- А, это вы... - странник вытер руки и кивнул, вставая. Поднял посох.
- Что же раньше не объявились. Или... следом шли?
   - Я ж говорил! - Тодораш злобно ощерился и схватился за нож. - Он! Он
навел на нас облаву! У, графский прихвостень...
   - Не кипятись, - Шандор поднял руку. - Я видел, как он дрался,  да  и
ты, кстати, тоже видел... Кто ты, Лис?
   - Нет времени рассказывать, - угрюмо буркнул тот.
   - Зачем они тебя преследуют?
   - Я дважды убегал - такого не прощают.
   - Вот как? Понятно...
   - Ну, что же вы стоите? Бегите, прячьтесь... - Травник усмехнулся.  -
Сегодня даже граф, и тот выбрался из замка.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю... Уходите.
   Шандор помолчал.
   - Мы можем чем-то помочь?
   - Опомнись, Шандор!  -  вскричал  Тодораш.  -  Нас  осталось-то  семь
человек, а ты...
   - Заткнись, - Габор сказал это негромко, но Тодораш умолк  мгновенно.
- Твой брат сидит в тюрьме за то, что ты сбежал  в  леса,  а  ты...  Как
байки травить, так первый.
   - Что Тамаш? - спросил травник.
   - Нет больше Тамаша.
   - Вот как... - Травник нахмурился. Смерил взглядом всех троих. - Что,
вы и впрямь хотите мне помочь?
   - Нам тоже некуда бежать. Что ты задумал?
   С минуту травник молча размышлял.
   - Вас семеро, - сказал он наконец.  -  Навряд  ли  в  замке  осталось
больше десятка человек. Сможете туда попасть?
   - Не знаю, - Габор пожал плечами. - А зачем?
   - Пролезем, - уверенно сказал Шандор. - Я когда-то пролезал.
   - Через окно? - улыбнулся травник.
   - Через окно.
   - Собирайте всех своих, - продолжал странник. - Да пошлите  вон  хотя
бы его, - он кивнул на Тодороша, - в Хунендар. Пусть разыщет там кузнеца
Збыха. Возьми у него молоток и  самое  лучшее  зубило.  А  лучше  -  два
молотка и два зубила.
   - Так может, уж сразу - три? - предложил Тодораш.
   - Нет, три,  пожалуй,  будет  хуже,  -  усмехнулся  травник.  -  Если
спросит, кто мол просит и зачем, скажи, чтоб вспомнил Теплый Стан.
   - Теплый Стан?
   - Да. Беги прямо сейчас. Освободите пленников и уходите.
   - А как же... погоня? - спросил тот. - Ты-то как?
   Губы травника сжались, словно от боли.
   - С ними я как-нибудь сам разберусь.
   Шандор покачал головой. Посмотрел травнику в глаза.
   - Ох Лис, темнишь ты что-то... - сказал он. - Видано  ли  дело,  чтоб
один, да против двух десятков. Что толку в замок лезть, коль  они  потом
вернутся?
   - Я справлюсь, - упрямо повторил тот.
   - Да ты даже уследить не сможешь за ними! Тут не  то  что  двух,  тут
сорока глаз не хватит!
   - Сорока? Гм... - Травник усмехнулся с хитрецой и  покосился  куда-то
наверх. - Что ж, это идея... Спасибо, Шандор. А теперь - идите. Идите, а
то будет поздно.
   Шандор молча кивнул и первым  отправился  вниз  по  тропе.  Остальные
поспешили за ним вослед. Травник остался  один.  Он  огляделся,  выволок
убитых стражников, затем вошел в пещеру и принялся собирать  рассыпанные
травы. Замер вдруг.
   - Все повторяется, - пробормотал он и облизал пересохшие губы. -  Как
будто время вспять пошло... Как будто снова деда Вазаха убили...
   Он  подобрал  два  стебля  белены,  сухой  корень  адамовой   головы,
растеребил головку чеснока. Пошарил  по  углам,  набрал  еще  штук  пять
каких-то листьев и, уже  спускаясь  вниз  по  склону,  заслышал  вдалеке
знакомый хриплый рев трубы.
   Шла дикая охота.
 
