убьет его и
выкинет тело в космос.  Ее цель -  и цель ее клонов -  найти девчонку по
имени Энея.
     Внезапно огни в туннеле погасли.
     "Я же в боевом режиме,  -  подумала Немез. - Это невозможно". Ничто
не могло произойти столь быстро.
     Она  резко  затормозила.  В  туннеле стало темно,  как  беззвездной
ночью,  и даже максимальное увеличение не помогало.  Немез переключилась
на  инфракрасный,  обследовала туннель  впереди и  позади  себя.  Пусто.
Раскрыв рот,  она послала сонарный сигнал,  сначала вперед, потом назад.
Пусто...  Ультразвук отразился от стен,  не встретив других препятствий.
Немез модифицировала силовое поле,  чтобы послать сигнал радара в  обоих
направлениях.   Туннель  был  пуст,  вот  только  тянулся  он  на  сотни
километров во  все  стороны  -  настоящий лабиринт.  В  тридцати  метрах
впереди, за толстой металлической дверью, находился подземный гараж, где
стояли какие-то машины и суетились люди.
     Несколько озадаченная, Немез на мгновение вышла из боевого режима -
проверить, почему погасли огни.
     Прямо  перед  ней   возникло  нечто.   У   нее  было  меньше  одной
десятитысячной   секунды,    чтобы    переключиться   обратно.    Четыре
бронированных кулака ударили в  нее  с  силой  сотни  тысяч  копров.  Ее
отшвырнуло назад,  к  расколовшейся в  щепки лестнице,  она  врезалась в
каменную стену и вошла глубоко в камень.
     Свет так и не зажегся.

     За те двадцать стандартных дней,  которые Великий Инквизитор провел
на Марсе, он возненавидел красную планету сильнее, чем самый ад.
     Каждый  день  над  поверхностью планеты  бушевали  песчаные бури  -
самумы,  как называли их местные.  Несмотря на то что кардинал Мустафа и
его спутники поселились в  губернаторском дворце на окраине Сент-Малахи,
несмотря на  то что дворец был герметически ничем не хуже звездолета,  а
воздух в нем регулярно фильтровался, а в окнах стояли пятьдесят два слоя
прочного пластика,  а  двери больше смахивали на шлюзы,  песок все равно
находил дорогу внутрь.
     Принимая  по  утрам  душ,   Джон  Доменико,   кардинал  Мустафа,  с
отвращением наблюдал,  как  стекают в  слив красноватые от  песка струи.
Когда  слуга  помогал Великому Инквизитору одеваться -  все  одежды были
свежевыстиранными и выглаженными,  - на шелковых складках уже лежал слой
песка.  Во время завтрака -  Мустафа завтракал в  одиночестве в столовой
губернатора -  у  него на  зубах скрипел песок.  Когда он  вел допросы в
просторной дворцовой  зале  для  приемов,  песок  забирался  под  клобук
Великого Инквизитора и  под воротник,  проникал в волосы и под аккуратно
наманикюренные ногти.
     Снаружи все  было еще хуже.  Скиммеры и  наземные машины стояли без
движения.  Космопорт работал лишь  несколько часов  в  день,  в  краткие
промежутки затишья между  бурями.  Наземные машины скоро  превратились в
песчаные  дюны,  и  даже  хваленые  фильтры  не  справлялись  с  песком,
проникавшим в  двигатели и  -  казалось бы  -  цельные модули.  Связь со
столицей  поддерживалась лишь  благодаря нескольким древним  краулерам и
роверам  да  термоядерным  челнокам,   доставлявшим  провизию  и  свежую
информацию,   но,  несмотря  на  все  усилия,  работа  правительственной
комиссии и военных зашла в тупик.
     На  пятый день  самума пришло сообщение о  нападении палестинцев на
армейские базы  на  плато Фарсида.  Майор Пиет,  немногословный командир
гарнизона,  приказал своим солдатам и бойцам сил самообороны грузиться в
краулеры и бронетранспортеры. На них напали в сотне километров от плато,
и   лишь  половине  отряда  во  главе  с   Пиетом  удалось  вернуться  в
Сент-Малахи.
     В  начале второй недели сообщили об атаках палестинцев на различные
посты в  обоих полушариях.  С  гарнизоном на Элладе была потеряна всякая
связь,  а  гарнизон на  Южном  полюсе  сообщил  на  "Джебраил",  что  не
выдерживает натиска и собирается сдаться.
