й злобы.  Потом,  словно  кто-то
повернул выключатель, она замолчала и не захотела больше ничего говорить.
     На следующее утро за завтраком  она  заявила,  что  это  была  просто
пьяная болтовня, и Мэтт ей  нравится,  хотя  их  нельзя  считать  хорошими
знакомыми, что она сожалеет о его смерти и так далее. В тот же  вечер  она
исчезла. Один из офицеров сказал, будто ее послали куда-то  с  поручением.
Он не знал, куда именно.
     Меня беспокоит вот что: Мэтта всегда трудно было понять,  однако,  он
не относился к  людям,  вызывающим  _н_е_н_а_в_и_с_т_ь_.  Уолли,  они  его
презирают. Его имя не просто вызывает раздражение. _В_с_е _э_т_и  _л_ю_д_и
с радостью убили бы его!
     Думаю,  мне  следует  вернуться  домой.  Я  устала  от  разговоров  с
военными, они слишком легко начинают ненавидеть. Но, Боже мой, как бы  мне
хотелось знать правду! Ведь не было никого, более верного Симу и проклятым
конфедератам, чем Мэтт Оландер.
     Это место превратилось в сумасшедший  дом.  Здесь  полно  беженцев  с
Илианды, их палатки стоят повсюду. Я  смотрю  на  этих  людей,  лишившихся
своего  дома,  и  теряю  мужество.  Тебе  известно,  что  ашиуры   бомбили
Пойнт-Эдвард? Почему они поступают так глупо? Я не могла  бы  сказать  это
никому другому, но иногда я спрашиваю себя, а не прав ли Сим  в  отношении
ашиуров? Тяжело, Уолли. Действительно, тяжело.
     Говорят, что завтра в городе  выступит  с  речью  Тариен.  Он  должен
сообщить о выделении района для размещения илиандцев. Попытаюсь поговорить
с ним, может, удастся убедить его расследовать дело с Мэттом.
     Буду держать тебя в курсе.
     Изображение померкло.


     - Все?
     - Другой записи нет, - ответил Джейкоб. - На этом кристалле.
     - Это все, что есть, - сказала  Чейз.  -  Во  введении  указано,  что
планируется издать следующие выпуски. Но ни один  так  и  не  подготовили.
Умер редактор.
     - Его звали Чарлз Паррини,  из  Милетского  университета,  -  добавил
Джейкоб. - Он умер тридцать лет назад.
     - Издание мог закончить кто-нибудь еще.
     - Возможно. - Чейз выпрямилась. - Значит, просто не опубликовали.
     - Может, это и не имеет  значения,  -  заметил  Джейкоб.  -  Но  ведь
Паррини  должен  был  собрать  какие-то  документы.  Найдите  их,   тогда,
возможно, вы получите ответы на свои вопросы.
     Милетский университет располагался на  Сиквине,  самом  маленьком  из
шести континентов Окраины, посреди  пустыни,  в  городе  Капучай.  Паррини
проработал  там  профессором  литературы  большую   часть   своей   жизни.
Библиотека была переполнена его книгами, этот человек оказался чрезвычайно
плодовитым. Там можно было найти его комментарии  к  произведениям  каждой
литературной эпохи,  начиная  с  вавилонской.  Он  редактировал  несколько
справочных  изданий  по  великим  поэтам  и  эссеистам,  включая  Уолдорфа
Кэндлза, перевел целую полку ашиурской  поэзии  и  философии.  Всю  вторую
половину дня и часть следующего утра мы с Чейз работали в кабинете  Гейба,
просматривая эти книги.
     Ближе к полудню Чейз позвала меня к терминалу.
     -  Интересный  перевод  сочинения  Тулисофалы.   Я   ознакомилась   с
принципами, на которых основана ее этическая система: "Люби врага  своего.
Плати добром за зло. Справедливость и  милосердие  -  краеугольные  камни,
праведной  жизни,  справедливость  потому,  что  ее  требует  природа,   а
милосердие потому, что справедливость разъедает душу".
     - Что-то знакомое.
     -  Возможно,  существует  единственная  этическая  система  для  всех
разумных видов. Хотя у "немых" она, по-видимому, не имела успеха.
     - Ты именно это хотела мне показать?
     - Нет. Минуточку. - Чейз вернула на экран титульный лист и указала на
посвящение. "Лейше Таннер".


