Владимир СВЕРЖИН
    Капитан Брасид 1-2

    КОЛЕСНИЧИЕ ФОРТУНЫ
    ИЩУЩИЙ БИТВУ


Владимир СВЕРЖИН


                            КОЛЕСНИЧИЕ ФОРТУНЫ

  Вы - сотрудник Института Экспериментальной Истории. Работка, между прочим,
еще та - шататься по параллельным реальностям и восстанавливать нарушенную
историческую справедливость!
  Ваше задание продолжается. А вы - и уже давно - впали в легкую истерику
Потому что очередная невыполнимая - или, по понятиям вашего начальства,
вполне выполнимая - миссия помощи плохому монарху, плохому поэту и
славнейшему из рыцарей Ричарду Львиное Сердце увязла в некоем немыслимом
сказочном болоте.
  И что вам весь опыт предыдущей деятельности, коли работать придется черт
знает с кем - со злобными (по роду профессии) магами, гнусными (по
видовому признаку) драконами и коварными (по закону жанра) эльфами?!
  О чем вы думали, господин научный оперативник, когда вступали на славный
путь "героев, опоясанных мечами"?!

  ПРОЛОГ

  Очевидно, они жалкие материалисты, совершенно неспособные оценить
символический смысл сверхчувственных явлений.
  Оскар Уайльд

  Нет, нет и нет, - устало повторял Отпрыск, вертя в пальцах отточенное
гусиное перо. - Сколько раз можно возвращаться к этой теме?
  Он положил свою белую холеную руку на бронзовую чернильницу, изображающую
нешуточную схватку святого Георгия с небольшим, но довольно упитанным
дракончиком, и ничтоже сумняшеся откинул в сторону зерцало честного
рыцарства, массирующее спину несчастной рептилии копытами своего коня.
  - Мой дорогой, вас, вероятно, ввели в заблуждение, принимая на работу. Я
высоко ценю ваше боевое прошлое, однако мы не занимаемся специальными
операциями во вкусе Джеймса Бонда. Мы - институт, и как бы это ни было для
вас противно, все здесь происходящее имеет отношение к науке. Спасение же
мира, о котором вы изволите говорить, есть не более чем занятная иллюзия,
впрочем, полагаю, как и сама опасность, ему угрожающая.
  Шеф ткнул пером в разверстое чрево ящера, наполненное чернилами, и изящным
росчерком вывел на моем обосновании командировки каллиграфическую надпись:
  "Отказать". Посыпав песком высыхающую "драконью кровь", он встал из-за
стола и, вернув на место бронзового драконоборца, развел руками, словно
показывая, какое большое "Отказать!" он имеет в виду.
  - Но, монсеньор, - я безнадежно попытался вставить свою реплику, - дело, о
котором я говорю, имеет несомненную научную ценность, к тому же, мое слово
чести...
  - "Слово чести", насколько я понимаю смысл этого понятия, - перебил меня
начальственный вельможа, - прежде всего обязывает не раздавать его направо
и налево при первом же удобном случае. А насчет "научной ценности", о
которой вы изволите говорить, - он возложил персты свои на голову святого
Георгия и нежно провел ими по начищенному мориону1, словно демонстрируя,
как, по его мнению, должен выглядеть образцовый подчиненный, - позвольте
судить об этом людям, более сведущим, нежели вы. Вы прекрасно делаете свое
дело, мой дорогой, но не стоит отбирать хлеб у разработчиков. Это чужой
кусок. И поверьте, он отнюдь не слаще вашего.
