коню и поехал назад в Парас Дерваль, а затем  на
восток, через многолюдный город, к Святилищу, прощаться с Джаэль.
   Пол дернул за веревку колокола у арки входа.  Внутри  Храма  раздался
звон. Через минуту двери открылись, и выглянула жрица  в  серой  одежде,
мигая от яркого света. Потом узнала его и улыбнулась.
   Это было одно из новых явлений  в  Бреннине,  в  определенном  смысле
столь же мощный символ восстановленной гармонии, каким станет совместное
выступление Джаэль и Тейрнона сегодня вечером,  когда  они  отправят  их
домой.
   - Привет, Шил, - сказал он. Он помнил ее  с  той  самой  ночи,  когда
пришел сюда после рождения Дариена просить помощи. Тогда они  преградили
ему путь, требуя крови.
   Но не теперь. Шил вспыхнула от удовольствия, что ее узнали. И  жестом
пригласила его войти.
   - Я знаю, что ты уже давал кровь, - сказала  она  почти  извиняющимся
тоном.
   - Я сделаю это еще раз, если хочешь, - мягко произнес Пол.
   Она энергично замотала  головой  и  послала  служительницу  бегом  по
изогнутым коридорам на поиски Верховной  жрицы.  Терпеливо  ожидая,  Пол
смотрел мимо Шил направо. Ему были видны  зал  под  куполом  и  алтарный
камень с топором.
   Служительница вернулась, а с ней Джаэль. Он думал, что  его  заставят
ждать, проводят, но она редко поступала в соответствии с его ожиданиями.
   - Пуйл, - сказала она. - Я гадала, придешь ли ты. - Голос  ее  звучал
спокойно. - Выпьешь бокал вина?
   Он кивнул и пошел следом  за  ней  по  коридору  в  комнату,  которую
помнил. Она отпустила служительницу и закрыла дверь. Подошла к  шкафчику
и налила им обоим вина, движения ее были быстрыми и безразличными.
   Она подала ему бокал и опустилась на груду подушек на полу. Он сел на
стул у двери. Пол смотрел на нее, на фигуру в красном и белом. Огни Даны
и белый цвет полной луны.  Ее  волосы  удерживал  серебряный  обруч;  он
помнил, как поднял его с земли на равнине у Андарьен. Помнил, как Джаэль
бежала туда, где лежал Финн.
   - Значит, сегодня вечером? - спросила она и отпила глоток вина.
   - Если пожелаешь, - ответил  он.  -  Есть  затруднения?  Потому  что,
если...
   - Нет-нет, - быстро возразила она. - Я просто  спросила.  Мы  сделаем
это во время восхода луны.
   Они немного помолчали. Тишину нарушил тихий смех Пола.
   - Мы и в самом деле ужасны, не так ли? - спросил  он,  грустно  качая
головой. - Никогда нам не удавались светские беседы.
   Она обдумала  его  слова  без  улыбки,  хотя  его  тон  приглашал  ее
улыбнуться.
   - В ту ночь у Анор Лизен, - сказала она.  -  Пока  я  не  высказалась
неудачно.
   - Ты не виновата, - пробормотал он. - Просто власть и  контроль  были
моим больным местом. Ты его нащупала.
   - Этому нас учат. - Она улыбнулась. Но улыбка не была холодной, и  он
понял, что она немного издевается над собой.
   - Я свою долю язвительности тоже внес, - признался  Пол.  -  Одна  из
причин моего прихода - сказать тебе, что во многом это рефлекторно.  Это
моя самозащита. Я хотел попрощаться и сказать тебе,  что..,  очень  тебя
уважаю. - Трудно было подбирать слова.
   Она ничего не ответила, глядя на  него  ясными,  блестящими  зелеными
глазами. Ну, подумал Пол, он это сказал.  То,  что  пришел  сказать.  Он
допил вино и встал. Она сделала то же самое.
   - Мне надо идти, - сказал он, желая оказаться в другом месте  прежде,
чем кто-то  из  них  скажет  что-нибудь  обидное  и  испортит  даже  это
прощание. - Увидимся вечером, как я полагаю. - Он повернутся к двери.
   - Пол, - позвала она. - Подожди.
   Не Пуйл. Пол. Что-то дрогнуло  в  нем,  как  порыв  ветра.  Он  снова
обернулся.
   Она не  двигалась.  Скрестила  руки  перед  грудью,  словно  внезапно
замерзла среди лета.
   - Ты и правда собираешься меня  покинуть?  -  спросила  Джаэль  таким
напряженным  голосом,  что  ему  потребовалась  целая   секунда,   чтобы
убедиться, что он не ослышался.
   И он убедился, и в то же мгновение мир покачнулся и зашатался в нем и
вокруг него, и все изменилось. Что-то  взорвалось  в  его  груди,  будто
рухнула плотина, которая так долго сдерживала  желание,  что  правда  не
могла пробиться в его сердце до самого последнего мгновения.
