ет  за  военную  форму.
Зеленый комбинезон русского меня  в  этом  смысле  устраивал.  Наконец  мы
въехали в довольно большое село, где было полно народу и стояло  несколько
машин и повозок. Я поставил машину в переулок возле какого-то бара и купил
в этом баре еды. Дорога и площадь хорошо отсюда  просматривались,  а  двое
аппетитно завтракающих на виду у всех военных не привлекали внимание.  Там
я и попытался объясниться, и главное вроде понял.  Теперь  мне  нужен  был
надежный контакт с ЦРУ, и для этого лучше всего было  убраться  из  Индии.
Чертовы горы, и оставшиеся в монастыре документы. Впрочем, брать  их  было
бесполезно:  там  куча  всяких  других  бумаг  обо  мне,  рекомендации  из
университета, переписка, свидетели... Я был настроен  решительно  и  готов
был идти на прорыв границы - тем более с такой экипировкой.



                                    93

     Для этого надо было двигаться быстро. Каких-нибудь триста  километров
по прямой - но горы... И все же все было спокойно. Я про  себя  благодарил
монахов - наверное, про этот автомобиль мало кто знал и ничего  никому  не
сказал. Из бормотанья русского я понял, что в  расстрелянной  машине  были
идеологи всей операции - значит, руководить и стремиться  к  цели  некому.
Те, что ехали в монастырь, выполнят приказ и успокоятся, а нового приказа,
скорее всего, никто не получит. Кроме пограничников и служб  безопасности.
Может быть, стоило переодеться? Но я решил, что нет - тогда будет  слишком
заметный контраст с военным джипом.  Я  даже  вытащил  наружу  пулемет,  и
управлять машиной сразу стало легче. Я интуитивно чувствовал, что здесь мы
проскочим. Горы становились ниже, и вот мы уже были на каменистой равнине.
Несколько раз попадались другие военные машины,  и  от  предчувствия  пуль
холодела  даже  моя  джинсовая  куртка.  Но  все  обошлось.  В  одном   из
придорожных баров - даже не знаю, как их  правильнее  называть  -  нашлась
туристическая карта. Не знаю, правда, каких туристов  мог  привлечь  такой
неспокойный район. И  мы  ехали  уже  по  карте,  как  настоящие  туристы.
Русский, во всяком случае, усердно вертел головой по сторонам,  хотя  все,
что нужно, он уже расстрелял. Я не знал, понимает ли  он,  что  бесполезно
думать о смерти. Я думал только о границе, и все больше убеждался, что без
этой машины шансов у нас никаких нет.  Американец  совсем  лишний  в  этом
азиатском углу, тем более русский. К тому же, похоже, еще и дело  у  этого
русского было срочным, и не стоило терять время.  Но  все-таки  мы  должны
были остаться целыми. Я не думал, что граница окажется  сложной.  Все-таки
это не граница с Россией. Но  после  шума  должна  была  начаться  погоня,
причем как индийская, так и пакистанская, русская и еще непонятно какая.



                                    94

     Значит, не нужно было шума. В узком ущелье торчала какая-то  будка  с
огородом. Как раз было много машин и повозок. Гораздо хуже, если бы  здесь
оказался оборудованный по всем правилам  таможенный  пункт  -  с  большими
зданиями, заграждениями, кондиционерами, машинами и прочей дрянью.  А  так
все прошло тихо - просто мы вытащили на вид оба пулемета, да перед этим  я
набросил на плечи найденную в деревне рогожу. Пограничник даже не  моргнул
глазом, и даже не сразу пошел звонить, но я  знал,  что  он  это  сделает.
Дальнейшее зависело от качества туристской карты.  И  мы  вовремя  бросили
машину недалеко от въезда в деревню - когда мы не торопясь шли  по  дороге
обратно,  к  другой  деревне,  со  стороны  Пакистана  над  нами  пролетел
вертолет.