     Губернатор Клэр Пало -  она трудилась в крохотном кабинете, который
раньше  принадлежал  одному  из  ее  помощников,  -  после  разговора  с
архиепископом Робсоном  и  Великим  Инквизитором отправила в  осажденный
гарнизон  термоядерное  и  плазменное  оружие.  Кардинал  Мустафа  также
разрешил использовать огневую мощь "Джебраила",  и лагерь палестинцов на
Южном полюсе был уничтожен с орбиты.  Силы самообороны, гарнизон Ордена,
морпехи,   швейцарские  гвардейцы   и   коммандос  Священной  Канцелярии
обороняли  Сент-Малахи,  в  особенности -  кафедральный собор  и  дворец
губернатора.  В  условиях непрекращающейся бури  любой  местный  житель,
подходивший к городскому периметру ближе чем на восемь километров,  если
у  него не было специального радиомаяка,  уничтожался на месте,  и  лишь
потом  выяснялось,  кто  он  такой  и  чего  хотел.  Некоторые оказались
палестинскими партизанами.
     - Самум  не  может  длиться вечно,  -  проворчал командор Браунинг,
глава личной охраны Великого Инквизитора.
     - Он может дуть еще три или четыре стандартных месяца,  -  возразил
майор Пиет, грудь которого была забинтована. - Или даже дольше.
     Расследование Священной  Канцелярии  пока  ни  к  чему  не  привело
полицейских,  обнаруживших трупы в  Арафат-каффиех,  допросили вновь,  с
применением  "правдосказа" и  нейропроб,  но  они  лишь  подтвердили уже
сказанное; судмедэксперты Канцелярии, трудившиеся бок о бок с коронерами
из Сент-Малахи,  сообщили, что ни один из трупов не подлежит воскрешению
- Шрайк   с   корнем   вырвал  крестоформы;   было   решено  с   помощью
автоматических зондов  связаться с  Пасемом,  чтобы  установить личности
жертв и -  что гораздо важнее - суть операции, которую проводил на Марсе
"Опус Деи",  используя сверхсовременный космопорт.  Зонд  вернулся через
две  недели по  местному времени и  доставил лишь сведения о  мертвецах;
никаких объяснений по поводу действий "Опус Деи" дано не было.
     На пятнадцатый день самума, когда стали поступать сообщения о новых
нападениях  палестинцев  на   конвои  и   гарнизоны,   после   множества
бессмысленных допросов,  Великий Инквизиторе громадным облегчением узнал
от  капитана Уолмака,  связавшегося с  ним по  тактическому каналу,  что
обстоятельства требуют его немедленного возвращения на орбиту.

     "Джебраил"  относился  к  новейшему  типу  "архангелов" и  с  борта
катера,  который  доставил кардинала Мустафу на  орбиту,  казался весьма
эффективным и устрашающим.  Великий Инквизитор слабо разбирался в боевых
звездолетах,  но  даже он  заметил,  что капитан Уолмак привел корабль в
полную боеготовность: звездолет втянул в корпус многочисленные антенны и
датчики,  двигатель Гидеона  облекли  сверкавшей на  солнце  броней,  из
портов торчали стволы орудий.  За "архангелом" вращался Марс - окутанный
пыльным саваном диск  цвета запекшейся крови.  Кардинал Мустафа искренне
надеялся, что видит эту планету в последний раз.
     Отец  Фаррелл  заметил,  что  все  восемь  факельщиков  марсианской
эскадры  находятся в  пределах пятисот  километров от  "Джебраила" -  по
космическим стандартам,  едва ли  не рядом Великий Инквизитор сообразил,
что случилось и впрямь что-то очень серьезное.
     Катер Мустафы пристыковался первым.  Уолмак лично встретил Великого
Инквизитора в шлюзе,  где внутреннее силовое поле поддерживало привычную
силу тяжести.
     - Прошу прощения за вмешательство в ваши дела,  ваша светлость... -
начал капитан.
     - Ерунда,  -  отмахнулся кардинал Мустафа,  отряхивая сутану. - Что
стряслось, капитан?
     Уолмак  подмигнул -  из  шлюза  как  раз  появилась свита  Великого
Инквизитора:   естественно,   отец  Фаррелл,   командор  Браунинг,  трое
чиновников Священной Канцелярии,  сержант  морской пехоты  Нелл  Каснер,
специалист по воскрешениям епископ Эрдль и майор Пиет,  бывший начальник
марсианского гарнизона - Великий Инквизитор забрал его у губернатора.
     Кардинал Мустафа заметил нерешительность капитана.
     - Можете говорить свободно, капитан. Все эти люди нами проверены.
