ур.  -  Но
сначала я, хочу выслушать, что скажет Ракушка, когда вернется.
   Мирса потянулась и сказала:
   - Я - спать у двери.  Когда  девчонка  приходить,  я  разбужу.  -  И  она
скрылась в трюме, служившем в этом странном доме прихожей.
   Когда Железное Дерево скрылся в своей каюте, Нистур  тихонько  спросил  у
лекаря:
   - Что, скоро новый припадок?
   - Не думаю. Рановато еще. Но что ни говори, а наш друг  еще  весьма  слаб
после предыдущего приступа.
   - А есть от этого дела лекарство?
   - По крайней мере, я не знаю такого. - Станбог бросил взгляд на  Нистура.
- Но когда он умрет, ты будешь свободен. Разве не этого ты ждешь?
   Рука Нистура непроизвольно потянулась к отметине на шее.
   - Значит, ты все знаешь?
   - Узел Таналуса знаком любому, даже не очень искушенному в магии.
   - Что касается твоего вопроса... сначала я был просто подавлен и удручен.
   Но сейчас... Не скажу, что я счастлив быть связанным  колдовскими  силами
по рукам и ногам,  но  этот  парень  мне  симпатичен.  Несмотря  на  внешнюю
диковатость, он вовсе не похож  на  безмозглого  барана,  каковыми  являются
большинство наемников. Он с достоинством и даже, я бы сказал,  с  изяществом
принял свою тяжелую долю. При этом он  следует  законам  чести,  которые  не
очень-то соблюдают куда более удачливые люди.
   - Ты прав, - вздохнул Станбог, - ну а ты, мой друг, не устал ли от  такой
своей жизни? Разве профессия наемного убийцы не опротивела тебе еще до того,
как тебя наняли убить этого обреченного?
   - Ты почти не ошибся, старик, - прошептал Нистур, глядя ему в глаза.
   Станбог кивнул и сказал:
   - За долгую жизнь я встречал множество людей,  гномов,  эльфов  и  разной
другой нечисти. Они были в разном душевном состоянии, по-разному  переживали
и осмысливали свою жизнь. После стольких лет  наблюдений  нетрудно  прочесть
знаки, которыми  человек,  сам  того  не  желая,  обозначает,  что  признает
прожитую жизнь ошибкой.
   - По правде говоря, в душе я всегда считал себя поэтом. К  сожалению,  мы
живем во времена, когда люди, обладающие божественным  даром  стихосложения,
не так почитаемы, как раньше.
   - Это печально, но так оно и есть, - признал Станбог.
   - Ну а ты?  -  спросил  Нистур,  обводя  рукой  заставленные  магическими
приспособлениями и книгами полки. - Сдается мне, что все это было бы  лишним
для простого лекаря.
   Помолчав, Станбог кивнул:
   - Правильно. Некогда, будучи еще молодым, я решил стать великим колдуном.
   Я долго стремился к этому, много путешествовал, разыскивая магов и  учась
их ремеслу. В юношеской  дерзости  я  возомнил  себя  равным  самым  великим
колдунам, которые были  на  самом  деле  старше  и  много  мудрее  меня.  Их
оскорбляли  мои  амбиции  и  жадность,  с  которой  я  вынюхивал  их   самые
сокровенные заклинания.
   Один за другим мои учителя прогоняли меня. Мне говорили, что я никогда не
пройду Испытаний в Башне Великого Колдовства, которые посвятили  бы  меня  в
один из Магических Орденов. Я же, по моей глупости и  дерзости,  решил,  что
смогу достичь всего сам, что Испытания и Ордена были созданы лишь для слабых
волей и силой колдунов. Я возжелал  действовать  сам  -  так,  как  я  хочу,
подняться выше ограничений Добра, Зла и  Беспристрастности.  Я  приступил  к
овладению самыми могучими заклинаниями и ритуалами - теми, за которые подчас
не берутся и мудрейшие из мудрейших колдунов. Зрелость и мудрость - вот  то,
что нужнее всего в колдовстве, в правлении и в любом другом серьезном деле.
   - Я, кажется, понимаю, что с тобой случилось, -  с  сочувствием  произнес
Нистур.
   -  Со  временем  многие  колдуны  презрели  и  отвергли  меня,  а  то   и
возненавидели лютой ненавистью. Причем многие из них были не только сильнее,
но и злее меня. Клянусь, ведь даже в самых дерзких и заносчивых мечтах я  не
видел себя Черным Магом. Мои амбиции простирались куда дальше.
