ен мешок, чем-то смахивающий на небольшой рюкзак. На
луку седла небрежно наброшен широкий ремень, но, от чего у меня застучало
сердце, так это рукоять длинного меча, что гордо торчит из длинных ножен!

     Еще не зная, чего ждать от коня, это ж не велосипед, осторожно
коснулся длинной рукояти меча. Ножны деревянные, простые, обтянутые кожей,
но сам клинок, как я ощутил по рукояти, явно из лучших сортов дамасской
стали.
     Задержав дыхание, я осторожно потащил меч из ножен. Дыхание
прервалось, ибо лезвие выползало строго серо-голубое, со странным узором
вдоль клинка, по металлу бегали мелкие колючие искорки, исчезали внутри
булатной полосы, выпрыгивали в другом месте.
     Наконец меч покинул ножны, моя рука под действием тяжести пошла было
вниз, но я напряг мышцы, вскинул, чувствуя, что для меня нынешнего эта
полоса металла вовсе не тяжесть.
     Рукоять лежала в ладони, словно ее делали по моей руке. И хотя
длинновато, но это же двуручный рыцарский! Однако две моих ладони не
уместятся, я ж не рыцарь, они мелковаты перед нами, варварами, а я здесь
наверняка то, что принято называть просто варварами...
     Круги мечом получались красивые, размашистые. Меня не уносило следом,
поворачивал легко, и я понял что значит насточертевшее выражение "хорошо
сбалансированный меч".
     Мышцы играли, я чувствовал как перекатываются шары на груди, плечах. В
ладони была приятная тяжесть, простая и смертоносная. Я перебросил из
ладони в ладонь. Поймал легко, почти на рефлексах, так раньше ловил только
брошенное мне яблоко... нет, яблоко иногда ронял, а рукоять этого меча
словно сразу влипает в мою широкую твердую ладонь.
     Ноги чуть шире, чем на ширине плеч, воздух шелестит как под ударами
крыльев ветряной мельницы, мышцы приятно разогрелись, и вдруг мои руки
закрутили мечом в таком немыслимом пируэте, что захрустели суставы.
     Приятно изумленный, я наконец опустил этот двуручный, поцеловал
холодное лезвие, пальцы мои умело и уверенно бросили его в ножны. Лезвие
скользнуло в узкую щель, щелкнуло, наружу теперь торчала только
крестообразная рукоять.
     Я смотрел в синеющую даль, только кончики пальцев все еще бережно
гладили шероховатую шишку на рукояти. Во мне что-то происходило, и я смутно
чувствовал, что изменения идут от моего меча. И от моих глыбах мускулов.
     Конь смотрел спокойно и, как мне показалось, с иронией. Седло,
понятно, на него садятся, а со стременем надо разобраться. Я слишком
начитался в детстве жутких сцен, когда обезумевший конь волочит раненого
седока, не успевшего выдернуть ногу из стремени, стесывает головой героя
все камни, кочки, пни, а домой приволакивает только ногу в хорошо
сохранившемся сапоге.
     Впрочем, это стремя хоть и напоминает велосипедное, но намного проще.
Когда-то я купил велосипед "Турист", восьмискоростной, гоночный, а раз так,
то педали там оказались настолько хитрые, что я долго не мог понять, как
туда вообще ногу вставить, а уж вытащить так и вовсе не пытался, проехал
круг во дворике, упал, и уже лежа кое-как расцепил защелки. С той поры не
пользовался, я ж не рвусь в профи, а здесь проще, те же педали, только
пошире, вот даже пара продольных железок, чтобы не соскальзывали сапоги...
     Я поочередно задрал подошвы, такие же подковки, со стременами полное
сцепление. Кто-то позаботился экипировать меня вплоть до таких мелочей.
     - Ладно, - сказал я и сам удивился как мощно и властно прозвучал мой
вообще-то блеющий голос, - ты мой конь! А я твой хозяин. А если и не
хозяин, то всадник. Верно?
     В моем голосе был металл, в то же время звучал хрипловато как боевой
рог, зовущий на битву. В нем я сам ощутил звериную мужскую силу, и, похоже,
конь ощутил тоже. Он переступил с ноги на ногу, копыта хрустнули, как у
подагрика, но потом я понял, что хрустнул камень, на которым конь оперся
копытом.
