вда, уколовшись обо что-то  острое.  Еще  через  секунду  этот  пропуск
перекочевал из сумочки в  мой  карман,  и  я,  снова  закрыв  его  прежнее
вместилище, резко откинулся на свое сиденье.
     - Ну-у-у, - снова раздался стон.
     - Не-е-е-т, не могу, - замотал я головой. - Я  совсем  забыл.  Совсем
забыл. У меня как раз сегодня годовые.
     - Чего? - на только что выражавшем экстатическое блаженство лице Любы
появилась какая-то странная гримаса.
     - Ну годовые. Понимаешь, у вас есть месячные, а у нас  -  годовые,  -
разъяснил я.
     - Чего ты врешь! - возмутилась она и опустила ноги на пол. - Никогда,
нигде и ничего об этом не слышала.
     - Да, - я скорбно покачал головой.  -  Понимаешь,  мужчины  настолько
уязвлены этим явлением,  что  предпочитают  на  этот  счет  помалкивать  в
тряпочку.  Как  же,  это  ведь  унижает  их  мужскую  гордость.  Вот   муж
когда-нибудь с тобой спать отказывался? - задал я вопрос.
     - Ну да, конечно, - ответила она. - Бывает.
     - И говорит, что устал, да, - засмеялся я.
     - Да, - согласилась Люба.
     - И часто?
     - Гм, - она задумалась. - Да знаешь, раза два в месяц, не меньше.
     - О-о-о-о! - я схватился за голову, старательно обходя при этом шишку
и ссадины. - Тогда у него, скажу я тебе,  серьезное  расстройство  половой
функции. Или мозговой, - последнее предположение  я  произнес  только  про
себя.
     - Да, может тогда скажешь, в чем это все  у  вас  выражается?  -  она
поджала губы.
     - Нет... Нет! Мне стыдно, - я изобразил на  лице  выражение,  которое
бывает у школьника, застигнутого во время  урока  в  туалете  за  курением
марихуаны преподавателем, как раз зашедшим туда ширнуться. - Спроси  лучше
у мужа. Он сначала будет отнекиваться, спрашивать, кто сказал  тебе  такую
глупость, но если ты поднажмешь, то в конце концов расколется.
     Люба недоверчиво посмотрела на меня.
     - Да? Ладно, я спрошу. Но если окажется, что ты врешь... Лучше  тогда
мне на глаза не попадайся!
     - Ну разве я тебе хоть когда-нибудь врал? - я мужественно выдержал ее
взгляд. - И, пожалуйста, оставь мне машину.
     - Еще чего? После такого твоего поведения! -  возмутилась  она.  -  И
вообще, что я мужу скажу?
     - А то же, что ты сказала бы и в  случае  иного  моего  поведения,  -
заметил я. - К тому же перед лицом своих товарищей  обещаю:  завтра  утром
она будет стоять у тебя под окнами. - Мне было уже все равно. - Ну разве я
когда-нибудь тебя обманывал?
     - Ну ладно, - сдалась она. - Довези меня до моей улицы.
     - Только до ближайшей остановки, - твердо заявил я.
     Она молча перелезла на заднее  сиденье.  Я  сел  на  место  водителя,
поднял спинку и выехал со стоянки. Минуту спустя,  вылезая  на  остановке,
она наклонилась ко мне и поцеловала взасос.
     - И все-таки ты - настоящий мужчина! Ты всегда  умеешь  просить  так,
чтобы непременно получать все то, чего хочешь. Но пропуск ты  все-таки  не
получил, - она соблазнительно высунула свой язычок и провела им по губам.
     В ответ я только усмехнулся.
     Отъехав немного  от  этого  места,  я  принялся  внимательно  изучать
приборный щиток "Вольво". После этого я перевел взгляд на  педали,  и  тут
уже настала моя очередь стонать. На полу кабины лежали розовые трусики.


     "Потаскуха" имела проходную, построенную по  принципу  метро.  Только
вместо жетона в автомат нужно было вставить пропуск с магнитным вкладышем.
ЭВМ фиксировала код, отмечала время прихода или ухода  и  подавала  сигнал
автомату, который  отключал  "защелки"  и  зажигал  зеленую  лампочку.  На
пропуске, конечно, имелась фотография, но я ни разу не видел,  чтобы  хоть
кто-нибудь хоть когда-нибудь обращал на нее внимание.