  Отрешившись, я с явным интересом созерцал всадника, уже который век
чесавшего своим грозным копьем за ухом оскаленную в блаженной улыбке
драконью морду.
  Я помнил этот письменный прибор. По всем каталогам творчества Бенвенуто
Челлини этот прибор был изготовлен во время "французского периода"
творчества Маэстро и предназначался в подарок августейшему покровителю
буйного ваятеля, королю Франциску I. К немалому сожалению апологетов и
исследователей творчества Мастера, подарок таинственно исчез, не дойдя до
адресата, и был известен лишь по рабочим эскизам. Оказывается, не только
по эскизам, если, конечно, передо мной не находилась современная подделка,
в чем я, зная щепетильность шефа в отношении ценности произведений
искусства, сильно сомневался.
  - Итак, вы решительно отказываетесь утвердить мою командировку? - подвел я
итог нашей беседы.
  - Вас мучают какие-то сомнения на этот счет? - удивился Отпрыск,
откладывая в сторону мои записки и давая тем самым понять, что аудиенция
закончена. Сомнения меня не мучили. Сказать по правде, я был внутренне
готов к подобному ответу. По выражению лица нашего вельможи складывалось
впечатление, что я приставал к нему с этой просьбой уже в сотый раз. По
моим же подсчетам выходило - только в седьмой. Интересно, что он запоет
раза эдак после пятнадцатого?
  - Тогда прошу вас, монсеньор, предоставить мне отпуск, полагающийся за
этот год, а также, если возможно, за прошлый и позапрошлый, - тихо
произнес я, втайне любуясь произведенным эффектом.
  Это был мой последний туз из рукава. Отпустить на четыре с половиной
месяца ведущего специалиста было никак невозможно. Брасид в поте лица
трудился над новым витком брасидоцентрической истории сопредельных миров,
могучий и непобедимый Мишель Дюнуар, вернувшись из Хумаюна, во весь свой
двухметровый рост валялся на ложе печали, дымя гнусными сигаретами и
страдая ранами душевными и физическими. Гора низкопробных детективов у его
одра достигала уже угрожающих обычной человеческой психике размеров,
однако не думаю, чтобы хоть один из них оставил какой-то след в мятущейся
душе моего друга.
  Все шло своим чередом. Насколько я знал, на смену детективам должны были
прийти вестерны, и только после этого он был бы вновь готов к работе. Кто
еще? Считай - все. Остальные асы находились вне пределов этого мира, что,
при условии нашего с Лисом отдыха где-нибудь на Багамах, сводило
дальнейшую работу лаборатории к угрожающему минимуму.
  Отпрыск испытующе посмотрел на меня, пытаясь понять, держу ли я его за
идиота или же только за дурака.
  - Непременно, - произнес он после некоторой паузы. - Похоже, вы
действительно переутомились. В ваше распоряжение дается три дня, чтобы
привести себя в порядок и вновь приступить к работе. Вы свободны,
милостивый государь. Не смею вас более задерживать.
  Он вновь вернулся к лежащим на столе бумагам, витиеватой скорописью
обозначая среди волн этого бумажного моря загадочный маршрут своего
белого, словно яхтенный парус, пера.
  - Да! - как бы невзначай бросил он мне вдогонку. - Не забудьте на выходе
сдать пропуск в Сектор Переброски.