     Взявшись за широкие ремни на его шее, я вдел ногу в стремя. Конь
повернул голову и внимательно следил как я сажусь. Раздраженный, не люблю
когда на меня смотрят, если делаю что-то впервые, я напрягся, с силой
оттолкнулся от земли, одновременно дернув себя кверху.
     Стремя качнулось в сторону, я едва не сверзился, раздираемый надвое,
ударился грудью о седло, но все-таки с огромным усилием встащил себя
наверх. Седло скрипнуло, я уловил запах свежей кожи. Да и упряжь пахнет
так, словно ее только что сшили, приклепали эти железные бляшки, пустили
золотую нить узора.
     Конь снова переступил с копыта на копыто. Я сидел неподвижно, затем
попробовал качнуться вправо, влево, откинулся назад, но удержаться на
неподвижном коне все-таки можно. Туша подо мной качнулась, земля там далеко
внизу поползла назад. Конские ноги двигались неспешно, я приободрился,
сведенная судорогой спина наконец чуть расслабилась.
     Дорога пошла, извиваясь как ползущая змейка, вверх по холму. По бокам
ровно шелестели кудрявые деревья, красивые, чем-то знакомые, но я, дитя
города, к стыду своему знаю только березу и елку, а все остальное - просто
деревья. Впрочем, еще отличу пальмы, но здесь не березы, не елки, не
пальмы. Да черт с ними, просто деревья. Варвару не обязательно знать
ботанику.
     Деревья расступились, как широкий занавес. На стыке ровного изумрудно
зеленого поля и синего неба высился город, похожий на один исполинский
замок. Во все стороны от его высокой крепостной стены шло ровное зеленое
поле, не обезображенное ни оврагами, ни холмами, ровное как биллиардный
стол, обтянутый зеленым сукном.
     Солнце медленно сползало к закату, подсвечивало знания и крыши со
спины. Шпили горят оранжевым, я видел крохотные переходы, что протянулись
от башенки к башенке, крыши темнокрасные, явно черепица, стены из серого
камня...
     Конь пошел быстрее, тугие мышцы перекатывались под моими коленями.
Конь был силен и свеж, словно только что проснулся, пофыркивал,
остроконечные как у эльфа уши подрагивали, перехватывая все шорохи, а
красиво вырезанные ноздри жадно раздувались.

     Глава 3

     Город приближался, я уже мог рассмотреть во всех подробностях
множество башенок, узорных крыш, и в то же время охватывал главный замок
одним взглядом, насколько позволяла крепостная стена.
     Земля сухо гремела под конскими копытами. Ветер уже не свистел в ушах,
овевал лицо ласково, трепал волосы. Ворота близились, массивные, в широких
полосах тусклой бронзы.
     Когда я начал придерживать коня, ворота натужно заскрипели. Створки
раздвигались с неспешностью сытой перловицы. За воротами мне почудилась
абсолютная тьма, но затем на незримой линии ворот появились цветные пятна,
словно выступили из небытия.
     Конь остановился как высеченный из скалы. Я выпрямился, плечи пошли в
стороны, чуть отодвинулись, а грудь с треском выдалась вперед. Массивные
грудные мышцы были тяжелые как плиты из гранита и широкие как щиты. Я
чувствовал как в лучах заходящего солнца горят мои браслеты, как на кистях,
так и на бицепсах, а широкий обруч на лбу явно полыхает расплавленным
металлом.
     Цветные пятна, то ли знатные люди, то ли жрецы, словом - презренные
горожане, все в настолько пышных одеждах, тяжелых и вычурных, что я ощутил
презрение и жалость к этим несчастным жертвам цивилизации. Старшина,
бургомистр или кто он здесь, словом, мэр, выступил вперед, подпрыгнул,
поскакал, церемонно поахал шляпой и лишь потом низко раскланялся:
     - Мы рады видеть в нашем королевстве странствующего героя. Назови свое
имя, отважный, и отдохни под нашим кровом.
     Я вскинул в приветствии руку, краем глаза косясь как красиво играют
мышцы предплечья, а бицепсы - ну словно под кожей надули баскетбольный мяч.
Голос мой грянул красиво и мужественно:
     - Привет! Меня зовут... Странствующий Варвар... э-э... по имени
Рагнармир. Да-да, Рагнармир. Я воспользуюсь вашим гостеприимством.
