грубый очаг, а герцог  еще  и
выкопал для костра неглубокую  ямку,  действуя  преимущественно  руками  и
острым обломком древесного сука, подобранным неподалеку. Однако  собранное
ими холодное и сырое дерево  никак  не  желало  воспламеняться,  и  вскоре
герцог вспотел от усилий и стал сыпать проклятьями.
   Тем  временем  Гэйлон,  прислушиваясь  к  злобному  бормотанию  Дэрина,
вытащил из седельных сумок промасленные коврики и одеяла,  которые  должны
были служить им постелями. Костер у герцога никак не желал разгораться,  и
принц занялся тем, что распаковал сыр и хлеб, который  дала  им  в  дорогу
Миск. Несколько минут он задумчиво вертел в руках почерневший  котелок,  в
котором можно было бы  приготовить  горячий  чай,  если,  конечно,  Дэрину
удастся добыть огонь. Не выдержав, он подошел  поближе  и  стал  смотреть.
Герцог скорчился над ямой, глядя на свой перстень с  Колдовским  Камнем  и
прижимая ко лбу пальцы правой руки. Камень лениво вспыхивал голубым. Дрова
только дымились без малейших признаков огня, и герцог вполголоса  бормотал
черные ругательства.
   - Можно я помогу? - спросил Гэйлон.
   - Как?
   - Я мог бы отыскать дрова получше.
   -  Я  в  состоянии  обойтись  тем,   что   есть.   Просто   мне   нужно
сосредоточиться. Пожалуйста, не отвлекай меня.
   Гэйлон не обиделся, только пожал плечами и отошел,  предоставив  Дэрину
продолжать свое бестолковое, как ему казалось, занятие. Принц помнил,  что
выше по ручью они видели  поваленную  пихту.  Король-отец  однажды  научил
Гэйлона одному трюку, и мальчик  надеялся,  что  сумеет  сильно  облегчить
Дэрину его задачу. Отыскав подгнившее бревно, мальчик стал  разбивать  его
ударами ноги. Внутри он и отыскал то, что было ему  необходимо:  несколько
пригоршней сухого как  трут  трухлявого  дерева,  а  также  целую  колонию
термитов. Соблазн  оказался  слишком  велик,  и  мальчик  некоторое  время
забавлялся тем, что прорывал в теплом зимнем домике насекомых новые  ходы,
причиняя этим немалый  урон  постройке,  прежде  чем  вспомнил,  зачем  он
пришел. Чувствуя себя несколько виноватым за задержку, принц быстро  набил
карманы сухими гнилушками, подбирая и пеньки  сучков,  которые  попадались
ему среди трухи. Их древесина была плотнее, и Гэйлон рассчитывал, что  они
станут гореть дольше и жарче.
   Закончив, Гэйлон выпрямился и  посмотрел  на  небо.  Небо  у  него  над
головой было светло-голубым, без единого  облака,  и  принц  подумал,  что
после захода солнца наверняка будет мороз. Первое дыхание  ночного  холода
уже ощущалось в воздухе, и он повернулся, чтобы спешить на поляну.
   Краем глаза Гэйлон заметил, как что-то странно блеснуло в  распадке  на
берегу ручья, блеснуло и пропало. Он сделал шаг назад и медленно  повернул
голову. Вспышка света повторилась, и на этот раз принц  успел  разглядеть,
что свет был голубым, словно глубокое летнее небо на мгновение  проглянуло
между серыми валунами. Выронив сухой древесный мусор, который он держал  в
руках, принц  с  мальчишеским  энтузиазмом  принялся  исследовать  участок
берега,  откуда,  как  ему  казалось,  на  него  падал   отраженный   блик
предзакатного солнца. В результате он обнаружил  только  довольно  тусклый
обломок пирита в палец длиной. Разочарованный, он небрежно засунул находку
в карман и хотел было уходить, но  голубое  сияние  снова  ударило  ему  в
глаза, и принц неуверенно остановился.