     Никто из библиотекарей не знал о Паррини. Для них он был  всего  лишь
парой кристаллов в библиографическом зале и тремя коробками  документов  в
хранилище. А может, там было четыре коробки? Точно никто не знал. По нашей
просьбе коробки спустили в просмотровую комнату  и  продемонстрировали  их
содержимое.  Мы  обнаружили   студенческие   доклады,   списки   учеников,
финансовые записи, устаревшие еще при  жизни  Паррини:  счета  за  мебель,
произведения искусства, книги, одежду, скиммер.
     - Должно быть что-то еще, - сказала Чейз, когда  мы  сняли  обручи  и
приступили к обеду. - Мы не там ищем. Составив первый том, Паррини  просто
не мог создать большой задел материалов для следующих книг.
     Я согласился и предложил начать с литературного отдела.
     Джейкоб уже держал наготове код связи, и  сразу  же  после  обеда  мы
подключились к убогой конторе с потрепанной мебелью, в которой  находились
два скучающих молодых человека. Задрав ноги и скрестив  руки  за  головой,
они развалились у старинных терминалов. Один - очень высокий, почти двух с
половиной метров, другой - среднего роста, с ясными дружелюбными глазами и
рыжеватыми волосами. На мониторе быстро мелькали отрывки текстов, но никто
не обращал на них внимания.
     - Да? - спросил тот, что пониже,  слегка  выпрямившись.  -  Чем  могу
помочь?
     Он обращался преимущественно к Чейз.
     - Мы проводим исследование о Чарлзе Паррини. Нас особенно  интересуют
его работы по Уолдорфу Кэндлзу.
     - Паррини - жалкий писака, - сказал высокий, не меняя позы. - Скембли
гораздо лучше разбирается в Кэндлзе. Или Кестлер. Черт, почти любой, кроме
Паррини.
     Первый, нахмурив брови, представился:
     - Корман. Зовут Жак. А это Тэкстер.
     Губы Тэкстера слегка приоткрылись.
     - Что вам нужно? - спросил Корман, изучающе  рассматривая  Чейз.  Она
ему явно понравилась.
     - Знаком ли вам перевод Тулисофалы? Почему Паррини посвятил его Лейше
Таннер?
     Корман усмехнулся, явно пораженный.
     - Потому что, - он впервые взглянул  в  мою  сторону,  -  она  первая
предприняла серьезную попытку перевести ашиурскую  литературу.  Никто  ее,
конечно, уже не читает. Современная филология более совершенна. Но  Таннер
проложила дорогу.
     Чейз кивнула в своей лучшей академической манере.
     - Вы  читали  работу  Паррини  об  Уолли  Кэндлзе?  -  спросила  она,
произнося слова отчетливее, чем обычно. - "Письма"?
     Тэкстер вставил ногу в открытый ящик стола и подвигал его туда-сюда.
     - Слышал о ней, - ответил он.
     - Должны быть дополнительные выпуски. Они были составлены?
     - Насколько я помню, -  сказал  Тэкстер,  -  он  умер,  не  дойдя  до
середины проекта.
     - Это правда. - Чейз перевела взгляд с одного на  другого.  -  Может,
кто-нибудь другой закончил начатое им?
     - Не думаю.
     Тэкстер  растягивал  слова.  Очевидно,  он  не  имел   ни   малейшего
представления о предмете разговора. Он  попытался  улыбнуться,  получил  в
ответ ободряющую улыбку Чейз и проконсультировался с компьютером.
     - Нет, - сказал он через несколько секунд. - Только том первый. Потом
ничего.
     - Доктор Тэкстер, - я присвоил парню звание, которое вряд ли  у  него
было, - что могло случиться с записями Паррини после его смерти?
     - Мне придется это выяснить.
     - Пожалуйста, - попросила Чейз. - Вы бы нам очень помогли.
     Тэкстер выпрямился.
     - Хорошо, я могу это сделать. Где вас найти?
     Казалось, он обращается к телу Чейз.
     - Вы можете дать нам ответ сегодня вечером?
     - Возможно.
     - Я вернусь, - улыбнулась Чейз.


     После смерти Чарлза Паррини  его  документы  попали  в  руки  Адриана
Монка, с которым он тесно сотрудничал. Тот должен был закончить  второй  и
третий тома писем  Кэндлза,  но  в  то  время  работал  над  ныне  забытым
историческим романом "Маурина", эпическим изложением эпохи  Сопротивления,
увиденной глазами  молодой  жены  Кристофера  Сима.  В  результате  он  не
закончил ни свой роман, ни собрание Кэндлза, а бумаги Паррини  дочь  Монка
подарила библиотеке университета Маунт-Табор, где ее отец когда-то получил
диплом.