   - Вполне понятно. Ты ведь был, в конце концов, еще так молод.
   Станбог засмеялся:
   - Ты - редкий дипломат, друг мой, что хорошо скрывает твою опасность. Что
ж, даже сильному хищнику нужна защитная окраска.
   - Ты все верно подметил. И все же, значит, твои амбиции  привели  тебя  к
ереси, заблуждению?
   Улыбка слетела с лица Станбога.
   - Это слишком  мягко  сказано.  Мое  заблуждение  обернулось  страшнейшим
грехом. Чтобы  поразить  мудрейших  магов,  которых  я  по  глупости  считал
ненужными соперниками,  я  решил  оживить  древнее  заклинание,  которое  не
применялось даже колдунами высочайшего ранга в течение пяти веков. Я не могу
даже произнести  его  название  для  тебя,  ибо  и  это  требует  проведения
определенного защитного ритуала и принятия всеми обсуждающими его  некоторых
обетов.
   - Звучит страшновато, - хмыкнул Нистур.
   - Это не то слово. То заклинание влечет за собой  высвобождение  стольких
сил, что может обернуться смертью не только для самого  колдуна,  но  и  для
всех тех, кто окажется на свою беду рядом с  ним.  Многие  могучие  колдуны,
ставшие к тому времени моими врагами, объединили свои силы и направили их на
то, чтобы каждый шаг ритуала, проделанный  мной,  накапливал  высвобождаемые
силы против меня. Будь я действительно великим магом, каким себя  мнил,  мне
бы  ничего  не  стоило  почувствовать  это  и   уберечься   от   враждебного
вмешательства. Но... будь я великим магом, мне  бы  и  в  голову  не  пришло
совершить что-либо подобное.
   - Молодость, дело понятное. Я вот тоже, было дело... - начал  Нистур,  но
Станбог жестом остановил его.
   - Не нужно излишних сокрушении по этому поводу  и  параллелей  с  другими
юношескими ошибками. Это не идет ни в какое сравнение.
   - Извини, я не хотел оскорбить тебя.
   - Спасибо тебе за сочувствие. Оскорбления никакого  не  было.  Просто  не
нужно лишних слов, чтобы выразить чувства. Я тебя понял. Так вот, я выполнил
весь ритуал шаг за шагом и произнес слово за словом все заклинание,  ожидая,
что вот-вот великие силы откроются и подчинятся мне.
   - И что тогда? - негромко спросил Нистур.
   - Тогда... Тогда я услышал стоны ужаса и замкнулся в  одиночестве  вокруг
себя. Оказалось, что я не вознесся к духам высших энергий, как ожидал.  Нет,
я  остался  все  в  том  же  своем  жилище.  Сначала  ничто  не   предвещало
надвигающейся  катастрофы.  Лишь  свечи  и  лампы  в  комнате  закоптили   и
потускнели. Затем затрещали камни и  балки  над  моей  головой,  и  на  меня
посыпался мелкий песок.
   Понимая, что мое жилище вот-вот обрушится, я бросился  к  шкафу  и  успел
собрать малую часть моих инструментов и книг  в  большой  мешок.  Многое  из
того, что ты видишь в этом доме, я спас тогда. Я  едва  успел  выскочить  из
своего жилища, как оно рухнуло за моей спиной. Но я даже не смог обернуться,
чтобы  посмотреть  на  развалины  своего  дома,  -  такое  страшное  зрелище
открылось моим глазам с порога.
   Насколько хватало глаз, всюду рушились дома,  мосты,  сараи,  мельницы  и
изгороди. Листья сорвались с деревьев и неслись по  ветру.  Урожай  в  полях
полег.
   Успевшие  выскочить  из  зданий  люди  рыдали.  Из-под  руин   доносились
душераздирающие стоны. Домашний скот и дикие звери обезумели. Трава пожухла,
реки и колодцы на глазах пересыхали.
   Станбог перевел дыхание, отхлебнул из кружки, а затем продолжил:
   - Целый день я брел, взирая на этот  безумный  ландшафт.  Все,  созданное
человеческим трудом, обратилось в прах. Погибло и  все  живое,  кроме  самих
людей.
   И когда люди увидели меня, они все поняли. Они и раньше  недолюбливали  и
побаивались меня лично, но моя магия не внушала им ужаса. Завидев меня,  все
еще в ритуальных одеждах и с мешком колдовских  принадлежностей  за  спиной,
они забрасывали меня камнями и убегали. Не будь они столь потрясены тем, что
случилось, меня разорвали бы на куски.