   Наконец он  сдвинулся  с  места,  держась  так,  чтобы  видеть  голубое
свечение краешком глаза. Совсем рядом с его ногами пенился и бурлил ручей.
Гэйлон бочком, с опаской приблизился к  яркой  голубой  искорке,  чувствуя
себя совершенным дураком, который выслеживает неизвестно что - чем бы  оно
там ни оказалось. Медленно, с осторожностью он протянул руку,  наклонился,
нащупал между валунами... и схватил это! Пальцы сомкнулись вокруг  чего-то
небольшого, округлого, шершавого, слегка нагретого солнцем. Предмет  этот,
однако, продолжал мерцать голубым светом даже в его  ладони,  до  тех  пор
пока Гэйлон не посмотрел на него прямо. Тогда он  превратился  в  довольно
заурядный, ничем не примечательный, слегка скатанный водой речной камень.
   Гэйлон долго рассматривал  свою  находку.  Ему  в  голову  пришла  одна
догадка, но он отбросил ее как невероятную...  и  снова  вернулся  к  ней,
ощутив какие-то смутные движения своей души, происходящие помимо его воли.
Камень оживал только в его руках, начиная слегка светиться  бледно-голубым
светом. Во  всем  теле  Гэйлон  почувствовал  легкое  покалывание,  словно
какая-то   посторонняя   энергия   питала    его.    Мир    вокруг    стал
кристально-прозрачным и ясным, а тусклые зимние цвета  ландшафта  заиграли
новыми красками. В ушах звенела песня ручья. Тем  временем  камень  в  его
ладони стал таким холодным, что Гэйлон вздрогнул, как от ожога, и поспешно
стиснул его  в  кулаке,  словно  боясь,  что  он  может  выпасть  и  снова
затеряться среди своих серых собратьев, которыми было выложено ложе ручья.
Колдовской Камень! Это был его Колдовской Камень!
   Ощущение холода исчезло так  же  быстро,  как  и  возникло,  а  острота
восприятия  окружающего  притупилась  и  стала  почти  нормальной.  Гэйлон
понятия  не  имел,  каким  образом  нужно  пробуждать  Камень  и  как   им
пользоваться,  но  был  уверен:  Дэрин  все  покажет,  Дэрин  научит   его
обращаться с чудесной находкой. Почти бегом он поспешил к  лагерю,  но  на
половине пути передумал и пошел медленнее,  по  дороге  ощупав  карманы  и
подобрав оброненные щепки.
   Он размышлял. Дэрин редко пользовался своим Камнем и никогда не говорил
ни о какой магии. Почему-то Гэйлону казалось, что герцог не обрадуется его
сокровищу.
   Когда  он  вернулся  на  поляну,  вокруг  наступили   сумерки.   Солнце
опускалось за горизонт в ореоле света, который  отражался  от  поверхности
далекого Западного моря. Дэрин все так  же  сидел  возле  костра,  который
отказывался гореть. Повернув к  Гэйлону  покрывшееся  испариной  лицо,  он
ничего не сказал, однако мрачное выражение его глаз  еще  больше  ослабило
решимость принца поделиться своим радостным открытием. Гэйлон высыпал свои
деревяшки в очаг. Ему показалось, что теперь - не самый лучший момент  для
разговора о волшебных Камнях.
   "Может быть, после ужина", - подумал он нерешительно,  пряча  Камень  в
карман камзола.
   Опустившись на колени рядом с  герцогом,  Гэйлон  отодвинул  в  сторону
сырой хворост. Дэрин молча смотрел, как Гэйлон укладывает  сухие  гнилушки
небольшой пирамидой; крупные куски наверх, а всю мелочь - вниз.
   - Попробуй еще раз, - предложил Гэйлон, вставая  с  колен  и  отряхивая
руки.