   - Ох, любовь моя! - произнес он.
   Казалось, комната озарилась светом. Он сделал один шаг, другой; потом
она очутилась в кольце его рук, и невероятное пламя ее волос окутало  их
обоих. Он нашел ртом ее губы, поднятые навстречу его поцелую.
   И в это мгновение к нему пришла наконец ясность. Все стало ясным.  Он
вырвался на свободу и побежал, с сильно бьющимся сердцем, под ясный стук
молота в сердце. Теперь он был не повелителем Древа Жизни, а всего  лишь
смертным, которому долго отказывали, который долго отказывал  сам  себе,
прикоснувшимся к любви и испытавшим ее прикосновение.
   Она стала огнем и водой в его  объятиях,  она  стала  всем,  чего  он
когда-либо желал. Ее пальцы сплелись у него на  затылке,  погрузились  в
волосы, притянули его голову вниз, к ее  губам,  и  она  снова  и  снова
шептала его имя и плакала.
   И так они слились наконец, дети Богини и Бога.
   Они затихли среди разбросанных подушек, и она положила голову ему  на
грудь, и они долго молчали, а он перебирал  пальцами  рыжий  водопад  ее
волос и вытирал ее слезы.
   Наконец она переменила позу и положила голову к нему на колени, глядя
на него снизу вверх. Она улыбалась совсем другой улыбкой, чем те, что он
видел у нее прежде.
   - Ты бы и правда мог уйти, - сказала она. Это не был вопрос.
   Он кивнул, все еще словно в тумане, все еще дрожа и не веря в то, что
с ним произошло.
   - Мог бы, - признался он. - Я слишком боялся.
   Она протянула руку и прикоснулась к его щеке.
   - Боялся этого после всего, что ты сделал?
   Он снова кивнул.
   - Этого, может быть больше, чем всего остального.  Когда?  -  спросил
он. - Когда ты...
   Ее глаза стали серьезными.
   - Я влюбилась в тебя на берегу у Тарлиндела. Когда ты стоял в  волнах
и беседовал  с  Лирананом.  Но  я  сопротивлялась,  конечно,  по  многим
причинам. Ты их знаешь. Мне не приходило это в голову до тех  пор,  пока
ты не зашагал от Финна к Галадану.
   Он закрыл глаза. Открыл. Почувствовал, как грусть затмила радость.
   - Ты сможешь это сделать? - спросил он.  -  Тебе  позволят?  В  твоем
положении...
   Она  снова  улыбнулась,  и  эту  улыбку  он  знал.  Такую  улыбку  он
представлял себе на лице самой Даны: обращенную внутрь и загадочную.
   - Я готова умереть, лишь бы получить  тебя,  но  не  думаю,  что  это
понадобится.
   Она аккуратно встала. Он тоже поднялся и увидел, как  она  подошла  к
двери и открыла ее. Она что-то шепнула служительнице в коридоре, а потом
вернулась к нему, в ее глазах плясали огоньки.
   Они ждали недолго. Дверь снова открылась, и вошла Лила.
   Одетая в белое.
   Она  посмотрела  на  одного,  потом  на  другого,  а   потом   громко
рассмеялась.
   - Ох, здорово! - сказала она. - Я так и думала, что это случится.
   Пол почувствовал, что краснеет; затем он поймал взгляд Джаэль, и  они
оба расхохотались.
   - Понимаешь, почему теперь она станет Верховной жрицей? - спросила  с
улыбкой Джаэль. Потом прибавила более серьезным тоном:
   - С того самого момента, когда Лила  подняла  топор  и  уцелела,  она
предназначалась  Богиней  для  белых  одежд  Верховной  жрицы.  Ни  один
смертный не может понять путей Даны, и даже  остальные  Боги.  Я  теперь
Верховная жрица лишь по названию. После того, как я отправлю  вас  через
Переход, я должна уступить свое место Лиле.
   Пол кивнул. Он  видел  узор,  который  начинался  здесь,  всего  лишь
намеки, но ему казалось, что нити основы,  если  проследить  их  начало,
тянутся к Дан Море и жертве, принесенной в канун Майдаладана.
   И, размышляя об этом, он почувствовал на глазах слезы.  Ему  пришлось
их вытирать, ему, который никогда не мог заплакать.
   - Ким отправляется домой, - сказал  он,  -  иначе  я  никогда  бы  не
заговорил об этом, но, по-моему, я знаю один домик у озера,  на  полпути
между Храмом и Древом, где мне хотелось бы жить. Если тебе это нравится.
   - Мне нравится,  -  тихо  ответила  Джаэль.  -  Больше,  чем  я  могу
выразить. Дом Исанны завершит полный круг моей жизни и  поможет  улечься
горю.
