стены, за ним последовал град штукатурки. Шея болела
весь остаток для.


     Вернулся второй мужчина и привел с собой кого-то еще.
     Звук из сандалий показался Глогеру очень громким.
     Он посмотрел на пришедшего.
     Это был великан, и в сумраке он двигался мягко, как кошка. Глаза  его
были пронзительными, большими и темными. Кожа обожжена солнцем до черноты,
волосатые руки бугрились мышцами.
     Козья шкура покрывала его мощную грудь,  доходя  почти  до  колен.  В
правой руке великан держал толстый посох. Черные курчавые волосы обрамляли
лицо, сквозь густую бороду, спускавшуюся на грудь, виднелись яркие губы.
     Он казался усталым.
     Пришелец оперся на посох и задумчиво посмотрел на Глогера.
     Глогер в ответ посмотрел на  него,  удивляясь  подавляющему  ощущению
физического присутствия этого человека.
     Когда пришелец заговорил, у него обнаружился низкий голос, но говорил
он слишком быстро, и Глогер не разобрал слов. Он покачал головой.
     - Говори... более медленно... - сказал он.
     Великан присел на корточки рядом.
     - Кто ты?
     Глогер заколебался. Он не  мог  рассказать  правду.  И  уже  придумал
правдоподобную, как ему казалось, историю. Но дела пошли не  так,  как  он
рассчитывал, и  заготовленная  легенда  не  годилась.  Глогер  должен  был
прибыть никем не замеченным и выдать себя за путешественника из Сирии, его
акцент подтверждал бы это.
     - Откуда ты пришел? - терпеливо спросил великан.
     Глогер осторожно ответил:
     - Я с севера.
     - Север. Египет? - человек выжидающе,  почти  с  надеждой  глядел  на
Глогера. Глогер решил, что если его акцент похож на египетский,  то  будет
лучше  согласиться,  добавив   что-нибудь,   чтобы   избежать   дальнейших
осложнений.
     - Я покинул Египет два года назад, - сказал он.
     Великан кивнул с явным удовлетворением.
     - Итак, ты из Египта. Мы так и подумали. И, очевидно, ты маг, так как
у тебя странная одежда  и  колесница  из  железа,  приводимая  в  движение
духами. Хорошо. Мне передали, что твое имя Иисус, и ты из Назарета.
     Очевидно нашедшие его приняли расспросы за  сообщение  имени.  Глогер
улыбнулся и покачал головой.
     - Я ищу Иисуса из Назарета.
     Этот ответ разочаровал великана.
     - Тогда как твое имя?
     Глогер уже думал об этом. Он знал, что его собственное имя  покажется
людям библейских времен необычным, и поэтому решил использовать имя своего
отца.
     - Меня зовут Эммануил, - ответил он.
     - Эммануил... - великан удовлетворенно кивнул. Затем  он  потер  губы
мизинцем и задумался. - Эммануил... да...
     Глогер был озадачен. Ему показалось, что его спутали с  кем-то,  кого
рассчитывал увидеть этот великан, и что ожидался  ответ,  который  доказал
бы, что Глогер и есть тот, кого ждали. Теперь он сомневался в правильности
выбора имени, так как "эммануил" на древнееврейском означало "с нами  Бог"
и почти определенно имело мистическое значение для спрашивающего.
     Глогер ощутил беспокойство. Необходимо было  узнать  кое-что,  задать
наводящие вопросы; кроме того ему не нравилось его  теперешнее  положение.
Пока он не оправится от аварии, он не сможет уйти отсюда. И  он  не  может
позволить себе рассердить этих людей. По крайней мере, подумал Глогер, они
не проявляют враждебности. Но что они ожидали от него услышать?


     - Ты должен сосредоточиться на своей работе, Глогер.
     - Ты  слишком  рассеянный,  Глогер.   Мыслями  ты  всегда  витаешь  в
облаках...
     - Останешься после занятий, Глогер...
     - Почему ты хочешь убежать, Глогер? Что тебе не нравится здесь?
     - Тебе придется встретить меня на полдороге, если мы собираемся...
     - Думаю, придется попросить твою мать забрать тебя из школы...
     - Может быть ты и  стараешься,  но  ты  должен  стараться  больше.  Я
многого ждал от тебя, Глогер,  когда  ты  в  первый  раз  появился  здесь.
Последний семестр ты занимался чудесно, но сейчас...
     - В скольких школах ты  побывал  прежде,  чем  пришел  сюда?  Великие
небеса!..
     - Я убежден, что тебя подбили на это, Глогер, поэтому не буду слишком
строг с тобой на этот раз...
     - Не делай такой несчастный вид, сынок, ты справишься с этим.
     - Послушай меня, Глогер. Будь внимательней, ради Бога...
     - У вас есть мозги, молодой человек, но вы не пользуетесь ими...
     - Сожалеете? Но сожалеть недостаточно, надо слушать...
     - Мы ожидаем, что в следующем семестре вы будете стараться больше.


