Но  с  другой  стороны,  это  доказывало   подлинность   обнаруженной
реликвии. А поскольку  вновь  полученное  знание  подтверждало  обретенное
ранее, подлинная летопись начала второго христианского  тысячелетия  могла
считаться окончательно восстановленной.
     Великий князь Киевский Владимир Красное Солнышко действительно умер в
христианском 1015 году. Престол занял его сын Святополк. Сердце киевлян не
лежало к новому князю, они бы хотели жить под братом его Борисом, ходившим
в ту пору с ратью на печенегов. Но Борис не  пожелал  поднять  десницу  на
старшего брата. В благодарность Святополк подослал к Борису наемных убийц.
Следом убил он и еще одного своего брата, князя Древлянского Святослава, а
вот с третьим братом, Глебом Муромским, его постигла полная незадача. Глеб
изловил  подосланных  к  нему  убийц  и,  собрав  рать,  выступил   против
Святополка.  Судьбина  хоть  редко,  но  порой   наказывает   злодеев,   и
братоубийца получил наконец свое. А Глеб сел на киевский престол.
     Ярослав в это время княжил в Новгороде и подумывал, в случае  неудачи
Глеба, сам рассчитаться со Святополком за смерть братьев,  планируя  после
победы собрать под свою десницу всю Русь. Победа Глеба изменила его планы.
Размышляя над происшедшим, Ярослав понял, что на фундаменте заимствованной
религии объединить страну удастся не скоро. Однако он прекрасно понимал  и
другое: разнузданное язычество - тоже слабый  клей  для  создания  единого
народа. А потому, отказавшись от проведенного отцом крещения, не  вернулся
и к полному язычеству. Верховным богом был провозглашен свой бог - Сварог,
но  ввести  полный  монотеизм  Ярославу  не  удалось  -  народ  не   желал
отказываться от других своих богов. Ярославу хватило ума не  хвататься  за
меч.
     В результате к 1040 году на основе нового Пантеона - некоего симбиоза
язычества и  монотеизма  -  на  севере  Русской  равнины  возникло  единое
государство Словенское, столицей коего стал Господин Великий  Новгород,  а
Ярослав Владимирович получил  в  народе  прозвище  Мудрый.  Справедливости
ради, надо сказать, что  сын  его  Всеволод  Ярославич,  а  особенно  внук
Владимир Всеволодович - неоднократно мыслили приобщить  крещеную  Киевскую
Русь к своей вере, но  вместо  этого  им  пришлось  заниматься  отражением
крестовых походов, кои  сообразительные  и  предприимчивые  папы  римские,
понимавшие, что за враг появился на северо-востоке Европы, начали собирать
уже  во  второй  половине  XI  века.  В  конце  концов  западноевропейские
рыцарские полчища стали тем молотом, который на наковальне местной веры  и
выковал страну, уже почти тысячу лет растущую и набирающуюся сил,  ведомую
в будущее Рюриковичами - потомками Ярослава  Мудрого.  Во  всяком  случае,
когда в первой половине XIII века из просторов Центральной Азии  в  Европу
явилась орда, ведомая монгольскими ханами Темучином,  а  позже  Батыем,  и
быстро захватившая государства Средней Азии и раздробленную Киевскую Русь,
на границах Великого княжества Словенского ей устроили  встречу,  навсегда
отбившую у татар желание заглядывать севернее Дебрянска  и  Менеска.  А  в
самом конце века нашествия Святослав III и  вовсе  загнал  орду  назад,  в
азиатские степи.
     Второй особенностью Словенской Руси - в отличие от христианских стран
того времени - стало то, что Сварог и Сварожичи поощрительно относились  к
волшебству и волшебникам. Более того, в начале становления волхвовата сами
волхвы в большинстве  своем  были  волшебниками.  В  результате  в  землях
Словенских возникла  особая  культура,  резко  отличающаяся  от  остальной
Европы и  своими  достижениями  в  колдовских  науках  быстро  заставившая
церковь христову изменить свое негативное отношение к ведьмам  и  магам  -
ведь с чужими волшебниками способны бороться только такие же волшебники.
     Колдовская наука проникала во все области жизни, волшебники  начинали
играть в делах общества все более и  более  важную  роль,  и  закономерным
итогом этого процесса стало формирование еще одной ветви власти - наряду с
волхвоватом и воинством - Колдовской Дружины. Конечно, католический мир не
мог  спокойно  взирать,  как  на  севере  Русской  равнины  набирает  силу
нехристианская   страна.   Этнические   процессы   одной    силе    всегда
противопоставляют другую, и у границ Словенской Руси быстро сформировались
два мощных государства - Скандинавская империя севернее Варяжского моря  и
Польское королевство - юго-восточнее.
