и сам знаешь. - Костенко пожал плечами.
     - 1801 год?
     - Да.
     - Великий Договор?
     Костенко кивнул.
     - Вот увидишь, Марсель, - сказал он. - Так будет лучше...
     У меня было горячее желание не возвращать ему хронограф. Но...
     Но я ВИДЕЛ своими собственными глазами, как я сделал это! То есть...
     А что, если я не отдам ему эту штуку? Просто так, из вредности! Из чувства противоречия, из нежелания идти на поводу у судьбы! Пусть мне никакой пользы от нее не будет, но...
     А зачем? У него все равно есть еще одна... Да и какое имеет значение, отдам я ему эту коробочку или нет? Кстати, я только сейчас вспомнил, что самого хронографа-то я и не видел. Я видел, как я ЧТО-ТО передавал Костенко, но в том, что это был именно хронограф, я совсем не уверен...
     Хрен с ним, подумал я. Пусть подавится. Я найду способ ему помешать. Не может быть, чтобы такого способа не оказалось! Не может быть!
     Я отстегнул черную коробочку и протянул ее улыбающемуся Костенко. И в этот момент по комнате прошла легкая волна холодного воздуха, словно сквозняком потянуло из приоткрытой форточки. Кира за моей спиной громко вскрикнула. Я обернулся, но я и без того уже знал, что (а вернее сказать - КОГО!) я сейчас увижу...

Глава десятая

     Серое небо крошило снегом уже три дня подряд. Все вокруг стало белым. Санкт-Петербурга почти не было видно - только купола церкви возле недалекой автобусной станции проглядывали сквозь снежную кисею. Скоро начнутся холода, подумал я.
     Я смотрел на снег и слушал, как Кира, сидя за столом и уставившись в экран ЭВМ, колотит пальчиками по клавишам. Мне представилось, что она наигрывает какую-то непонятную мелодию, но едва я прислушался к ней, как стук клавиш смолк. Кира подошла ко мне и встала рядом.
     - Снег, - сказал я.
     - Да, - ответила Кира и, немного помолчав, добавила: - Он сегодня будет в Петербурге. Он уже вылетел.
     - Я знаю, - сказал я.
     - Что ты будешь делать? - спросила Кира.
     - Есть у меня одна идейка, - пробормотал я.
     - Марсель. - Кира вдруг перешла на шепот. - Я боюсь, Марсель...
     - Не бойся, - сказал я. - В конце концов, что мы теряем? Ничего.
     Кира промолчала. Она не стала спрашивать, какая именно идея у меня была, а сам я говорить об этом пока еще не хотел. Потому что все это было еще вилами на воде писано.
     Единственное, что я знал о намерениях Костенко, это то, что он собирался отправиться в 1801 год. Он хотел помешать заключению Великого Договора. А это можно было сделать либо в Париже, либо в Санкт-Петербурге. И вернее всего - второе. Потому что, насколько я понял, Костенко собирался помешать именно Павлу Петровичу заключить этот самый Договор. А помешать ему можно было только одним способом - убить его.
     Впрочем, не обязательно было убивать самого императора. Если я не ошибаюсь, против того уже был составлен заговор. Осталось только проследить за тем, чтобы заговор этот осуществился. Можно было, например, помешать не Павлу I, а его сыну - Александру. Помешать ему предупредить отца...
     Зимний дворец уже лет сорок, как превращен в музей. Вход туда совершенно свободный. Каждый посетитель может пройтись по залам, побывать в императорском кабинете, увидеть стол, за которым сидели Павел Петрович Романов и Наполеон Бонапарт... И включить свой чертов хронограф, перенестись в 1801 год, и...
     Я поежился. Хоть бы моя идея оказалась верной! Это единственное, что может спасти и мир, и нас, и НАС...
     Уже два дня, как вся Сеть замерла в тревожном ожидании. Никто не знал, что может произойти. Все НАШИ с надеждой смотрели на меня, все ресурсы Сети - и машинные, и человеческие - были подчинены сейчас мне одному. Не скажу, что это очень приятное ощущение - я никогда не страдал манией величия и чувствовать себя единственным, хоть и временным, хозяином всех НАС мне особого удовольствия не доставляло. Поскорей бы это все кончилось, подумал я.