                                    95

     Теперь  мы  совсем  походили  на  оборванцев.  Роскошный   комбинезон
русского пришлось разделить на части и вымазать их в масле. Свою джинсовую
куртку я выбросил, взяв взамен часть  комбинезона,  а  русский  остался  в
усердно драной рубашке. Все равно у  нас  было  мало  времени.  Дело  было
немногим лучше, чем до границы. Только уменьшилась вероятность  встречи  с
индийцами.  Срочно  был  нужен  какой-то  надежный,  лояльный  и   быстрый
транспорт - и непонятно куда, может быть, до Исламабада.  Где  здесь  есть
американские войска или представители, об этом туристская  карта  молчала.
Но лучше войска, представители могут быть  разные.  Впрочем,  я  послал  к
черту  и  войска,  и  представителей,   внимательно   осматривая   каждого
встретившегося  человека.  Надо  было  цепляться   за   любую   соломинку.
"Helikopter", - произнес русский. И он  был  прав.  Вертолет  не  пролетал
обратно, значит,  есть  вероятность,  что  он  приземлился  где-то  здесь,
например, возле той будки. И мы изо всех сил побежали вперед. Конечно, это
было глупо, но не очень. Когда вертолет снова  показался  далеко  впереди,
русский уже лежал в пыли на дороге, а я стал изо всех сил вопить и  махать
руками.



                                    96

     Мне было нужно, чтобы вертолет сел. И это удалось. Для этого пришлось
объясняться по-английски - больше я не хочу таких импровизаций. До сих пор
мне и другим приходится расхлебывать последствия. Дело в том, что русских,
видимо, не зря называют медведями,  или  ему  придала  силы  безнадежность
положения. И самое главное, они сделали ошибку: вдвоем вышли из вертолета,
чтобы тащить русского. Я уже и не говорю, что их было только двое. Вообще,
во  всем  этом  путешествии  была   какая-то   скользкая,   мутная   смесь
гарантированной неудачи и непонятного везения. Я чувствовал себя  скверно:
неизвестно было, кого  мы  покалечили  и  насколько.  Утешало  то,  что  у
приличных людей не должно было  быть  таких  драных  вертолетов.  Он  весь
шатался и скрипел, как этажерка, и все-таки долетел,  дотянул  до  большой
речной долины, в которой  виднелся  аэродром,  белые  здания,  огороженные
бетонным забором, и самолет с надписью: "US air forces".



                                    97

     Это были действительно US air forces, иначе нам  пришлось  бы  плохо.
Было гораздо лучше сидеть целый месяц в  подвале  и  дожидаться  окончания
проверок и каких-то других мероприятий. Подвал был мерзким, ночью ледяным,
а днем жарким, но более надежного помещения здесь  не  нашлось.  Не  знаю,
почему они сразу не отправили нас отсюда - может быть,  в  виде  мести  за
посадку вертолета, может быть, боялись, что мы захватим  и  самолет  тоже.
Кстати, могли отправить еще дальше. Но вероятнее всего, с такой  скоростью
работала бюрократическая машина, и уж кто-кто, а русский  должен  был  это
понимать и не верещать, что у  нас  мало  времени.  Кроме  того,  я  начал
подозревать, что времени у нас сколько угодно, что события  сами  подождут
этого русского. И мы сидели в этом подвале, до одурения играя  в  карты  и
изучая русско-английский язык. Мне приходилось видеть в зоопарке гризли, и
русский  больше  всего  походил  на  медведя,  когда  начинал   угрожающим
неразборчивым голосом говорить по-русски с персоналом. Потом они  сказали,
что им тоже пришло в голову  сравнение  с  гризли:  когда  мы  по  очереди
выходили по наклонной  лестнице  подвала  под  дулами  автоматов.  В  этом
подвале  у  меня  сформировался  прочный  языковый  стереотип:  когда  мне
приходится (очень редко) иметь дело с русскими, я  приобретаю  озабоченный
мрачный  вид  и  начинаю  гнусавым  голосом  произносить  русские   слова.
Насколько я могу заметить, меня  сразу  принимают  за  своего,  но  другие
говорят, что мой язык неадекватен.



