л. - Я и сам не  прочь
послушать какую-нибудь веселенькую песенку. Паренек всегда поет о  древних
умерших героях.
     - Давай, я попробую, - сказал последний из говоривших,  откашлялся  и
затянул песенку о старом добром барреле вина и гей, гей, мы идем! Но никто
не подхватил разудалый мотивчик, и он уныло продолжал свои "гей, гей".
     - Нс поют больше старые добрые песни, - сказал он со злостью. - В том
виноваты юнцы, всегда пытающиеся изменить ход вещей и  не  желающие  учить
старинные песни.
     - Дело не в этом, - возразил тощий. - Все вокруг  пошло  наперекосяк.
Ничто больше не идет своим чередом.
     - Да, да, - проскрипел самый старый из присутствующих здесь. -  Удача
покинула нас. Вот так-то. Удача покинула нас.
     После этих слов говорить  больше  стало  не  о  чем.  Жители  деревни
уходили парами-тройками, пока не остались лишь Сокол по одну сторону окна,
и Аррен - по другую. И тут Сокол, наконец, рассмеялся. Но в смехе  его  не
было радости.
     Вошла застенчивая жена владельца постоялого двора,  постелила  им  на
полу и ушла. Они улеглись спать.  Но  среди  стропил  под  потолком  кишмя
кишели летучие мыши. Они всю ночь, пронзительно визжа, носились  туда-сюда
сквозь незастекленные окна. Лишь на рассвете они все вернулись на место  и
утихомирились, повиснув крохотными  серыми  сверточками  вниз  головой  на
стропилах.
     Наверное, из-за мышиной возни Аррен засыпал с трудом. Уже много ночей
он не спал на берегу. Его тело отвыкло от  неподвижности  земли,  и  когда
Аррен уснул, ему представилось, что он  качается,  качается...  затем  пол
уходит из-под него... и он  мгновенно  проснулся.  Когда  Аррен,  наконец,
заснул вновь, ему  приснилось,  что  он  прикован  в  трюме  невольничьего
корабля. Вокруг него другие люди, но все они мертвы. Он рванулся из  этого
сна еще яростнее,  чем  из  предыдущего,  но,  едва  освободившись,  вновь
провалился в него. В конце концов, ему  привиделось,  что  он  остался  на
корабле один, но по-прежнему закован в цепи и  не  в  силах  пошевелиться.
Затем странный монотонный голос сказал ему на ухо: "Сбрось  оковы".  Юноша
попытался приподняться, и ему это удалось: он  встал.  Аррен  очутился  на
какой-то обширной сумеречной пустоши, под давящим небом. Земля  и  спертый
тяжелый воздух были  пронизаны  страхом,  первобытным  ужасом.  Это  место
пугало, оно  являлось  воплощением  страха,  и  он  находился  здесь,  где
отсутствовали дороги. Аррену необходимо было найти путь наружу,  но  здесь
его не было, и он был беспомощен, словно дитя  или  крошечная  букашка,  а
место  было  обширным,  необъятным.  Он  побрел  куда-то,   споткнулся   и
проснулся.
     Даже теперь, когда он бодрствовал, страх по-прежнему гнездился в  его
душе: то место оставалось таким  же  обширным  и  необъятным.  Его  душила
непроницаемая тьма  комнаты,  и  он  попытался  отыскать  звезды  в  сером
квадрате окна, но несмотря на то, что дождь кончился, звезд не было. Аррен
лежал без сна, испуганный до смерти, а летучие мыши носились туда-сюда  на
своих бесшумных кожистых крыльях. Временами он слышал их  писк,  настолько
высокий, что был еле уловим для человеческого слуха.
     Пришло ясное утро, и они встали рано. Сокол  настойчиво  расспрашивал
всех о камне эммель. Хотя ни один из  горожан  толком  не  знал,  где  его
искать, у каждого была на этот счет своя теория, и они горячо спорили друг
с другом, а маг внимательно слушал, выуживая, однако, сведения отнюдь не о
камне. Наконец, они с Арреном отправились по дороге, указанной им мэром  -
к карьеру, где добывали окрашенный в голубой цвет  грунт.  Но  на  полпути
Сокол свернул в сторону.
     - Здесь должен быть дом, - сказал  он.  -  Они  говорили,  что  семья
красильщиков и дискредитированных магов живет поблизости от этой дороги.
     - Будет ли от разговора с ними какой-нибудь прок?  -  спросил  Аррен,
слишком отчетливо помнивший Хэйра.
     - Существует место, где таится корень всех бед, - резко бросил маг. -
Место, куда утекает удача. Мне нужен проводник, который довел бы  меня  до
него!