     Когда Костенко покинул борт самолета и отправился в гостиницу (я сразу же об этом узнал - вообще в последние дни информация прямо захлестывала меня, я самым настоящим образом тонул в ней, очень тяжело было все это переносить), я неторопливо сел за стол и достал свой пистолет. Нужно было почистить "Кобру", привести ее в порядок, все проверить, чтобы не случилось каких-нибудь неожиданностей, как в Чикаго. Кира молча наблюдала за моими приготовлениями. И когда я стал одеваться, она покорно последовала моему примеру. Не думаю, чтобы от нее могла быть какая-нибудь польза, но мне очень хотелось, чтобы в эту минуту Кира стояла рядом со мной. Потому что если ничего не получится, то пусть последним, что я увижу в этой жизни, будут ее глаза.
     У Зимнего дворца мы оказались раньше Костенко минут на сорок. Было очень холодно торчать на улице и мы прошли вовнутрь. Мы старались держаться поближе ко входу, чтобы не пропустить Костенко. И когда я его наконец-то увидел, то сердце мое неожиданно гулко стукнуло.
     Я мгновенно вошел в Сеть, связался с одним из НАШИХ и приказал начинать. Этот парень работал в АИБе - никогда не думал, что мне смогут потребоваться их услуги.
     Костенко пристроился в самом хвосте небольшой группы гостей, мы же незаметно последовали за ним.
     Сергей Антонович шел по залам со скучающим видом, рассеянно слушая рассказ экскурсовода. Кира постепенно начинала нервничать, хотя, конечно, и старалась не подавать виду. Я сам тоже отнюдь не был абсолютно спокоен. Потому что мы уже приближались к той самой комнате...
     Когда вся экскурсия уже выходила из зала, я прибавил шаг и оказался рядом с Сергеем Антонычем.
     Костенко в этот момент посмотрелся в большое зеркало, пригладил волосы и увидел рядом со своим мое отражение. Он обернулся и с удивлением посмотрел на меня.
     - Марсель?! Ты зачем здесь?
     - Чтобы помешать вам, - признался я. - Не нужно этого делать, Сергей Антонович!
     Костенко устало вздохнул.
     - Как же тебя трудно убедить, Марсель, - пожаловался он. - Ну хорошо! Я все-таки попробую еще раз! Или хочешь, подожди моего возвращения? А?
     - Не нужно, - возразил я. - Не стоит и пытаться.
     Вокруг нас уже никого не было, все экскурсанты покинули зал. Остались только мы втроем.
     - И все же. - Костенко грустно посмотрел на меня. - Может быть, тебя отрезвит тот факт, что в той, новой, реальности твоя Кира осталась жива.
     Я недоуменно посмотрел на Костенко. Я не понял, о чем он говорит. И только когда Кира, стоявшая рядом со мной, смущенно кашлянула, до меня дошел смысл его слов.
     Костенко имел в виду не ее, а ту Киру, что погибла много лет назад. Кира осталась жива, подумал я и посмотрел на Киру Кортес.
     Она глядела на меня без всякого выражения. В глазах ее я не смог прочесть ничего - ни надежды, ни презрения, ни сочувствия.
     Кира осталась бы жива, подумал я. Она была бы со мной... Я проглотил комок, невесть как появившийся в горле.
     Что же мне теперь, выбирать, что ли?!
     Я почувствовал, как волна холодной ярости накатывает на меня. Какое он имел право это говорить? Кто ему позволил вмешиваться в МОЮ жизнь?!
     Я медленно запустил руку в карман и вытащил "Кобру". Я вдруг почувствовал себя опять как в Токио. Когда оставался только один-единственный выход.
     - Марсель, тебя не трудно, а просто НЕВОЗМОЖНО убедить! - с осуждением сказал Сергей Антонович, глядя на пистолет. - Ты все еще не веришь мне? Я же предупреждал тебя, что в течение двенадцати лет тебе не удастся меня убить!
     - Не совсем так, - улыбнулся я. - Вы сказали, что в течение следующих двенадцати лет не умрете. Не спорю. Да я и не настаиваю на вашей смерти, Сергей Антонович. Достаточно будет, если следующие двенадцать лет вы проведете на каторге. А может быть, и не двенадцать, а все сорок - это уж как решит АИБ!