                                  Глава первая


  Связи - нервы политики.
  Лорд Сен-Джон Болингброк

  Ну что?! - встретил меня вопросом Лис, водрузивший на стол обе свои
мосластые нижние конечности и теперь с садистским наслаждением терзающий
намертво расстроенную гитару. - Как и ожидалось: от мертвого осла уши?
  - Команда "Обломись", - мрачно кивнул я. Сережа подкрутил колок и вновь
забегал пальцами по ладам:

  Звезда надежды не взошла на небеса,
И колесо Фортуны мимо прокатилось,
И муза с возмущеньем удалилась,
Застав меня небритым и в трусах.

  - Послушай, Капитан, - мой верный напарник отложил инструмент и серьезным
голосом начал меня усовещивать, - я, конечно, тупорылый, как "БелАЗ", но
вот ты, умный, объясни мне, чего ты маешься? Если тебе уж так печет
возвращаться - свяжись с Расселом. Всего-то делов набрать номер. Тебе
цифирки напомнить? А если нет, успокойся и не рви душу. Пройдут годы, усэ
наладится, - закончил он сладко-певучим голосом провинциального дьячка.
  Я отрицательно покачал головой. Поддерживать его ерничество мне не
хотелось.
  - А! - махнул рукой Лис. И перешел на тон трагика-аматера. - Чего от вас
ожидать! Англосаксы - одно слово! Сами себе ладу не сложите. То ли вы
англы, то ли, наоборот, саксы?!
  - Друг мой, - усмехнулся я, - ты же отлично знаешь, что я вестфольдинг, а
не англосакс.
  - Ага! - не на шутку раздухарился Лис. - А я кто? Я - чистокровный арий.
Чего это ты зубами светишь мне в лицо? - не унимался он. - У нас там,
дома, в кого ни плюнь - чистокровный арий. Правда, правда. Наш же вклад в
мировую цивилизацию, как говорится, не вырубишь топором. Смотри сам. Для
Европы Аттила кто? Бич Божий? А для нас - обычный наш родной, так сказать,
домотканый, кондовый Богдан Гатила. И гуны его - никакие там не венгры и
уж тем более не монголы! Это все - наши раннеисторические хохлы. А
название у них такое оттого, что они все разговаривали в нос. Гунявили то
есть, по-нашему, что, ежели учесть ветры, которые у нас по степу гуляють,
совсем понятно. А кроме того, так что ж, что гунявят - тоже мне, нашли
недостаток! После их нашествия, почитай, вся Франция в нос разговаривает.
А почему, спрашивается? Ассимиляция! Слово есть такое умное. Неделю учил,
- во всю прыть развлекался Сережа.
  - Я знаю, - понимающе кивнул я, принимая на себя всю мощь Серегиного
речевого водопада.
  - Да что там Франция! - продолжал изгаляться мой друг. - У нас вон недавно
нарыли: оказывается, кореш-то наш, Ричард, - такой же Плантагенет, как я -
король Лир. - Он огляделся по сторонам, встал, подошел к двери, поглядел,
не подслушивает ли нас кто-нибудь, и произнес заговорщицким шепотом: - Он
- сын нашего князя Василько. Только это, конечно, между нами. Дику об этом
говорить не стоит, а то он совсем диким станет. Ты что, мне не веришь?! -
мучительно пытаясь сохранить серьезный вид, продолжал свои излияния Лис. -
Это ж научный факт. У нас даже по TV это крутили. Видеокассета с тех
времен сохранилась. Скрытой камерой, понятное дело, снимали.
  Мой друг сделал многозначительную паузу, осанился, расправил плечи и
подкрепил свою тираду в честь национальной гордости малороссов
многозначительным поднятием правой брови и прищуром левого глаза. Видимо,
он бы и сам был рад прекратить перечисление всего того, чем богаты
исторические поля его Родины, но словесный водоворот тащил его все глубже.
  - Да что там Европа! Вот смотри. Все эти восточные рукомашества и
дрыгоножества - это что? Правильно! Ухудшенный вариант нашего гопака.
Дальше. Будда - тот тоже наш. Что, не веришь? Поезжай ко мне на родину,
сам посмотри. Там даже город такой есть - Буды... Да что я рассказываю!
Всего не перечесть. В общем, куда ни кинь, как ни тужься, все равно
выходит: боевой хохляндский мамонт - предок всего мирового братства
слонов. Я вот как-то в мать-отец городов русских - Киев - ездил, даже
скелет этого мамонта в музее видел. Там мне один тамошний кореш все и
рассказал. Правда, говорил, что мясо евойное доисторические предки клятых
москалей съели.
  - Лис, Господи праведный, что ты несешь?!
  - Та отож! Ерунду несу. Капитан. Зато как складно! - отмахнулся Сережа. -
А кроме того, ты вот на человека хоть стал похож, а не на сфинкса
египетского, который от сушняка так закаменел, что у него аж песок из ушей
сыплется. Сходи домой. Капитан, отдохни, расслабься. Как говорит народная
мудрость: работа - не деньги, кончиться не может. А кроме того, утро
вечера мудренее.

