ние слова Растима могли бы вызвать недовольство, а то и небольшое восстание, если бы труппа за последние месяцы уже не привыкла к невозможному, не говоря о неприятностях; поэтому актеры только поворчали, закатывая глаза и обмениваясь мрачными взглядами.
     Когда остальные разошлись по фургонам, Растим наклонился к Маскелль и с любопытством прошептал:
     - А все-таки кто он?
     - Не знаю, - прошептала она в ответ.
     Растим состроил выразительную гримасу; Маскелль ответила ему тем же. Похлопав актера по плечу, она жестом велела ему уйти. Тот неохотно подчинился, с сомнением оглядываясь через плечо.
     Маскелль повернулась к воину. Он, не обращая внимания на любопытствующих ариаденцев, разглядывал длинный порез у себя на руке: должно быть, острый конец дубинки стражника все же задел его.
     "Ну да, я же сама не велела ему обнажать меч".
     - Пойдем со мной. Я промою твою рану, - сказала Маскелль. Старая Мали оставила около костра небольшую жаровню, и Маскелль, обернув ее плетеной циновкой, захватила жаровню с собой.
     Воин странно посмотрел на Маскелль, но послушно пошел за ней. Она поднялась в фургон и зажгла угольками два висячих фонаря, потом поставила жаровню на обитую жестью подставку на полке. Воин сидел на подножке, оглядывая внутренность фургона, набитого всяким барахлом, накопившимся за долгий путь: рваными одеялами, выцветшими тьенганскими подушками, помятыми медными чайниками, коробками с нитаранскими головоломками. С полукруглого потолка свешивались, подобно летучим мышам, головами вниз несколько кукол; их раскрашенные лица в тусклом свете казались удивительно живыми. Марионетки оказались здесь, потому что у Маскелль имущества имелось немного, а другие фургоны были перегружены. Сложенные в несколько раз полотнища декораций хранились в ящиках и под койкой. Чтобы добраться до чистых тряпок и мази, Маскелль пришлось отодвинуть рулон с изображением дерева.
     - Ты еще и целительница? - настороженно поинтересовался воин.
     - Да нет. - Мазь приготовила старая Мали, но Маскелль не собиралась признаваться в этом: внешность старухи не внушала большого доверия к ее медицинским познаниям, а синтанцы, как было известно Маскелль, слыли народом довольно цивилизованным. Когда Маскелль подняла глаза, воин все еще сидел на подножке.
     - Мне что, бросить тебе мазь? - подняв брови, спросила она.
     Воин вошел в фургон и опустился на скамью - так, что Маскелль почти могла до него дотянуться. Однако она чувствовала, что продиктовано это не страхом, а просто осторожностью: так вела бы себя кошка, попавшая в незнакомый дом.
     Маскелль придвинулась, взяла руку воина и смыла кровь. Он слегка вздрогнул от ее прикосновения - может быть, потому, что руки Маскелль были холодными. Его собственная кожа оказалась очень горячей; биение пульса на запястье вызвало в Маскелль неподобающее волнение. Она отметила, что воин очень опрятен: по крайней мере он был не более грязен, чем она сама после всех этих долгих дней, проведенных в дороге. Потом Маскелль вспомнила его ночное купание в барае, и это воспоминание совсем не помогло ей сосредоточиться на ране.
     Она смущенно подумала, что в последний раз была так близко к мужчине два месяца назад, когда держала сына Растима, чтобы старая Мали могла вскрыть нарыв у того на бедре. А вообще... Маскелль не собиралась считать дни, но времени прошло очень много.
     Воин молчал, и тишина заставила Маскелль заговорить:
     - Как тебя зовут?
     Он поднял глаза - зеленые, с золотистыми точками...
     - Риан.
     Такая готовность сообщить свое имя оказалась для Маскелль неожиданностью; она вытаращила глаза на воина, и тот улыбнулся, явно понимая, что удивил ее. Снова удивил! Кляня в душе свою неуместную впечатлительность, Маскелль продолжала:
     - И все? Ни фамильного имени, ни клана? - Если она помнила правильно, синтанцы использовали в качестве наименования клана имя владыки их земель.