     И лето за летом,  век  за  веком  проходили  в  постоянных  схватках,
развивающих военное искусство и волшебную науку...
     Впрочем, академик Роща воспринял отчет Света без разочарования.
     - В исторической науке любое знание бесценно, - сказал  он,  и  Свету
ничего не оставалось как согласиться.
     - В очередной раз восхищен вашим Талантом, - продолжал академик, -  и
радуюсь, что он проникает лишь в достаточно отдаленное прошлое.  Иначе  не
видать бы мне от вас помощи, как своих ушей.
     - Я и сам этому рад,  -  сказал  Свет.  -  Если  бы  я  был  способен
проникать умом во вчерашний день,  то  сыск  и  министерство  безопасности
завалили бы меня уликами с мест преступлений по эти самые уши.



                        6. ВЗГЛЯД В БЫЛОЕ: ЗАБАВА

     Тоска для Забавы стала привычным ощущением.
     Убирала ли она комнаты или подавала  чародею  на  стол,  ложилась  ли
спать вечером или вставала рано утром,  в  душе  ее  не  было  и  капельки
веселья. Рана-то на сердце постепенно поджила, перестала саднить, но  зато
душа    превратилась    в     какой-то     комок,     бесформенно-тяжелый,
бессмысленно-пустой, не дающий радоваться молодости и жизни...
     Особенно  донимала  Забаву  тоска  в  банный  день.  После   парилки,
посиживая с домочадцами на свеженьких простынках в предбаннике  и  попивая
квас, Забава всякий раз была вынуждена переносить их неумеренные восторги.
Ольга без устали восхищалась ее телом и предлагала вознести  хвалу  Додоле
за то, что она одарила Забаву подобным богатством. Не отставала от  нее  и
тетя Стася. Она тут же заводила разговор о том,  что  богине  семьи  одной
хвалы мало - Додоле  нужно,  чтобы  подобное  богатство  не  пропадало  за
ненадобностью. И кстати,  не  один  мужичок  уже  готов  наложить  на  это
богатство свою лапу. Конечно, тетя Стася не произносила в  точности  таких
слов, но Забаве казалось, что при том смысле, который имела в  виду  тетя,
именно они и должны были звучать.
     Забава растирала простыней  свой  плоский  живот,  смотрела  на  свои
круглые стегна и упругие высокие перси с  небольшими  розовыми  сосками  и
думала о  том,  что  единственного  мужичка,  которому  она  позволила  бы
наложить на это богатство свою лапу, оно, богатство  это,  интересует  так
же, как ее - строительство новой христианской церкви в  столице.  Кажется,
строят такую где-то в Волотово. Или в Савино?..
     А Ольга восторгалась все безудержней, а тетя  усиливала  свой  нажим.
"Вот такой-то - справный парень, из приличной семьи, и детей любит...  Или
вот такой - тоже ничего!" Приходилось  тете  отвечать,  опосля  чего  тетя
обижалась  и  больше  о  возможных  забавиных  женихах  не  заикалась.  До
следующего банного дня...
     Разумеется, Забаву и саму интересовала собственная судьба. И не токмо
в банный день. Ее  очень  пугал  очередной  зеленец,  который  наступит  в
следующем году. А то, что он наступит, сомневаться  не  приходилось:  ведь
боги создали женщину не токмо для того, чтобы влюбляться, но и  для  того,
чтобы рожать детей. Вернее, не так: боги создали женщину для  того,  чтобы
она, влюбляясь, рожала детей. А не сходила от любви с ума...
     Забаве  было  страшно.  Она  прекрасно  понимала,  что  когда  придет
зеленец, ей не составит больших трудов найти мужчину и заманить его к себе
в постель. У мужчин, правда, глаза цвета не меняют, но ведь всем известно,
что зеленец у них длится всю сознательную жизнь... Но она также понимала и
другое - разрешится она через девять месяцев от бремени не дитем любви, но
пасынком. А пасынков боги нередко наказывают за грех их родителей...