     Таким образом, любой шпион мог, украв  пропуск,  безо  всякого  труда
проникнуть на "потаскуху" с потоком рабочих. Только вот  ни  одного,  даже
самого завалящего шпиона не интересовала та дрянь,  что  там  производили,
так как по слухам  именно  ею  еще  в  1914  году  немцы  потравили  своих
противников.
     В семь часов начинала работу какая-то непонятная смена,  это  я  знал
точно. Поэтому, припарковав "Вольво" несколько в стороне от общей стоянки,
я потопал в сторону проходной. Прямо  перед  ней  расположился  мальчишка,
который торговал газетами. Рабочий класс прессу брал не очень охотно, но я
подошел и спросил наш экстренный вечерний выпуск. Он уже вышел, и  молодой
нахал содрал с меня тройную цену.
     Сунув газету в карман, я пристроился в кильватер  к  высокому  худому
мужику, одетому чуть лучше меня. Следуя таким образом, проходную я миновал
без приключений - бабулька-вахтер, одна на все стояки, даже не взглянула в
мою сторону, увлекшись чтением "Про нас".
     Оказавшись на территории  завода,  я  сразу  же  повернул  в  сторону
административного здания. Все окна на этаже,  где  располагались  кабинеты
высшего руководства, были темными.
     Это здорово огорчило меня, но на  всякий  случай  я  все-таки  прошел
внутрь здания и поднялся на этот этаж. Подергав все двери, в том  числе  и
борисовскую, я убедился, что они заперты, и  из-за  них  не  доносится  ни
шороха. Значит, все разошлись по домам.
     Я выругался. Если бы не мой дурацкий звонок, то, может быть,  Борисов
и был бы еще здесь. Хотя вообще-то повел он себя  как-то  странно.  Утерял
документы и деньги и  даже  не  заинтересовался  их  судьбой.  Пропуска  в
пиджаке, кстати, не было, но это вероятнее всего потому, что он вообще его
не носил - его вне всякого  сомнения  знали  в  лицо  и  пропускали  через
отдельный немеханизированный стояк.
     Спустившись вниз  и  выйдя  из  здания,  я  посмотрел  на  часы.  Они
показывали половину восьмого. Пытаться выйти  сейчас  было  опасно.  Могли
поинтересоваться  сменой  и  пропуском.   Вторая   смена   заканчивала   в
двенадцать, значит предстояло пережидать  еще  четыре  с  половиной  часа.
Прикинув, что у этой части пролетариата сейчас как  раз  время  обеденного
перерыва, я направился в столовую.
     Взяв обед, точнее - ужин, я уселся за свободный  столик  и  развернул
газету. "Война мафиозных кланов в  разгаре"  -  гласила  шапка  на  первой
странице. Далее излагалось  все  то,  что  Потайчук  уже  поведал  мне  по
телефону, только в более подробном виде, и снова  ставился  вопрос:  а  не
слишком ли пассивно ведут себя правоохранительные  органы  нашего  города.
Выражалась  также  надежда,  что  с  подключением   госбезопасности,   это
положение все-таки изменится.
     На второй  странице  была  помещена  леночкина  статья  с  изложением
сведений, которые ей удалось  получить  за  это  время.  Она  связалась  с
мэрией, с Министерством обороны,  со  штаб-квартирой  партии  "зеленых"  в
Москве и даже с украинским послом.
     Мэр один к одному повторил байку  о  коварных  замыслах  определенных
кругов, уже изложенную ранее руководством завода.
     "Зеленые"  подтвердили  все  свои  данные  и  даже   дали   подробные
характеристики боеголовок, которые были доставлены к нам и номер части, из
которой они прибыли. Однако  назвать  источник  сведений  они  отказались,
заявив, что не хотят засвечивать своих людей.
     В Министерстве обороны вообще отказались разговаривать на  эту  тему,
сославшись на военную тайну.
     Посол Украины заверил Леночку в  том,  что  все  заявления  "зеленых"
являются чистейшей ложью и ни о каких  привезенных  боеголовках  не  может
идти и речи.  Насчет  химических  двигателей  он  был  не  в  курсе,  а  о
полковнике Хмелько слышал первый раз в жизни.
     В подвале была помещена заметочка с моим изложением событий на даче -
"оглушили,  очнулся  -  кругом  одни  трупы".  Вся  вина  за  происшедшее,
естественно, возлагалась на банду Башля. В заметке также указывалось,  что
сведения получены от меня по телефону, причем указать свое местонахождение
или согласиться сдаться милиции, несмотря на уговоры сотрудников газеты, я
отказался.
     Третья и четвертая страницы были полностью забиты  рекламой,  которая
меня совершенно не интересовала.
