евушки  не  было
видно. Поэтому Илья просто лежал и просто слушал ее спокойное  размеренное
дыхание. И думал о том, что вот так же когда-то дышала мать, лежа рядом  с
отцом. И не догадывалась о своей судьбе... Интересно,  как  бы  она  тогда
поступила, если бы кто-нибудь мог открыть ей будущее?..
     Лина пожаловалась, что хочет спать, сразу после того, как ночные огни
Гринкоуста скрылись за горизонтом.  "Джампер"  летел  на  восток,  и  там,
впереди, по начинающему  сереть  небу  уже  предугадывался  рассвет.  Илья
перевел машину на  автопилот  и  вышел  в  салон.  Кресла  в  салоне  были
трансформирующиеся,  и  соорудить  для  Лины  некое  подобие  кровати   не
составило труда, благо оборудование предусматривало подобные  возможности.
Сооружение получилось неказистое, но прочное, и,  удовлетворенно  хмыкнув,
Илья отправился обратно в кабину. Однако Лина, остановив его, сказала, что
будет спать с ним. Кровать пришлось расширить, колпак заэкранировать.
     А потом случилось то, что и должно было случиться и о  чем  мечталось
уже целых три дня, и не было никаких желаний,  кроме  одного,  и  не  было
никаких страхов, кроме одного, и не было никаких мыслей. И лишь потом Илья
подумал, что с Арабеллой все было не то и не так, что там  был  не  он,  а
Жюль Карне, а для него - Ильи Муромова - Лина первая и единственная, и  он
полжизни был готов отдать за то, чтобы она могла вот так безмятежно дышать
по ночам. Его уделом отныне была охрана  и  защита,  -  то,  что  является
уделом каждого настоящего мужчины, и, наверное, именно поэтому сон не  шел
к нему, хотя тело ломило после этих сумасшедших суток.
     В салоне становилось жарко, видно,  солнце  уже  высоко  поднялось  в
небе. Надо было включить термозащиту. Илья осторожно убрал  с  обнаженного
живота Лины вспотевшую левую руку. Девушка по-детски  зачмокала  губами  и
вдруг шевельнулась.
     - Ты не спишь? - спросила она шепотом.
     - Нет, - прошептал Илья.
     - Где мы?
     - Не знаю, - прошептал Илья. - Где-то на Земле.
     - А почему ты шепчешь?
     - А ты?
     Она громко, в голос,  рассмеялась,  на  мгновение  прильнула  к  нему
упругой грудью и исчезла. В темноте зашуршала одежда. А Илья подумал,  что
и это ощущение совсем не такое, как тогда  в  ресторане,  в  первый  день,
когда Лина прижималась к Жюлю Карне. Он вскочил с ложа, отыскал  на  ощупь
пульт на стене салона и разэкранировал колпак. Водопадом хлынули солнечные
лучи. Лина взвизгнула и,  сверкнув  молочной  кожей,  повернулась  к  нему
спиной.
     - Зачем ты?
     - А мне нравится на тебя смотреть, - сказал Илья.
     - На Арабеллу ты тоже смотрел?
     - Там был не я!
     Лина натянула свое изодранное платье,  сказала:  "Я  больше  тебя  не
стесняюсь!" - и снова  прильнула  к  нему.  Потом  легонько  оттолкнула  и
проговорила:
     - Жаль, что нельзя умыться и нечего поесть.
     - Умыться действительно нельзя, - сказал Илья и подошел к  вделанному
в переборку небольшому холодильнику. Достал две тубы с питательной  смесью
и, свернув колпачки, протянул одну Лине.
     - Кушай! Это очень вкусно!
     Попробовав, Лина чмокнула от удовольствия, с восторгом посмотрела  на
Илью.
     - Правда, очень вкусно!
     И вдруг помрачнела.
     - Арабеллу ты бы тоже угостил таким?
     Илья поморщился.
     - Слушай, маленькая моя! Забудь ты про Арабеллу! Там же был не я!
     - А кто?
     - Жюль Карне.
     - Но разве это не одно и то же?
     - Нет! - сказал Илья и пустился в объяснения.
     Лина слушала его, как ему показалось, без особого интереса,  а  когда
он закончил, сказала:
     - Жаль.
     - Что жаль?
     - Ты же знаешь закон о деторождении.
     - А разве нельзя скрыть, что ребенок от мутанта?