*** 
 
   Уже темнело, когда на поляну с камнями снова вышли двое.
   С севера к поляне вышел человек.
   С юга - волк.
   Они стояли молча, не сближаясь. Наконец, травник шагнул вперед.
   "Ты снова звал меня, - возник в его голове знакомый голос  вожака.  -
Чего ты хочешь, Одиночка?"
   Странник поднял взгляд.
   - Мне нужна помощь, - сказал он. - Я приготовил все, но чувствую, что
одному мне не справиться.
   "Мое время на исходе, - был ответ. - Сегодня последняя  ночь.  Чем  я
могу помочь?"
   - Убей, - сказал травник. - Хотя б двоих. Хоть одного.
   Вожак долго молчал.
   - Так ты поможешь мне?
   "Хорошо, - последовал ответ. - Я буду там."
   И он исчез.
   Странник поднял взор и замер так.
   Остатков колдовского зрения хватило, чтоб увидеть  -  его  силы  были
здесь, зависли в воздухе над каменным  столом  тяжелым  дымным  облаком,
крест-накрест скованные болью. Ни подступа к ним, ни ключа к заклятию  у
травника не было, да и  быть  не  могло  -  доверенные  камню  в  вечное
хранение, они были  недосягаемы,  и  требовалась  недюжиная  сила,  чтоб
сломать Печать.
   Утратив дар владения словом, поэт становится калекой - слепым  глухим
созданием, безразличным к миру и к себе...
   А кем тогда становится колдун?
   Травник дважды глубоко вздохнул, собираясь с силами, и шагнул вперед.
Взор его замер. По вискам заструился пот.
   Иногда совсем не обязательно разбивать  цепи  для  того,  чтоб  стать
свободным...
   Тихонько, словно нитку из клубка, он вытягивал  обратно  тонкий  жгут
колдовского огня. Тугая спутанная мощь противилась  разрыву,  корчилась,
ходила ходуном. Снег плавился с шипением и треском. Парень закусил  губу
от боли. Все повторяется... Как в  графской  темнице  хрустели  суставы,
срывая с руки ненавистное телу железо, так и сейчас  корчилась  в  муках
душа - плененное пламя живого костра средь  кирпичной  печи.  Только  не
было для нее спасительного яда. Да и не помог бы он тут ничем.
   Травник не знал, сколько все это длилось, лишь почувствовал внезапно,
как темные лепестки старого заклятия свернулись вдруг  сами  в  себя,  и
каменный алтарь пред ним погас, опустошенный.
   Странник утер пот со лба и долго  молчал,  слушая,  как  потрескивает
остывающий камень, затем сунул руку в карман, нашарил там  два  гладких,
отполированных ветром орешка и пробежал глазами по макушкам деревьев.
   Сорока сидела на суку,  любопытная,  как  всегда,  смотрела  вниз  на
человека, ожидая, чем все кончится. Травник с хрустом  раздавил  в  руке
орехи и цокнул языком. Сорока встрепенулась. Травник улыбнулся.
   - Ну, иди сюда, - негромко сказал он. - Иди, не бойся...
   Сорока  слетела  и   уселась   на   камень.   Наклонила   недоверчиво
иссиня-черную   голову,   покосилась   на   орех.   Медленно,   прыжками
подобравшись ближе, схватила с ладони белое лущеное ядрышко и проглотила
в один момент.
   - Вот и славно... - кивнул травник, разжевал и проглотил второе. -  А
теперь - лети.
   Птица вспорхнула и пропала меж деревьев.
   Травник постоял некоторое время, молча глядя на старые камни.
   - Прости, брат Леонард, - прошептал он. - Не получилось из меня раба.
   Он повернулся и скрылся в лесу.
 