     Уолмак кивнул:
     - Ваша светлость, мы нашли корабль.
     Взгляд кардинала Мустафы выразил полнейшее недоумение.
     - Тяжелый транспорт,  который покинул орбиту Марса в день бойни,  -
пояснил капитан. - Мы знали, что челноки должны были куда-то лететь...
     - Ах,  -  проговорил Великий Инквизитор.  - Но мы предполагали, что
его давно здесь нет, что он совершил прыжок в неизвестном направлении...
     - Так  точно,  сэр.  Но  я  на  всякий  случай приказал обследовать
систему,  предположив,  что  он  мог и  не  успеть совершить прыжок.  Мы
обнаружили его в поясе астероидов.
     - Он туда и направлялся? - спросил Мустафа.
     Капитан покачал головой:
     - Не  думаю,  ваша светлость.  Он вращается сам по себе,  двигатели
заглушены... Наши приборы показывают, что корабль мертв...
     - Но это транспорт? - уточнил отец Фаррелл.
     Капитан Уолмак повернулся к помощнику Великого Инквизитора:
     - Да,  святой отец.  Это транспорт "Сайгон-мару".  Грузоподъемность
три миллиона тонн, в составе торгового флота еще со времен Гегемонии.
     - Гильдия, - негромко произнес Великий Инквизитор.
     - По принадлежности -  да, ваша светлость, - мрачно признал Уолмак.
- Но  наши данные свидетельствуют о  том,  что "Сайгон-мару" был снят со
службы и разрезан на металлолом восемь стандартных лет назад.
     Кардинал Мустафа и отец Фаррелл переглянулись.
     - Вы уже побывали на борту, капитан? - спросил командор Браунинг.
     - Нет,   -   ответил  Уолмак.  -  Учитывая  возможные  политические
осложнения, я хотел получить разрешение его светлости.
     - Отлично, - одобрил Великий Инквизитор.
     - Кроме того,  - продолжал Уолмак, - мне требовался полный комплект
швейцарских гвардейцев и морских пехотинцев.
     - Почему,  сэр? - спросил майор Пиет, форма которого топорщилась на
забинтованной груди.
     - Что-то здесь не так,  сэр.  -  Уолмак перевел взгляд с  майора на
кардинала Мустафу. - Что-то очень и очень не так.

        x x x

     Более  чем  в  двухстах световых годах  от  Марса  эскадра "Гидеон"
завершала поставленную задачу - уничтожала систему Люцифера.
     С  седьмой  и  последней  из  систем,  к  которым  была  отправлена
карательная экспедиция,  справиться  оказалось  труднее  всего.  Система
желтой звезды класса G с шестью планетами,  две из которых были пригодны
для жизни и без терраформирования, буквально кишела Бродягами - военными
базами  за   поясом  астероидов,   родильными  домами  в   этом   поясе,
"ангельскими"   обиталищами   вокруг   самой   внутренней   из   планет,
заправочными станциями на  орбите  газового гиганта и  орбитальным лесом
между планетами,  которые в Солнечной системе могли бы сойти за Венеру и
Старую  Землю.  Эскадре  понадобилось  десять  стандартных  дней,  чтобы
отыскать и уничтожить эти жизненно важные узлы Бродяг.
     Когда с ними было покончено, адмирал Алдикакти созвала совещание на
борту  флагманского корабля  и  сообщила,  что  планы  изменились:  рейд
оказался столь успешным,  что они получили приказ разыскать новые цели и
продолжить наступление. Алдикакти отправила на Пасем автоматический зонд
и  получила  разрешение  на  продолжение самостоятельных действий.  Семи
"архангелам" предстояло прыгнуть  к  ближайшей  системе  в  пространстве
Священной Империи,  к  Тау  Кита,  где  их  должны  были  перевооружить,
переоснастить и  заправить;  туда  же  должны были подойти и  пять новых
кораблей. Зонды уже обнаружили дюжину новых вражеских систем, ни одна из
которых еще не  получила сведений об учиненной бойне.  Учитывая время на
воскрешение,  следующая  атака  планировалась через  десять  стандартных
дней.
     Семь  капитанов вернулись на  свои  корабли  и  стали  готовиться к
прыжку от Люцифера к базе ТКЦ.