     - Нет, - сказала она. - Я не собираюсь с тобой расставаться.
     - И ты пойдешь в зону? Как моя мать?
     Она не ответила. Смотрела на него как-то странно,  словно  на  чужого
человека. А потом сказала:
     - Мои родители работали  в  атомном  центре,  здесь,  в  Тайгерленде.
Потом, когда центр закрыли, они уехали назад в Штаты, а меня оставили тут.
Ведь я, хоть и не провела детство в зоне, тоже мутантка...
     - И твой брат?
     - Нет. Он мне не родной брат. Его родители взяли меня  на  воспитание
после того, как мои уехали. Кому-то дали взятку...
     Она снова замолчала. Молчал и Илья, не зная,  что  ответить.  У  него
было ощущение, что все, что ни скажешь, будет не то. Словно ты  лишний.  И
тут, и на всем белом свете.
     - Давай куда-нибудь исчезнем. - Она смотрела на него  с  надеждой.  -
Чтобы найти не могли.
     -  Давай,  -  сказал  Илья.  -  Я  думаю,  после  того,  что  сегодня
произойдет, это будет не очень трудно.
     Она смотрела на него с сомнением.
     - Ты мне не веришь?
     - Верю... Но вот ты говорил, что был стариком Жюлем Карне, а  ведь  я
тебя с самого начала знала таким, каков ты сейчас.
     - Как это - таким как сейчас? - Илья был ошеломлен.
     - Да, именно таким...
     - И ты молчала?
     - А меня и не спрашивали! И потом... Я ведь влюбилась в тебя в первый
же вечер! И мне казалось, тебе не понравится, если  я  буду  относиться  к
твоей персоне не так, как ты того желал.
     - Да, - сказал Илья. - Это бы мне действительно не  понравилось.  Это
бы мне стоило очень дорого.
     - К тому же я знала все, что ты хотел мне сказать.
     - Как это - знала? Откуда?
     - Я всегда знаю то, что мне хотят  рассказать  люди.  Это  получается
как-то внутри. Кажется, в сердце...
     - Ты умеешь читать мысли?!
     - Нет. Я не умею  читать  мысли.  Я  слышу  то,  что  хотели  бы  мне
рассказать люди... И потому я знала, что нравлюсь тебе.  Но  ты  не  хотел
этого показывать, а я понимала, что тебе так надо...
     - Вот это да!.. Выходит, ты знала  все,  о  чем  я  тебе  рассказывал
сейчас. Для чего же мы теряли время?
     Она посмотрела на него с удивлением.
     - Разве мы его теряли? Ты хотел рассказать! А я хотела послушать.
     - И проверить, скажу ли я правду! - проговорил Илья с горечью.
     Она покачала головой.
     - А разве я должна была тебе верить?.. Ведь ты же сначала  думал  обо
мне, как о проститутке. Потом я интересовала тебя, только  как  постельная
принадлежность. А потом ты хотел использовать меня в своих  планах  против
Анхеля...
     - Это не я! - крикнул Илья с отчаянием. - Это Жюль Карне!
     - Да. - Она кивнула. - Но для меня не было Жюля Карне.
     - Как же ты решилась на все это?
     Она посмотрела на него с удивлением. И тихо произнесла:
     - Ведь я же говорила. Потому что я тебя люблю!
     И тут Илья понял, что главное для нее - это. И ради своей  любви  она
согласна на что угодно. Потому что она женщина...
     Но тут она сказала:
     - А тебе не кажется, что сегодняшний день будет  нам  вечным  укором?
Что все это напоминает пир во время чумы?
     - Нет! - соврал Илья. - Не кажется!
     Она  улыбнулась,  прильнула  к  нему,  и  он  понял:  для   нее   это
действительно самое главное. И только сейчас она поверила ему до конца.  И
для того, чтобы убедиться, что человек  сказал  правду,  совсем  не  нужен
активатор.
     - Хорошо бы мы так и летали, - проговорила Лина  мечтательно.  -  Всю
жизнь! И никого не было рядом, кроме тебя!
     Илья осторожно отстранил ее.
     - Все-таки надо определиться, где мы, - сказал он. - А то как  бы  не
залететь куда-нибудь не туда. Это не утренняя прогулка.
     Она вздохнула.
     - Да. Надо. Жаль...