*** 
 
   - Не отставать! - прикрикнул на своих солдат граф Цепеш.  -  Где  он,
Кришан?
   - Где-то здесь, мой граф. Эй вы, смотреть в оба!
   - Вон он! - крикнул кто-то, указывая рукой.
   За кустами мелькнула рыжая голова,  и  вся  кавалькада  с  топотом  и
свистом бросилась в погоню.
   - Вперед, вперед! - погонял их оруженосец. - Ищите лучше! Первый, кто
его найдет, получит сто талеров, слышите?
   Всадники рассеялись, прочесывая кусты и все больше отдаляясь друг  от
друга. Один из них - Михай, вдруг заприметил чью-то  тень,  скользнувшую
за деревьями, и тут же ринулся в погоню. Рыжая шевелюра мелькала впереди
то справа, то слева, и Михай уже уверился, что награда у него в кармане,
как вдруг его конь споткнулся обо что-то, и тяжелая колода  на  веревке,
описав дугу, страшным ударом выбила всадника из седла.
   Роняя снег с ветвей, сорока взлетела и исчезла меж деревьев.
 
*** 
 
   Имре сразу увидел его. Все, как описывал господин  граф  -  рыжий,  в
полушубке и хромает. Он пустил коня рысью, на ходу выхватывая саблю, и в
этот миг его шею захлестнула петля. Высокая лесина  разогнулась,  словно
спущенный лук, и, вырвав всадника из седла,  вознесла  его  в  темнеющее
небо. Перед глазами промелькнул белый сорочий бок - это было  последнее,
что он увидел перед тем, как навсегда погрузился во тьму.
 
*** 
 
   Ференц был не очень-то  силен  в  рукопашной,  но  как  наездник  мог
потягаться с кем угодно,  и  потому  слегка  опешил,  когда  его  лошадь
встала, как вкопанная и попятилась назад, храпя и роняя  клочья  пены  с
трясущихся губ.
   - Ты что, Гвеждинка? - он похлопал ее по шее, успокаивая. - Ну, ну...
Что там?
   Он поднял взор и осекся, заметив впереди пронзительный блеск  волчьих
глаз. Матерый белый зверь появился будто ниоткуда. Ференц  отшатнулся  и
зашарил рукой в поисках оружия.
   Волк подобрался и прыгнул, бесшумно, словно призрак.
   Клыки его сомкнулись.
   И повсюду в лесу, подгоняемые жаждой наживы,  гнались  за  призрачной
тенью графские холуи. Гнались и гибли, натыкаясь на  отравленные  колья,
попадая в смертельные петли ловушек, сгорая заживо в страшном,  неведомо
откуда льющемся огне...
   Никто их больше не видел.
 