   Когда я добрался  до  непострадавших  земель,  я  сразу  же  обратился  к
колдунам, моля их помочь мне ликвидировать последствия  той  катастрофы.  Но
все они, даже добрейшие  из  них,  лишь  смеялись  надо  мной.  Для  колдуна
наказание за отступничество и нарушение иерархии неотвратимо и необратимо. Я
протестовал, доказывая, что жившие по соседству со мной люди невиновны и  не
должны   страдать   из-за   моей   глупости.   Колдуны   были   безжалостны.
Справедливость - из мира обычных людей,  говорили  они  мне.  Она  придумана
людьми и касается только их отношений, нарушают они ее  или  добиваются.  Но
она никакого отношения не имеет к колдунам, которые следуют другим законам и
правилам. Я, дерзкий молодой волшебник, разумеется, должен был это понимать.
Я проклинал себя, мучился, запретил  себе  навеки  и  думать  о  колдовстве.
Единственное,  что  позволил  я  себе  со   временем,   после   долгих   лет
отшельничества и поста, это стать лекарем, который  лишь  время  от  времени
произносит какой-нибудь невинный заговор над чашей с лекарством,  чтобы  оно
скорее выбило хворь из больного.
   Нистуру показалось, что еле заметная нотка гордости мелькнула в последних
словах Станбога.
   - Ты слишком суров к себе, старик. Мне кажется, что долгие годы аскезы  и
верного служения людям заработали тебе если не прощение, то хотя бы какой-то
покой.
   Станбог покачал головой:
   - Для этого мало одной жалкой жизни.
   - Откуда ты родом?
   - Этого я никому не открою. Я распрощался навеки с родной страной и  даже
изменил свое имя, чтобы никогда, даже случайно, кто-нибудь не узнал  во  мне
того колдуна.
   - А что же это за имя - Станбог?
   - Так звали одного нищего, юродивого, жившего в моем родном городе.  Живя
на подаяние  горожан  и  окрестных  крестьян,  он  был  объектом  постоянных
насмешек и презрения, граничащего с омерзением. Я решил, что для меня  будет
достойно взять имя самого жалкого из известных мне людей.
   - Тогда уж, если это не слишком  бестактный  вопрос,  расскажи,  как  ты,
занятый самобичеванием и поклявшийся посвятить  жизнь  милосердию  и  добрым
делам, встретил и оказался вместе с этой дикой женщиной.
   Станбог кивнул:
   - Ее история печальна и не очень-то красива. Много лет назад,  странствуя
в холодной северной пустыне, я набрел на  нее  посреди  ледника.  Она  почти
замерзла, а на ее теле было множество ужасных ран. В общем, она была на  три
четверти мертва. На нее напали, жестоко изранили,  изнасиловали  и  оставили
умирать.
   Нистур удивленно поднял брови:
   - Это был либо какой-то великан, либо целая банда, я полагаю?
   - Это точно. Вокруг были следы жестокого боя, и, поверь, не один  мужчина
встретил свою смерть в тот  день,  домогаясь  тела  этой  женщины.  Вылечить
нанесенные ей раны оказалось очень нелегким делом, но излечить  ее  разум  и
тем более душу было еще труднее. В первый год  она  несколько  раз  пыталась
убить себя. Если не считать чувства почти животной преданности  и  обожания,
которое она испытывает ко мне, мало кто может похвалиться,  что  ощущает  от
нее что-либо, кроме ненависти и отвращения. Единственные, с  кем  она  умеет
находить хоть какой-то контакт, - это женщины-изгои вроде нашей Ракушки.
   - Что касается ненависти, особенно к мужчинам, это более чем  понятно.  А
почему именно изгои, отверженные ей ближе других?
   - Она и сама была такой. Мать Мирсы принадлежала к народу  северных  гор.
Ее отец - дикарь с ледяной равнины. Их племена не признали такого  союза,  и
молодая  пара  покинула  обжитые  места,  стала  жить  отдельно,  охотиться,
собирать съедобные травы и растить свою дочь. Однажды  одно  из  племен,  не
знаю точно какое,  решило  наказать  отступников.  Взрослые  были  убиты,  а
девочка сумела спастись. Несколько лет она прожила в  одиночестве,  применяя
то, чему успела научиться у родителей.
   Время от времени она нанималась в какую-нибудь армию, но долго  нигде  не
задерживалась, так как не признавала дисциплины. И вот однажды,  возвращаясь
в родные места одна, изгнанная из очередного войска, она наткнулась на целую
банду негодяев, которые едва не убили ее. На ее счастье, я проходил  мимо  в
тот день.