     - АИБ?! - Костенко нахмурился. - При чем здесь АИБ?!
     - Я вызвал сюда аибовцев, - признался я. - Их должно заинтересовать, куда девались копии исходных программ, над которыми вы работали вместе с Борисом Васильевичем. Разве нет?
     Костенко растерянно посмотрел на меня.
     - Здесь не Америка, Сергей Антонович, - сказал я. - Здесь уже - Восточная Империя. И здесь вам не удастся запудрить голову шерифу Великой Американской. Вот так-то!
     - Мне никто не мешает прямо сейчас уйти в прошлое, - медленно проговорил Костенко. - Аппарат уже настроен, и мне достаточно нажать на кнопку, чтобы...
     - Нажимайте. - Я с улыбкой поднял пистолет. - Нажимайте. Мне думается, что я успею выстрелить. И тогда... В будущем вы не умрете, а в прошлом? В какой год вы там собрались? В 1801-й, да? И как раз - в спальне Александра Павловича Романова! Ведь мы сейчас именно здесь и находимся!
     - Кровавый призрак, - прошептала Кира и вдруг дико захохотала. - Марсель! А ведь он похож на Павла! Точно!!!
     Я совсем не был уверен в том, что я прав. Это все было бравадой. Вполне могло получиться и так, что Костенко включит свою чертову коробочку, а у меня опять заклинит затвор или еще чего-нибудь такое случится. Но Костенко испугался. И это придало мне сил. Это вселило в меня уверенность в том, что шанс на успешный исход всего этого предприятия есть. Слабый шанс, почти что мифический, но есть.
     В глазах Сергея Антоновича промелькнул страх. Он судорожно схватился за левый бок, пальцы его легли на черную коробочку и торопливо нажали какие-то кнопки. Коробочка издала пронзительный пищащий звук. Я вздрогнул - когда я пользовался этой штукой в Чикаго, она такого не делала! Когда коробочка пискнула во второй раз, я нажал на курок. Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что после третьего писка будет уже поздно.
     Первая пуля вошла Костенко в грудь и он сильно покачнулся. Рука у меня дрогнула и вторая пуля попала ему в горло. Кровь выплеснула на белоснежную рубашку и Костенко захрипел.
     Коробочка пискнула в третий раз. Теперь звук был намного противнее и длился гораздо дольше. А фигура Костенко как-то неуловимо изменилась. Словно изображение на экране телевизора, подернувшееся рябью.
     Мы с Кирой испуганно переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к нему. Я хотел отобрать эту проклятую коробочку, не дать свершиться тому, что, как мне показалось, уже свершилось. Кира хотела того же. Но у нас ничего не вышло.
     Волна воздуха прошлась по залу. Упруго, словно громадная влажная ладонь, она оттолкнула нас от покачивающейся и залитой кровью фигуры Костенко, которая с каждым мигом становилась все прозрачнее и нереальнее.
     Я попытался дотянуться до него рукой и рука моя неожиданно не встретила никакого сопротивления. Пальцы мои прошли сквозь тело Костенко, как сквозь призрак.
     Сергей Антонович остановил на мне свой затуманенный взор, поднял правую руку и укоризненно погрозил мне указательным пальцем. А через миг его не стало - только небольшая лужица крови на мраморном полу. Таким я его и запомнил - осуждающий жест окровавленной руки.
     Мы с Кирой переглянулись.
     - Марсель, - прошептала она. - Он ушел...
     - Да. - Я с трудом проглотил комок в горле. - Ушел.
     - Что теперь будет, Марсель? - Глаза Киры были испуганными.
     - Не знаю... Давай подождем немножко? - предложил я.
     Кира кивнула и прижалась ко мне плечом.
     - Обними меня, - прошептала она.
     Я обнял ее за плечи и мы замерли в ожидании. И ни она, ни я не были уверены в том, что этот мир сейчас не рухнет, не рассыплется на куски, не сложится в иную мозаику, которую так хотел видеть Сергей Антонович Костенко.

***

     Почти год уже прошел после тех событий. Сегодня - день моего рождения. Тридцать седьмой. По этому случаю я выпросил у Бориса Васильевича один день отпуска. Я не отмечаю день своего рождения, но мне просто захотелось провести этот день с Кирой. Один день без своего управляющего группа отделов программирования уж как-нибудь перебьется.