*** 
 
   Кришан и два его приспешника, увлекшись  погоней,  не  заметили,  как
старый граф остался далеко позади. К тому времени, когда след привел  их
на поляну - ту самую, где несколько недель тому назад началась  вся  эта
кутерьма, уже взошла луна.
   Посреди поляны, в самом  центре  каменного  круга  стоял  рыжеволосый
ведун. Стоял, сжимая посох, и смотрел на них, молча, неподвижный.  Ветер
подхватывал и трепал его длинные, схваченные тесемкой волосы.
   - Вот он! - крикнул один из солдат.
   - Сам вижу! - огрызнулся Кришан и спешился. Вынул из ножен  саблю.  -
Вы двое - заходите с той стороны, - он указал, откуда именно. - Не дайте
ему уйти!
   И двинулся вперед.
   Травник стоял, не шевелясь,  лишь  челюсти  его  ритмично  двигались,
что-то пережевывая. Почему-то эти мерные, какие-то коровьи движения  еще
больше взбесили Кришана.
   - Ну что ж, смерд, - хрипло сказал он, - вот мы и встретились. Пришла
пора платить.
   Травник  не  ответил,  и  Кришан  вдруг  почувствовал  непередаваемое
отвращение к этому паршивому и грязному бродяге. Он сделал знак рукой:
   - Возьми его, Дьердь!
   Солдат шагнул вперед.
   И в этот момент травник плюнул.
   Мокрый ком зеленоватой жвачки шлепнул стражника в глаза. Тот  взревел
от ярости, а в следующий миг вдруг выронил клинок и схватился  за  лицо.
Опустился на колени, грабастая пальцами снег, поспешно  приложил  его  к
глазам. Как видно, стало еще хуже - стражник взвыл, теперь уже от  боли,
упал ничком и закатался как безумный.
   Второй стражник, хоть и опешил на мгновенье,  тут  же  спохватился  и
ринулся в атаку. Посох странника взметнулся со щелчком, отводя удар, два
лезвия замкнули круг, и стражник рухнул  с  рассеченным  горлом,  орошая
кровью снег.
   Странник медленно повернул голову к оруженосцу. Глаза его блеснули.
   - Ты прав, Кришан, - сказал он и шагнул навстречу.  -  Настало  время
платить.
   Сабля свистнула, нацелясь травнику в ноги,  и  ударилась  о  посох  -
странник  прыгнул,  оказавшись  вдруг  на   вершине   камня,   затем   с
молниеносной  быстротой  метнулся  вниз,  и  прежде  чем  Кришан   успел
повторить свой удар, посох с гулом рассек воздух, и  оруженосец  вскинул
саблю, защищаясь.
   Он не припоминал, чтоб посох  у  странника  окован  был  железом,  но
сейчас все именно так и было. Он отступал под  бешеным  натиском  рыжего
ведуна, и постепенно в его сердце впервые в  жизни  закрался  страх.  Он
чуть не потерял саблю, когда  травник  каким-то  хитрым  способом  отбил
очередной его удар.
   Такого с ним еще не случалось.
   Он понял, что погибает, и в яростной надежде убыстряя темп, с  криком
бросился вперед.
   Посох в руках странника завертелся  смертоносной  мельницей,  вырывая
саблю из руки, и через миг его  клинок  до  основания  вошел  Кришану  в
сердце. Оруженосец вскинул руки  и  раскрыл  рот,  как  будто  собираясь
что-то сказать, но лишь вдохнул с тяжелым хрипом и  бесформенной  грудой
осел на снег.
   Воцарилась тишина, лишь ослепленный хрипел  и  корчился  у  камня  на
снегу.
   Травник склонился над убитым и снял с его руки браслет.  Перебрал  по
одной все подвески.
   Крест в круге - громовое колесо... Его не было. Так вот  что  оборвал
граф Цепеш! Травник хмыкнул. Ну конечно!
   Все повторяется, все сковано в кольцо и движется по  кругу,  и  можно
было сразу догадаться, чувствуя,  как  возвращаются  к  началу  друг  за
другом все события прошедших дней...
   Все просто. Если ты - враг самому себе, то ты же и враг своего врага.
Круг замыкается, и что такое ненависть, как не другая сторона любви? Две
стороны одной монеты.
   А он? Чему он служит? Грани между чем и чем?
   Он покосился на стражника, уткнувшегося в снег и тихо подвывавшего от
боли - глаза его сейчас горели огнем. Травник поднял посох -  отточенные
лезвия блеснули - и направился к нему.
   "Не допусти зла  в  свое  сердце,"  -  вспомнились  ему  слова  брата
Леонарда. Он вздохнул.
   Посох в его руках поднялся...
   ... и опустился.
 