     Маунт-Табор  расположен  неподалеку   от   Бельведера,   сравнительно
небольшого городка в южном полушарии, находящимся в восьми часовых  поясах
от нас. Название университета - Гора Табор - несколько  сбивало  с  толку:
местность  вокруг  Бельведера  абсолютно  ровная.  Как   выяснилось,   это
учреждение основано церковью, а Маунт-Табор - библейское название.
     Через несколько минут после того, как Чейз  вторично  переговорила  с
Тэкстером, мы оказались перед роботом, который присматривал за библиотекой
университета после ее закрытия.  Никаких  неопубликованных  материалов  не
было зарегистрировано ни под фамилией Монк, ни под фамилией Паррини.
     Утром, к открытию библиотеки,  мы  вернулись.  Молодой  ассистент,  к
которому  мы  обратились  с  вопросами,   проверил   свой   банк   данных,
отрицательно качая головой после каждого вопроса.
     - Ни Монка. Ни Паррини. Извините. Хотел бы вам помочь.
     То же самое сказал нам и робот, но с людьми легче разговаривать.
     Мы настаивали, что материалы должны быть где-то у них, в конце концов
молодой человек вздохнул и переключил нас на  смуглолицую  даму.  Плотная,
черноволосая, с резкими манерами,  она  всем  своим  видом  давала  понять
собеседнику, что ее время - вещь драгоценная.
     - Если что-нибудь появится, мы немедленно с вами свяжемся, - ответила
она категоричным тоном, собираясь уйти. - Оставьте, пожалуйста, ваш код  в
регистратуре.
     - Если их нет сейчас, - сказал  я,  -  то  они  не  появятся.  Бумаги
Паррини были подарены университету более двадцати лет назад.
     Она остановилась.
     - Ясно. Это произошло еще до меня, и, очевидно, их  у  нас  нет.  Нам
дарят огромное количество рукописей, которым наследники, как  правило,  не
смогли  найти  применения.  К  сожалению,  мистер  Бенедикт,  мы   склонны
преувеличивать значение почивших близких  для  потомков...  Вероятно,  вам
нужно справиться в литературном фонде.
     - Я был бы вам _к_р_а_й_н_е_ признателен, если бы  вы  смогли  помочь
нам, - настаивал я. - И я  с  удовольствием  оплатил  бы  вам  затраченное
время.
     Я еще никогда не пытался подкупить кого-либо, поэтому чувствовал себя
не в своей тарелке. Бросив косой взгляд на Чейз, я заметил ее  старательно
сдерживаемую улыбку.
     - Я бы с удовольствием взяла ваши деньги, мистер Бенедикт, но это  не
принесет вам никакой пользы. Если материалов нет в каталоге, значит их нет
здесь вообще.
     Я поинтересовался, не вызовет ли беспокойства  в  Совете  попечителей
Маунт-Табора сообщение о том, что библиотекари  так  небрежно  обошлись  с
наследием Чарлза Паррини, и получил совет поступать, как сочту нужным.
     - Думаю, это конец ниточки, - сказал я Чейз,  когда  мы  вернулись  в
кабинет.
     Она кивнула, и мы встали с кресел, в которых просидели большую  часть
последних двух дней. Было уже далеко за полночь.
     - Давай немного подышим свежим воздухом, - предложила  она,  прижимая
пальцы к вискам.
     Выйдя из дома, мы мрачно побрели по лесной тропинке.
     - И вообще пора все кончать, - сказал я.
     Чейз молча смотрела перед собой. Ночной  воздух  был  холодным,  даже
обжигающим, но приятным. Моя спутница  погрузилась  в  свои  мысли,  а  я,
порадовавшись естественному окончанию дела, вдруг почти  физически  ощутил
присутствие рядом со мной длинноногой Чейз.
     - Я понимаю твое разочарование, - неожиданно сказала она.
     - Да.
     Глаза Чейз находились на одном уровне с моими, и я чувствовал на себе
ее взгляд.
     -  Мне  хотелось  бы  получить  ответы  на   некоторые   вопросы,   -
беззастенчиво соврал я.
     - Хорошо бы поймать того, кто играет с тобой в эти игры.
     - И это тоже...
     Черта с два!