                                    98

     Потом выяснилось, что мы остались живы только благодаря тем парням  и
их подвалу. Они наотрез отказались отдавать нас кому бы то ни было,  кроме
каких-то своих бывших начальников. Конечно, они понесли наказание,  в  том
числе двое вертолетчиков. По крайней мере, народу они собрали много, и для
нашей отправки понадобился целый транспортный самолет  -  тот  самый,  что
стоял тогда на аэродроме. Среди сопровождающих был и мой бывший начальник.
Всю дорогу он уговаривал меня бросить философию и  вернуться  на  флот,  а
русский сидел в другом конце самолета и беседовал по-русски с человеком  в
штатском. Я смотрел через иллюминатор вниз, на последние уплывающие  назад
вершины, и думал о  том,  что  большой  разницы  нет.  С  другой  стороны,
возвращаться мне почему-то казалось опасным, а  защита  индийских  и  даже
тибетских богов - ненадежной. Было ли это тоже частью игры  в  бисер,  или
это только майя, иллюзия? Или, может, ну его на  ...?  Я  чувствовал,  что
больше никогда не смогу заниматься старинными книгами так,  как  раньше  и
как другие до меня, просто превращая  их  в  другие  книги,  с  глянцевыми
обложками,  в  шлягеры  и  манеры  сопляков.  Теперь  я  задавал  себе  не
индийские, а русские вопросы, какими бы они ни казались бессмысленными.  Я
участвовал  в  этой  истории  до  конца,  но  так  и  не  понял,  чем  она
закончилась.



                                    99

     За этот месяц они нашли  следы  возвращения.  Конечно,  главную  роль
сыграли радары флота. Воздух хранит много тайн, и большинство из них имеет
отношение к математике, а не к  реальным  предметам.  Я  вспоминаю  нашего
корабельного локаторщика, его железную будку и экраны, как  будто  налитые
дрожащей светящейся водой. Он показывал мне НЛО  -  неопознанные  летающие
объекты, которые локатор видит в гораздо большем количестве,  чем  человек
глазами.  Потом  он,  смеясь,  объяснял   мне,   как   сигнал   искажается
неоднородностями в атмосфере и неисправностями аппаратуры. Он говорил, что
так ни разу и не видел настоящего НЛО, ни сам,  ни  с  помощью  радаров  -
такого, которого он бы не мог опознать. И однажды никто из этих  людей  не
смог опознать сигнал. С палубы были подняты самолеты - хорошо  вооруженные
самолеты  с  угловатыми  короткими  крыльями,  с  антеннами,  с  приборами
инфракрасного видения. Они сбрасывались катапультой и уносились над  морем
к горизонту,  а  потом  возвращались  по  одному,  и  пилоты  рассказывали
странные вещи: светящиеся шары уходили под воду, а  радары  не  показывали
ничего, и системы вооружения не срабатывали. Потом  туда  были  отправлены
корабли и большие самолеты, и несколько дней локаторщики  сходили  с  ума,
потому что чудеса не прекращались, даже несмотря на надводную, подводную и
воздушную толкотню. Для нас выделили легкий  катер  -  спецы,  с  которыми
общался русский,  сказали,  что  большее  не  имеет  смысла.  Они  просили
обеспечить только  радиосвязь  с  авианосцем,  на  котором  мы  прибыли  в
подозрительный район.



                                   100

     Катер с шумом упал на воду, и мы с русским первыми спустились в него.
Матрос  наверху  стоял  в  ожидании,  а  потом  потребовал  отдать  концы.
Остальные стояли у борта. "Только мы?" - спросил я. Ответа не последовало.
Я и сам понимал, что техника сделает все, что она может - авианосец  видел
чуть ли не каждую рыбку  в  радиусе  десятков  километров,  его  оружие  с
гарантией уничтожало любую цель. И люди могли сделать только то,  что  они
могли - непонятно, что. Начиналось волнение, в воздух летели брызги,  и  к
тому же море затягивал редкий для этих мест туман. В  тумане  звук  мотора
казался совсем глухим, и  скоро  от  авианосца  осталась  только  огромная
неясная тень, которая маячила сквозь туман еще долго - таким  большим  был
корабль. Когда авианосец совсем скрылся, я опробовал радиосвязь.  Несмотря
на туман, она была отличной. Мы шли в точку, где  радары  заметили  первую
неопознанную  цель.  Радары   и   сейчас   работали,   заполняя   туманное
пространство невидимыми волнами, и ничего, кроме  отметки  на  экранах  от
нашего катера,  они  не  показывали.  Мотор  тихо  ворчал,  а  мы  сначала
всматривались в туман, потом  прекратили  и  уселись  на  мокрые  сиденья.
Становилось похоже, что мы пройдем насквозь этот туман, потом поездим  тут
еще в разных направлениях, а потом вернемся на борт, хорошо  прогулявшись.
Русский предложил снизить скорость. Я  снизил  ее  до  предела,  с  трудом
удерживая катер, чтобы он не стал  бортом  к  волне.  "Помалу  вперед",  -
попросил русский.  Ничего  по-прежнему  не  было  видно.  Потом  в  тумане
появилась длинная тень, лежащая поперек нашего  курса,  как  будто  черная
кромка берега. Мы продолжали двигаться вперед, и вот перед нами  очутилась
старая, ржавая посудина - какая-то баржа со срезанными или  развалившимися
надстройками, корпус которой едва торчал над водой.  Тумана  вокруг  стало
меньше, и старое судно стало лучше видно. Я запросил авианосец. "Пусто", -
ответили мне. "А нас  видите?"  -  "Вас  видим".  "Тут  полно  железа",  -
возразил я, и там началась ругань.  "Это  и  есть  ваша  галлюцинация?"  -
спросил я русского, с отвращением глядя на склизкий ржавый  корпус.  "Вряд
ли", - ответил тот. Мы приблизились к судну, и тут я заметил, что ошибся в
оценке расстояния. Судно было очень большим, и теперь было видно, что  это
старинный военный корабль, правда, без орудий и только с остатками носовой
надстройки. Труб тоже не было. "Что, и теперь не видите?" - спросил  я.  В
ответ шли одни издевательства. Может быть, их локаторы не работали в таком
густом тумане. Над нами  возвышался  изъеденный  ржавчиной  борт,  весь  в
заклепках, и кое-где попадались черные  разбитые  иллюминаторы.  "Ну  что,
посмотрим?" - спросил я русского. Тот  молчал.  Наконец  попался  какой-то
свисающий сверху канат, больше похожий на мочалку, и я остановил катер под
ней, а русский ухватился за конец руками и полез наверх.