     - А как тебя зовут? - спросил Глогер сидящего на корточках мужчину.
     Тот выпрямился, задумчиво гладя сверху вниз на Глогера.
     - Ты не знаешь меня?
     Глогер покачал головой.
     - Ты не слышал об Иоанне по прозвищу Креститель?
     Глогер попытался скрыть удивление, но, очевидно, Иоанн  заметил,  что
его имя знакомо. Он кивнул лохматой головой.
     - Я вижу, ты знаешь меня.
     Чувство  облегчения  заполнило  Глогера.   Согласно   Новому   Завету
Креститель был убит немного раньше распятия Христа.  Тем  не  менее,  было
странно, что Иоанн не слышал об Иисусе из Назарета. Может быть, Христос на
самом деле не существовал?
     Креститель запустил пальцы в бороду.
     - Ладно, маг, теперь я решу, что с тобой делать.
     Глогер, занятый собственными мыслями, рассеянно посмотрел на него.
     - Что ты решишь?
     - Истинный друг ты, согласно пророчеству, или ложный, о  котором  нас
предупреждал Адонай.
     Глогер занервничал.
     - Я   не   делал    никаких   заявлений.    Я   просто   чужестранец,
путешественник...
     Креститель усмехнулся.
     -  Да...  путешественник...  в  волшебной   колеснице.   Мои   братья
рассказали, что они видели,  как  она  прибыла.  Раздался  звук,  подобный
грому, вспышка молнии - и появилась колесница, покатившись по пустыне. Они
видели много чудес, мои братья, но ни одного, настолько удивительного, как
появление твоей колесницы.
     - Колесница - не волшебство, - поспешно сказал Глогер, сознавая,  что
его слова вряд ли будут понятны Крестителю. - Это такая машина... у римлян
есть такие вещи. Ты, должно быть, слышал о них. Их делают обычные люди, не
колдуны...
     Креститель медленно кивнул головой.
     - Да... как у римлян. Римляне передали бы меня в  руки  моих  врагов,
детей Ирода.
     Хотя Глогер многое знал о политических  событиях  этого  периода,  он
спросил:
     - Почему?
     - Ты должен знать, почему. Разве я не выступаю против римлян, которые
поработили Иудею? Разве я не выступаю против беззаконий, творимых  Иродом?
Не предсказываю время, когда все неправедные будут уничтожены,  и  царство
Адоная возродится на земле,  как  утверждали  древние  пророки?  Я  говорю
людям: "Будьте готовы ко дню, когда вы должны поднять меч, чтобы исполнить
волю Адоная". Неправедные знают, что погибнут в этот  день,  и  они  хотят
уничтожить меня.
     Хотя слова Иоанн говорил яростные,  тон  его  голоса  был  совершенно
будничным. Не было никакого намека на безумие или фанатизм ни в лице, ни в
позе.  Он  напоминал  Карлу  английского   викария,   читающего   знакомую
проповедь, смысл которой давно потерял актуальность.
     - Ты призываешь людей освободить  землю  от  римлян,  не  так  ли?  -
спросил Карл.
     - Да, от римлян, и от их создания, Ирода.
     - А кого ты поставишь на их место?
     - Истинного короля Иудеи.
     - И кто он?
     Иоанн нахмурился и исподлобья посмотрел на Карла.
     - Адонай скажет нам. Он даст знак, когда придет законный король.
     - А ты знаешь, какой будет знак?
     - Я узнаю, когда он появится.
     - Значит, есть предсказание?
     - Да, есть...
     Приписывание этого революционного плана Адонаю (одно из  произносимых
имен Яхве, означающее "Господь") показалось Глогеру просто  средством  для
придания дополнительной значимости. В мире, где, как и на Западе, политика
и  религия   связаны   неразрывно,   необходимо   было   приписать   плану
сверхъестественное происхождение.
     В самом деле, подумал Глогер, Иоанн действительно может  верить,  что
эта идея внушена ему самим  Богом;  ведь  греки  по  ту  сторону  моря  не
прекратили еще спорить об источнике  вдохновения  -  рождается  ли  оно  в
человеке или помещается в него богами.
     То, что Иоанн принял его за египетского волшебника, тоже не  особенно
удивляло.
     Обстоятельства  его  прибытия  должны  были  казаться   исключительно
загадочными, и, в то же самое  время,  приемлемыми,  особенно  для  людей,
страстно желавших подтверждения своей вере в такие вещи.
     Иоанн направился к выходу.
     - Мне нужно подумать, - сказал он. - Я хочу помолиться. Ты останешься
здесь до тех пор, пока я не получу знак.
     Он быстро зашагал прочь.
     Глогер  опять  опустился  на  мокрую  солому.  Каким-то  образом  его
появление было  связано  с  верованиями  Иоанна;  или,  по  крайней  мере,
Креститель  пытался  сопоставить  это  появление  со  своими  верованиями,
сопоставить  с  библейскими  пророчествами.   Глогер   почувствовал   себя
беспомощным. Как Креститель захочет использовать его? Не решит  ли  он,  в
конце концов, что Глогер - злое существо, не убьет ли его? Или объявит его
пророком или еще кем-то и потребует пророчество, которое Глогер не  сможет
дать.
     Он вздохнул и протянул руку, коснувшись стены.
     Это оказался известняк.  Глогер  находился  в  известняковой  пещере.
Пещера подтверждала предположение,  что  Иоанн  и  его  люди,  объявленные
римлянами и солдатами Ирода бандитами, уже скрываются. Это значило, что  и
он подвергается опасности, если солдаты обнаружат убежище Иоанна.
     Воздух в пещере был влажным. Снаружи, должно быть, очень жарко.
     Он задремал.