     Риан повернул голову, и Маскелль заметила в мочке его правого уха по крайней мере четыре прокола. Она знала, что в Синтане количество серег в ухе говорит о высоте положения в военной касте, но что означает именно это число, известно ей не было. Риан положил ножны с сири рядом с собой на скамью. Раньше Маскелль считала, что никаких украшений на мече нет; теперь же, на близком расстоянии, она заметила на рукояти и опоясывающем ее кольце множество углублений, явно не нанесенных вражеским клинком: когда-то там крепились камни или золотые фигурки. Пришлось ли Риану за долгий путь продать все, что имело хоть какую-то ценность, или все знаки его ранга были тщательно сняты?
     "Может быть, и то, и другое", - подумала Маскелль.
     Риан носил на шее амулет - маленький диск из полупрозрачного белого камня с выложенной бирюзой руной на выцветшей голубой тесьме. Должно быть, амулет много значил для воина, раз тот сохранил его, расставшись со всеми остальными украшениями.
     "Не очень-то много ты из всего этого почерпнула, - с насмешкой сказала себе Маскелль. - Твои познания по части обычаев народов за пределами Империи могли бы быть и более основательными".
     Впрочем, она ведь никогда не предполагала, что ей придется странствовать в далеких краях.
     - В Синтане все много проще, - сказал Риан.
     - Если там все настолько лучше, зачем ты оказался здесь?
     - Я не говорил, что лучше, - только проще.
     Маскелль выпустила руку Риана, но тепло его тела, казалось, прилипло к ее пальцам. Она вынула лист таны из узелка, лежавшего рядом с баночкой, и намазала его сладко пахнущей мазью. Риан следил за ее действиями с озадаченным выражением лица.
     - А мое имя ты узнать не хочешь? - спросила Маскелль.
     - Я его знаю. Тебя зовут Маскелль.
     На мгновение она ощутила озноб.
     - Откуда это тебе известно?
     Риан совсем не выглядел виноватым; он бросил на Маскелль взгляд, к которому она стала уже привыкать - "что случилось с твоей сообразительностью?" - и терпеливо объяснил:
     - Ты на это имя откликаешься, когда остальные его выкрикивают.
     - Ох... - "Идиотка!" - сказала себе Маскелль. - Остальные - это "Великий странствующий театр Корриаден" из Ариада.
     - Но сама ты - из Дувалпура.
     - Да. - Маскелль снова взяла воина за руку, приложила к ране намазанный мазью лист и прибинтовала чистой тряпицей. Ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не поддаться искушению объяснить: листья таны сами по себе обладают целительным действием, - уверенность Риана, что Маскелль не знает, что делает, была столь же ощутима, как влага в воздухе. Наверняка он дает это почувствовать намеренно...
     Воин взглянул на ее посох.
     - Что делает Голос Предков на Великой Дороге в обществе бродячих кукловодов?
     - Они не кукловоды. - Риан взглянул на марионеток, свешивающихся с потолка, выразительно подняв бровь. - По крайней мере не обычные кукловоды, - объяснила Маскелль, чувствуя себя по-дурацки.
     Когда она посмотрела на Риана, он ответил ей все тем же насмешливым взглядом. Он совсем ее не боялся - сохранял осторожность, но не боялся. Может быть, все дело в невежестве, но ведь называл же он ее волшебницей, а по поверьям Синтана в этом случае бояться ему следовало...
     - Почему ты последовал за мной? Ты ведь избегал появляться на Великой Дороге, верно? Так почему же ты явился на Лужайку и рискнул попасться храмовым стражникам?
     Риан заговорил так, словно не слышал ни одного сказанного ею слова:
     - Если того парня послали не жрецы, то кто?
     С тех пор как Маскелль много лет назад покинула Дувалпур, никто еще не обращался к ней с такой прямотой. Те, кто верил в ее личину странствующей монахини Кошана, выражали ей почтение, положенное служительнице Предков, находящейся под покровительством властей Небесной Империи и храмов. Те же, кто знал, чем на самом деле она является, боялись ее. Даже Растим и старая Мали, ее лучшие друзья среди ариаденцев, никогда не задавали ей вопросов - может быть, потому, что их ужасали возможные ответы. Уже очень давно никто не говорил Маскелль, что она ошибается, никто даже не позволял себе намекнуть, что ее решения - не самые лучшие. Так что теперь, разговаривая с Рианом, Маскелль обнаружила, что широко улыбается.
