я
река, без сомнения, увлекла его своими волнами.  А  тотчас  вслед  за  ним
показалось тело человека, которое совершало те же самые  страшные  прыжки,
но, по воле случая, повисло на одном на острых уступов скалы.
     - Это,  вероятно,  Рамон,  -  прошептал  с  ужасом  проводник.  -  Мы
опоздали.
     Он хотел что-то  прибавить,  быть  может,  приличествующую  его  сану
молитву, но когда он обернулся к своим спутникам, те куда-то исчезли.
     Тогда он снова вскочил на  своего  мула,  но  в  тот  миг,  когда  он
опустился на седло, в лесу послышался крик.
     Исступленный и душераздирающий крик женщины.



                            19. "ЧЕРТОВА" ПРОПАСТЬ

     Женский крик был также услышан и доном Антонио,  который  преспокойно
ехал на своем необыкновенно большом, сильном  муле...  и  услышан  даже  с
некоторым удовольствием. Он уже давно ожидал его.
     Он пришпорил своего мула, вытащил револьвер  и  придал  своим  чертам
благородное и героическое выражение, которое на самом деле весьма  красило
его. Таким образом совершил он свой выход на небольшую поляну,  где  донна
Инеса с диким отчаянием отбивалась от обоих  бандитов,  которым  с  трудом
удавалось связать молодую, гибкую в неистовой ярости женщину.
     - Руки вверх! - прорычал Антонио своим верным наемникам.
     С чуть-чуть неестественной готовностью оба бандита  повиновались  его
приказу. Они некогда участвовали в одном фильме и отлично знали, как  надо
вести себя, когда появляется герой с револьвером в руке.
     -  Что  здесь  происходит?  -  спросил  боксер  громовым  голосом.  -
Нападение на открытом месте... Это будет вам дорого стоить!
     После чего благородный спаситель с хорошо  рассчитанной  медленностью
слез со своего мула, так что бандиты успели исчезнуть  в  чаще  леса.  Дон
Антонио послал им  вдогонку  выстрел,  извергнул  два-три  соответствующих
проклятия - вообще, был мил необычайно.
     Быстрым  взглядом  он  удостоверился,  что  все  произошло  сообразно
программе. Проводник и его мул были сброшены в пропасть,  известную  среди
туземцев под названием "чертовой". Крик индейской девушки указывал на  то,
что она получила условный удар ножа в  спину  под  лопатку,  а  изорванное
платье донны Инесы и развороченный  багаж  свидетельствовали  о  том,  что
бедная девушка была ограблена до последней рубашки.
     Борьба с бандитами так сильно потрясла нервы  донны  Инесы,  что  она
упала без сознания  к  ногам  своего  спасителя.  Дон  Антонио,  улыбаясь,
освободил ее от веревки, связывавшей ее руки, перенес ее на край дороги  и
положил ей под голову наполовину опустошенный спинной мешок.  В  сущности,
он обращался с ней, как с драгоценным активом...
     Но когда он взглянул на бледное лицо,  то  остановился  в  изумлении.
Если бы Антонио был чистокровным перуанцем,  он  бы  задумался  над  своим
поступком, так как ни у одного народа столь не развито  характерное  южное
рыцарство и воспламеняемость по отношению к женщинам, как у перуанцев.  Но
боксер не принадлежал к чистой расе. Его страсти были грубы и  темны,  как
его имя.
     Его наемники в пылу битвы не очень-то осторожно  обошлись  с  молодой
девушкой. Чтобы добраться до ее денег, они растерзали  верховой  костюм  и
обнажили стройные плечи. Видя ее  лежащей  таким  образом,  полуодетой,  в
глубоком обмороке, дон Антонио остановился в  нерешительности:  его  стали
одолевать сомнения по отношению  к  данному  ему  поручению.  Он  внезапно
ощутил злобную зависть  к  юному  Мартинесу,  этому  нарядному  парижскому
франту, которому должна была достаться столь совершенная женщина.
     Здесь он был наедине со своими верными людьми, спрятанными поблизости
в чаще и готовыми исполнить все его требования.
     Из-за деревьев, там, где было небольшое углубление в почве,  до  него
доносились слабые стоны: то был этот чертенок - индианка, получившая,  что
ей причиталось. Его люди были знатоками сильнодействующих ножевых  ударов.
Рамон, эта старая скотина, лежал на  дне  чертовой  пропасти.  Одинокая  и
лишенная возможности сопротивления девушка находилась в его власти.