     Она не договорила, а Илья не стал спрашивать, чего ей жаль. Он поднял
с кресла одежду Жюля Карне и вдруг застыл в раздумье.
     - Не хочется что-то это надевать, - проговорил он. - Мне  кажется,  я
снова перестану быть собой.
     - Не глупи, - сказала Лина. - Впрочем...  Ты  меня  устраиваешь  и  в
таком виде. Только брюки хотя бы надень.
     Илья  слегка  покраснел.  Лина  отвернулась  и  принялась  поправлять
прическу. Илья решительно тряхнул головой, натянул на себя одежду  Жюля  и
сказал:
     - Пошли в кабину.
     Внизу, под "джампером" разлегся океан.  С  неба  изливались  яростные
солнечные лучи. Машина  шла  на  высоте  нескольких  десятков  метров  над
поверхностью  воды.  Справа,  на  горизонте  медленно  проплывал  какой-то
островок.
     - Сейчас определимся, - сказал Илья.
     Коротко вякнул сигнал вызова. Илья хитро подмигнул Лине,  стал  Жюлем
Карне и включил приемник. С экрана смотрел Рыманов, хмурый и недовольный.
     - Это ты? - Рыманов был слегка удивлен. -  Ты  делаешь  глупости.  Не
забудь, что...
     - Брось! - оборвал его Илья. - Не пугай! Лучше сам  в  этой  заварухе
что-нибудь не забудь... Не  забудь,  например,  свалить  все  на  Алкиноя.
Мертвые сраму не имут!
     - Откуда ты все знаешь? - Рыманов удивился еще больше. Но  ненадолго.
- Благодарю за напоминание... А ты не забудь вернуться в Париж.  Вздумаешь
скрываться, все равно найду!..
     Илья выключил приемник.
     - Он хотел сказать, что от тебя идет сигнал, по  которому  он  быстро
сможет найти тебя, - проговорила Лина. -  Но  решил  не  говорить...  А  я
погасила этот сигнал, когда мы улетали из Гринкоуста. Мне показалось,  что
ты о нем не знаешь, а когда узнаешь, он тебе не понравится.
     Илья посмотрел на нее с восторгом и благодарностью.
     - Я бы не смог... - начал он.
     И не  договорил,  потому  что  "джампер"  исчез,  а  вокруг  возникла
чернильная темнота. И сквозь окруживший его  мрак  Илья  увидел,  как  над
островком, мимо которого  они  недавно  пронеслись,  вытянулись  в  разные
стороны огненные стрелы. Словно расцветающий бутон вырос из океана.  Бутон
лез вверх,  стремился  в  небо,  а  Илья  разглядывал  странные  лепестки,
пронзающие атмосферу,  и  отчетливо  понимал,  что  Землю  украсил  цветок
смерти. Потому что лепестки над  океаном  на  самом  деле  вовсе  на  были
лепестками. Потому  что  это  оказались  Анхель,  Сковородников  и  так  и
оставшийся безымянным лысый. Потому что это оказались Кшижевский,  Рыманов
и Гиборьян. И Глинка был тут, и Артур, и Бакстер. И дядя Ваня, и  отец,  и
десятки других, живых и мертвых, предавших и продавших его, Илью Муромова,
давно или недавно. И даже мама...
     Они уходили все дальше и дальше, предавая его в последний раз, а Илья
был бессилен что-либо  изменить.  Он  снова  раздваивался,  как  тогда,  с
Линой... Или  тогда  раздваивался  не  он?..  Все  было  странно,  ярко  и
невесомо, и было ясно только, что его альтер эго на этот раз - Жюль Карне.
     Ты понимаешь  происходящее  там,  спросил  Жюль,  глядя  на  огненные
стрелы.
     Да! Ультиматум все-таки реализуется, ответил Илья.
     Начнется большая заваруха, сказал Жюль. Ты сможешь скрыться.
     Да, теперь это будет несложно, сказал Илья.
     И таких, как ты, станет очень много. Очень-очень...
     Наверное. Но меня это не радует.
     Почему?
     Потому что станет меньше таких, как ты. И с каждым  поколением  число
их будет уменьшаться.
     А тебе что до этого? Ведь такие, как я,  сломали  твою  жизнь.  И  не
только твою...
     Да, сломали. Но они были людьми, и большинство из них не ведали,  что
творят.
     Что тебе до них? Ты-то ведь не человек, сказал Жюль.