     Поев, я покинул столовую, закурил сигарету и пошел на прогулку. Целый
час я бесцельно шатался по аллеям и дорогам гигантского завода,  пока  мне
наконец не наскучило мое одиночество. Делом это было  поправимым,  ибо  на
заводе существовал какой-то странный цех, где что-то на что-то наматывали.
Работали в нем в две смены, причем практически одни женщины. Я  направился
туда.
     Подойдя к зданию цеха, я сразу же направился  к  ближайшему  окну.  В
цехе  было  жарко,  и  потому  зрелище  моим   глазам   предстало   весьма
увлекательное. Куча женщин в легких халатиках, в основном молодых,  сидела
за своими станками. У некоторых  халатики  были  расстегнуты,  что  только
усиливало их воздействие на меня. Посередине помещения, в  будке  мастера,
кемарил одинокий мужик: то ли импотент, то ли слепой - третьего не дано.
     Надо, конечно, было быть  последним  дураком,  чтобы  отправиться  за
таким представлением на завод, вместо  того,  чтобы  иметь  гораздо  более
интересное в "Вольво", но жалеть теперь поздно,  -  решил  я  и  улыбнулся
симпатичной шатенке в  плохо  застегнутом  одеянии.  Она  не  ответила.  Я
сообразил, что с ее места меня слишком плохо видно для  того,  чтобы  дама
смогла в полной мере оценить все мои достоинства, и решил пройти внутрь.
     Известный мне вход в цех теперь был почему-то заперт.  Я  удивился  и
пошел искать  вторую  дверь.  Согласно  моим  смутным  воспоминаниям,  она
располагалась с другой стороны строения, и мне  предстояло  обогнуть  весь
этот корпус и вернуться назад.
     Неожиданно  я  уперся  в  какую-то  железяку.  На  поверку   железяка
оказалась колючей проволокой, протянутой поперек аллеи в несколько  рядов.
Раньше ее здесь не было.
     Прищурившись, я стал всматриваться  в  пространство  за  нею.  В  мою
бытность там располагался какой-то старый, еще поддубно-шаляпинских времен
цех, использовавшийся вместо склада. Память моя подсказала мне, что  нынче
его очертания претерпели некоторые изменения.
     Проще всего было плюнуть на  это  дело,  и  обойти  здание  с  другой
стороны. Но настоящий мужчина, идя к  очередной  любимой  женщине,  должен
преодолевать любые препятствия, - таково мое кредо. Если, конечно, они  не
очень большие.
     Я уже было нагнулся, собираясь подлезть под  проволоку,  но  внезапно
услышал позади себя мужской голос:
     - Эй, куда собрался, паханый в рот?!
     Я медленно развернулся и изобразил на своем лице угодливую улыбку.
     - Отлить, гоп твою!
     Это не произвело на высокого парня  в  вохровской  униформе  никакого
впечатления. Раньше такие парни бродили лишь в самом  секретном  здании  -
там, где варили дрянь, составлявшую основную продукцию "потаскухи".
     - Давай пропуск, пидор.
     - Гоп твою, гальваник я, из двенадцатого, -  мне  очень  не  хотелось
показывать ему пропуск со смазливой любкиной мордашкой, так как в  душе  у
меня гнездилось смутное подозрение на предмет полного  отсутствия  у  него
чувства юмора. - На хрена мне в спецовке пропуск?!
     - Щас проверим, какой ты гальваник. Пошли,  бля,  придурок.  Что,  на
инструктаже не был, работу потерять хочешь? Сказано же было: не ходи сюда.
     - Ну отлить надо, гоп твою, а в цеху сральник забило,  -  я  виновато
развел руками, сделал пару шагов по направлению к нему и снова свел  руки.
Только резко и с таким расчетом, чтобы его шея оказалась между ними.
     ВОХРовец охнул и повалился на колени, успев, однако при этом  боднуть
меня головой в грудь. Я отскочил и  увидел,  как  рука  его  потянулась  к
свистку.
     - "Ну и народ пошел", - подумал я.  -  Один  за  дубинку,  другой  за
свисток. И это при наличии пушки! Ну неужели я никому не внушаю  доверия?!
Даже шатенке из цеха... Как же они все глубоко заблуждаются!
     И дабы развеять это  заблуждение,  я  левой  ногой  вколотил  свисток
охраннику в рот. Вместе с зубами. Только если свисток был  на  цепочке,  и
его еще можно будет достать, то вот  зубы,  боюсь,  пропали  безвозвратно.