     Командор  Хоган  Жабер  -  Жаба  -  нервничал.  Помимо  официальных
обязанностей  старшего  помощника  на   борту   "Рафаила",   второго  по
старшинству после  капитана де  Сойи,  у  Жабера  были  еще  обязанности
шпиона,  которому платили за слежку за капитаном и за сообщения обо всем
подозрительном - сначала главе представительства Священной Канцелярии на
борту "Уриила",  а  затем,  насколько он  мог судить,  по  цепочке вверх
вплоть  до  легендарного кардинала  Лурдзамийского.  Проблема  в  данный
момент заключалась в  том,  что  Жабер  что-то  подозревал,  но  не  мог
определить источник своих подозрений.
     Вряд  ли  стоило сообщать по  направленному лучу  на  "Уриил",  что
капитан  отец  де  Сойя  слишком  уж  часто  принимает исповедь у  своих
подчиненных,  хотя на  деле именно это было одной из причин беспокойства
для  Жабера.  Разумеется,  Жаба  Жабер  стал  шпионом не  по  призванию:
оказавшись  в  положении  джентльмена в  стесненных обстоятельствах,  он
сначала поступил на военную службу,  еще на Возрождении Малом,  а затем,
храня  верность  Империи  и  Церкви,  как  убеждал  сам  себя,  возжелал
постоянного притока  денег,  дабы  вернуть утраченные владения,  и  стал
шпионить за своим командиром.
     Исповедь не  то чтобы выбивалась из общего ряда -  в  конце концов,
вся команда состояла из христиан,  переживших уже не одно воскрешение, и
обстоятельства, в которых они оказались - угроза истинной, вечной смерти
(если  лучевой  залп  Бродяг  прорвется сквозь  силовой экран),  -  явно
способствовали повышению  религиозности.  Но  Жабер  ощущал  присутствие
некоего  дополнительного  фактора  -   пожалуй,  начиная  с  Маммоны.  В
промежутках между яростными сражениями в  системе Люцифера весь экипаж и
отделение  швейцарских гвардейцев на  борту  "Рафаила" -  двадцать  семь
человек,  не  считая  сбитого с  толку  старшего помощника,  -  посещали
конфессионал столь же  регулярно,  сколь космолетчики посещают публичные
дома на Окраине.
     А  конфессионал  -   единственное  место  на  корабле,  где  нельзя
задержаться, чтобы подслушать.
     Жабер  не   мог  предположить,   какой  вызревает  заговор.   Бунт?
Во-первых,  это немыслимо -  на протяжении трех столетий ни один корабль
на  Флоте  даже  близко  не  подходил  к  мятежу;  во-вторых,  нелепо  -
бунтовщики не ходят на исповедь,  чтобы обсудить свои грехи с  капитаном
корабля.
     Может,  капитан де  Сойя набирает себе помощников для  каких-нибудь
неблаговидных делишек?  Но  вряд ли  он  может предложить экипажу что-то
такое,  что  заставит матросов и  солдат  нарушить присягу.  Команда  не
любила Хогана Жабера -  его не любили еще с детства, это было врожденное
проклятие его аристократичности,  он знал,  - но невозможно, чтобы они в
конфессионале  договаривались учинить  ему  какую-нибудь  пакость.  Если
капитан де  Сойя каким-то образом обольстил экипаж и  склонил к  измене,
худшее,  на что они способны,  -  украсть "архангел". (Жабер подозревал,
что его назначили на "Рафаил" с учетом этого маловероятного события). Но
зачем?  "Рафаил" постоянно поддерживал связь  с  другими  кораблями,  не
считая моментов самого прыжка и  двух  дней  воскрешения после оного,  и
если  команда  попытается похитить звездолет,  остальные корабли эскадры
мгновенно уничтожат его.
     При  этой мысли Хоган Жабер вздрогнул.  Он  не  любил умирать и  не
желал делать это  чаще,  чем необходимо.  Кроме того,  если о  нем будут
помнить  как  о  члене  экипажа взбунтовавшегося корабля,  это  вряд  ли
поможет ему вернуть титул полновластного лорда на  Возрождении Малом.  А
что,  если кардинал Лурдзамийский - или кто там стоит на верху шпионской
цепочки?  -  прикажет его пытать,  отлучит от  Церкви и  казнит вместе с
остальными,   чтобы  скрыть  тот  факт,   что  на  борту  "Рафаила"  был
ватиканский шпион?
     Эта мысль ввергла Жабера в пучину отчаяния.
     Он утешился тем,  что подобная измена не просто маловероятна -  она
безумна.  Сейчас не те времена,  о которых он читал в книгах, когда моря
Старой  Земли  бороздили  корабли,  экипажи  которых  устраивали  бунты,
становились пиратами,  грабили  торговые суда  и  терроризировали порты.