   - Да уж, действительно на счастье, - согласился Нистур.
   В трюме послышался шум, и вскоре в каюте появилась Мирса, за  которой  по
трапу взбежала Ракушка, которая тотчас же  подобралась  поближе  к  очагу  и
протянула к огню руки.
   - Ну что, узнала что-нибудь? - спросил ее Нистур.
   - Толком ничего, -  ответила  девушка,  поворачиваясь  к  огню  замерзшей
спиной.
   - На улице жуткий холод. Никто из нищих, воришек или  проституток  ничего
не слышал и не знает. К бандитам я соваться боюсь. Есть только одна  стоящая
зацепка, но не знаю, понравится ли это тебе.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я наткнулась на старуху Жабий Цветок на сенном рынке. Хотя это она сама
подошла ко мне и сказала, чтобы я пришла к ней завтра с моими  знакомыми.  У
нее, мол, есть чем нам помочь. Честно говоря, я понятия  не  имею,  как  она
вообще узнала, что у меня  есть  какие-то  приятели,  которым  нужно  что-то
выяснить. Но прежде чем до меня это дошло, старуха уже исчезла.
   - Жабий Цветок? - пораженный, воскликнул Станбог. - Да  что  может  знать
эта старуха?
   Ракушка только пожала плечами.
   - Что это за странное имя и кто под  ним  скрывается?  -  поинтересовался
Нистур.
   Станбог хитро прищурился:
   - Завтра увидишь. Обещаю - получишь настоящее эстетическое наслаждение.

Глава 7

   - Ну то еще за Жабий Цветок? - раздраженнее, чем обычно, спросил Железное
Дерево.
   - Некто, кто полагает, что у нее  есть  информация,  нужная  нам,  -  как
всегда, невозмутимо ответил Нистур.
   Они стояли на бывшем дне гавани рядом со стеной-бортом жилища Станбога.
   Обозревая пейзаж, Нистур подумал, что и снега  в  Тарсисе,  наверное,  не
бывает достаточно много, чтобы сделать город красивым. В этом  унылом  месте
белые кристаллы только свидетельствовали о смене времен года и  приносили  с
собой зимний холод. Увидев выходящую на улицу Ракушку, кутающуюся  в  тонкий
плащ, Нистур спросил:
   - Ты что, не можешь украсть себе одежду потеплее?
   - Если  одеваться  слишком  тепло  и  комфортно,  потеряются  ловкость  и
быстрота движения, - с вызовом ответила она, а затем со вздохом добавила:
   - Да и появись у меня хороший плащ, кто-нибудь тотчас  же  украл  бы  или
отнял его у меня.
   - Тяжелая у тебя жизнь, - заметил Нистур. - А главное - не соскучишься.
   Воровать - воруй, но не  заворовывайся.  А  не  то  попадешь  на  перо  к
кому-нибудь, кто стоит выше тебя в вашей иерархии или просто сильнее.
   - И не говори, - согласилась Ракушка. На пороге дома появились Станбог  и
Мирса. На дикарке не было никакой другой одежды, кроме той, что она носила в
помещении. Даже длинные кожаные перчатки она сунула за ремень. По всему было
видно, что заставить надеть на себя что-нибудь лишнее это  дитя  снегов  мог
лишь лютый мороз. Единственным оружием Мирсы был  широкий  нож,  похожий  на
заостренный на конце тесак мясника.
   Нистур осведомился:
   - Вы твердо решили сопровождать нас? Просто предоставить нам крышу -  это
одно дело. Ходить по городу вместе с нами - совсем другое. Наши враги, а  их
у нас, я уверен, объявится предостаточно, могут стать и вашими врагами.
   - Какая-то игра судьбы свела нас вместе, - ответил  Станбог.  -  Было  бы
неразумно сопротивляться воле богов. А кроме того - вы самые занятные ребята
из тех, кого я встречал за долгие годы. И уж очень хочется  посмотреть,  как
вы собираетесь выполнить свое задание.
   - Ну а ты? - поинтересовался Железное Дерево у Мирсы. - Если  мы  тебя  и
очаровали, то ты это изящно скрываешь.
   - Я иду со Станбогом, - бесстрастно ответила она.
   - Ну что ж, вперед. Веди нас, Ракушка, - скомандовал Нистур.
