ута. Грушницкий со страхом подумал о том, что будет, если вихрь
 выйдет наружу. Мир просто перестанет существовать.
Тяжелые паннели с прозрачными - эти кварцевые - экранами вскоре
 были скреплены тяжелыми болтами и установлены посреди лаборатории. Тут же,
 вокруг камеры, Грушницкий выстраивал сложные пирамиды индикаторов, шкал
 и других приборов, назначение которых становится понятным только после
 прочтения научного труда профессора "Время и его единица". Да и то, мо-
 жет быть, человеку знакомому с звездными вершинами математики и физики.
"Каким-то образом Институт сам стал камерой. Время течет здесь не
 так, как в любой другой точке пространства. Следовательно, единственный
 для меня выход - самому замкнуться в камере и ждать, пока вихрь не разру-
 шится сам по себе. Или... пока я не умру от голода и жажды, если такое
 вообще может здесь случиться."
Слава богу, ветряные генераторы все еще действовали. Остаться
 сейчас без электричества равносильно смерти. Грушницкий щелкнул несколькими
 переключателями, индикаторы засияли бледно-зеленым светом, на темных
 табло запрыгали цифры. Одна из стенок камеры медленно двинулась вдоль
 глубоких каналов, прорезанных в массивном основании. Профессор успел зас-
 кочить внутрь, пока дверь оставалась открытой.
Казалось, сам воздух сгустился в тесной камере. Воздух! Грушницкий
 снова почувствовал предательский холодок в груди: он не подумал о воздухе.
 Вскоре кислород закончится и он просто задохнется. Он поглядел наружу
 сквозь мутный экран. Там рушились стены, время просто исчезало, уходило
 в небытие, которое люди ошибочно называют прошлым.
Багровый вихрь сожрал последний кусочек того, где много лет труди-
 лись люди, старательно выковывая свою самую большую ошибку. Они десять
 лет лелеяли ее, как малое дитя, носились с ней, вынашивали. И вот -
 отец всего проекта заперт в душной камере, а снаружи бушует смерть. Зато
 умирать не страшно. Знаешь, что ничего не будет...
 * * *
Сознание вернулось в разбитое усталостью тело. Грушницкий с огром-
 ным трудом поднял голову и открыл глаза. Его тут же стошнило на метал-
 лический пол, стало немного легче.
Снаружи плавал сизый туман, а в глазах рябило от разноцветных
 кругов. Грушницкий пригляделся к рваным клочьям тумана; на мгновение
 они разошлись и за ними проступили контуры лаборатории. Неужели это
 правда?! Вялая рука профессора сама по себе открыла дверь, и в камеру
 ворвался необычно свежий, пахнущий озоном воздух. Все было на месте.
Грушницкий взглянул на часы. Без двадцати девять, скоро начнется
 рабочий день.