     Вот тут Забаве и пришло  впервые  в  голову,  что  мать  ее  когда-то
согрешила - ведь все остальные боги относятся к безмужности совсем не так,
как Додола. И что происходящее с нею  сейчас  -  лишь  расплата  за  грех,
совершенный когда-то Светозарой Сосниной. Разве  несчастная  любовь  -  не
божье наказание?.. А божье наказание люди должны принимать безропотно...
     Но душа ее бунтовала. И Забава давно бы уже сходила в храм  Додолы  и
помолилась  богине,  попросив  ее  поразить  сердце   равнодушного   слуги
Семаргла, но ведь мать Заряна не раз  говорила  ей,  что  Додола  ввек  не
помогает тем, кто не способен обольстить мужчину самостоятельно, - в таких
женщинах нет духа Додолы, и они не пользуются ее покровительством.
     А кроме как от Додолы, ждать помощи было неоткуда.  И  потому  Забава
решила безропотно нести на своих плечах выпавшее  ей  божье  наказание.  А
если такая жизнь приведет ее к сумасшествию - что ж, на все воля богов!  К
тому же, Додола не бросит свою дочь, если та не сдастся, рано  или  поздно
богиня поможет ей сломить упрямство того, кому Мокошь предопределила  быть
возлюбленным Забавы. Тем паче, если "безропотно нести выпавшее  наказание"
означает еще и добиваться от суженого ответного чувства.
     Так решила Забава. И в один из вечеров сделала первый шаг.
     В тот вечер была не очередь Забавы нести  хозяину  вечерний  чай,  но
Забава воспользовалась тем, что Ольга  припоздала,  и,  схватив  на  кухне
поднос, помчалась наверх.
     Свет даже и не заметил, что с  подносом  явилась  не  та  служанка  -
скорее всего, он и не знал, кто должен подать ему вечерний чай.
     - Благодарю вас! - раздраженно сказал он, когда она поставила  поднос
на стол. - Я сам налью. Вы свободны.
     Забава стояла справа от него, переминаясь с  ноги  на  ногу.  Наконец
Свет осознал, что рядом с ним по-прежнему кто-то находится,  и  поднял  на
служанку удивленные глаза.
     - Я ведь вам сказал, что...
     Свет  не  договорил,  потому  что  Забава   стремительным   движением
расстегнула на кофточке две пуговицы и обнажила левую грудь,  нацелившуюся
на хозяина отвердевшим розовым соском.
     - Возьмите меня, - прошептала Забава. - Я люблю вас.
     Лицо Света вдруг перекосилось.
     - Уберите эту... это, - сказал он. (Забаве показалось, что он едва не
выговорил "эту гадость".) -  Я  вас  больше  не  задерживаю.  И  передайте
эконому, чтобы он зашел ко мне, как освободится.
     Забава отшатнулась, пристыженно опустила  голову,  спрятала  грудь  в
наперсенник и застегнула пуговицы. Потом подняла на хозяина поблескивающие
не скатившимися слезинками глаза и прошептала едва слышно:
     - Не надо говорить эконому. Вы можете выгнать меня и сами. Скажите, и
я передам дяде.
     На этот раз чародей Свет посмотрел на служанку с любопытством:
     - Ах да, вы же племянница Берендея!..
     Если бы в его взгляде была хоть толика мужского интереса,  Забава  бы
немедленно повела плечами, выпятила в сторону хозяина перси, но во взгляде
чародея было что угодно, опричь интереса к ней как  к  женщине,  и  Забаве
оставалось лишь смиренно слушать.
     Свет даже не встал из-за стола.
     - Я не собираюсь выгонять вас.  И  вашему  дяде  ничего  говорить  не
собираюсь. - Он поморщился. - Я не понимаю ваших чувств, но знаю, что  они
возможны среди людей. Я прощаю вас, хотя вы мне и  помешали.  -  Он  снова
поморщился.
     Забаву бросило в жар. Уже из его "Ах да" она поняла, как мало  значит
ее любовь для этого человека, но гримаса его была просто убийственной: так
морщатся, съев лимон либо попробовав прокисший суп.  Или  увидев  что-либо
уродливое... Уж лучше бы он дал ей пощечину!
     Забава выпрямилась, закусила губу.
     - А я не нуждаюсь в вашем прощении! - не выдержала  она.  -  Так  что
можете меня выгнать!
     Она повернулась и, не оглядываясь, вышла из кабинета.
     Расплаты она ждала со страхом, но без сожаления: в конце концов, чему
быть - того не миновать. Однако расплаты не последовало. Ни в  тот  вечер,
ни на следующий день дядя не объявил ей хозяйскую  волю.  Более  того,  он
даже не сделал ей выговора за несдержанность.