*** 
 
   Граф ехал через лес.
   Один.
   Все охотники исчезли, словно унесенные невидимым вихрем.  Лошадь  его
еле плелась, глубоко проваливаясь в тяжелый липкий снег.
   Что-то  шевельнулось  впереди.  Граф  остановил  коня  и  прищурился,
всматриваясь в темноту.
   - Кришан? - спросил он неуверенно.
   - Кришан мертв, - послышалось в ответ. Кусты раздвинулись, и  травник
вышел на поляну.
   - Ты... - ошарашенно пролепетал граф.
   - Твоя охота закончилась.
   Граф спешился и обнажил саблю. Травник не двинулся.
   - А ты и сейчас истекаешь злобой... - сказал он, помедлив. - Прав был
брат Леонард: убийца не тот, кто убивает, а тот, кому нравится  убивать.
Ты променял свое честное право  любить  и  защищать  на  жалкую  радость
причинять боль другому.
   - Кончай болтать, - сказал угрюмо Цепеш. - Бери клинок и  бейся,  как
мужчина, если утверждаешь, что чего-то стоишь.
   Странник покачал головой:
   - Я не стану тебя убивать. Ты сам выбрал  себе  судьбу  хуже  смерти.
Одно твое имя забудут еще при жизни, а другое проклянут, и  страх  будет
сопровождать тебя везде... У многих совесть надо подгонять,  а  страх  -
овчарка совести. Прощай. Возвращайся в свой замок. Твоя свора уже  бежит
за тобой по пятам. Слышишь?
   Граф против воли напряг слух и где-то  далеко-далеко  различил  вдруг
заливистый и жестокий лай идущих по следу собак;  и  был  этот  лай  так
страшен, что клинок сам выпал из ослабевших старческих пальцев.
   Травник прислушался и кивнул.
   - Круг замкнулся, - сказал он. - Рвите тишину. Я не воин.
   Он перевел взор на графа.
   - А теперь - беги.
   И граф побежал.
 
*** 
 
   Трое стояли на вершине холма, глядя на далекий замок. Дым еще курился
над ним. Стаей вились, каркая, вороны.
   - Все разбежались, - сказал  один  из  троих,  высокий,  широкоплечий
бородач с обвязанной тряпицей головой. - Уже сейчас замок  пуст.  С  ним
остался только Игорь - он служил еще его отцу...
   - По крайней мере, он будет не один, - его  собеседник  кивнул  рыжей
головой. - Иначе это было бы слишком уж страшное наказание.
   - А если новый хозяин...
   - Здесь никогда не будет нового хозяина. Скажи, Шандор...  вы  нашли,
где похоронили брата Леонарда?
   - Да, - кивнул бородач. - Он ничего им не сказал.
   Странник потупил голову.
   - Почему не я, а он? - прошептал он. - К чему такая жертва?
   Шандор пожал плечами.
   - Кто знает, Лис... Кто знает? Каждый получает свое.
   Странник долго молчал, глядя на замок. На миг ему послышался далекий,
еле различимый лай, как будто свора призрачных гончих  все  еще  шла  по
следу графской души. Он помотал головой, и наваждение сгинуло.
   - А что же ты? - подал голос третий. - Что выпало тебе?
   - Мне? - обернулся тот. - Мне - дорога.
   - Опять уходишь?
   Странник кивнул:
   - Так заведено, Збых... Все повторяется.  Мне  много  чего  еще  надо
узнать и понять.
   - Ну что ж... тогда - прощай.
   - Прощай. Передавай поклон Ружене. И знаешь, что... - Он помолчал.  -
Зови меня Жуга.
 
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 
 
7 
 
   Медведь потер  лапой  морду  каким-то  странным,  почти  человеческим
жестом. Посмотрел на рыжего странника.
   "Ты научился вселять страх в других. На эти камни и сейчас  никто  не
рискует ходить. Ты об этом мне хотел сказать?"
   - Ты не понял, - Жуга подобрал ноги под себя. -  Брат  Леонард  сумел
сделать другое. Он принял меня, не прогнал. А я... научился прощать.
   "Вот ты и ответил на свой вопрос. Нет, ты не похож на лиса."
   - Не был похож, - уточнил Жуга и поднял взгляд  на  зверя.  -  Скажи,
почему между вами такая вражда?
   "Между кем?"
   - Ну, между лисами, собаками, волками... и тобой?
   "Не знаю. Волки и лисицы не враждуют меж собой, да и со  мной  у  них
мир. Волков, правда, я не люблю. Лисы, те вообще ни с кем не враждуют  -
слишком хитрые. А псы... Они сами по себе. Ты что, встречал их?"
   - Приходилось.
   "Когда? Ты не рассказывал."
   - Это было нынешней весной, - помедлив, ответил рыжий странник.  -  Я
шел тогда в город...
   "И чем все кончилось? Ты тоже их возненавидел?"
   - Вначале - да.
   "А теперь?"
   - Теперь - не знаю.
 