     Конь мой фыркнул, пошел в ворота, заставив мэра отпрыгнуть, чтобы не
попасть под копыта. Но я заметил, что все встречающие, как и сам мэр,
приятно ошеломлены, словно я должен был послать их, а то и огреть плетью, а
потом ввалиться с грязными сапогами в спальню правителя, рухнуть на
устланное тончайшими покрывалами ложе и велеть его невинной дочери ублажать
всю ночь.
     Вообще-то я варвар, мелькнула мысль. Ну ладно, пусть я буду культурный
варвар. Нет, это чересчур, просто образованный. Культурный - уже не варвар,
а образованный, так хоть трижды академик, все равно варвар от темени и до
конских бабок, а то и вовсе подков.
     Из цветных пятен выдвинулся другой, высокий и худой мужчина, в широком
халате до пят весь в звездах и кометах, на голове остроконечный колпак тоже
в хвостатых звездах, глаза темные, цепкие, хоть лицо мучнисто белое как у
вампира, или сороконожки, всю жизнь пролежавшей под камнем и не видавшей
солнца. Я не сразу понял, что он стар как столетняя щука, на спине которой
вырастает мох.
     Он заговорил скрипучим старческим голосом:
     - Приветствую, великий герой... конечно же, великий. Я великий маг
королевства Будеррам. Зовут меня Тертуллиус. Позволь узнать, как ты прибыл
сюда?
     Я смутно удивился такому вопросу, пробормотал:
     - Да какая-то женщина...
     - Старая, молодая? - спросил великий маг чуть быстрее, чем следовало
бы великому и немолодому человеку.
     Я развел руками, заодно показывая мускулы и попутно любуясь ими сам:
     - Скорее, молодая, чем старая. Хотя на вид еще та дама... Но теперь
тренажеры, то да се...
     - Толстая или худая? Прошу вас, ответьте с той же скоростью, с какой
владеете мечом! В чем одета?
     Сбитый с толку, слишком уж все вокруг выказывают волнительность, я
пояснил:
     - Худющая как облезлая кошка на помойке фонда благотворительности...
Но грудь высока, а ноги растут прямо от зубов... А одета... гм... ну, что
все носят у нас. То, что у нас идет на галстуки, а у них - на юбки.
     Великий маг повернулся к другому, невысокому и молодому, в таком же
халате и колпаке, что почтительно стоял за спиной и держал в руках толстую
книгу:
     - Ясно... Куцелий, найти и повесить!
     Молодой маг повел бровью. В толпу метнулись сразу двое. Я, все еще
удивляясь, что так легко понимаю чужой язык, поинтересовался:
     - А может, не стоит так женщину?.. Это мне все можно, а у вас
цивилизация, у вас права человека...
     Старый маг сказал строго:
     - Нам за державу обидно. И сохранять ее должны... от всяких. Ладно,
великий герой! Лучшие люди сего славного града вышли приветствовать тебя,
выказать почтение твоим подвигам... э-э... нынешним и будущим! Позволь
пригласить тебя, великий варвар, на челе которого я зрю отчетливо знаки как
великой доблести, так и великой, гм, мудрости... пригласить в замок на ужин
к королеве!
     Последние слова он провозгласил громко и возвышенно. Народ рухнул на
колени, даже знатные люди преклонили одно колено, на ногах остались только
великий маг Тертуллиус, его помощник Куцелий, да еще самый старый житель
города, который то ли был туг на оба уха, то ли страшился рассыпаться в
пыль от неосторожного движения.
     - К королеве? - переспросил я. Огляделся с высоты седла, внезапно
вспомнил двух оборванцев. По спине побежали по-варварски крупные мурашки,
чуть не сгинул, вспомнил их стремление не допустить до какой-то корчмы: -
Да неловко как-то вот так сразу. Да и до ужина еще далековато... А где ваша
корчма?
     Я видел как в наступившей тишине одни переглядываются, другие опускают
очи долу, третьи злорадно скалят зубы. Старый маг вперил в меня острый
взгляд. Я чувствовал как мою толстую кожу, продубленную всеми ветрами,
зноем и морозом, сверлит нечто, словно тифозный микроб размером с крупного
муравья. Инстинктивно напряг мышцы, тело стало твердым как ствол старого
доброго дуба, а кожа натянулась и застыла упругим панцирем.
     На лице старика отразилось разочарование. Грудь его опала, он
показался еще старше, а голос прозвучал глухо:
     - Кор... корчма?