     - Жрецы тут ни при чем. Одна из самых святых обязанностей ордена Кошана - служить Голосам. Вот почему главный жрец предложил мне свое гостеприимство, хотя знал, чем это ему грозит - и со стороны собственных служителей, и со стороны того, кто послал несчастного парня.
     Риан вытаращил на нее глаза. Маскелль с удовлетворением подумала, что наконец-то ей удалось его поразить, хотя она и не была уверена, что именно произвело на него такое впечатление.
     - Ты монахиня? - спросил он.
     - Когда-то была. Теперь - нет. - Маскелль притворилась удивленной вопросом; впрочем, она сомневалась, что притворилась достаточно убедительно.
     - Дают ли Голоса обет целомудрия?
     - Нет. - Маскелль уже открыла рот, чтобы объяснить порядки ордена Кошана и то, как Голоса, будучи избранными, становятся выше обычных жрецов, но в этот момент Риан поцеловал ее.
     Их прервал настойчивый стук в стенку фургона. Маскелль отстранилась от Риана и заметила глаз, боязливо заглядывающий в шелку. Голос Растима проговорил:
     - Прости меня.
     Маскелль поднялась и откинула занавес.
     - Что, что, что?
     Растим сделал шаг назад и показал в сторону пристани.
     - Стражники все еще наблюдают за нами, - тревожно прошептал он.
     Маскелль проследила за его взглядом и действительно заметила нескольких стражников на крыльце здания, с виду занятых ленивой болтовней. Выбравшись на подножку и оглядевшись, она увидела, что люди с фонарями в руках расположились и между лагерем малиндийцев и фургонами актеров, а также на опушке леса. Риан, прислонившись к стенке фургона рядом с Маскелль, протянул:
     - Они совсем потеряли бы рассудок, если после всего случившегося не приглядывали бы за нами.
     - Верно, - согласилась Маскелль, стараясь не отвлекаться на прикосновение к ее бедру теплого тела. - Но зато никто больше этой ночью не проникнет в лагерь, Растим.
     - Об этом я догадался, спасибо тебе, - выдавил Растим сквозь стиснутые зубы. - Но есть кое-что еще.
     "Ох, проклятые ариаденцы!" - подумала Маскелль, прислоняясь лбом к шершавому дереву фургона.
     - Ну так скажи мне, в чем дело, Растим.
     Растим бросил опасливый взгляд на Риана, потом, понизив голос, сообщил:

***

     - Оно стучит.
     - Что?.. - Маскелль нахмурилась. - Ах это! Конечно, стучит. У проклятой куклы инстинкт - когда поднимать шум.
     - Боюсь, стражники услышат, - уточнил Растим.
     - Да, теперь я поняла.
     Риан переводил взгляд с Маскелль на Растима и обратно.
     - Что услышат? Маскелль вздохнула.
     - Ладно. Пойдем и попытаемся что-нибудь сделать. Риан спрыгнул с подножки следом за Маскелль и тоже направился к фургону Растима. Еще в нескольких шагах от него Маскелль услышала стук. Если злобная марионетка начнет стучать чуть громче, это и правда переполошит стражников.
     Фирак и Тераза стояли рядом с подвешенным к днищу фургона ящиком. Маскелль, сложив руки на груди, с отвращением посмотрела на него. Медленные мерные удары несли в себе что-то похоронное. Маскелль взглянула на остановившегося рядом с ней Риана. Она не была уверена: видел он выходку куклы во время представления или к тому времени уже отправился выслеживать появившуюся из реки тварь.
     - Это марионетка, - сказала она.
     Риан, нахмурясь, взглянул на ящик, потом снова поднял глаза на Маскелль.
     - Она шевелится.
     - Ну, обычно они так не делают, конечно, - с безнадежным вздохом пробормотал Растим и почесал в затылке. - Однако...
     - На марионетку наложено проклятие, - закончила за него Маскелль, зная, как долго Растим добирался бы до сути дела. Жители некоторых провинций, в которых ариаденцы давали представления, бывали так поражены видом марионеток, что не сразу улавливали тот факт, что двигаться куклы способны только под управлением актеров-людей; Маскелль подумала было, что такое же заблуждение могут питать и синтанцы, но Риан явно понимал, что к чему. - Нам нужно заставить ее утихомириться. - Стук уже стал громче.