Руководствуясь такими вот горькими мыслями, я нанес еще  один  удар  -  на
этот раз в нос.
     Меня удивило, как легко работает левая нога - и это-то после стольких
переживаний,  выпавших  на  ее  долю.  "Не  иначе,  как   второе   дыхание
открылось", - догадался я.
     У стража "потаскухи" такового не оказалось, и он без чувств брякнулся
на асфальт. Я собрался было ретироваться тем же путем, что и явился, но  в
этот момент впереди меня засверкали фонари и послышались голоса:
     - Здесь он был, здесь! Эй, Серега!
     - Да тут какой-то хрен бродит, смотри!
     Я не задумываясь нырнул под проволоку. Оставив на ней приличный кусок
брюк и небольшой - кожи, я проник на ту сторону  заграждения  и  сразу  же
рванул к цеху-складу. Неожиданно в глаза мне ударил прожектор.
     - Стой, стрелять буду! - заорал голос, усиленный мегафоном.
     Я вильнул в сторону и понесся к спасительной темноте  склада,  ворота
которого были почему-то открыты. Краем глаза я успел заметить пристроенное
к  зданию  сооружение,  напоминавшее  то  ли  силовую  установку,  то   ли
промышленный компрессор.
     Луч прожектора попытался отследить меня, но  это  у  него  получилось
плохо. Прогремела автоматная очередь, и я услышал как где-то сбоку от меня
просвистели пули и тут же замолкли, зарывшись в землю.
     Ворвавшись в  темное  помещение  склада,  я  огляделся.  Прямо  перед
воротами, нацелившись на выезд, стоял фургон. Я нырнул под  него.  В  этот
момент послышались голоса.
     - Давай, Петрович, езжай! Заваруха какая-то началась!
     - Дверцы не закрыты, Вася!
     - Закрою, беги, заводи давай! А то не уедешь!
     Я быстро прополз под автомобилем и вынырнул из-под него сзади. Дверцы
фургона  действительно  были  открыты.  Я  подтянулся,  залез  в  кузов  и
затаился. Как раз вовремя. Заработал двигатель машины, и дверцы  с  легким
скрипом закрылись.
     - Давай, Петрович, шлагбаум там открыт! - слабо донесся до меня васин
голос.
     Автомобиль тронулся. Я тяжело вздохнул. Кажется, пронесло. Хотя  пока
что мы еще на территории завода, и  удастся  ли  нам  покинуть  ее  -  еще
неизвестно.
     Осторожно поднявшись на ноги, я осмотрел  внутренность  фургона.  Его
пространство  было  почти  что  полностью  занято  каким-то  тихо  гудящим
контейнером,  надежно  прикрепленным  к  полу.  Приглядевшись,   я   сумел
различить на его стенках какие-то надписи, из которых разобрать в полутьме
мне удалось только одну, самую крупную. Она гласила: "Турбонасос ТНЦ-2Б".
     Не надо принимать меня за законченного идиота только потому, что  мне
до сих пор не удалось завоевать сердце и  другие  жизненно  важные  органы
Леночки Ерохиной. Безусловно и у меня как и у вас  к  этому  моменту  тоже
зародилось  подозрение  насчет  того,  какие  такие  насосы  хранились  на
злосчастном складе. Но все это пока что казалось слишком невероятным.
     Автомобиль притормозил.  Я  прижал  ухо  к  стене  фургона,  вплотную
примыкающей к кабине.
     - ...спецлом, мужики, - вероятно, голос водителя.
     - Давай документы, Петрович, - другой, более слабый.
     Я догадался, что мы подъехали к автотранспортной проходной. Спецломом
назывались какие-то якобы секретные отходы, которые по вечерам - для пущей
конспирации  -  вывозились  и  сдавались  на  какой-то  специальный  склад
Вторчермета.
     - ...а он ее и натянул, значит, - снова донесся до меня голос  шофера
и последовавший вслед за этим дружный хохот.
     Хлопнула дверца кабины, и машина снова двинулась в путь. Мне стало не
по себе. Что это все означает, черт возьми? Куда везут этот насос, или что
там на самом деле внутри. Да еще под видом лома!
     Неожиданно автомобиль снова затормозил. Я похолодел.  Догнали!  Опять
хлопнула дверца. На всякий случай я снова прижался ухом к стене.
     - ...да все нормально, -  это  говорил  шофер.  -  Только  на  складе
какой-то шум был. Стреляли вроде даже...