   Дэрин тяжело вздохнул и снова приложил ко лбу пальцы. Гэйлон отвернулся
и пошел через поляну туда, где были сложены их  вещи.  В  животе  начинало
урчать. То, что он замыслил,  было,  конечно,  глупостью,  но  он  не  мог
справиться с искушением. Нащупав в кармане Камень, он вынул его  и,  держа
перед собой, попробовал вернуть внутренние движения души, которые  немного
испугали его на берегу ручья. Поток энергии хлынул  в  него  почти  сразу,
гораздо сильнее, чем  в  первый  раз,  покалывание  поднялось  по  руке  и
разлилось по груди. Уставившись в свой камень так, как  делал  это  Дэрин,
Гэйлон вообразил себе пылающий костер.
   Пламя с ревом рванулось вверх  за  его  спиной,  и  герцог  едва  успел
отпрянуть, повалившись на спину  возле  очага.  Кружащийся  огненный  шар,
словно кипя, унесся в темнеющее небо, а в  яме  заплясали  веселые  язычки
костра.
   - Клянусь черной бородой Черного Короля! - вскричал Дэрин. - Что это?!
   Гэйлон  помог  ему  подняться,  участливо  глядя  на   герцога   широко
раскрытыми глазами.
   - С тобой ничего не случилось?
   - Ничего, если не считать спаленных  бровей  и  поджаренного  носа.  Ты
видел _это_? - спросил он, не замечая, как дрожат руки мальчика.
   - Это, наверное, сухое дерево, - пробормотал Гэйлон. - Мне очень  жаль,
Дэрин... Я хотел только помочь.
   Герцог поскреб заросший щетиной подбородок.
   - Ну, ничего страшного ведь не произошло... - рассеянно сказал он.
   Гэйлон кивнул, думая о своем. Радостное  возбуждение  пришло  на  смену
тревоге за безопасность Дэрина. Он может! Он только что  сам  сделал  это!
Разумеется, если судить беспристрастно, то с  огненным  шаром  он  немного
перестарался.  Совсем  немного.  Почему  все-таки   Дэрин   так   неохотно
пользуется своей магической силой? Самому Гэйлону новое ощущение  пришлось
весьма по душе, словно нашлась и с силой расправилась  какая-то  мышца,  о
существовании которой он раньше не подозревал.
   Сумерки сгущались над поляной, и путники, завернувшись в плащи, подсели
поближе к огню. В закопченном медном котелке  булькала  вода  для  чая,  а
скудная трапеза состояла из сыра и затвердевшего хлеба.
   - Если бы я сумел раньше разжечь костер, осталось  бы  время  поставить
силки, - посетовал Дэрин, откусывая хлеб. - Кроличьи  норы  меньше  чем  в
десятке шагов от нашей стоянки. Вон там, -  он  ткнул  пальцем  куда-то  в
промежуток между освещенными пламенем костра стволами деревьев. - Конечно,
грех жаловаться на то, что у нас уже есть, но  я  не  перестаю  мечтать  о
нежной крольчатине, которая могла бы сейчас жариться над огнем.
   На самом деле, кроме крольчатины, герцог мечтал и о том,  чтобы  вместо
брусничного чая в его кружке оказалось вино, однако об  этом  он  не  стал
распространяться. Посмотрев сквозь  пламя  костра  на  Гэйлона,  сидевшего
напротив него, он подумал, что  мальчик  что-то  слишком  задумчив  и  тих
сегодня. В  отблесках  пламени  его  песочного  цвета  волосы  отсвечивали
красным, а взгляд был устремлен вдаль.  Сейчас  он,  как  никогда  раньше,
напоминал своего отца, однако по-детски узкие плечи мальчика были  сведены
напряжением, а в позе чувствовалась какая-то странная сила,  происхождение
которой Дэрин определить не мог. Когда Дэрин заговорил о кроликах,  Гэйлон
лишь на миг поднял на него глаза и слегка улыбнулся,  продолжая  думать  о
чем-то своем.