     Пот выступил на  лбу  Черного  Антонио,  когда  он  взвесил  все  эти
обстоятельства. Положим, не очень-то умно было становиться поперек  дороги
старому Мартинесу, но каждый взгляд на потерявшую сознание женщину,  столь
отважно боровшуюся за свою свободу, укреплял его пробудившееся  намерение.
В окрестностях Пармы есть один маленький домик, отсюда до него не будет  и
километра...
     Решение дона Антонио  Веласко  было  принято.  Он  вытащил  маленький
сверток, тщательно спрятанный у него за  пазухой.  В  нем  было  несколько
склянок. Он выбрал одну из них, налил несколько капель на  клочок  ваты  и
заткнул им ноздри молодой девушки.
     Тогда  он  подозвал  своих  людей,   которые,   очень,   по-видимому,
довольные, выбежали на поляну со своими мулами.
     Но вдруг земля задрожала от стука копыт.
     Дон Антонио нахмурился и схватился за револьвер. Он  хотел  приказать
своим людям спрятаться в засаду. Но в тот же миг  на  краю  лесной  поляны
показался Йунас  Фьельд  на  покрытом  пеной  муле.  Он  так  сильно  гнал
животное, что его спутники остались на несколько сот метров позади него...
Тут боксер понял, что нельзя было терять ни минуты. Он поднял револьвер  в
тот момент, когда  Фьельд  спрыгнул  на  землю.  Но  при  виде  белокурого
гиганта, хладнокровные угрозы которого до сих  пор  звучали  в  его  ушах,
Антонио потерял обычную уверенность в себе. Первая пуля скользнула лишь по
шее мула, и, прежде чем Антонио успел выпустить второй выстрел, Фьельд был
уже на нем. Левой рукой он выбил оружие из его рук, в то время, как правой
нанес страшный удар в висок перуанца... Дон Антонио Веласко, "Ужас  Перу",
в течение своей жизни раздавал и принимал немало  ударов.  Но  у  него  не
хватило времени для размышлений о чудовищной силе этого удара, так как  он
упал на подкосившиеся колени  и  ударился  лбом  об  острый  камень.  Этот
нокаут, который был  единственным  в  своем  роде  в  истории  знаменитого
боксера, парализовал совершенно в течение  первых  секунд  инициативу  его
столь решительных обычно наемников. Однако, быстро  сообразив,  что  здесь
дело идет о том, чтобы "быть  или  не  быть",  они  подняли  свои  ножи  и
ринулись  на  безоружного  норвежца.  Но  их  замечательное  дарование   и
виртуозность в употреблении мачете [Мачете  -  южно-американский  нож]  не
послужили ничему. Фьельд, разумеется, отступил на несколько шагов. Бандиты
неправильно поняли его движение и в своем усердии занесли ножи над широкой
грудью доктора. Но Фьельд внезапно нагнулся, и  удары  ножей  пришлись  по
воздуху. Новые попытки обоих разбойников удались не лучше, так как  голова
Фьельда, словно голова барана, боднула одного из них  так,  что  отбросила
его далеко в кусты.  Другой  осмотрелся  в  замешательстве  и  пустился  в
бегство. Но он побежал прямо в объятия Кида Карсона, который в этот момент
подоспел на помощь и, не задумываясь, прострелил голову беглеца.
     Этим окончилась битва. Фьельд  нагнулся  над  лежавшей  без  сознания
Инесой. Он быстро заметил вату в ее ноздрях.  Он  вытащил  ее  и  понюхал:
хлороформ!
     Вскоре  стало  ясно,  что  обморок  молодой  девушки   был   причинен
незначительным нервным потрясением,  а  действие  хлороформа  продолжалось
слишком мало времени, чтобы вызвать какие-либо опасные осложнения.
     Стараясь привести девушку в чувство, Фьельд с  улыбкой  посмотрел  на
распростертого боксера.
     - Вот как,  ты  захотел  поработать  в  свою  собственную  пользу,  -
прошептал  он.  -  А  ведь  измена  господину  недостойна  нанятого  браво
[Старинное итальянское название наемных убийц]...
     В ту самую минуту Инеса открыла глаза. Они устремились  с  выражением
страха на исполинскую фигуру доктора.
     - Вы находитесь среди  друзей,  мадемуазель  Сен-Клэр,  -  сказал  он
по-французски.
     Девушка улыбнулась, и при виде этой улыбки норвежскому доктору  стало
радостно на сердце. Она закрыла глаза. Но спустя несколько минут она снова
открыла их с невыразимой тоской:
     - Конча, - прошептала она.