     - Ну да, - подтвердил я. - Стоит ли сразу к королеве? Надо дать ей
время одеться. Или раздеться, не знаю ваши обычаи.
     Старый маг внезапно метнул острый взор. Я еще не успел расслабить
мышцы, по коже чиркнуло как крылом летучей мыши, однако лицо мое оставалось
как у строителя коммунизма на старом плакате, и глаза мага погасли. Голос
дрогнул и закачался как висячий мостик под сапогом варвара:
     - Королева... м-м... в крайнем случае, королеву можно немного
подождать. В зале ожидания вас развлекут танцовщицы...
     Мне показалось, что в глазах второго мага, который помоложе, мелькнуло
предостережение. Он все так же прижимал к груди толстенный фолиант, в луче
света блеснул краешек позеленевшей медной крышки с выдавленными письменами.
Его глаза следили за мной неотрывно и немигающе.
     Я выпрямился горделиво, грудь моя стала шире и тверже Авзацких гор, на
ней можно было выравнивать гвозди.
     - Варвары не ждут, - изрек я. - Варвары - люди!
     Лицо молодого мага оставалось бесстрастным как погребальная маска, но
старый маг всплеснул руками. С широких рукавов сорвались шипящие искры,
образовали вокруг него широкий быстро гаснущий круг.
     - Она там, - сказал он осевшим голосом, бесцветным как он сам, -... на
окраине...
     - На окраине? - удивился я. - Я думал, корчму ставят на перекрестках
главных дорог.
     Он повторил так же нехотя и с усилием:
     - На окраине... С той стороны приходят неведомые... Ну, гномы,
великаны, существа...
     - Существа?
     - Да. Странные. Наша цивилизация... вообще всякая цивилизация, как мы
ее понимаем, кончается на той корчме. Как раз посередине. Лучше бы уж ей
быть по эту или по ту сторону. Тогда бы понятно, как с нею... Тебе,
доблестный герой, все же стоило бы в любом случае сперва посетить
королевский замок! Такому герою там будут рады.
     Я поколебался, все-таки у меня высшее образование, но, с другой
стороны, всажен в такое великолепное тело с такими мускулами, что плевать
даже на докторскую, При моих кулаках любой неприятный мне диспут так быстро
оборвется в мою пользу, что любой умник согласится с некоторыми
преимуществами варварства. Очень весомыми, кстати.
     - Приду, - пообещал я, ибо герою, да еще варвару надлежит говорить
коротко. - Но прежде - корчма!
     Конь радостно ржанул, пошел бодрее. Судя по его хитрой морде, дорогу
туда знает.

     Небо горело и плавилось под тяжестью огромного багрового шара. Впятеро
крупнее нашего солнца, оно продавливало быстро вскипающий голубой хрусталь
небесного купола как раскаленный утюг продавливал бы блистающую глыбу льда.
Багровые потеки ползли широкими струями, поджигали далекий темный лес.
Вершины уже вспыхнули алым, но громада леса выглядела темнее женского
греха.
     Дорога повела меня через город вдоль ряда аккуратных домов, красивых и
ухоженных, к северным воротам. Там стражи выглядели помрачнее, оружия на
них побольше, а сама стена была в оспинах от ударов таранами, тяжелых глыб
из баллист и катапульт, в черных потеках застывшей смолы.
     Стражам явно не хотелось отворять ворота, но посмотрели на меня,
засопели, один вытащил, упираясь в скобы подошвами, длинный засов, другой
навалился на створки ворот. Я сидел в седле надменный как жаба после дождя,
раздувал грудь пошире, а когда стало невтерпеж показать мышцы, закинул руку
за голову и, вздувая мышцы предплечья и груди, поправил обруч, заодно
любовно коснувшись рукояти меча.
     За воротами дул холодный и злой ветер. Корчма возвышалась в двух
полетах стрелы, я хорошо видел открытые ворота, туда въезжали на повозках и
верхом, Из закопченной трубы поднимался ровными кольцами синий дым, на
трубе виднелись темные комья, явно вороны, а на крыше пламенело нечто
красное как окровавленный клок мяса, даже шевелилось. Не сразу понял, что
это освещенное багровыми лучами заходящего красного гиганта гнездо аиста с
самим хозяином гнезда.