     И  он  зашагал  дальше.  Аррену  ничего  не  оставалось,  кроме   как
последовать за ним.
     Дом стоял особняком посреди собственного сада -  прелестное  каменное
строение, которое, однако, как и весь участок вокруг  него,  имело  весьма
запущенный  вид.  Выцветшие  коконы  несобранных  шелкопрядов  висели   на
поломанных ветках, дохлые личинки и мотыльки толстым слоем покрывали почву
под деревьями. На окруженном  близко  посаженными  деревьями  доме  лежала
печать запустения, и когда они подошли к нему, Аррену вдруг вспомнился его
ночной кошмар.
     Дверь отворилась прежде, чем они приблизились к ней. Наружу выскочила
седая женщина, вытаращила на них покрасневшие глаза и завопила:
     - Вон, будьте вы прокляты, воры, клеветники, бесстыжие лгуны и пошлые
кретины! Убирайтесь прочь отсюда! Пусть удача навечно оставит вас!
     Сокол остановился, глядя на нес с некоторым удивлением, затем  сделал
странный быстрый жест рукой и сказал одно лишь слово:
     - Изыди!
     Женщина тут же замолкла и уставилась на него.
     - Зачем ты это сделал?
     - Дабы отвести твои проклятия.
     Она внимательно оглядела его и, наконец, хрипло спросила:
     - Чужеземцы?
     - Мы с Севера.
     Она подошла  поближе.  Поначалу  Аррен  был  склонен  посмеяться  над
старухой, визжащей на пороге собственного дома, но когда он рассмотрел  ее
получше, ему стало стыдно за себя. Одежда женщины была грязна и неопрятна,
изо рта у нее воняло, а в глазах ее застыла боль.
     - Я больше не в силах проклясть, - сказал она. - Не в силах.
     Старуха повторила жест Сокола.
     - Там, откуда вы пришли, все еще делают так?
     Он кивнул, продолжая смотреть на нее в  упор,  и  она  выдержала  его
взгляд.
     Внезапно выражение ее лица изменилось, и женщина спросился:
     - А где твой посох?
     - Я не показываю его здесь, сестра.
     - Нет, ты не должен поступать так. Это нить, на которой держится твоя
жизнь. Подобно тому, как смысл моей жизни заключался в моей силе.  Поэтому
я утратила ее, забыв все, что знали:  все  Слова  и  Имена.  Они  ушли  по
тоненьким ниточкам, похожим на паутинки,  из  моих  глаз  и  рта.  В  мире
существует отверстие, и в него уходит свет. А Слова уходят вместе  с  этим
светом. Ты знаешь об этом? Мой сын  целыми  днями  сидит,  уставившись  во
тьму, и ищет это отверстие. Он  говорит,  что  будет  лучше  видеть,  если
ослепнет. Он утратил навык красильщика. А мы были  Главными  Красильщиками
Лорбанери! Взгляни!
     Она продемонстрировала  свои  тонкие  сильные  руки,  испещренные  от
кончиков пальцев до плеч несмываемыми пятнами красителей.
     - Эти следы никого не вытравить с кожи, -  сказала  она,  -  но  мозг
отмыт начисто. В нем не осталось ни одного рецепта. Кто вы?
     Сокол промолчал. Его глаза вновь встретились  с  глазами  женщины,  и
стоявший в стороне Аррен с тревогой наблюдал за ними.
     Она снова вздрогнула и прошептала:
     - Я знаю, кто ты...
     - Да, родственные души узнают друг друга, сестра.
     Интересно было наблюдать ее реакцию: она сперва в ужасе отпрянула  от
мага, намереваясь убежать, потом подошла к нему,  словно  желая  пасть  на
колени у его ног.
     Он удержал ее, взяв за руку.
     - Хочешь ли ты вернуть обратно свою силу, искусство, знание  Имен?  Я
могу дать тебе это.
     - Ты -  Великий  Человек,  -  прошептала  она.  -  Ты  Король  Теней,
Повелитель Мрака...
     - Нет, я не король. Я человек, простой смертный, брат твой,  подобный
тебе.
     - Но ведь ты никогда не умрешь!
     - Умру.
     - Но ты вернешься и будешь жить вечно.
     - Ни я, не любой другой человек не в силах вернуться.
     - Тогда ты не... не из Повелителей Тьмы, -  нахмурившись,  произнесла
она, взглянув на него с некоторым подозрением и с меньшим страхом. - Но ты
из Великих. Не так ли? Как тебя зовут?
     Суровое лицо Сокола на мгновение помягчело.