                     ЛЕТНИЙ ЛАГЕРЬ, ОСТРОВ УАЙТ, 1950_г.

     В первую же ночь на его правое бедро был  опрокинут  чайник  кипятка.
Было ужасно больно, кожа почти сразу покрылась волдырями.
     -  Будь  мужчиной,  Глогер!  -  сказал  краснолицый  мистер   Патрик,
руководитель лагеря. - Будь мужчиной!
     Он попытался не заплакать,  когда  они  неуклюже  налепляли  пластырь
поверх ваты.
     Его спальный мешок находился прямо у муравейника. Он лежал в мешке, а
в это время другие дети играли.
     На  следующий  день  мистер  Патрик  заявил  детям,  что  они  должны
"заработать" карманные деньги, данные ему родителями на сохранение.
     - Мы посмотрим, кто из вас храбрый, а кто  -  нет,  -  сказал  мистер
Патрик, взмахивая со  свистом  тростью  в  воздухе.  Он  стоял  посередине
площадки, по краям которой были установлены палатки.  Дети  выстроились  в
две длинные шеренги; в одной - девочки, в другой - мальчики.
     - Стань в ряд, Глогер! - крикнул мистер Патрик. - Три пенса  за  удар
по руке, шесть пенсов за удар по заду. Не трусь, Глогер!
     Глогер с неохотой встал в одну линию с ребятами. Трость поднималась и
опускалась. Мистер Патрик тяжело дышал.
     - Шесть ударов по заду - это  три  шиллинга,  -  он  протянул  деньги
маленькой девочке.
     Еще удары, больше выплаченных денег.
     Карл все больше нервничал по мере того, как приближалась его очередь.
     В конце концов он выскочил из шеренги и зашагал прочь, к палаткам.
     - Глогер! Где твое мужество, мальчик? Тебе не нужны карманные деньги?
- послышался сзади него хриплый насмешливый голос мистера Патрика.
     Глогер покачал головой и заплакал.
     Он вошел в свою палатку и, всхлипывая, бросился на спальный мешок.
     Снаружи все доносился голос мистера Патрика:
     - Будь мужчиной, Глогер! Будь мужчиной, мальчик!
     Карл достал бумагу и шариковую ручку. Его  слезы  капали  на  письмо,
которое он писал матери. Снаружи слышались удары трости о детскую плоть.
     На следующий день  боль  от  ожога  усилилась;  дети  и  руководитель
игнорировали его.
     Даже женщина (жена Патрика), которая  считалась  "матроной",  сказала
ему, чтобы он сам ухаживал за собой, что его ожог - пустяки.
     Следующие два дня до того, как приехала мать, чтобы  забрать  его  из
лагеря, были самыми несчастными в жизни Глогера.
     Перед самым прибытием матери миссис Патрик  сделала  попытку  срезать
волдырь маникюрными ножницами, чтобы ожог не выглядел слишком плохо.
     Мать увезла его и позднее написала мистеру Патрику требование вернуть
деньги, назвав его лагерь отвратительным.
     Тот написал в ответ, что не вернет деньги, и что,  если  мадам  хочет
знать его мнение, ее сын - слабак.
     Несколькими годами позднее мистер Патрик, его жена и персонал  лагеря
были арестованы и заключены в тюрьму за различные акты  садизма  в  летнем
лагере на острове Уайт.