     Навстречу мне двое горожан, явно супруги, одетые очень прилично,
тащили волоком упирающегося подростка. Тот орал, ревел, размазывая слезы,
жалко оглядывался на удаляющуюся корчму. Сзади шел третий, одежкой и ликом
похожий на волокомого, злорадно пинал в задницу и приговаривал:
     - Тебе ж сказала маменька... ы-ых!.. что в такое место приличным...
ы-ых!.. нельзя, мать твою...
     Родитель оглянулся в ужасе:
     - Ромуальдик!... Разве можно такие ужасные слова?.. Где ты услышал?
     - Мимо корчмы проходил, - нашелся тот. Пнул младшего брата в зад,
добавил злорадно, - и вот от него, дорогие мои родители!
     - Ужас, - пролепетал потрясенный родитель. - Ужас! Такой приличный
ребенок!.. Из хорошей семьи... и чтоб в корчму? Будто нет башни из слоновой
кости, где ведутся неспешные беседы о форме ушей эльфов и значении аккордов
лютни Сауроура!
     Чадо, которому выкручивали руки, перестало реветь и брыкаться,
волоклось уже суровое и насупленное. Ворот был разорван, открывая чересчур
широкую для ребенка из приличной семьи грудь, под глазом растекался
кровоподтек, что опять же говорило о мятежности духа, могущей привести либо
на мостик пиратского корабля, либо на пост мэра города. Глаза блестели
упорством, челюсти упорно сжаты.
     Наши глаза на миг встретились. Я подмигнул, подросток просветлел, а
все окружающее, напротив, померкло, скукожилось и стало серым как пыль на
мудрых книгах.

     За воротами был широкий двор с колодцем посредине, длинным корытом, и
просторной коновязью под стенами приземистого сарая. Массивный ворот
скрипел, цепь быстро наматывалась на бревно. Двое молодцев торопливо
подхватывали широкую бадью, вода плескала им на ноги. Ее быстро выливали в
корыто, цепь начинала освобождено разматываться, унося бадью на дно
колодца.
     У коновязи с десяток коней, отроки суетятся, подвязывают к мордам
сумки с овсом, Неспроста, мелькнуло в меня в голове. Можно бы отвести в
ясли, покормить и напоить, пока хозяин насыщается... Но даже седел не
снимают!
     Я слез с коня, бросил поводья в лицо набежавшего подростка. Надеюсь, я
правильно все сделал, так в американских фильмах бросают ключ от кадиллака.

     Когда направился к крыльцу, дверь с треском распахнулась. Из красного
как горящая печь зева вылетел в клубах дыма мелкий грязный человек, красиво
растопырив руки и с диким воплем.
     Вместе плавного полета, как я почему-то ожидал, он грохнулся о ступени
и скатился кубарем, оставляя по всему крыльцу кровавые сопли и слюни. Я
брезгливо обошел сторонкой. Дверь еще дрожала, ударившись о стенку.

     В лицо шарахнул мощный запах жареного мяса с луком и чесноком, аромат
тонкого вина и местного пива, а также запах немытых тел. Я шагнул в горячий
воздух, красный от сполохов пламени: как от огромного очага, откуда
багровые языки пытаются достать балки под сводом, так и от россыпей крупных
как валуны рубиновых углей, светящихся изнутри как драгоценные камни, что
заполнили широкий словно Темза камин.
     Рядом с камином расположился очаг из неотесанных глыб. Целые стволы
дубов догорали там и на моих глазах рассыпались на пурпурные глыбы. Дальше
вдоль стены тянулся ряд закопченных жаровен. Из чадящего пламени тяжелыми
волнами как расплавленная смола тек запах подгорающего мяса. Свод тонул в
туче дыма, Под дальней стеной на таких же полыхающих жаровнях тоже шипели и
шкварчали широкие ломти мяса, я слышал пронзительное шипение, а на огромном
вертеле над россыпью углей медленно поворачивали целого быка.
     Грудь моя шумно и до треска ребер вздулась, с удовольствием вбирая
этот горячий воздух, кровь сразу разогрелась до вскипания. В корчме гремел
морской прибой человеческих голосов, прорезаемый только пьяными воплями,
песнями, изредка звоном посуды. За широкими столами веселились крупные
мужчины, одетые большей частью бедно, но я сразу заметил на их поясах
дорогие ножи, некоторые сидели с широкими кожаными перевязями через плечо,
а из-за спин выглядывали длинные рукояти непростых мечей.
     За ближайшим от меня широким и длинным столом расположилась самая
многочисленная кампания. Среди них был даже эльф, но