   Герцог  маленькими  глотками  пил  свой  остывающий  чай.   На   поляне
раздавалось громкое ржание двух кобыл,  да  где-то  далеко  угрюмо  кричал
филин. Искры от костра плавной спиралью взмывали к небу вместе  с  горьким
дымом,  одна  за  другой  растворяясь  между  подмигивающими  звездами.  В
нескольких шагах от костра было уже очень холодно, однако возле него  были
и тепло, и  молчаливое  чувство  товарищества,  которые  навевали  сладкие
надежды на благополучное будущее. В голове Дэрина сам собой  возник  образ
Хэбби, причинив ему боль, но даже эта боль была сладка. Несмотря  на  это,
он попытался отогнать от себя воспоминания; когда-нибудь он,  может  быть,
вернется в старую гостиницу у реки. Когда-нибудь... За какое-то неуловимое
мгновение герцог  перешел  от  состояния  комфорта  к  меланхолии,  и  ему
захотелось взять в руки  лютню,  чтобы  выразить  свои  чувства  песней  и
музыкой.
   Инструмент его оказался там же, куда Гэйлон сложил их нехитрые пожитки.
Лютня была прислонена к стволу могучего дуба, но когда Дэрин наклонился за
ней, внимание его привлек странный шорох, раздавшийся  в  траве  сразу  за
кругом света, отбрасываемого костром. Дэрин прислушался. Шорох  повторился
- громче и ближе, затем зашуршало в другой стороне, и  Дэрин  потянулся  к
рукояти меча, который лежал вместе  с  остальным  багажом.  Не  успел  он,
однако, вытащить меч из ножен, как на поляну выскочил из темноты боязливый
кролик. Крошечное существо замерло в  траве  совсем  недалеко  от  Дэрина,
сгорбившись и уложив на спину длинные уши. Гэйлон у  огня  начал  медленно
подниматься на ноги, но Дэрин  осторожно  поднес  палец  к  губам,  сделав
мальчику знак сесть на место. Затем он аккуратно снял плащ и стал медленно
наклоняться, чтобы накинуть его на  зверька.  Кролик  заметил  его  только
тогда, когда герцог поднял вверх  руки,  и  сделал  неожиданный  скачок  в
сторону. Дэрин повернулся за ним  и  бросился.  Испуганный  зверек  высоко
подпрыгнул, разворачиваясь в воздухе назад, и Дэрин,  в  последний  момент
тщетно попытавшись скорректировать свой бросок,  запутался  в  собственных
ногах и упал, покатившись по траве. А потом  ему  показалось,  что  кролик
прыгнул прямо к нему в руки...
   Герцог поднялся с холодной земли, крепко держа свой  охотничий  трофей.
Мягкое, серебристо-серое тельце кролика  трепетало  в  его  руках,  однако
зверек не делал никаких попыток  освободиться.  Гэйлон,  все  еще  сидя  у
костра, захихикал. Дэрин,  почувствовав,  как  что-то  прикасается  к  его
ногам, посмотрел вниз и обмер: это был еще один  кролик.  Сидя  на  задних
лапах, он барабанил передними по ноге герцога чуть  выше  ботинка.  Третий
кролик прошмыгнул между ногами Дэрина. Потом появились еще и еще  зверьки.
Внезапно  вся  поляна  оказалась  запружена  сотнями  кроликов,  взявшихся
неведомо откуда.
   Это было уже чересчур даже для Дэрина. Еле слышно застонав, он  выронил
кролика, которого держал в руках, и  ринулся  к  костру,  топая  ногами  и
громко выкрикивая:
   - Кыш! Кыш! Пошли прочь!
   До смерти перепуганные зверьки метались по поляне во всех направлениях,
а Гэйлон скорчился от хохота и никак не мог остановиться.