     - Можно обернуть ящик одеялами, - предложила Тераза. - Или начать бить в барабаны - они заглушат стук.
     - И снова всех перебудить? - фыркнул Растим. - Да торговцы нас убьют - и кто станет их за это винить?
     - Маскелль, ты не можешь что-нибудь сделать? - встревоженно спросил Фирак.
     - Это та марионетка, что сама вышла на сцену во время представления? - не отставал Риан.
     - Да. - Маскелль потерла лоб. Если она употребит свою силу, тем самым она только привлечет совершенно нежелательное внимание речных и лесных духов; и так вероятность новых нападений этой ночью была достаточно высока.
     Риан сложил руки на груди.
     - Если ты объяснишь мне, почему на куклу наложено проклятие, я скажу тебе, как прекратить стук.
     Все вытаращили на него глаза. Маскелль, подняв брови, вопросительно посмотрела на Растима. Тот с сомнением пожал плечами: он явно не думал, что Риан в силах выполнить обещанное.
     - Труппа выступала в Корваленте, - сказала Маскелль, - и актеры услышали разговоры о правителе Акавире. Во всей провинции его считали мелочным тираном.
     Риан посмотрел на Растима, который пробормотал себе под нос:
     - Я-то думал тогда, что это всего лишь болтовня.
     - Ариаденцы относятся к своим правителям, - продолжала Маскелль, - с меньшим почтением, чем в других местах, и у них принято публично высмеивать их на празднествах. Чувство юмора считается очень важным для любого обладающего властью чиновника. Поэтому однажды вечером, чтобы поразвлечь зрителей, они заменили имя одного действующего лица пьесы - выжившего из ума судьи - на Акавира. Шутка удалась, зрители остались очень довольны. Но догадайся, кто накануне прибыл в тот самый город, где выступали ариаденцы!
     Актеры начали переминаться с ноги на ногу, Тераза вздохнула.
     - Стук продолжается! - напомнил Растим.
     Риан покачал головой, словно жалея о том, что присоединился к ариаденцам.
     - Опустите ящик в воду. Она заглушит стук. Маскелль потерла переносицу. "Прекрасно! Какой же дурой я себя чувствую!"
     Риан и сам не понимал всех преимуществ предложенного решения. Вода не только сделает стук тише, она окажется непреодолимым препятствием для злой силы проклятия.
     - Только не в реку! - Текучая вода подошла бы лучше всего, но Маскелль вовсе не хотелось, чтобы река в своем теперешнем состоянии познакомилась с проклятием Акавира; к тому же им нужно было утром двинуться в путь не задерживаясь. Стоячая вода со временем утратит способность противостоять проклятию, но труппа получит передышку и сможет покинуть окрестности пристани до того, как марионетка найдет новый способ натравить на них стражников.
     - Если мы освободим ящик одной из самых больших кукол и наполним его водой, внутрь можно будет поместить ящик с Гизаром. - Все ящики были промазаны дегтем и обиты внутри промасленным шелком, чтобы марионетки не намокали от дождя; такая емкость достаточно долго удерживала бы воду.
     Вынуть из ящика большую марионетку было нетрудно, но вот наполнить ящик водой оказалось сложнее - по крайней мере так думали ариаденцы. Место для водопоя, отведенное для их быков, находилось ярдах в двадцати от фургонов - ближе к зданию пристани. Животных уже давно напоили и привязали неподалеку.
     Растим и Гардик наполнили большой ящик водой, а остальные с пением - чтобы заглушить непрекращающийся стук - отнесли туда ящик с Гизаром. Фирак даже принялся стучать по крышке, отбивая ритм.
     Маскелль, оставшаяся у фургона Растима, покачала головой. Если раньше стражники могли счесть актеров слегка сумасшедшими, то теперь они получили достаточные доказательства этому. Риан прислонился к стенке рядом с Маскелль.
     - Они чересчур стараются, - прокомментировал он действия ариаденцев. Было слишком темно, чтобы Маскелль могла разглядеть выражение его лица, но сардоническая нотка в голосе воина не оставляла сомнений в его взгляде на происходящее.