     Я   попытался   облегчить   совесть,    распространяясь    о    своей
ответственности  за  поместье  Гейба,  о  собственных  проблемах  и   тому
подобном. Мое вранье не имело никакого значения, поскольку Чейз все  равно
не слушала.
     - Есть идея! - она прервала меня, будто я  ничего  и  не  говорил.  -
Документы подарены дочерью Монка. Дар мог быть зарегистрирован в  каталоге
на имя дарительницы, а ее  не  обязательно  звали  Монк.  Должно  быть,  в
библиотеке не очень хорошо поставлена система ссылок.
     Она оказалась права.


     Упакованные в пластиковый контейнер материалы стояли в хранилище.
     Смуглолицая библиотекарша попыталась доказать, что материалы  закрыты
для общего просмотра, но  быстро  уступила,  едва  я  снова  пригрозил  ей
обратиться к начальству. На этот раз с куда более обоснованными жалобами.
     Она организовала доставку контейнера в просмотровую комнату, и  когда
мы прибыли, материалы уже лежали на  двух  столах.  Молодой  ассистент,  с
которым мы познакомились накануне, был приставлен помогать  нам:  заряжать
блоки памяти, подносить вещи к свету, переворачивать страницы и  выполнять
другие физические действия, не доступные кристаллокопиям.  Он  подходил  к
делу очень ответственно, хотя работа, по-видимому, быстро ему  надоела,  и
являл собой полную противоположность своей начальнице. Я подумал,  что  он
слишком увлекся Чейз.
     Два  дня  мы  просматривали  материалы,  значительная  часть  которых
состояла из корреспонденции, полученной и отправленной Уолдорфом Кэндлзом.
Записана она была на кристаллах, каких-то старых катушках и цилиндрах,  на
различных типах волокон, уже не применявшихся в наше  время,  на  системах
светозаписи и бумаге.
     - У нас будут проблемы, - сказала Чейз. -  Где  ты  найдешь  читающее
устройство, в которое можно вставить вот это? - Она  указала  на  кубик  в
руке ассистента. - Я даже не уверена, записана там информация или нет.
     - В университете  должно  существовать  необходимое  оборудование,  -
предположил я, обращаясь к молодому человеку. Тот энергично кивнул.
     - У нас есть  адаптированные  считывающие  устройства  для  различных
систем записи, - подтвердил он.
     Честно говоря, продираться сквозь эти письма было делом  нелегким.  С
ростом  популярности  Кэндлза,  круг   его   корреспондентов   значительно
расширился. Паррини нашел письма от обоих Симов, от людей, чьи имена вошли
в историю Сопротивления, от государственных  деятелей,  участников  войны,
производителей оружия и  социальных  реформаторов,  от  теологов  и  жертв
войны. Имелось даже описание церемонии вручения дипломов  на  Каха  Луане,
где выступал Тариен Сим. При обычных обстоятельствах он был бы один, но на
этот раз  присутствовал  также  посол  ашиуров.  Переводчиком  была  Лейша
Таннер!
     - Этой женщине нравилось играть с огнем! - прокомментировала Чейз.
     О данном событии Кэндлз сообщал в  письме,  написанном  за  несколько
недель до падения Города на Скале:
     "Если  любовь  к  церемониям  что-то  означает,  то  наши   культуры,
возможно, имеют больше общего, чем нам хотелось бы признать.  Обе  придают
официальность  различным  событиям:  рождениям   и   смертям,   спортивным
соревнованиям, выставкам произведений  искусства,  отдельным  политическим
выступлениям; и самому последнему церемониалу - войне.
     Поэтому закутанная  в  плащ  фигура  посла,  сидящего  в  стороне  от
почетных гостей, не  выглядела  такой  уж  неуместной.  Судя  по  складкам
одежды, его передние конечности были сложены на коленях. Капюшон полностью
скрывал лицо. Даже в ясный солнечный  полдень  у  меня  возникло  чувство,
будто я смотрю в темный туннель.
     Лейша, которой такие вещи были известны, сказала мне, что  для  посла
все это было крайне тяжелым испытанием. Кроме того, ему могла  угрожать  и
физическая опасность, так как  люди  из  сил  безопасности  не  сумели  бы
защитить его от решительного убийцы. К тому же он явно страдал от  некоего
физического давления, вызванного присутствием большого  количества  людей.
Думаю, я чувствовал бы себя так же, если бы считал,  что  все  хотят  моей
смерти.