     - Стреляли, говоришь, - этот новый голос показался  мне  знакомым.  В
нем проскальзывал какой-то мягкий и еле заметный акцент. - А на  выезде  в
кузов не заглядывали?
     - Да ну, что вы, - засмеялся шофер. - Я  уже  пять  лет  езжу,  никто
никогда не заглядывал. А скажите,  что  это  за  насос  такой.  На  заводе
говорят, что бомбы атомные привезли туда. Вон и в газетах пишут то же.
     - Ха-ха-ха-ха, -  заливисто  расхохотался  его  собеседник.  -  Бомба
атомная! Ой, насмешил! Да этих газетчиков хлебом не  корми,  дай  сенсацию
выдумать. Там обыкновенные насосы с ракет. Их резать все равно будут,  так
лучше я один на дачу себе поставлю, чем под горелку... Ой, бомба  атомная,
ну уморил, Петрович!
     - А охрана опять же, проволока, стреляли опять же... Документы не  те
опять же... Вы же прикроете, да, Рамиз Фаталиевич?!
     До меня дошло: Фаталиев - главный инженер! Вот кто второй в кабине!
     - Какие проблемы, Петрович! Не первый раз  работаем!  Смотри,  что  я
тебе покажу сейчас...
     Раздался легкий хлопок,  после  которого  наступило  молчание.  Затем
Фаталиев заговорил на незнакомом мне языке. Кто-то ответил ему на нем  же.
Естественно, не Петрович. Еще раз хлопнула дверца,  и  автомобиль  тут  же
тронулся.
     Я схватился за голову. И во что же я влип теперь? Это же надо, а - из
всего   многообразия   заводского   транспорта   выбрать    именно    этот
подозрительный гроб на колесах!
     Как оказалось, расстроился  я  по  этому  поводу  зря.  Впереди  меня
ожидали еще большие неприятности. А начались они с  внезапно  прогремевших
выстрелов. В кузов, по счастью, пули не попали,  но  я  услышал,  как  они
выбили свою барабанную дробь на кабине.
     Меня прошиб холодный пот. Психи, обстреливающие  грузовик  с  ядерной
боеголовкой. А главное, - со мной  в  непосредственной  близости  от  нее.
Честно говоря, о принципах работы атомного оружия мне было известно только
из школьного курса начальной военной подготовки, но тем не менее меня, как
и любого нормального человека, оказавшегося в такой  ситуации,  неотступно
преследовала мысль "Сейчас как рванет!".
     Грузовик резко повернул. Где то-позади  снова  послышались  выстрелы.
Мне показалось, что завязалась  перестрелка.  Это  уже  было  интересно  -
похоже,  и  мы  совершаем  эту  прогулку  на  сон  грядущий  отнюдь  не  в
одиночестве.
     Звуки выстрелов постепенно стали затихать где-то вдали. Автомобиль на
высокой скорости кружил по  улицам,  почти  не  снижая  ее  на  поворотах.
Чувствовалось, что за рулем - водитель-ас.
     Я с опаской поглядывал на контейнер, но он был надежно  прикреплен  к
днищу фургона и лишь слегка покряхтывал на виражах.
     Дорога  пошла  под  уклон,  потом  снова  выровнялась,   и   грузовик
неожиданно остановился. Я опять прижал ухо к стенке. Слышно было несколько
голосов - все они говорили на том же незнакомом мне языке, который тем  не
менее, как мне теперь показалось, я сегодня уже слышал.
     Вдруг заскрипели отворяющиеся дверцы фургона, и в  глаза  мне  ударил
ослепительный свет. Я зажмурился. Судя по звукам, кто-то забирался  внутрь
кузова.  Я  приоткрыл  глаза  и,  прищурившись,  смог  разглядеть  неясные
очертания человеческой фигуры, приближавшейся ко мне.
     Вновь прибывший также заметил меня  и  издал  удивленный  возглас.  В
проеме показалась вторая фигура. В этот момент первый посетитель  выставки
достижений  народной  бесхозяйственности  двинул  меня  по  голове  чем-то
тяжелым и холодным. Больно-то как, - только и смог подумать я.


     Три пары ног в армейского образца высоких шнурованных ботинках -  это
первое, что я увидел после пробуждения.
     - Красная Армия всех сильней!  -  обрадовался  я  и  перевернулся  на
спину. Как оказалось - рано. Обрадовался.  Ни  один  из  обладателей  этой
обуви не носил ни буденовки, ни бурки,  ни  даже  кокарды  со  звездочкой.
Кроме того, двоих из стоявших передо мной я сразу  же  исключ