     - Они всегда чересчур стараются. Такова уж их актерская природа.

***

     - Почему ты путешествуешь с ними? Маскелль искоса взглянула на Риана.
     - Я повстречалась с ними в Корваленте.
     Фирак и Киллия сделали вид, будто споткнулись, и ящик с Гизаром угодил в воду, обрызгав Растима и остальных. Стражники, наблюдавшие эту сцену с крыльца пристани, только обменялись взглядами.
     "Должно быть, остолбенели от изумления", - подумала Маскелль.
     - На том представлении, которое так обидело правителя Акавира? - спросил Риан.
     - Да. Я была среди зрителей. - Акавир не желал слушать никаких оправданий, и Маскелль пришлось его немножко припугнуть, чтобы воспрепятствовать насилию. Еще одно небольшое нарушение клятвы... Может быть, Предки сочтут его мелочью; и хорошо было бы, чтобы они не заметили, какое удовольствие доставило то происшествие Маскелль.
     "Да только вряд ли!" - подумала она.
     Риан продолжал пристально смотреть на Маскелль.
     - Он хотел перебить актеров. Так что проклятие оказалось уступкой с его стороны, - пояснила она.
     Ариаденцы медленно несли обратно к фургонам большой ящик, готовые немедленно запеть, если стук все-таки будет слышен, однако вода замечательно заглушила шум. Маскелль не сомневалась: у актеров наготове запутанное объяснение их действий, если кто-нибудь спросит. Она подняла глаза к небу в бессловесной мольбе к Предкам.
     "Которые, должно быть, покатываются со смеху".
     - Ариаденцы ужасно все преувеличивают. Можно подумать, что наложенное на куклу проклятие - чуть ли не конец света, - продолжала Маскелль. Она помолчала, стараясь придумать предлог снова заманить Риана в свой фургон. И к тому же внимание стражников к происходящему в лагере актеров - проблема, особенно учитывая неугомонность Гизара. Опустить ящик с ним в воду было хорошей мыслью, но это годилось лишь как временная экстренная мера - пока зловредное создание не придумает новой пакости.
     - Зачем они едут в Дувалпур? - продолжал расспрашивать Риан.
     - Чтобы снять с марионетки проклятие. - Маскелль внимательно посмотрела на Риана и добавила: - Я сама держу туда путь, потому что меня позвал Посланник Небес.
     Риан переступил с ноги на ногу.
     - И ты решила, что никто не станет искать тебя в труппе бродячих актеров.
     - Так и вышло, всю дорогу из Корвалента все было спокойно, хотя до того у меня было достаточно неприятностей. - Маскелль вздохнула. Темные духи, преследующие ее, растерялись оттого, что вокруг оказалось так много других людей, - они привыкли к тому, что она путешествует в одиночку. Только теперь они снова ее нашли. - Так что я тащу их за собой и для их пользы, и для собственной, нравится им это или нет.
     Риан заговорил не сразу:
     - Но почему ты не пользуешься своей магией?
     Маскелль про себя улыбнулась. Ночь была полна тревоги, ветер шумел в деревьях, река неслась мимо пристани...
     - Я не могу использовать то, что мне не принадлежит, - ответила она и пошла прочь.

ГЛАВА 4

     Риан проводил Маскелль взглядом. Он проделал дальний путь - еще более дальний оттого, что не знал, где этот путь закончится. За время путешествия по низовьям реки ему встречались неизвестные опасные животные, разбойники, ядовитые растения, странные племена с непонятными обычаями. За ним охотились дикари, обитатели непроходимых джунглей, его преследовали десятифутовые нелетающие хищные птицы, живущие в холмах, его чуть не утопил непрекращающийся дождь; дождь довел его до того, что он готов был бы продать собственное тело за сухую одежду, если бы только нашелся покупатель. Путешествие почти закончилось в схватке с теми подонками - пьяными пиратами... Однако вместо гибели его ждала встреча с женщиной, достойной того, чтобы за ней следовать.
     Это оказалась женщина, для которой проклятие, заставляющее куклу из раскрашенного дерева ходить по собственной воле, - всего лишь небольшая непр