     Неправда, я тоже человек, сказал Илья. Но таким, как я  и  Лина,  нет
места в этом мире.
     В этом - нет! Но в том, какой возникнет после реализации  Ультиматума
- будет...
     А тебе не жаль этого, пока еще существующего, спросил Илья.
     Жаль, сказал Жюль. Но это мир Рыманова, а Рыманов  заслужил  подобный
конец. Я, пожалуй,  даже  рад,  что  жить  ему  осталось  всего  несколько
десятков минут и никто уже ничего не сможет изменить.
     Ты ошибаешься. Я смогу!
     Ты?!!
     Я! Ведь я же не  человек.  Ты  сам  сказал...  А  моя  нечеловечность
кое-чего стоит.
     Илья протянул к цветку руки, хватая уходящих знакомых и незнакомых за
холодные пальцы, чтобы они повернулись и посмотрели ему в глаза, но сил не
хватало, и мертвые лица равнодушно пролетали мимо. В  памяти  уходящих  не
было его, Ильи, там присутствовали только координаты атомных реакторов, до
которых они обязаны были добраться. И подступило отчаяние, потому что  все
усилия оказались бесполезными, и мать зря полезла в петлю,  и  Глинка  зря
застрелился, и зря Анхель Санчес получил свою пулю в лоб, и  Гиборьян  зря
перешел Рубикон.
     Чувствуешь, не получается, обрадованно сказал Жюль.
     Да,  не  получается,  сказал  Илья.  Жаль,   но,   видимо,   я   тоже
всего-навсего человек.
     И тут рядом с его  слабеющими  руками  протянулись  другие,  горячие,
ласковые, нежные, девичьи. И все  изменилось.  Лепестки  начали  замедлять
свой полет,  мертвые  лица  повернулись  в  сторону  Ильи,  заметили  его,
обрадовались, и он увидел, как цветок смерти, распустившийся над  океаном,
начал опадать. Лепестки его изгибались, выворачивались  и  устремлялись  -
один за другим - в некую точку, центром которой были они -  Жюль,  Илья  и
Лина.
     Везет  тебе,  сказал  Жюль  с  печалью.  А  если  бы  не   счастливая
случайность?
     Мне всегда везет, сказал Илья. Это у  меня  от  тебя.  Только  причем
здесь счастливая случайность?
     А если бы ты полетел в другую сторону?.. А если бы старт оказался  не
на этом острове?.. А если бы рядом не было Лины?..
     Причем здесь стороны  и  острова?..  Даже  находись  старт  в  другом
полушарии, все было бы также. Ведь я же НЕЧЕЛОВЕК!.. И Лины  не  могло  не
быть рядом! Разве не так?
     Ответа не последовало: Жюль исчез. И тьма исчезла. Вокруг снова  была
кабина "джампера", и Лина  держала  Илью  за  руку,  а  внизу  раскинулась
слепящая поверхность океана.
     - Опять без меня хотел? - проговорила Лина с укором.
     - Спасибо! - сказал Илья. - Я без тебя больше никуда.
     Лина не ответила. Она тянулась губами к его губам.
     А с неба стремительно падали огненные стрелы.  Как  солнечные  слезы.
Зеркальная гладь вспучилась белыми столбами, ударили громовые раскаты.  На
пульте "джампера" замигало табло "Авария энергетической установки".
     Это конец? - спросила Лина.
     Нет, сказал Илья, делая вид, что не понял.  Все  будет  продолжаться.
Рыманов своего не упустит...
     И зажал ей рот поцелуем.
     Лина  прильнула  к  нему,  и  это  было  последним,  что   он   успел
почувствовать, потому что через мгновение они оба разлетелись над  океаном
горячим облачком радиоактивного пара, рожденным  в  пламени  взорвавшегося
реактора. И грохот этого рождения соединился с грохотом все  еще  падавших
вокруг, потерявших свою цель ракет.
     А над миром летела последняя мысль Гиборьяна:

                        Война сняла с себя латы,
                        Мир надевает их на себя.
                        Мы знаем, что учиняет война,
                        Кто знает, на что способен мир?

     Мысль летела над спокойными и бушующими  водами  океана,  над  весело
шумящими и умирающими лесами, над  песчаными  и  ледяными  пустынями.  Над
светлыми и вонючими городами...
     И никто на Земле больше не мог ее услышать.