     - Мы сейчас поищем ее,  -  ответил  доктор.  -  Но  теперь  отдохните
немного, чтобы снова набраться сил. Мы должны постараться достигнуть Пармы
до наступления вечера.
     Инеса послушно закрыла глаза, а Фьельд покрыл  ее  пледом.  Когда  он
обернулся к своим спутникам, то не нашел их - они куда-то скрылись. Так же
исчезли и тела обоих бандитов. Один Антонио лежал все в том же  положении.
Через некоторое время Кид Карсон и капеллан возвратились.  Без  дальнейших
церемоний они принялись поднимать Черного Антонио.
     Фьельд нахмурился.
     - Что вы хотите с ним делать?
     - Мы хотим отправить его за остальными.
     - Куда отправить?
     Тут слово взял воинственный капеллан.
     - Туда, вниз, к дону Рамону,  -  ответил  он  невозмутимо.  -  Это  я
выдумал. Мы, жители Перу,  убиваем  ядовитых  змей,  когда  встречаем  их.
Многие из них исчезли  там,  в  "чертовой"  пропасти.  Рамон  был  хороший
старик. Его кровь взывает об отмщении.
     - Я не  думал,  что  такое  учение  к  лицу  человеку,  исправляющему
церковные обязанности.
     Сконфуженный капеллан опустил голову.
     - Я тоже человек, как другие, - вздохнул он и снова принялся волочить
по земле лежащего без сознания боксера.
     - Оставь его!
     Капеллан с удивлением посмотрел на Фьельда.
     - Глупо было бы оставить в живых этого человека. Сам  Господь  предал
его в наши руки.
     - Оставь его лежать. Недостойно человека убивать  раненого,  лежащего
без сознания. Поищем лучше юную  индианку.  Мне  кажется,  я  слышу  стоны
где-то поблизости.
     - Она лежит в овраге с ножом,  воткнутым  в  спину.  По-видимому,  ее
песенка спета, - ответил Карсон.
     - Принеси ее сюда, - сказал Фьельд.
     Негр бросил взгляд ненависти на  боксера,  который  начинал  подавать
признаки жизни. Карсон имел  вид  собаки,  которая  ворчит,  когда  у  нее
отнимают жирную кость.
     Но он не посмел ослушаться.
     Несколько минут спустя Фьельд удостоверился, что ножевая рана в спине
Кончи не представляла серьезной опасности для жизни. Он промыл и перевязал
рану и устроил что-то вроде носилок между двумя мулами.
     Черный Антонио, оглушенный, приподнялся на локте.
     - Я советую вам держаться подальше от моего пути, - решительно сказал
Фьельд. - На этот раз я пощадил вас. Мои люди хотели отправить  вас  вслед
за стариком, которого убили ваши наемники по  вашему  приказу.  Но  я  был
против этого...
     - Идиотство с вашей стороны, - пробормотал Антонио.
     - Пусть! Теперь вы  предупреждены.  В  следующий  раз  ставкою  будет
жизнь.
     Он  отвернулся  от  Антонио  и  начал  приготовления  к   продолжению
путешествия.
     Бандит посмотрел ему вслед. Его оружие исчезло,  его  мул  впряжен  в
носилки для раненой.
     - Жизнь, да, - проворчал он, хватаясь за больную голову. - Или смерть
для одного из нас...
     И он медленно заковылял вслед за уезжающими.



                                 20. В ПАРМЕ

     Маленькая экспедиция быстро добралась до Пармы, в департаменте Хунин.
     Следуя  совету  Инесы,  они  все  направились  прямо   к   gobernador
[Губернатор (исп.)]  города.  Этот  достойный  джентльмен  был  владельцем
гасиенды в окрестностях Пармы и добрым приятелем профессора  Сен-Клэра,  и
принял все общество с чрезвычайным гостеприимством. Радость увидеть внучку
знаменитого профессора  заставила  его  даже  сдержать  свою  ненависть  к
неграм.
     Но Киду все  же  пришлось  удовольствоваться  помещением  в  соседнем
флигельке,  что,  впрочем,  пришлось  ему  вполне  по  вкусу.  Вообще   он
чувствовал себя великолепно и со скромным  торжеством  принял  благодарную
улыбку Инесы, передавая  ей  ценности,  похищенные  наемниками  Антонио  у
"чертовой" пропасти.