  Лифт с ревом разъяренного дракона рухнул в наше подземелье. Пасть его
угрожающе открылась, и из нее выскочил мой старый знакомец Ивар Салюнис из
отдела ликвидации, подвижный, словно шарик ртути. На него был напялен
тяжеленный доспех, носивший в недрах Института название "бронепоезд". Злые
языки поговаривали, что, не таскай он эту неподъемную веригу, его просто
ни минуты нельзя было бы удержать на месте.
  - Извини, спешу! - произнес он, отодвигая меня в сторону и порываясь
мчаться дальше.
  Это была чистая правда. Все годы, которые я знал Ивара, он постоянно
спешил.
  - Как там бабуля? - кинул я ему вслед. Салюнис на секунду остановился.
Байки о причудах его престарелой родственницы, то и дело попадавшей в
самые невероятные ситуации, переходя из уст в уста, обрастая новыми
деталями и подробностями, в какой-то мере скрашивали "межполетную" скуку
нашей конторы.
  - Представляешь, по дороге из аэропорта в Чикаго ей пришло в голову, что
ее драгоценную персону похитили террористы из Ирландской республиканской
армии.
  - И что?
  - Она накинула свою трость на шею водителю такси и принялась его душить.
Хорошо, что в машине она была не одна. Но я представляю себе, какое родео
было на спидвее.
  Я тоже представлял. И это почему-то не веселило. День, что ли, сегодня был
такой.
  Мое берлогово вполне могло претендовать на звание крепости, но вот дом в
привычном смысле этого слова оно напоминало мало. Замок открываться не
желал. Я уныло потыкал ключом в замочную скважину и, обреченно вздохнув,
двинул кулаком туда, где располагалась вся повышенная секретность этого
"не лающего, не кусающего, а в дверь не пускающего" чуда техники. Механизм
ошеломленно клацнул, разбронировав дорогу для ключа.
  "Дом, милый дом", - пробормотал я, переступая порог.
  Малыш брауни2, подобранный мною во время одного из вылетов в каком-то
разрушенном замке, церемонно приветствовал приход хозяина дома. Будучи
истинным английским домовым, взлелеянным в возвышенном рыцарском духе, он
никак не мог смириться с простотой современных нравов. Во время моего
отсутствия он старательно изучал толстенные тома по генеалогии и
геральдике, взахлеб поглощая все приходившие на мой адрес новинки и
выписывая при помощи моей кредитной карточки массу абсолютно бесполезной
литературы.
  Отсалютовав согласно рыцарскому протоколу крохотной алебардой, он четко
доложил мне обо всех телефонных звонках и корреспонденции, аккуратно
сложенной в стопку на письменном столе.
  Я церемонно поблагодарил его и попробовал взять в руки верхний конверт.
Неожиданно не сильный, но вполне
ощутимый удар тока заставил меня отказаться от своего намерения.
  Брауни сконфузился и, взобравшись на стол, принялся делать над письмами
какие-то пассы. Бдительный страж моего покоя имел обыкновение защищать
магическими заклятиями принадлежащие мне предметы, причем всякий раз я не
знал, что ему придет в голову защитить в этот раз.
  Закончив магические действия, он с радостью ухватил принесенный мной пакет
сливок и, устроившись на толстом томе бехаймовской "Энциклопедии оружия",
стал с видимым удовольствием поглощать вожделенный напиток.
  Отложив в сторону счета, я вскрыл пакет с письмом и углубился в чтение.
  Письмо было от кузины Бетси, которую я не видел уже бог весть сколько лет,
а новости о ее жизни узнавал из раздела светской хроники.
  Моя нежная кузина выражала очередное сожаление, что моя работа на
секретной базе не позволяет нам видеться так часто, как этого бы хотелось,
и выражала надежду, что уж эту-то встречу всех потомков нашего рода в
замке Камбэртон я точно не пропущу.
  В дверь позвонили. "Сходи посмотри, - мысленно кивнул я домовому, - кого
там принесло?"
Брауни бегом отправился выполнять поручение. Вернувшись, он встал в
подобающую случаю позу и чопорно произнес: "Мишель Дюнуар де Катинвиль,
барон Священной Римской империи!" - и трижды стукнул алебардой об пол.
  Родство Дюнуара с имперскими баронами ясно прослеживалось, однако я не
слышал, чтобы кто-нибудь, кроме моего брауни, именовал его так. Обычно его
называли "Два мэтра", и не столько за двухметровый рост, сколько за то,
что из всех созданных гением человечества высоких искусств он признавал
лишь два - фехтование и кулинарию. Надо сказать, и в том и в другом он был
непререкаемым авторитетом. Был у него еще официальный позывной "Вагант",
полученный им за невыразимое сходство с вечным студентом средневековой
Сорбонны.
  - Привет, - сказал он, входя в комнату и едва не наступая на домового. -
Ну, что у нас плохого?
  - Бабушка И вара едва не удавила своей тростью водителя такси по дороге в