     Я опять вспоминаю Сергея Антоновича Костенко и его бредовые идеи - перелопатить всю историю. Он считал, что его выбор был верным. Не знаю, ничего не могу сказать.
     Я долгое время копался в программе "РИМ" и выяснил, что двадцать лет назад та девушка, Кира, действительно могла бы остаться живой. Она не попала бы под тот долбаный грузовик. И прожила бы на три года дольше - до авиакатастрофы. Но я сделал выбор за нее.
     Не знаю, имел ли я право так поступать? Но я не жалею о своем выборе.
     Я сделал выбор и за Киру Кортес, которая в той, фантастической, реальности жила бы в Испании - самостоятельном государстве. Неплохо жила бы, припеваючи. Получше даже, чем сейчас. Она знает об этом, но тоже ничуть не жалеет. Когда я сообщил ей эту новость, Кира с интересом осведомилась, могли бы мы с ней в той реальности познакомиться. А когда я ответил отрицательно (поскольку меня к 1984 году должны уже были застрелить во время боевых действий где-то в Афганской губернии), Кира обозвала меня идиотским фантазером и грязным мошенником, заманившим хитростью в Москву добропорядочную колумбийку и собирающимся бросить ее здесь, в этом чужом и громадном городе, где ни один нормальный человек не способен выжить, потому что здесь никогда... и так далее. В ее обычном духе - с шуточками и смехом.
     Я сделал выбор и за Сергея Антоновича Костенко. Кстати! Он ведь оказался прав, когда говорил, что в будущем ему не грозит смерть. Она грозила ему в прошлом, куда он так опрометчиво рвался. Интересно, что он такого наговорил Александру Павловичу Романову? Ведь наговорил же! Как пить дать наговорил! Да еще такого, что бедный Саша помчался к отцу закладывать заговорщиков. И до самого конца жизни никак не мог оправиться от этого визита. Потому и от престола отрекся... Между прочим, "Федор Кузьмич" - это теперь моя любимая книга. Все-таки чертовски был похож Сергей Костенко на Павла Романова!
     Кире эта книга не нравится - она предпочитает фантастику. Вот и сейчас она сидит на диване, подобрав ноги, и с интересом читает новый роман какого-то Алекса Громова. Не знаю, на мой взгляд, сейчас уже ничего нового в фантастике придумать нельзя. Куда ни плюнь, все уже есть. Сегодня, вон, с самого утра передают об установке второго телепортала на Венере. Все никак не нахвалятся, насколько это дешевле и удобнее, чем рейсовые полеты обычных космических ракет. В марте только на Венере объявились, а в октябре уже - второй портал! А ведь еще в январе мы все смеялись бы над подобными идеями - телепортация, города на других планетах... Эх! В той, костенковской, реальности у фантастики было бы гораздо больше шансов остаться фантастикой. Но и за нее выбор пришлось делать тоже мне.
     А вот что касается закрытия исследований пространственно-временных петель на кафедре истории в Имперской Академии Наук, это уж решал не я - все МЫ и Сеть. Так оно получше будет-то, поспокойнее. И с клонированием - тоже ни к чему это баловство!
     Не знаю, правилен ли мой выбор или нет. Но не мне об этом судить. Особенно теперь, когда все уже сделано. Не мне судить. Да и не вам тоже. Вот так-то!...
     Я тихонько, чтобы не потревожить увлеченно читающую Киру, встаю с дивана и подхожу к окну. Идет дождь.
     В день моего рождения всегда идет дождь. Серое небо, мокрый асфальт, подернутые рябью лужи.
     Дождь. Что ж... Пускай он идет. Мне пришлось сделать выбор и за него тоже. За многих мне пришлось выбирать. Но не скажу, чтобы меня очень уж сильно это тяготило. Я не задумываюсь над тем. Как могло бы быть, поступи я не так, а иначе. Мне надоело жить прошлым. Прошлым и не осуществившимся будущим. Хотя иногда и приходится это делать - по ночам, когда мне опять снится точно такой же дождливый день и прекраснейшее в мире женское лицо. Умирающее и одновременно бессмертное - в моих снах...
     2002 г.