   - Тогда я остаюсь, - сказал Пол, беря ее за руку. - Кажется, я все же
остаюсь в конце концов.
 
*** 
 
   Она кое-чему научилась,  поняла  Ким.  И  этот  урок  оказался  самым
трудным. Она открыла для себя, что единственное,  с  чем  ей  справиться
труднее, чем с обладанием властью, - это потеря власти.
   Бальрата не было. Она сама отдала его, но перед этим он  ее  покинул.
После Калор Диман и ее отказа повиноваться Камень Войны ни разу даже  не
сверкнул на ее руке. Поэтому в последнюю ночь,  очень  поздно,  когда  в
комнате больше никого не было и никто не знал, она отдала его Айлерону.
   А он, так же тайно, послал за Джаэль и поручил  хранить  этот  камень
жрице Даны. Что было правильно, понимала Ким. Она сначала думала  отдать
его магам. Но дикая сила Бальрата была гораздо ближе Дане, чем  небесная
премудрость, которую изучал Амаргин.
   Меркой растущей мудрости Айлерона, одной  из  вех  изменения  природы
вещей стало то, что Верховный правитель отдал столь могущественную  вещь
Верховной жрице  и  что  она  согласилась  хранить  ее  у  себя  по  его
поручению.
   Вот так Камень Войны ушел от нее, и Кимберли в  тот  последний  вечер
шла наедине со своими воспоминаниями среди деревьев к западу  от  домика
Исанны, пытаясь справиться с печалью и чувством потери.
   Так не должно быть, сурово сказала она себе. Она собирается домой,  и
ей хочется домой. Ей очень нужна ее семья. И даже более того, она знает,
что поступает правильно, возвращаясь домой. Ей  это  снилось,  и  Исанне
тоже в те первые дни.
   - Сердце подсказывает мне, что в твоем мире тоже  может  понадобиться
Видящая Сны, - сказала тогда старая Ясновидящая. И она сама это видела.
   Так что необходимость и правильность объединились  с  ее  собственным
желанием и влекли ее назад. От этого  все  должно  было  стать  ясным  и
простым, но не стало. И правда, этого не могло быть, ведь она так  много
оставляет  здесь!  И  все  ее  мысли  и  чувства  казались  сложными   и
становились еще более запутанными и трудными из-за пустоты,  возникающей
внутри нее, когда она смотрела на палец, где прежде  так  долго  сверкал
Камень Войны.
   Она покачала головой, пытаясь вытянуть себя из этого  настроения.  На
ее  счету  столько  благословений,  столько  сокровищ.   Первым,   самым
драгоценным из всех, был мир и гибель Разрушителя от руки  ребенка,  чье
имя приснилось ей еще до того, как он родился.
   Она шла по зеленому лесу в солнечном свете  и  думала  о  Дариене,  а
потом о его матери, об  Артуре  и  Ланселоте,  чьи  горестные  испытания
закончились. Еще одно благословение, еще  один  источник  радости  в  ее
сердце.
   А что касается ее самой, то она продолжает оставаться Ясновидящей,  и
продолжает носить, и всегда  будет  носить  в  себе  вторую  душу,  дар,
превыше всякой меры и всяких  слов.  Она  продолжает  носить  браслет  с
камнем веллин на запястье - Мэтт наотрез отказался принять его  обратно.
В ее мире он не будет иметь практической  ценности,  она  это  понимала,
станет  лишь  напоминанием,  что  по-своему  тоже  ценность,   не   хуже
остальных.
   Одна, в глубине леса, мучительно пытаясь достичь покоя  внутри  себя,
Ким остановилась и некоторое время стояла в тишине,  слушая  пение  птиц
над головой и вздохи ветра в листьях. Здесь было так тихо, так  красиво,
что ей захотелось сохранить все это навсегда.
   Подумав так, она увидела яркую вспышку на земле справа и поняла,  еще
не двигаясь, что ей сделан последний подарок.
   Она подошла, случайно идя по следам  Финна  и  Дариена  во  время  их
последней совместной прогулки в разгар зимы. Потом опустилась на колени,
как они когда-то, рядом с растущим там баннионом.
   Сине-зеленый цветок с красной серединой,  словно  каплей  крови.  Они
оставили его в тот день, сорвали другие цветы, чтобы отнести их Ваэ,  но
этот не тронули. И поэтому он остался для Ким, чтобы она взяла его себе,
и слезы закипели у нее на глазах от воспоминаний, которые  он  пробудил:
ее первая прогулка по лесу с Исанной в поисках этого цветка; потом  ночь
у озера под звездами, когда Эйлатин, вызванный огнем  цветка,  развернул
для нее Гобелен.
   Баннион  был  прекрасен,  лепестки   цвета   морской   волны   вокруг
ярко-красной сердцевины. Она осторожно сорвала его и приколола  к  своим
белым