     - Этого я не могу тебе сказать, - вежливо ответил он.
     - А вот я открою тебе секрет, - сказала она.  Старуха  теперь  стояла
прямо, глядя ему прямо в глаза, и в голосе ее появились  прежние  властные
нотки. - Я не хочу жить, жить и жить вечно. Лучше бы мне  вернули  обратно
Имена вещей. Но нет они сгинули, и потеряли теперь  всякий  смысл.  Больше
нет секретов. Хотите знать мое Имя?
     Глаза ее вспыхнули, пальцы сжались в кулаки, старуха подалась  вперед
и прошептала:
     - Меня зовут Акарен.
     Затем она крикнула во весь голос:
     - Акарен! Акарен! Меня зовут Акарен! Теперь все знают мое тайное Имя,
мое Настоящее Имя, и больше нет секретов,  нет  правды,  и  нет  смерти...
смерти... смерти... смерти!
     Она, всхлипывая, выкрикивала это слово, и слюна капала с ее губ.
     - Успокойся, Акарен.
     Старуха замолкла. Слезы текли по ее грязним щекам и терялись в прядях
спутанных седых волос.
     Сокол взял в ладони это морщинистое, залитое слезами лицо и  легонько
с огромной нежностью поцеловал  женщину  в  лоб.  Она  стояла  неподвижно,
закрыв глаза. Затем он приблизил губы к ее уху, прошептал тихонько  что-то
на Древнем Наречии, еще раз поцеловал ее и отпустил.
     Она открыла глаза и некоторое  время  смотрела  на  него  блуждающим,
изумленным взором. Танк новорожденный смотрит на свою мать,  а  она  -  на
него. Затем старуха медленно повернулась и направилась к двери. Войдя, она
закрыла ее  за  собой.  Все  это  делалось  совершенно  молча,  с  тем  же
выражением удивления на лице.
     Маг молча повернулся и зашагал обратно к дороге. Аррен последовал  за
ним, не осмелившись докучать ему  расспросами.  Внезапно  маг  остановился
посреди разоренного сада и сказал:
     - Я забрал у нее ее Имя и дал  ей  взамен  новое.  Она,  в  некотором
смысле, заново родилась на свет. Ничем другим помочь ей было нельзя.
     Голос его звенел и прерывался.
     - Она обладала немалой силой, - продолжал он, - но, будучи  гордой  и
честной женщиной, вкладывала свое умение  не  в  ведьмовство  и  стряпание
приворотных зелий, а в творение прекрасного. В том был смысл ее  жизни.  А
теперь все пошло прахом.
     Внезапно маг свернул в проход между рядами деревьев и  остановился  у
одного из стволов.
     Аррен ждал его на несколько смягченном листвой солнцепеке, зная,  что
Сокол стыдится давать при нем выход своим эмоциям.  К  тому  же  юноша  не
знал, как подбодрить его. Но душа мальчика по-прежнему безудержно  рвалась
к его старшему товарищу. Однако на  смену  первоначальному  романтическому
поклонению и обожанию пришла болезненная, глубоко личная связь, переросшая
в нерушимые узы. Теперь он почувствовал, что в его любви появилась  толика
сострадания,  а  без  него  любовь  несовершенна,  поскольку   тогда   она
постепенно выходит из-под контроля и не длится долго.
     Спустя некоторое время Сокол вернулся к нему, пройдя  сквозь  зеленое
марево сада. Ни один из них не произнес ни слона, и они бок  о  бок  пошли
дальше. Солнце  уже  припекало  вовсю.  Смоченная  ночным  дождиком  почва
высохла, и пыль клубилась на дороге у них под  ногами.  Сперва  день  этот
показался Аррену мрачным и  скучным,  отравленным  его  снами.  Теперь  он
наслаждался теплом  выглянувшего  солнца  и  игрой  теней,  ему  нравилось
бродить по острову, не имея ни малейшего  представления  о  том,  где  они
находятся.
     Да это было и ни к чему, ибо они не узнали ничего нового.  Весь  день
ушел на разговоры с  людьми,  что  добывали  сырье  для  красителя,  и  на
приобретение у них после отчаянной  торговли  нескольких  кусочков  камня,
который и был, по их  словам,  эммелем.  Когда  они  с  последними  лучами
обжигавшего их шеи и затылки солнца вошли в Сосару, Сокол заметил:
     - Это голубой малахит, но я нисколько не сомневаюсь в том, что даже в
Сосаре никто не знает, в чем отличие.