Чикаго. Мишель задумался.
  - М-да, м-да. Я к тебе, собственно, вот зачем. У тебя шпаги и даги3
далеко? Я тут лежал и вот удумал одну штуку. Домой ехать далеко, а в
Конторе уже все закрыто. Попробовать надо.
  Открыв стеллаж, я вытащил два дивной работы набора, кованные Ортуно
д'Агирре-старшим в конце шестнадцатого века.
  - Ага. Именно, - произнес Дюнуар, взвешивая в ладонях оружие. - Ангард!4
Я встал в стойку, внутренне готовясь отразить ту каверзу, которую "удумал"
мой добрый друг.
  Позвенев немного клинками, мы перешли к решительным действиям. В тот
момент, когда я попытался провести очередную контратаку, дага противника
скользнула по клинку моей шпаги так, словно желала снять с нее стружку.
Раздалось печальное "дзинь". Мое оружие, развернувшись где-то так градусов
на сто шестьдесят, с силой врезалось в оконное стекло, оставляя в нем
изрядную дыру.
  - М-да, - задумавшись, произнес Мишель, останавливая острие своей шпаги в
двух пальцах от моего горла, - где-то вот так.
  Встревоженный звоном разбитого стекла брауни, не допив свой напиток,
примчался в гостиную. Всплеснув руками, он торопливо принялся убирать
осколки, что-то бормоча себе под нос. Честно говоря, малыш домовой
недолюбливал месье де Катинвиля, ибо практически каждый его визит грозил
ему лишней уборкой.
  Поворчав пару минут, брауни сообщил, что чайник закипел и он приглашает
джентльменов на файв-о-клок. Дюнуар радостно отправился заваривать чай,
ибо это священнодействие он не доверял никому, а я с некоторой грустью
отметил, что пачку чая придется покупать новую, поскольку после моего
друга заварки не оставалось никогда. Боюсь, чтобы удовлетворить его
запросы к крепости этого древнего напитка, понадобился бы весь груз "Катти
Сарк".
  Мои размышления на эту тему были прерваны возмущенным трезвоном. Телефон,
распираемый какими-то своими электрическими эмоциями, аж разрывался от
звона, упорно не желая униматься.
  Малыш привычным жестом подхватил трубку и, пыхтя от натуги, уложил ее
возле аппарата.
  - Вас слушают, - заученно произнес он в микрофон и быстро перебрался на
другую сторону, чтобы услышать ответ. Помедлив секунду, брауни принял вид
заправского дворецкого и сообщил куда-то в пространство голосом, полным
глубочайшего почтения:
  - Его светлость Джозеф Рассел, двадцать третий герцог Бедфордский!
  - Ты дома? - донеслось из трубки. - Это хорошо, мы сейчас приедем.
  - Кто это - мы? - попробовал узнать я, но добиться вразумительного ответа
от бибикающего телефона мне так и не удалось.
  И они приехали. Со стороны это, видимо, напоминало совместное выездное
заседание палаты лордов и агентства фотомоделей. Несчастный брауни с
нескрываемым ужасом взирал на автостоянку, забитую "порше", "роверами" и
"феррари", и только с трепетом шептал, едва не заикаясь от волнения: "Лорд
Дорвич, семнадцатый граф Уэрвилл... лорд Лоунер, пятнадцатый маркиз
Моршез... Рыцарь Лафорт оф Баруэлл", - вздыхал он с облегчением, заслышав
имя благородного джентльмена, чей род во времена войны Роз еще не мог
похвалиться древностью.
  - Ну, что там у вас произошло? - осведомился двадцать третий герцог
Бедфордский, усаживаясь на мой письменный стол и водружая перед собой
пузатую бутыль матово-черного цвета.
  Я поведал ему о своем путешествии за Ричардом Плантагенетом и о
превратностях, связанных с повторной командировкой. Все это время мой
побратим любовался игрой света в коньяке, наполнявшем его хрустальный
кубок, и, невзирая на все мои запреты, пускал клубы дыма в потолок,
попыхивая дорогой виргинской сигарой.
  - Ничего, - одобрил он мой рассказ. - Треть, конечно, приврал. Но в целом
складно. И что, Отпрыск стал в позу борзого барана?
  Я молча кивнул головой.
  - Ладно, несущественно, - продолжил Зеф. - Отдыхай, не беспокойся. Утрясем
мы твой вопрос. А сегодня, если ты, конечно, не забыл, - мой день рождения.
  - Джо, ты скоро? - заглянула в мой кабинет хищного вида красотка, озаряя
полумрак нашего убежища ослепительной рекламной улыбкой. Раньше я не видел
этой барышни в окружении моего друга, однако, если мне не изменяла
зрительная память, именно ее трехметровое изображение убеждало каждого
встречного и поперечного носить ультрамодные колготки.
  Рекламный щит со слабо одетой прелестницей, установленный на въезде в наш
преимущественно холостяцкий закрытый поселок, пользовался большим успехом.
Во всяком случае, что я мог сказать абсолютно достоверно: если не спеша
скользить взглядом по демонстрируемой на щите ноге от заманчивых
округлостей вверху до изящных пальчиков внизу, то можно дважды не торопя