                                    3

     По утрам, а иногда и вечером они клали  его  на  носилки  и  выносили
наружу.
     Это был не, как он вначале подумал, временный лагерь  бунтовщиков,  а
постоянный поселок. Вокруг  расстилались  поля,  орошаемые  из  источника,
расположенного поблизости. На них выращивались злаки;  стада  коз  и  овец
паслись на холмах. Жизнь людей была спокойной и неторопливой,  и,  большей
частью, они не  обращали  на  Глогера  внимания,  занимаясь  повседневными
делами.
     Иногда появлялся Креститель и справлялся о его здоровье.  Изредка  он
задавал загадочные вопросы, на которые Глогер, как мог, старался ответить.
     Люди  казались  уравновешенными;  они  справляли  большее  количество
мелких  религиозных  обрядов,  чем  Глогер  считал  нормальным  для  такой
немногочисленной общины. Может быть, думал он, эти обряды собирают большее
количество людей, чем можно было ежедневно видеть в поселке.
     Глогер,  в   основном,   находился   наедине   со   своими   мыслями,
воспоминаниями и гипотезами. Ребра срастались очень  медленно,  и  он  уже
стал беспокоиться, достигнет ли когда-нибудь  цели,  ради  которой  прибыл
сюда.
     Он удивлялся небольшому числу женщин в общине. Атмосфера  была  почти
монастырской, и мужчины, кажется, избегали женщин. Постепенно он пришел  к
выводу, что это, вероятно,  очень  религиозная  община.  Может,  эти  люди
являются ессеями? Если это  ессеи,  то  многое  объясняется  -  отсутствие
женщин (ессеи не  признавали  брак),  апокалиптические  убеждения  Иоанна,
преобладание религиозных ритуалов, очень простая  жизнь  этих  людей,  тот
факт,  что  они,   кажется,   намеренно  отгородили   себя  от  остального
общества...
     Глогер спросил об этом Крестителя при первом же удобном случае.
     - Иоанн... твои люди называют себя ессеями?
     Креститель кивнул.
     - Как ты узнал это? - спросил он у Глогера.
     - Я... я слышал о вас. Ирод объявил вас вне закона?
     Иоанн покачал головой.
     - Ирод сделал бы так, если бы посмел, но у него нет повода. Мы  живем
здесь своей жизнью, не причиняя вреда никому, не  делая  попыток  навязать
нашу веру другим. Время от времени я проповедую наши убеждения, но  против
этого нет закона. Мы уважаем заповеди Моисея и проповедуем только, что все
должны подчиняться им. Мы выступаем только за праведность.  Даже  Ирод  не
может найти в этом преступления...
     Теперь Глогер стал лучше понимать суть  некоторых  вопросов,  которых
Иоанн задавал ему; понял, почему эти люди вели себя так  и  жили  подобным
образом.
     Он осознал также, почему они  восприняли  его  прибытие  самим  собой
разумеющимся. Секта,  подобная  ессеям,  практикующая  умерщвление  плоти,
должно быть, привычна к видениям в такой жаркой местности.
     Он вспомнил, как однажды натолкнулся  на  теорию,  по  которой  Иоанн
Креститель  являлся  ессеем,  и  многие  ранние  христианские  идеи   тоже
произошли от верований ессеев...
     Ессеи, например, применяли ритуальное  омовение  -  крещение,  -  они
веровали в группу из двенадцати человек (апостолов, которые избраны Богом,
чтобы быть судьями в последний день), они проповедовали заповедь  любви  к
ближнему,  они  верили,  как  и  ранние  христиане,  что  живут   в   дни,
предшествующие Армагеддону, когда произойдет последняя битва между  светом
и тьмой, добром и злом, когда все люди предстанут на Страшном Суде. Как  и
в других христианских сектах, среди ессеев были люди,  верившие,  что  они
представляют силы света, а остальные - Ирод и римляне - представляют  силы
тьмы,  и  что  их  предназначением  является  уничтожение  этих  сил.  Эти
религиозные убеждения были неразрывно связаны с  политическими,  и  вполне
возможно, что кто-то вроде Иоанна Крестителя  цинично  использовал  ессеев
для  своих   политических   целей,   хотя,   в   действительности,   такое
маловероятно.
     Терминами двадцатого столетия, решил Глогер, этих ессеев  можно  было
бы назвать неврастениками с почти параноидальным мистицизмом, приведшим их
к изобретению секретного языка и остальному - явное указание на умственную
неуравновешенность.
     Все  это  приходило  в  голову  Глогеру-неудавшемуся  психиатру,   но
Глогер-человек  разрывался  между   крайним   рационализмом   и   глубоким
мистицизмом.
     Креститель уже ушел, и Глогер, не сориентировавшись, не успел  задать
следующие вопросы. Он смотрел, как  великан  исчезает  в  глубине  пещеры,
затем полностью переключил внимание  на  вид  поля,  где  крошечный  ессей
направлял плуг, который тащили два других члена секты. Глогер  смотрел  на
желтые холмы и скалы. В нем  росло  желание  лучше  познакомиться  с  этим
миром; в то же время он раздумывал о том, что  стало  с  машиной  времени.
Разрушена ли она полностью? Сможет ли он когда-нибудь покинуть этот период
времени и вернуться в двадцатое столетие?