   Наконец поляна  опустела.  Дэрин,  изогнув  бровь,  подмигнул  Гэйлону,
который все еще вздрагивал и утирал слезы с лица:
   - Похоже, я пропустил занятное представление!
   - Милорд, - с напускной серьезностью отвечал ему Гэйлон, -  впредь  вам
придется быть крайне осторожным, если вы  чего-то  хотите.  Это  наглядный
урок, который вы мне преподнесли.
   Только через некоторое  время  до  Дэрина  дошла  вся  необычайность  и
нелепость происшедшего. Он закашлялся, пытаясь справиться  со  смехом,  но
Гэйлон не выдержал и снова расхохотался. Они хохотали до тех пор,  пока  у
них не заболели все внутренности. Кроме того, теперь у них был кролик - не
тот, первый, а другой, на которого Дэрин  случайно  наступил  в  суматохе,
сломя голову мчась к огню.


   Наконец усталый принц отправился спать. Не раздеваясь, он завернулся  в
одеяло возле костра. Несмотря на усталость,  сон  долго  не  шел  к  нему.
Приподнятое настроение последних дней покинуло его, и он лежал неподвижно,
прислушиваясь к тому, как Дэрин поет. Ему было странно, что такая старая и
побитая лютня способна издавать столь чарующие  звуки.  Склоны  отдаленных
холмов эхом откликались на переливы голоса Дэрина, который  пел  старинную
балладу о призраке прекрасной девушки, вернувшемся  с  того  света,  чтобы
навещать бывшего возлюбленного. Возлюбленный оказался  коварным  и  лживым
человеком, недостойным ее великой любви, который  долго  раскаивался  и  в
конце концов покончил с собой. Финал  песни  был  счастливым,  если  можно
считать счастьем воссоединение с любимым человеком после смерти.
   Зажав в кулаке Колдовской Камень  и  прислушиваясь  к  песням  герцога,
Гэйлон все же заснул, и ему снились кролики, призрачные девы и колдовство.
Затем начался совсем другой сон...
   Прозрачный звездный свет лился на укутанный толстым снежным  покрывалом
дивный сад. Подобно духам зимы,  неподвижно  замерли  статуи  и  замерзшие
водопады фонтанов. При помощи  своих  вновь  обострившихся  чувств  Гэйлон
очень быстро понял, что сад  ему  снится,  и  статуи  и  деревья  послушно
исчезли. Твердый  наст  на  снегу  продолжал  похрустывать  под  башмаками
Гэйлона, и он, вдыхая полной  грудью  морозный  воздух,  протянул  руку  и
потрогал снег под ногами. Снег был холодным и... не очень холодным.
   Чувствуя, как сердце его бешено забилось, Гэйлон осознал, что  каким-то
образом его сон перешел в явь, и что он на самом деле находится в каком-то
ином месте, не в лагере и не спит, а бодрствует. Паника  охватила  его,  и
Гэйлон проснулся, судорожно ловя ртом воздух.  Некоторое  время  он  лежал
неподвижно, наслаждаясь  реальностью  жесткой,  промерзшей  земли  поляны.
Дэрин все еще пел, и Гэйлон, крепче сжав Камень  в  кулаке,  снова  смежил
глаза.
   Ему  пришлось  приложить   немалые   усилия,   чтобы   заставить   себя
расслабиться и уснуть. Ему опять начал сниться тот же заснеженный сад,  но
теперь он оказался там не один. Среди статуй  стояла  крошечная  фигура  в
плаще с капюшоном,  настолько  неподвижная,  что  казалась  высеченной  из
мрамора. Оглядевшись по сторонам, принц узнал это  место:  это  были  сады
Каслкипа. Теперь он догадался, кто стоит здесь в плаще, утопая в  глубоком
снегу.
   - Джессмин, - тихо позвал он, боясь громким звуком  нарушить  безмолвие
неподвижного сада.
   Принцесса повернулась в его сторону, откидывая на спину капюшон  плаща.