     Конча  вернулась  к  сознанию  в  течение  вечера.  После  ближайшего
исследования  обнаружилось,  что  нож  бандитов  оказался  на   этот   раз
милостивым. Он проник косым направлением в левое легкое,  не  повредив  ни
одного  из  значительных  кровеносных  сосудов,  и  в  операции  не   было
необходимости.
     - Если нож не был чем-нибудь загрязнен, то нет никаких оснований  для
страха, - сказал Фьельд  донне  Инесе.  -  Заживление  протечет,  как  при
глубокой кожной ране. Впрочем, - добавил он, - жизнь  индианки  не  так-то
легко пресечь ножом. Сила сопротивления этого народа против подобного рода
оружия изумительная.
     Молодая  перуанка  взглянула  с  удивлением  на  высокого  спокойного
человека, стоявшего перед ней. Он так резко отличался от  всех  других.  И
вдобавок он спас ей жизнь.
     - Я никогда не сумею достаточно отблагодарить вас за все то,  что  вы
сделали для меня и для Кончи, - промолвила она. - С тех  пор,  как  пропал
дедушка, у меня не было ни одного защитника. Я стала одинока  -  и  бедна.
Ах, если бы мне только удалось отыскать его!
     Фьельд не нашел в себе мужества сообщить правду этому ребенку. И  без
того у нее было достаточно затруднений.
     - В Лиме все думают, что профессор  умер,  -  все-таки  отважился  он
сказать.
     - Бедный дедушка, - тихонько сказала она. - Значит,  надежды  мало...
Но несмотря на все, я хочу увидать то место, где  он,  может  быть,  нашел
свою смерть. Он был такой смелый и отважный. Он совсем забыл про  то,  что
он уже старый человек.
     - Замечательно, - сказал Фьельд, - что я тоже должен отправиться в те
места, где пропал Сен-Клэр.
     - Но тогда мы можем ехать вместе, - воскликнула девушка в восхищении.
     - Нет, это невозможно, - сказал Фьельд. - Путь, по которому я  поеду,
может быть только путем мужчины.
     - А я не хуже мужчины.
     Фьельд невольно рассмеялся.
     - Во многих отношениях даже  лучше.  Но  даже  если  вы  в  состоянии
выдержать многие испытания, все же существует граница для  выносливости  и
силы женщины. Хорошая женщина может быть очень часто и хорошею опорою - но
иногда она может быть также и помехою. Кроме того, наша с вами  поездка  в
непроходимые леса Амазонки  может  быть  не  одобрена  вашими  друзьями  и
знакомыми в Лиме, и доставит вам, таким образом, немало неприятностей. То,
что я говорю, смешно, но это так.
     - Пустяки! - воскликнула Инеса. - Мнение  лимских  жителей  для  меня
глубоко безразлично. Да кроме того с нами поедут Конча и ее брат.
     - Вы не можете рассчитывать на Кончу раньше трех недель.
     - Но вы ведь можете подождать?
     Фьельд отвел от нее свои глаза, внутренне проклиная самого  себя.  Но
он не мог видеть эти сиявшие доверием глаза, не испытывая  какой-то  почти
отеческой слабости. Его  сердило  то,  что  он  чувствовал  такую  горячую
симпатию к этой юной дочери Юга, которая говорила с ним  без  кокетства  и
заигрывания, от всей своей простой души... То была женщина без хитростей.
     И, так как он не был в состоянии разрушить ее надежды, он  отвернулся
от нее весьма невежливо и  предоставил  себя  в  распоряжение  gobernador,
который  направил  на  него  настоящий  артиллерийский  огонь  вопросов  о
событиях в далекой Европе.
     Когда Фьельд лег в этот вечер  в  постель,  он  был  очень  недоволен
собой. Ему надо было подумать о многом.  Во-первых,  он  не  мог  отослать
Инесу в Оройю, пока Черный Антонио  находился  еще  в  этих  местах.  Черт
возьми!.. почему он не убрал совсем  этого  бандита!  Не  сделался  ли  он
случайно сентиментальным?!.  О!  Нет,  никогда!  Но  он  всегда  имел  эту
слабость - предоставлять противнику равные условия. И для него никогда  не
существовало  радости  и  удовлетворения   в   убийстве   неспособного   к
сопротивлению человека, даже если бы это было только вредное животное.