ЗИМОРОДОК 
 
   А! Луна!
   Хорошо.
   Луна, это всегда хорошо, особенно, если - полная. Хватает за душу,  и
где-то в глубине так сладко замирает сердце -  зверь!  я  зверь!  -  как
древний зов в глухой ночи.
   Когтистые лапы взрыли черный снег, скользя на повороте,  сырые  комья
глины брызнули во все стороны. Матерый черный пес бежал по следу. Но был
он не один: из леса в степь  и  снова  в  лес,  вдоль  слякотных  дорог,
разбрызгивая лужи, через луга и пашни мчалась стая. Все чувства - голод,
ненависть, желание и страх слились в одно - догнать! Пришла весна,  пора
собачьих свадеб, время мести и вражды. Весной собаки предали людей,  как
и всегда из года в год умчавшись прочь, в леса, играя  ночи  напролет  в
волков, играя злобно, жадно, неумело,  но  -  всерьез,  до  крови  и  до
смерти.
   Стая гнала чужака.
   Пес на бегу пригнулся к снегу, сыскивая след.  Соленый  запах  свежей
крови щекотнул в ноздрях. Сами собой  ощерились  клыки.  Беги,  беги!  -
подумал он и усмехнулся злобно. Лунный свет отразился в зеленых  зрачках
и пропал в темноте. Хриплое дыханье  за  спиной  -  загривки  вздыблены,
хвосты, как палки - наотлет, горячие лоскутья языков...
   Собаки вслед за вожаком нырнули в небольшой распадок, взлетели  вверх
по склону, до конца и взорвались безумным пустобрехом,  завидев  впереди
бегущего.
   Вот он, изгой! Гони его! гони! Он -  зимородок,  он  -  отрава!  Куси
поганого щенка! Клыками глотку разорвать, пусть  кровь  течет  на  снег!
Ату, ату его! Ату!
   Впереди была деревня. Вожак остановился, радостно оскалясь. Грудь его
ходила ходуном. Сил сдерживаться больше не было  -  забыв  про  все,  он
вскинул  морду  вверх,  окровавленные   губы   вытянулись,   и   гулкий,
распирающий душу вой вдруг вырвался, взлетел навстречу звездам  и  луне.
Погоня рассыпалась, собаки заметались  по  равнине,  захлебываясь  лаем,
словно хохотом: беги! беги! Ты здесь чужой, и там чужой!
   Вернешься, никуда не денешься!
   И вот тогда повеселимся.
   Вожак, умолкнув,  опустил  мохнатую  лобастую  голову  и  неторопливо
затрусил к темнеющему лесу. Вся стая двинулась за ним.
   Чужак бежал сквозь ночь.
   Деревенские огни медленно приближались.
 
*** 
 
   Год пришел к повороту  -  снова  настала  весна.  Забылось  в  буднях
рождество, растаял в памяти прощальный мясоед, и вот уж подходил к концу
Великий Пост. Снег повсюду оплыл  и  почернел,  и  там  и  сям  темнели,
ширились проталины, и хоть порой ночами были холода, дни становились все
теплей. Дуреха Марта, ошалев, сама не знала, что творила -  дождь  вдруг
сменялся снегом, снег - почти что летним солнцем, жарким и  слепящим,  а
солнце в один миг могло исчезнуть в пелене колючей ветренной поземки.
   В оттаявшей грязи близ небольшого перелеска  засела  насмерть  в  яме
двухколесная арба, груженая дровами. Засела крепко, глубоко -  по  самую
ось, и тощая мышастая лошадка не могла не то что сдвинуть ее с места, но
даже - по