     -  Люди  здесь  какие-то  странные,  -  сказал  Аррен.   -   Эта   их
неспособность отличать одну вещь от другой проявляется во  всем.  Помнишь,
как один человек упрекнул старейшину  прошлым  вечером:  "Ты  не  в  силах
отличить подлинную лазурь от голубоватой грязи..." Они все валят на дурные
времена, но не знают, когда эти времена наступили;  понимают,  что  делают
халтуру, но не пытаются исправить положение. Они  даже  не  видят  разницы
между ремесленником и заклинателем, между  творением  рук  человеческих  и
искусством  магии.  Похоже,  что   в   их   головах   отсутствуют   четкие
представления о форме, индивидуальных отличиях и цвете вещей. Для них  все
едино.
     - Да, - задумчиво произнес маг.  Вот  уже  некоторое  время  он  шел,
втянув голову в плечи, словно ястреб. Несмотря на небольшой рост, шагал он
размашисто.
     - Что же они утратили?
     - Вкус к жизни, - не колеблясь ответил Аррен.
     - Ты прав, - вновь согласился  Сокол  после  некоторого  размышления.
Немного промолчав, он продолжил:
     - Я рад, что ты  в  состоянии  мыслить  самостоятельно,  парень...  Я
чувствую себя усталым и поглупевшим. Что-то гложет  мое  сердце  с  самого
утра, когда мы разговаривали с той, кого некогда звали Акарен. Мне  не  по
нраву запустение и распад. Я на желаю иметь никаких врагов. А если уж  это
неизбежно, то мне абсолютно не хочется гоняться за своим врагом,  находить
его и встречаться с ним лицом к лицу. Если уж  кто-то  вынужден  выйти  на
охоту, то призом должно быть сокровище, а на всякая мерзость.
     - Значит, наш враг - одиночка, - сказал Аррен.
     Сокол кивнул.
     - Когда она упомянула о Великом Человеке, Повелителе Теней, то...
     Сокол снова кивнул.
     - ...мне пришла в голову эта мысль, - закончил маг. - Мне кажется, мы
должны добраться не только до  какого-то  определенного  места,  но  и  до
конкретной личности. Опустошение, охватившее остров, утрата  мастерства  и
гордости, беспросветность жизни - все это работа некоей злой воли. Но  она
ни на секунду на задержалась здесь, даже не заметив ни Лорбанери, ни,  тем
более, Акарен. След, который мы взяли - это полоса разрушений,  как  будто
мы бежим за мчащейся с горы телегой и видим колею, оставшуюся за ней.
     - Не могла ли она - Акарен - рассказать тебе еще что-нибудь  об  этом
враге: кто он такой, откуда взялся и _ч_т_о_ являет собой?
     - Без сомнения, могла бы, но не  сейчас,  -  ответил  маг  мягко,  но
весьма решительно. - При всем своем безумии  она  нс  утратила  магической
силы. По правде говоря, в ее безумии и заключается ее магическая сила.  Но
я не желаю любой  ценой  добиваться  от  нее  ответа.  Она  слишком  много
страдала.
     И он  зашагал  дальше,  немного  покачиваясь,  словно  сам  испытывал
нестерпимую боль и пытался избавиться от нее.
     Услышав топот ног по дороге позади них, Аррен  обернулся.  К  ним  со
всех ног мчался какой-то человек. До него было еще далеко,  но  он  быстро
приближался. Дорожная пыль и его  длинная  нечесанная  шевелюра  создавали
вокруг него в неверном свете заходящего Солнца  некий  красноватый  ореол.
Его длинная тень причудливо скакала по стволам растущих у дороги деревьев.
     - Эй! - кричал он. - Подождите! Я нашел! Я нашел это!
     Он стремительно подбежал к ним. Рука Аррена  сперва  рванулась  туда,
где должна была находиться рукоять меча, затем - к потерянному в Хорттауне
ножу и, наконец, сжалась в кулак - и все это за  каких-нибудь  полсекунды.
Он нахмурился и шагнул вперед. Человек был высок - на голову выше Сокола -
и широкоплеч. Он тяжело дышал и что-то бессвязно бормотал, тараща  горящие
безумием глаза.
     - Я нашел это! - захлебываясь, твердил он, пока  Аррен  не  попытался
взять контроль над ситуацией в свои руки, спросив его  жестким  угрожающим
тоном:
     - Что тебе нужно?
     Человек попытался обойти его и приблизиться  к  Соколу.  Аррен  вновь
встал на его пути.
     - Ты - Главный Красильщик Лорбанери, - сказал Сокол.