     И Забава поняла, что все случившееся между нею и Светом чародей решил
не выносить из кабинета. Но больше подобных  скоропалительных  предложений
она ему не делала. Просто старалась почаще бывать у него на виду  -  если,
конечно, позволял этикет взаимоотношений между служанкой и хозяином -  да,
проходя  мимо  дверей  кабинета,  если  хозяин  пребывал   там,   мысленно
обращалась к нему: "Я  же  люблю  вас!  Неужели  вы  и  в  самом  деле  не
понимаете, что это такое? Ведь вы же волшебник!"
     День проходил  за  днем,  но  ничего  в  жизни  Забавы  не  менялось.
По-видимому, звание "волшебник"  оказывалось  недостаточно  серьезным  для
того, чтобы хозяин влюбился в свою служанку.



                 7. ВЗГЛЯД В БЫЛОЕ: ВЕК 75, ЛЕТО 71, ЛИПЕЦ

     На первом же уроке по теории колдовства выяснилось, что  отец  Ходыня
является не только пестуном, но и учителем.  Что  он  способен  не  только
следить за тем, чтобы воспитанники вовремя умывались и трапезничали, учили
уроки  и  укладывались  почивать,  но  и   способен   укрепить   в   своих
воспитанниках Талант и развить его.  Впрочем,  совсем  не  этим  открытием
запомнился Свету тот, первый урок.
     Пестун привел их в свою  келью,  всех  семерых  своих  воспитанников.
Усадил на простую деревянную скамейку, велел подождать и вышел.
     Воспитанники с любопытством крутили головами. На одной из стен висела
обычная школьная доска, только раза в три меньше, чем в классах, где учили
арифметике, языку и прочим общим наукам. Зато место  на  остальных  стенах
занимали  полки,  уставленные  коробочками,  баночками,  корзинками.   Под
потолком висело чучело летучей мыши. Репня Бондарь  немедленно  сунулся  к
одной из полок, намереваясь заглянуть в ближайшую банку,  но  отец  Ходыня
помешал этим поползновениям.
     Он вошел в келью, неся в руках накрытый покрывалом странный  предмет,
который, после того как пестун поставил его  на  стол  и  снял  покрывало,
оказался круглой деревянной клеткой - на манер птичьей. Но в  этой  клетке
сидела кошка -  правда,  не  черная,  а  серая.  Она  равнодушно  оглядела
мальчишек сквозь  прутья  зелеными  глазами  и,  свернувшись  в  клубочек,
замурлыкала.
     -  Что  ж,  мальчики  мои,  -  сказал  отец  Ходыня,  -  сегодня   мы
непосредственно приступаем к тому, ради чего вас сюда собрали. Первое, что
вам следует себе уяснить - колдовская наука является одним  из  китов,  на
которых держится могущество и благополучие любого развитого государства. А
потому она требует к себе чрезвычайно серьезного  отношения.  Обыкновенное
мальчишеское любопытство - это не то, на чем зиждется колдовство.  -  Отец
Ходыня строго  посмотрел  на  Репню  Бондаря.  -  Колдовство  зиждется  на
трудолюбии  и  чувстве  ответственности,  а  чувство  ответственности   не
позволяет воспитаннику совать свой нос туда, до чего он  еще  не  дорос...
Бондарь!
     Репня встал, виновато глядя на пестуна. Отец Ходыня подошел к полке и
взял в руки банку, на которую покушался Репня. Открыл крышку, поднес банку
к воспитанникам.
     - Любопытные могут посмотреть.
     Любопытными оказались все. Заглянул, разумеется,  и  Свет:  интересно
ведь. Банка была полна какого-то серебристого порошка.
     -  Это  высушенные  цветы  папоротника,  -  сказал  пестун.   -   При
неправильном с ними обращении могут свести волшебника-недоучку  с  ума.  -
Глаза отца Ходыни сделались холодными и строгими. - Надеюсь, впредь  столь
легкомысленным  образом  ваше  любопытство   проявляться   не   будет.   А
воспитанник Бондарь сегодня вечером пять раз перепишет "Правила  обращения
с колдовскими атрибутами"! Ясно?
     - Ясно. - Репня мученически вздохнул.