   Компания  пересекла  беспорядочно  заставленное  обитаемыми  корпусами  и
остатками развалившихся и растащенных по частям кораблей дно залива, а затем
по широким ступеням поднялась на старинный волнолом и углубилась в  портовый
квартал, полный кабаков  и  постоялых  дворов,  которые  частично  поглотили
опустевшие склады, таможенные дворы, судоремонтные  мастерские.  Не  занятые
под гостиницы и увеселительные заведения здания порта, как и корабли на  дне
гавани, либо сгнили и развалились, либо были разобраны по  частям  на  дрова
или для ремонта обитаемых домов. Порт был ограничен с одной стороны заливом,
а с другой - каменной стеной, продолжением окружавших Тарсис  оборонительных
сооружений. С тех пор как прекратил свое  существование  порт,  ворота  были
заложены кирпичом.
   Осталась лишь узкая  калитка  с  толстенной  деревянной,  обитой  железом
дверью. Всю компанию сонная стража  пропустила  без  каких  бы  то  ни  было
вопросов. Судя по всему, никто не ждал нападения кочевников с этой  стороны.
Слишком уж непривычный и неудобный  для  их  тактики  ландшафт  представляли
собой старый порт и заставленное кораблями дно залива.
   Ракушка провела их кратчайшим путем через район складов и магазинов,  где
хранились и продавались товары со всего света, свозимые в Тарсис  караванами
и дожидавшиеся  очередного  перекупщика.  Затем  путники  пересекли  широкую
площадь  и  оказались  в  так  называемом  Верхнем   Городе.   Инстинктивно,
оказавшись здесь, они шли осторожно, обхватив ладонями рукоятки оружия.
   В других районах жители провожали их любопытными взглядами или  вовсе  не
обращали внимания. Но никто не выказывал признаков тревоги или враждебности.
   Здесь же из  каждого  зияющего  окна,  из  каждого  переулка  незнакомцев
провожали хищные, настороженно-враждебные взгляды.
   - Я посчитал - мы миновали пять компаний явных бандитов с большой дороги,
- сказал Нистур. - Но никто пока что не стал связываться с нами.
   Ракушка деловито пояснила:
   - К нам могут привязаться только Скорпионы или Зеленые Драконы.
   - Это почему? - поинтересовался Железное Дерево.
   - У нас трое бойцов. А эти ребята никогда  не  нападают  при  соотношении
меньше чем один к трем в их пользу. Тут только в двух бандах  больше  девяти
человек.
   Железное Дерево недовольно фыркнул:
   - Им бы понадобилось большее соотношение, чем три к одному, сунься они  к
нам.
   - Но они-то об этом не знают, - возразила девушка. - О Нистуре с виду  не
скажешь, что он опытный боец. Мирса - на ней нет доспехов, да  и  ее  клинок
больше  похож  на  хозяйственное  орудие,  чем  на   оружие   воина.   Можно
предположить, что трое на одного будет вполне достаточно.
   - Неужели они могут напасть, даже увидев Станбога? - удивился  Нистур.  -
По-моему, его очень уважают в этих местах.
   - В этой части города  никто  не  застрахован  от  нападения,  -  сказала
Ракушка.
   Тем временем она подвела их к цели -  низенькой  покосившейся  двери  под
старой-престарой деревянной вывеской. Вывеска представляла собой  деревянный
круг - спил дубового бревна, на котором  рукой,  явно  не  имеющей  большого
опыта в рисовании, был какой-то непонятного цвета краской нарисован большой,
смотрящий прямо вперед глаз. Вокруг глаза  был  укреплен  венок  из  дубовых
веток с сухими серебристыми листьями и желудями.
   -  Во  многих  странах,  -  сказал  Нистур,  -  этот  символ  принадлежит
предсказателям будущего.
   - И здесь так же, - пояснил Станбог. -  Старуха  Жабий  Цветок  -  что-то
вроде прорицательницы.
   - Она, надеюсь, не шарлатанка и действительно обладает этим даром?
   - Она самая настоящая предсказательница, - заверил  его  Станбог.  -  Вот
только подчас ее предсказания трудно понять.
   Постучав и не получив ответа, они открыли дверь и зашли внутрь здания.  В
нос им ударила такая вонь, что Нистур и Железное Дерево  с  трудом  подавили
тошноту.  Даже  Мирса  зажала  свой  элегантно   переломанный   нос.   Запах
представлял собой смесь испарений  гниющей  еды  как  растительного,  так  и
животного происхождения, прокисшего эля, болотного газа, плесени и  кошачьей
мочи. Два кота воззрились на  вошедших  из  противоположных  углов  комнаты.
Привыкнув к полумраку, гости рассмотрели, чт