     Тут Аррен, вставший на  защиту  своего  спутника,  почувствовал  себя
круглым дураком и отступил в сторону, убравшись с  дороги.  После  четырех
слов, произнесенных магом, безумец перестал тяжело пыхтеть  и  размахивать
своими большими, испещренными пятнами руками.  Неистовый  блеск  его  глаз
слегка приугас, и он кивнул.
     - Я был Красильщиком, - сказал он, - но  теперь  я  не  умею  красить
ткани.
     Затем он искоса взглянул на Сокола и, ухмыльнувшись, покачал  головой
с копной рыжеватых, покрытых пылью, волос.
     - Вы забрали Имя у моей матери, - сказал он. - Теперь я не узнаю  ее,
а она - меня. Она по-прежнему любит меня, и все же оставила  меня  одного.
Она умерла.
     У Аррена бешено заколотилось сердце, но он заметил,  что  Сокол  лишь
слегка покачал головой.
     - Нет, нет, - сказал он, - она не мертва.
     - Но это когда-нибудь случится. Она умрет.
     - Да. Такова участь всех живых существ,  -  сказал  маг.  Красильщик,
казалось, с минуту обдумывал его слова, затем подскочил к Соколу,  схватил
его за плечи и наклонился к нему. Двигался он столь проворно, что Аррен не
успел помешать ему, но мальчик подошел достаточно близко,  чтобы  услышать
шепот безумца:
     - Я нашел отверстие во тьме. Там стоит  повелитель.  Он  наблюдает  и
правит. Он держит крошечное пламя, маленькую свечку в своей руке. Он  дует
на нее, и  она  гаснет.  Затем  он  дует  вновь,  и  она  вспыхивает!  Она
вспыхивает!
     Сокол  не  протестовал  против  столь  бесцеремонного   обращения   и
навязчивого шепота. Он лишь спросил:
     - Где ты был, когда видел это?
     - В постели.
     - Ты спал?
     - Нет.
     - Через стену?
     - Нет, - ответил  Красильщик  неожиданно  спокойным  голосом,  словно
вопрос был ему неприятен. Он отпустил мага и отступил на шаг.
     - Нет, я... я не знаю, где отверстие. Я нашел его, но не знаю где.
     - Именно это мне и хотелось бы узнать, - сказал Сокол.
     - Я могу помочь тебе.
     - Каким образом?
     - У тебя есть лодка. Ты на ней приплыл сюда, на ней  и  уплывешь.  Вы
отправляетесь на запад? Это нужный  вам  путь  -  путь  к  месту,  где  он
появляется. Ведь должно быть какое-то место, определенное место, поскольку
он живой, а не дух или привидение, преодолевшее стену. Нет, мы  все  не  в
силах перенести что-либо кроме души через стену, а  у  него  есть  тело  -
бессмертная плоть. Я видел, как пламя колеблется во тьме от  его  дыхания,
пламя, что гаснет потом. Я видел это.
     Лицо  безумца  преобразилось.  Освещенное  золотистокрасными   лучами
заходящего солнца, оно поражало какой то дикой красотой.
     - Я знаю, что он одолел смерть. Я знаю это. Я  отдал  мою  магическую
силу, чтобы узнать это. Когда-то я был колдуном! И вы знаете об _э_т_о_м_,
раз собираетесь туда. Возьмите меня с собой.
     Тот же свет озарил и лицо Сокола, но оно осталось таким же жестким  и
невозмутимым.
     - Да, я пытаюсь добраться до того места, - сказал он.
     - Позвольте мне отправиться с вами!
     Сокол быстро кивнул.
     - Если тебе с нами по пути, - ответил он так же холодно.
     Красильщик отступил  еще  на  шаг  и  пристально  взглянул  на  него.
Выражение восхищения медленно сползло с его  лица,  на  смену  ему  пришли
настороженность и хмурость. Словно сквозь вихрь  слов,  чувств  и  видений
пробилась  здравая  мысль,  которая  смутила  его.  Наконец  он  безмолвно
повернулся и побежал назад по дороге,  на  которой  еще  не  улегся  столб
поднятой им прежде пыли. Аррен облегченно вздохнул.
     Сокол тоже вздохнул, но, судя по  всему,  на  душе  у  него  вряд  ли
полегчало.
     - Ладно, - сказал он, - странные дороги требуют странных проводников.
Пойдем-ка дальше.
     Аррен держался в шаге за ним.
     - Неужели ты хочешь взять его с собой? - спросил он.
     - Одному ему не пройти.
     "Да и мне тоже", внезапно разозлившись, подумал Аррен, но  промолчал,
и остаток пути они проделали в тишине.
     Когда они вернулись в Сосару, их ждал  весьма  прохладный  прием.  На
таком крохотном островке, как