                                   101

     Когда Сальвадор вскарабкался на борт  старого  корабля,  туман  почти
рассеялся, и стала видна огромная пустая палуба. Она была  неровной  -  то
тут, то там торчали остатки оторванных или  отрезанных  чьей-то  хозяйской
рукой конструкций. Туман исчезал как-то странно, кусками. Над палубой  его
уже не было, а в стороне над водой он, наоборот, сгустился и стоял стеной.
Сальвадор подошел к борту в том месте, где свисал конец, и катера внизу не
увидел. Наверное, помощник отвел его подальше, чтобы  не  ударило  волной.
Сальвадор двинулся к  носовой  надстройке.  Посудина  походила  на  баржу,
потому что посреди корпуса в палубе был большой проем, уходивший до самого
дна, и внизу валялись обломки переборок и стальных швеллеров. Туман  возле
надстройки на глазах рассеивался. Он был здесь плотным и молочно-белым,  и
один его кусок улизнул из-под ног Сальвадора, изогнувшись  и  завернув  за
угол. Сальвадор  проводил  его  взглядом  и  стал  подниматься  по  мокрой
лестнице, прижатой к стене надстройки. Наверху было что-то вроде мостика с
уходящими  вправо  и  влево   балконами,   в   конце   которых   виднелись
изуродованные пулеметные турели. Посреди стоял большой штурвал вроде  тех,
что рисуют в детских книжках, а рядом с  ним  две  толстые  вентиляционные
(или переговорные?) трубы.
     - На мостике, - утверждающим тоном послышалось из трубы.
     - Капитан, - ответил Сальвадор.
     Больше никто не вступал в переговоры. Сальвадор повернулся к  палубе.
Вниз вела широкая железная лестница, доходившая  до  самого  дна  огромной
дырки в корпусе. Судно казалось выпотрошенным,  от  него  осталась  только
скорлупа внешней обшивки. Сальвадор стал спускаться по лестнице, и увидел,
что переговорные трубы срезаны прямо под железными листами мостика.  Какая
гадость. И где-то здесь бомба. Туман рассеялся, но воздух  все  равно  был
влажным, и откуда-то летели  брызги.  Сальвадор  спустился  вниз,  на  дно
выпотрошенного  корпуса,  где  среди   луж   валялись   остатки   железных
конструкций.  По  бокам  в  стенах  тянулись  ряды  выпуклых  заслонок   с
поперечными закрутками,  наподобие  крышек  сварочного  газогенератора,  -
кажется, они назывались  "кингстоны".  Сальвадор  стал  отворачивать  винт
ближайшей заслонки, потом она со звоном упала, но против  ожидания  оттуда
не хлынул поток воды - в круглом  отверстии  болталась  зеленоватая  муть.
Сальвадор методично отвернул все заслонки  и  стал  снова  подниматься  по
лестнице. На середине пути он оглянулся: дно  посудины  уже  скрывалось  в
тумане, который вытекал  из  отверстий  так  же,  как  вытекает  из  трубы
сжиженный газ. Сальвадор поднялся на мостик: что-то еще  здесь  надо  было
сделать. Он подошел к отполированному медному  штурвалу  и  с  облегчением
увидел, что вместо румбов на него нанесены даты: 1897, 1905... Он поставил
колесо против числа "1908" и  пошел  по  балкону  или  пандусу  в  сторону
ближайшей пулеметной турели. Балкон выступал  за  пределы  корпуса,  внизу
плескалась уже приблизившаяся вода. Сальвадор залез на  остатки  турели  и
прыгнул в воду.