                             СЕКС И РЕЛИГИЯ

     Церковный клуб, к которому он присоединился, чтобы найти друзей.


                          ПРОГУЛКА В ЛЕС, 1954_г.

     Во время прогулки по лесу он и Вероника отстали от других.  Она  была
краснощекой и полной даже в тринадцать лет, но она была девочкой.
     - Давай сядем здесь и отдохнем, - сказал он, показывая  на  пригорок,
окруженный кустами.
     Они сели рядом.
     Они молчали.
     Его взгляд был прикован не к ее круглому, с шершавой кожей, лицу, а к
маленькому серебряному распятию, висевшему на цепочке на шее.
     -  Лучше  давай  поищем  остальных,  -  сказала  она,  -  они   будут
беспокоиться о нас, Карл.
     - Пусть они найдут нас, - сказал он, -  мы  скоро  услышим,  как  они
кричат.
     - Они могут уйти домой.
     - Они не уйдут без нас. Не беспокойся, мы услышим, как они кричат...
     Затем он наклонился, протянув руку к одетым в голубую  ткань  плечам,
все еще не отрывая взгляда от распятия.
     Он попытался поцеловать ее в губы, но она отвернула голову.
     - Давай поцелуемся, - сказал он прерывающимся голосом, понимая даже в
этот момент, насколько нелепо звучат его слова, какого дурака он делает из
себя; но он заставил себя продолжать:
     - Давай поцелуемся, Вероника...
     - Нет, Карл, прекрати это.
     - Ну что ты...
     Она стала сопротивляться, вырвалась из его рук и вскочила на ноги.
     Он покраснел.
     - Прости, - сказал он, - прости.
     - Все в порядке.
     - Я думал, ты хочешь этого.
     - Тебе не стоило бросаться на меня. Не очень романтично.
     - Прости...
     Она медленно пошла прочь, крестик  раскачивался  на  шее,  очаровывая
его. Может,  это  какой-нибудь  амулет,  отводящий  опасности  вроде  той,
которой она только что избежала?
     Карл последовал за ней.
     Вскоре  они  услышали   голоса   остальных,   и   Карл   почувствовал
необъяснимую тошноту.
     Несколько девочек похихикали, а один из мальчиков грязно ухмыльнулся.
     - Что вы там делали?
     - Ничего, - сказал Карл.
     Но Вероника промолчала. Хотя она не была готова поцеловать его, намек
явно доставил ей удовольствие.
     На обратном пути они держались за руки.
     Было уже темно, когда все вернулись в церковь и сели  пить  чай.  Они
сидели рядом. Глогер все время смотрел на распятие,  висевшее  в  ложбинке
между ее уже большими грудями.
     Остальные ребята собрали