     Было произнесено много официальных речей об академических  успехах  и
блестящем будущем. Я поражался самообладанию посла,  сидевшего  неподвижно
среди нас, мне было неловко в его присутствии. Должен признаться,  мне  не
очень-то нравилось это создание, мне хотелось, чтобы  он  ушел.  Не  знаю,
почему. Это не имело ничего общего с войной. Наверное, мы никогда не будем
чувствовать себя уютно в присутствии  разума,  облаченного  в  чуждую  нам
физическую форму. Интересно, не что ли настоящая причина нашей реакции  на
чужаков, которую принято относить на счет их предполагаемого проникновения
в наш разум?
     Университет попросил Лейшу быть переводчиком, то есть прочитать  речь
инопланетянина. Все знакомые настойчиво отговаривали ее, а некоторые  даже
намекали на предательство. Иногда мы забываем, кто наш враг.
     Хочу заметить, что дружбой таких людей ей не стоило  бы  дорожить.  К
сожалению, среди них были Кантор. Лин Квен  и  молодой  человек,  которого
Лейша, по-моему, любила.
     Не имеет значения. Когда настало время, она была  рядом  с  послом  и
выглядела такой же спокойной и очаровательной, как всегда. Она - настоящая
женщина, Конни. Был бы я помоложе!..
     Тариен Сим тоже  там  присутствовал.  Его  личность  приобрела  такое
невероятное  политическое  значение,  что  его  внешность  могла   вызвать
разочарование. Тем не менее в нем было нечто величественное. В его  глазах
сияли лучи солнца, если ты понимаешь мою мысль.
     На самом деле именно его запланированное выступление  стало  причиной
появления посла. Ашиур хотел получить равные  условия.  Но  я  считаю  это
ошибкой. Контраст между Тариеном, его фигурой с  ярко-рыжей  бородой,  его
голосом порождающим революции, и молчаливой, зловещей фигурой  посла  едва
ли мог быть более разительным.
     Собралось более четырехсот выпускников, считая  и  тех,  кто  получал
диплом второй ступени. Они сидели рядами на Мориенском поле, где  студенты
в течение четырех столетий  слушали  вступительную  ораторию.  Позади  них
толпа зрителей, гораздо более многочисленная, чем мне доводилось видеть за
все годы присутствия на подобных церемониях,  заполнила  сидячие  места  и
выплеснулась  на  легкоатлетическое  поле.  Присутствовали  многочисленные
представители  прессы,  целая  армия  сил  безопасности,   университетские
службы, подкрепленные  городской  полицией,  и  несколько  десятков  явных
агентов разных спецслужб.
     Полдень выдался беспокойный. Все ожидали каких-то событий, боялись их
пропустить, но, возможно, боялись также быть втянутыми в них.
     Выступающие студенты говорили  то,  что  всегда  говорят  студенты  в
подобных случаях, и их речи вызывали вежливые  аплодисменты.  Затем  встал
Президент  Хендрик,  чтобы  представить  Сима.  Насколько  я  знаю,  между
университетом и правительством  состоялось  нечто  вроде  соревнования  по
поводу порядка  выступлений.  Хендрик  хотел  предоставить  заключительное
слово Симу и таким образом публично продемонстрировать,  что  он  одобряет
присутствие  посла  не  более,  чем  остальная  толпа.  Но   правительство
настояло, чтобы почетный гость инопланетян был удостоен этой чести.
     Толпа выжидала, пока Хендрик превозносил мужество Сима и его  таланты
в эти пагубные времена, а когда Тариен занял место на трибуне, разразилась
бурей аплодисментов. Тариен пожал руки нескольким важным персонам, избегая
смотреть на посла, обвел взглядом аудиторию  и  небрежным  движением  руки
призвал ее к молчанию.
     - Выпуск, - начал он, опустив традиционные приветствия, - это  шаг  в
будущее.  Хотелось  бы  поговорить  о  свершениях  недавнего  прошлого.  О
серьезных попытках избежать  войны,  объединить  человечество,  обеспечить
безопасность и процветание каждому человеку. В конце концов, к этим  целям
мы стремились долгое время, но они оказались еще более недостижимыми.
     Лейша неподвижно сидела рядом с послом.  Ее  лицо  было  напряженным,
колени сжаты, пальцы стиснуты в кулак.
     Не я один это  заметил.  Казалось,  ее  присутствие  рядом  с  послом
притягивает к себе взгляды, словно нечто непри