                                   102

     Холода воды он не боялся, и не только потому,  что  с  детства  любил
реки, снег и леса. Вода была  вещественной,  мокрой,  и  могла  разве  что
утопить. В ней по крайней мере не было лжи. Как они все достали  со  своей
брехней, творчеством и свободой! Сальвадор, не оглядываясь, плыл  к  стене
тумана, который вдруг размягчился и стал ближе, стал обыкновенным туманом.
Вода не была чистой, на поверхности попадались  щепки,  огрызки  и  всякая
дрянь. Сальвадор с отвращением смотрел на мусор и думал,  что  корабль  на
самом деле тоже мог быть куском яичной скорлупы. Но это не ложь, а  только
иллюзия. И Сальвадор решил досмотреть до конца. Он оглянулся назад. Сквозь
туман еще был виден тонущий корабль, там шла  последняя  сцена  спектакля.
Посудина тонула, погрузившись в воду носом и задрав корму, развернувшись к
Сальвадору боком. Где-то он уже видел эту жидкую носовую  надстройку,  эту
огромную задницу. И вдруг он вспомнил: да это же крейсер "Аврора".



                                   103

     Сальвадор проснулся в своей комнате, на блестящей железной кровати  в
гостинице института Механизации. Начинался белый зимний день. Со двора уже
доносились звон посуды и веселый запах мочи. Сальвадор взглянул  на  стол:
никакого журнала там не было. И,  пытаясь  удержать  обрывки  стремительно
исчезающего воспоминания, он так и не мог понять, происходило  ли  все  на
самом деле, или это только сон, вызванный  наворотами  вчерашней  машинной
игры.




                               КОММЕНТАРИИ

     Автор этой книги впервые выступает на поприще литературы - и  тяжелым
шагом! Наум Сладкий больше известен как художник  красками.  Однако  после
этого он был вынужден  покинуть  Москву.  Все  равно,  книжка  написана  в
истинно далианском духе. Меня огорчает лишь то, что не все мои юные друзья
живут в Москве, и поэтому не могут в должной мере  насладиться  московской
спецификой. Наум Сладкий предоставил мне  все  права  на  распространение,
комментирование и редактирование своей книги в землях к востоку от Польши,
и  я  воспользовался   этим   правом.   Предлагаемый   комментарий   будет
способствовать возрастанию как наслаждения публики,  так  и  раскупаемости
тиража.


                                    1

     Казанский  вокзал  построен  в  1913  году  по   проекту   известного
архитектора А.В.Щусева  (1873-1949).  Вокзал  подвергался  перестройкам  и
переделкам, современный вид он приобрел к 1949 году. Стиль Щусева  -  это,
так сказать, романтическая стилизация русского узорочья  XVII  века,  или,
вернее, переходная  стадия  между  XVII  веком  и  Шпеером.  Среди  других
известных произведений  Щусева  такие:  храм-памятник  на  Куликовом  поле
(1913),  церковь  в  Марфо-Мариинской  обители  на  Б.Ордынке   в   Москве
(1908-1912), Мавзолей Ленина, Москворецкий мост (1937),  Институт  истории
партии  при  ЦК  КП  Грузии  (1938),  Ташкентский  театр  оперы  и  балета
им.Алишера Навои (1940-1947). Вместе со Щусевым в Марфо-Мариинской обители
работал  М.В.Нестеров,  а  Казанский  вокзал  украшен   внутри   мозаиками
знаменитого художника П.Д.Корина (1892-1967). Этот художник тоже всю жизнь
ра