     После долгих размышлений он наконец пришел в согласие с самим собой -
взять Инесу  с  собой  в  Икитос.  Там  могла  она  жить  в  относительной
безопасности. Там могла она подождать Кончу и уже тогда  двинуться  дальше
на пароходе по реке Амазонке до самой Пармы. А оттуда - в Европу, где жили
родственники ее дедушки. А  когда  она  будет  там,  то  может  с  помощью
адвоката добиться разъяснения запутанных дел фирмы "Мартинес" в Лиме.
     С этим успокоительным убеждением положил Фьельд голову на  подушку  и
заснул. Он так устал и спал так крепко, что не услыхал шума у самой  своей
двери около полуночи.
     То был Кид Карсон, покинувший свой  флигель  и  улегшийся  на  страже
перед дверью Фьельда, словно цепная собака...
     Но ничего не произошло в эту ночь, что бы потребовало его помощи.
     Долго горел свет в комнате Инесы. Она сидела у постели раненой Кончи,
зашивала ее порванные одежды и меняла  перевязки  на  горящей  ране.  Юная
индианка с берегов Мараньона была бесконечно терпелива. Ей было  запрещено
говорить, но большие, прекрасные глаза  на  плоском  лице  говорили  лучше
всяких слов. Второй раз уже  была  она  на  пороге  смерти,  но  белокурый
исполин еще раз спас ее.
     Конча не была совсем необразованной  девушкой.  Недаром  же  брат  ее
Хуамото был в Икитосе величайшим знатоком индейских наречий Южной Америки.
Так же и она имела кое-какие сведения об истории старинного племени инков,
об его обычаях и религии. Она читала о великом загадочном боге Пачакамаке,
имя которого по-индейски означает: "Тот, кто дал жизнь вселенной".  Теперь
маленькая Конча раздумывала о том, не был ли  этот  белокурый  повелитель,
который принимал во всем столь заботливое участие,  самим  Пачакамаком.  И
эта догадка все укреплялась в ней, по мере того, как лихорадка от раны все
сильнее шумела  в  ее  крови.  В  те  минуты,  когда  лихорадка  достигала
пароксизма  и  действительность   смешивалась   со   сном,   она   шептала
своеобразные молитвы. Они не были обращены ни к святой деве, ни  к  святым
хранителям Лимы, но к неведомым богам, обитающим в сердце человека.
     Одна лишь Инеса прислушивалась к ее наивным, лихорадочным  излияниям,
но молитвы Кончи произвели на нее глубокое впечатление.
     За окном тропическое небо с громадными мерцающими звездами склонялось
над маленьким городком, затерянным в горном Перу.
     А в далеком предместье города, в одинокой хижине  горел  огонь.  Двое
мужчин сидели там  в  угрюмом  молчании  и  выпивали  солидное  количество
aquardiente. Хозяин домика, коренастый метис с подозрительной физиономией,
имел такой вид, словно у него чесался язык рассказать  что-то,  но  он  не
осмеливался раскрыть рта. Потому что гость был ни кто иной, как сам Черный
Антонио, и Черный Антонио, который был весьма не в духе. Повязка на лбу  и
толстый, распухший нос мало способствовали как улучшению  его  настроения,
так и украшению его наружности.
     Элегантный  и  улыбающийся  боксер  из  дансинга  в  Лиме  был  почти
неузнаваем.  Налитые  кровью  глаза  выкатывались  из  своих  впадин.   Он
беспрестанно облизывал  языком  сухие,  потрескавшиеся  губы.  Aquardiente
начинала оказывать свое  действие.  Обыкновенно  столь  умеренный  человек
наконец дорвался до водки, чтобы напиться пьяным. Но сколько он ни  осушал
стаканов крепкой водки - он все же не мог забыть  того,  что  сидел  здесь
оскорбленный, избитый... Может быть, ему случалось два-три раза  в  юности
испытать нокаут на арене. Но в борьбе жизни он еще никогда не  претерпевал
поражения... еще никто никогда не поборол Черного Антонио. Если бы то, что
произошло сегодня, в Лиме было  известно,  то  многие  обрадовались  бы  и
захлопали бы в ладоши. Его враги теперь поднимут головы... Быть может,  об
этом напечатают даже на столбцах "Комерсио". Он был унижен... Этот белесый
доктор  самым  открытым  образом  показал  ему  свое  презрение  тем,  что
милостиво подарил ему жизнь.
     Хозяин вдруг отскочил в угол хижины.
     Черный Антонио вытащил свой мачете и  замахнулся.  Затем  с  рычанием
быка, умирающего на арене, он всадил изо всех  сил  длинный  но