Свет звезд замерцал на ее бледных  щеках,  и  Гэйлон  догадался,  что  она
беззвучно  плачет.  В  растерянности  принц  сделал  несколько  шагов   ей
навстречу, но чем ближе он подходил, тем шире открывала она рот в  гримасе
изумления и  тревоги.  Он  был  уже  довольно  близко,  чтобы  рассмотреть
написанный на ее лице ужас, и потому не слишком  удивился,  когда  девочка
бросилась назад в замок.
   - Джессмин! - крикнул он ей вслед, не желая гнаться за ней и пугать  ее
еще больше. Принцесса исчезла среди деревьев, и Гэйлон  почувствовал  себя
одиноким и потерянным. С  силой  зажмурившись,  он  попытался  проснуться.
Вместо этого он испытал странное головокружение; потом ему почудился тихий
шепот, словно голос Дэрина раздавался откуда-то издалека, напевая:

   И до щеки упругой
   Касается перстом,
   И льнет к устам желанным
   В лобзанье ледяном...

   Последняя нота долго дрожала  в  ушах,  пока  не  затихла.  Последовала
минута мертвой тишины. Затем раздалось шарканье и шуршание,  словно  порыв
осеннего ветра гнал опавшие листья  по  дорожкам  парка,  и  принц  открыл
глаза. Он оказался не в парке, а в отцовской библиотеке в замке.  Огромная
комната была погружена в темноту,  и  только  на  столе  горела  оплывшая,
толстая свеча, стоя в лужице  грязного  света.  За  столом  кто-то  сидел,
сильно сутулясь и с присвистом дыша,  склонившись  над  толстой  книгой  в
кожаном переплете, медленно и осторожно переворачивая шелестящие страницы.
Гэйлон замер без движения, боясь пошевелиться и выдать свое присутствие.
   Мужчина за  столом  вдруг  замер  и  быстро  обернулся,  уставившись  в
пространство комнаты. Его взгляд скользнул по фигуре принца, не видя его.
   - Кто здесь? - спросил Фейдир.
   Гэйлон остался стоять неподвижно, и посланник привстал, чтобы  загасить
свечу. Луч света в последний раз мигнул и погас, и в библиотеке  воцарился
непроницаемый чернильный мрак. Снова послышались  шорох  ткани  о  кожу  и
шаркающие шаги. В самой середине комнаты запульсировал  крошечный  голубой
огонек, слабая искорка голубого  цвета,  и  Гэйлоном  овладело  сильнейшее
беспокойство, сразу превратившееся в страх. Фейдир тоже владел  Колдовским
Камнем! Старик тем временем забормотал что-то глухо  и  непонятно,  а  его
подсвеченные голубым тонкие пальцы принялись двигаться в пустоте,  проводя
в воздухе светящуюся линию. Прозвучала еще одна странная фраза, и во мраке
засветилась вторая линия, сошедшаяся с первой под прямым углом.
   Страх  Гэйлона  продолжал   нарастать.   Какой-то   глубокий   инстинкт
подсказывал ему, что он должен немедленно  бежать,  спасаться,  что  стоит
Фейдиру закончить плести свою волшебную сеть, и он безнадежно увязнет в ее
магических переплетениях. Закрыв глаза,  Гэйлон  снова  пожелал  оказаться
где-нибудь подальше отсюда, но голос Фейдира продолжал  грозно  звучать  у
него в ушах, уверенный и таивший в себе смертельную опасность.  Мальчик  в
отчаянье протянул вбок руку, нащупал в темноте книжную полку  и  на  ощупь
побрел вдоль нее, пробираясь к дверям. Каждой  клеточкой  своего  тела  он
чувствовал, как непреодолимая сила не пускает его, тянет назад,  и  каждый
последующий шаг требовал от него гораздо больших усилий, чем предыдущий.
   С горечью Гэйлон подумал о том, каким же он был гл