     Вздохнул и Свет: свободного  времени  у  Репни  сегодня  не  будет  -
"Правила"  насчитывали  сорок  параграфов  на  четырех   страницах.   Если
потратить на каждую страницу по десять минуточек, переписка  займет  более
трех часов!..
     - Это наказание научит вас, Репня, чувству ответственности, -  сказал
пестун. - А для всех остальных послужит уроком.
     Репня сел, уныло посмотрел на Света. Свет изобразил на  лице  горячее
сочувствие и подмигнул наказанному.
     - Теперь  займемся  непосредственно  материалом  нашего  сегодняшнего
занятия, - продолжал отец Ходыня. - Прежде чем мы приступим с вами, судари
мои ясноглазые, к вопросам, связанным с теорией  колдовской  науки,  я  бы
хотел, чтобы вы уяснили для себя две вещи. - Он сделал паузу  и  убедился,
что все его слушают. - Вещь первая.  Изучение  волшебства  -  это  главным
образом одиночество. - Он поднял указательный перст  десницы.  -  Вестимо,
существуют  стандартные  заклинания   и   стандартный   набор   колдовских
атрибутов, но... - Он снова сделал паузу. - Талант каждого из  вас  сугубо
индивидуален. Кому-то Семаргл дал больше,  кому-то  меньше,  и  вам  самим
предстоит определять наилучшие для себя заклинания и атрибуты. К  примеру,
- он снова  обвел  воспитанников  глазами,  -  каждый  волшебник,  хоть  и
используя стандартные заклинания, по-своему накладывает охранное  заклятье
на двери помещений. Мощь заклятья, длительность его действия и  трудности,
с коими столкнется тать, возжелавший проникнуть  в  заклятые  вами  двери,
зависят от технологии наложения заклятья. На практических занятиях каждому
из вас предстоит опытным путем подобрать наиболее  подходящую  персонально
для каждого из вас технологию:  ритм  заклинания,  интонационную  окраску,
предметную атрибутику... В силу разницы в Талантах то, что найдет для себя
Бондарь, окажется малоподходящим для Смороды  и  наоборот.  Поэтому  мы  и
отрываем вас от ваших родителей, поэтому каждый из вас живет  отдельно  от
других воспитанников, поэтому ни один  волшебник  не  заводит  собственной
семьи. Ясно?
     - Ясно! - хором отозвались воспитанники.
     - А теперь вторая, еще более важная вещь. Ее  я  вам  продемонстрирую
экспериментально. Так будет гораздо нагляднее.
     Отец Ходыня подошел к полке, выбрал несколько  коробочек,  достал  из
ящика  стола  ступку  и  пестик.  Бросив  в  ступку  по  щепотке  каких-то
кристалликов  из  разных  коробочек,  он  принялся  растирать   содержимое
пестиком. Потом достал из стола тонкую  свечку  на  низком  подсвечнике  и
зажег ее. Воспитанники,  уже  понявшие,  что  наблюдают  некое  колдовское
действо, во все глаза следили за манипуляциями своего пестуна.
     Отец Ходыня  простер  к  клетке  с  кошкой  руки,  нараспев  произнес
непонятные слова. Кошка встала, потянулась, снова  замурлыкала,  помахивая
пушистым хвостом. Отец Ходыня что-то крикнул, вскинул руки к потолку.
     И тут шерсть на кошке встала дыбом.  Кошка  зашипела,  потом  заорала
благим матом и принялась носиться по клетке на манер белки в колесе.
     Отец Ходыня взял щепотку порошка из ступки,  бросил  в  пламя  свечи.
Полыхнул багровый всполох, по келье поплыл вкусный запах.
     Свет с шумом перевел дыхание и почувствовал, как  его  сердце  ухнуло
куда-то  в  самый  низ  живота.  И  навалился   страх,   жуткий,   душный,
беспросветный. Вокруг Света взметнулись в небо  толстые  колья,  забушевал
кругом кровавый огонь. И сквозь огонь уставилась  на  него  мерзкая  морда
какой-то образины. Сердце скакнуло из живота под горло, и он задохнулся от
ужаса, закрыл глаза руками, сжался в комок, пытаясь втиснуться в землю.  А
потом раздался за кольями громоподобный рык...
     Все исчезло. Воспитанники с испугом смотрели друг на друга,  дрожащие
и потные. Отец Ходыня открыл клетку, взял кошку на руки, погладил, почесал
за ухом. Кошка успокоилась, улеглась вздыбленная шерсть,  поднялся  трубой
хвост. Пестун посадил кошку назад,