Украденному "архангелу" просто будет  некуда деться,  негде  спрятаться,
негде пополнить боезапас,  негде заправиться. Флот разделается с ним как
нечего делать.
     Несмотря на  все  свои логические построения,  командор Хоган Жабер
по-прежнему чувствовал себя неуверенно.
     Он  провел на  вахте в  рубке четыре часа во время разгона к  точке
прыжка,  когда с  "Уриила" поступило срочное сообщение:  пять  вражеских
факельщиков-эсминцев прятались в пылевом торе у внутренней луны внешнего
газового гиганта и  теперь пытаются уйти в С-плюс,  прикрываясь светилом
системы как щитом.  "Гавриилу" и "Рафаилу" предписывалось отклониться от
курса,   выпустить   оставшиеся  гиперкинетические  ракеты,   уничтожить
факельщики, а затем вернуться на прежнюю траекторию. Флагман считал, что
два "архангела" смогут прыгнуть через восемь часов после остальных.
     Капитан  отец   де   Сойя   отрапортовал  о   получении  приказа  и
распорядился  изменить  курс;  командор  Жабер  по  тактическому  каналу
увидел, что капитан Стоун на "Гаврииле" сделала то же самое. "Адмирал не
оставляет нас  одних,  -  подумал  старший помощник.  -  Не  только  мое
начальство не доверяет де Сойе".
     Это была не то чтобы восхитительная погоня - не погоня вообще, если
уж  на  то  пошло.  Учитывая  гравитационную динамику  системы,  древним
факельщикам Бродяг потребовалось бы  четырнадцать часов  для  достижения
релятивистской скорости,  необходимой для прыжка.  "Архангелы" же заняли
нужные позиции всего через четыре часа после получения приказа. У Бродяг
не было оружия, эффективного на таком расстоянии; что касается "Рафаила"
и "Гавриила",  они могли уничтожить факельщики добрый десяток раз.  Если
ракеты пройдут мимо цели, есть ведь еще нейродеструкторы.
     Командор Жабер  находился на  мостике -  капитан отправился в  свою
каюту  вздремнуть,  -  когда  "архангелы" вышли на  дистанцию поражения.
Остальные корабли эскадры уже  давно  совершили квантовый прыжок.  Жабер
повернулся в кресле, чтобы вызвать капитана, и тут внезапно створки люка
разошлись,  и  на  мостике  появился  де  Сойя  в  сопровождении  других
офицеров.  На мгновение Жабер забыл о своих подозрениях - забыл, что ему
платят за подозрительность,  -  уставившись на диковинную группу.  Кроме
капитана, здесь были сержант швейцарских гвардейцев - Грегориус - и двое
его  подчиненных.  А  также  артиллерийский офицер  командор Карел  Шан,
энергетик лейтенант Пол  Дениш,  эколог командор Беттц Аргайл и  механик
лейтенант Элия Гуссейн Меир.
     - Какого  черта...  -  начал  старший  помощник Жабер  и  замолчал.
Сержант Грегориус держал в  руках парализатор,  дуло которого смотрело в
лицо Жаберу.
     У Жабера в голенище сапога был игольник, который он носил несколько
недель,  но  о  котором совсем забыл.  На него еще никогда не направляли
оружие - даже парализатор, - и он испытывал сейчас ощущение, от которого
немедленно захотелось намочить штаны.  Он  сосредоточился на том,  чтобы
совладать со  своим  мочевым пузырем.  На  то,  чтобы сосредоточиться на
чем-нибудь другом, его уже не хватило.
     Женщина в  мундире швейцарского гвардейца подошла к нему и вытащила
из  сапога игольник.  Жабер смотрел на оружие так,  будто никогда раньше
его не видел.
     - Хоган,  -  проговорил капитан де Сойя,  -  мне очень жаль.  Но мы
проголосовали и  решили,  что  не  можем  терять  время,  уговаривая вас
присоединиться к нам. Поэтому вам придется посидеть под замком.
     Призвав на память все диалоги из виденных мелодрам, Жабер отважился
на блеф:
     - У вас ничего не выйдет!  "Гавриил" уничтожит вас.  Вас арестуют и
казнят. Они вырвут крестоформы из ваших...
     Парализатор в руке сержанта тихо загудел. Если бы его не удержали и
не усадили на пол, Хоган Жабер наверняка рухнул бы навзничь.
     Капитан де Сопя занял освободившееся кресло.
     - Смените  курс,   -   приказал  он  лейтенанту  Меиру.  -  Введите
коорди