оков  большой  ловкости,
быстроты, силы и согласованности действий всех игроков.
     Теперь же игра велась так, что считался необычным матч, в котором  бы
не было серьезных увечий и нескольких  смертельных  исходов  в  каждой  из
команд.
     Первая часть Большой Серии состояла из игр между чемпионами различных
областей Ди-Си. В  финале  встретились  Великаны,  но  при  этом  потеряли
столько игроков, что вынуждены были пригласить  пол-команды  Странников  в
качестве резерва для предстоящих международных встреч.
     Международная часть Большой Серии состояла из  игр  между  чемпионами
Лиги, карельскими пиратами,  Флоридой  и  Буффало.  Последнее  государство
занимало территорию, прилегающую к городу Буффало и часть  побережья  озер
Эри и Онтарио.
     Финальная  игра  Большой  Серии  вылилась  в  кровавую  бойню   между
командами Ди-Си и Кэйсиленда. Одной из отличительных  черт  формы  игроков
Кэйсиленда были ярко-красные гетры, но к концу игры  игроки  команды  были
красными с головы до ног от крови. Уныние царило не только среди  игроков,
но и среди их болельщиков. На стадионе за Кэйси был забронирован отдельный
сектор,  отгороженный  от  других  секторов  высоким  забором  из  колючей
проволоки. Кроме того, полиция Манхэттена выделила специальный  наряд  для
их защиты на тот случай, если страсти зайдут слишком далеко.
     К счастью, рефери-карел, который, как предполагали, должен  был  быть
нейтральным, поскольку ненавидел обе  стороны  в  равной  степени,  принял
решение, приведшее к очень печальным последствиям.
     Шла девятая подача, и счет был 7:7. Отбивали мяч Великаны. Один игрок
из их команды был уже в третьей базе, и хотя на шее у него  была  глубокая
рана, сохранял достаточно сил, чтобы перебежать в "дом", представься такая
возможность. Два игрока были вне игры - в самом буквальном  смысле.  Один,
прикрытый простыней, лежал там, где его сразили, между  второй  и  третьей
базами. Другой сидел в траншее для запасных и  тихо  стонал,  пока  лекарь
скреплял разрывы кожи у него на голове.
     Игрок с битой в руке  был  сильнейшим  отбивающим,  бэтменом  команды
Ди-Си. Ему противостоял в центре  ромба  сильнейший  подающий  из  команды
Кэйсиленда. Форма бэтмена мало чем отличалась от  формы,  принятой  еще  в
девятнадцатом  столетии,  щека  его  оттопыривалась   от   большого   кома
жевательного  табака.  Он  энергично  размахивал  битой.  Отблески  солнца
сверкали на ее металлических боковицах, так как верхняя часть биты покрыта
тонкими продольными полосками меди. Отбивающий ждал, когда  судья  объявил
"Мяч в игру". Услыхав эту фразу он не сразу шагнул  к  своей  площадке,  а
повернулся навстречу выбежавшей к нему из траншеи девушке.
     Это  была  хорошенькая  миниатюрная  брюнетка  в  бейсбольной  форме,
единственным отступлением от правил в  которой  был  треугольный  вырез  в
майке, обнажавший небольшую, но упругую грудь.
     Бэтмен по прозвищу Билл-Большая-Яблоня потер суставы пальцев о черные
волосы девушки, поцеловал ее в лоб, и, когда она повернулась бежать назад,
в траншею, игриво шлепнул ее по ягодицам. После этого вошел  в  очерченную
мелом площадку, квадрат со стороной около метра,  и  принял  традиционную,
древнюю позу отбивающего, готового принять подачу.
     Лэнки  Джон-Через-Речку-Через-Лес-Могучий-Кэйси  выплюнул   табак   и
замахнулся. В руке у  него  был  мяч  стандартного  размера,  из  которого
торчали  четыре  симметрично  расположенных  стальных  шипа.  Поэтому  ему
приходилось держать мяч осторожно, чтобы не порезать пальцы при броске.  С
точки зрения древнего подающего это весьма затрудняло  хорошее  выполнение
подачи, но зато теперь он стоял на шесть метров ближе  к  Бэтмену,  что  с
лихвой компенсировало неудобства, возникающие при метании мяча.
     Лэнки также подождал, пока  девственница  из  команды  Кэйсиленда  не
подошла к нему и не дала потереться о свою голову. Затем он развернулся  и
метнул мяч.
     Снабженный шипами мяч просвистел  в  дюйме  от  лица  Билла-Большая -
Яблоня. Яблоня зажмурился, но не уклонился.
     Толпа дружным ревом приветствовала такую демонстрацию мужества.
     - Первый мяч, - прокричал рефери.
     Болельщики из Кэйсиленда взвыли от негодования. С того места, где они
сидели, казалось, что мяч пролетел точно по прямой  линии,  совпадающей  с
границей очерченного мелом квадрата, и поэтому должен  быть  засчитан  как
мяч, пропущенный отбивающим.
     Яблоня попытался отбить следующую подачу, но промахнулся.
     - Первый промах!
     На третьей подаче Яблоня замахнулся битой и попал по мячу. Однако мяч
взмыл высоко влево, за пределы поля. Разумеется, и он был пропущенным.
     - Второй промах!
     На следующей подаче мяч со свистом летел прямо  в  живот  Яблони.  Он
втянул его и отпрянул назад, но так, чтобы не зацепить мяч и при  этом  не
выйти из квадрата. Иначе был бы засчитан промах.
     При очередной подаче Яблоня взмахнул битой, но не попал  по  мячу.  А
вот тот угодил в цель. Игрок рухнул на землю, один из шипов мяча впился  в
его бок.
     Толпа вскрикнула и сразу же притихла, так как рефери открыл счет.
     У Яблони было всего десять секунд та то,  чтобы  подняться  и  отбить
мяч, иначе будет засчитано решающее очко.
     Вторая девушка - талисман команды Ди-Си, высокая красивая блондинка с
потрясающе длинными ногами и роскошными волосами, спадающими на круглые  и
твердые, как яблоки, ягодицы, бегом направилась к  нему,  высоко  поднимая
колени, как и подобало бежать девственницам в подобных случаях. Подбежав к
лежащему, она опустилась на колени и пригнула голову так, чтобы  роскошная
рыжая копна ее волос упала ему на лицо, и он мог  их  гладить.  Считалось,
что при этом к нему перейдет сила девушки, посвятившей себя Великой  Седой
Матери. Но но что-то шепнул ей, и она поднялась, расстегнула клапан в  его
форме, располагавшийся ниже пояса,  и  снова  склонилась  над  ним.  Толпа
взвывала от досады, ибо это означало, что игрок  настолько  сильно  ранен,
что ему нужна двойная порция духовной  и  физической  энергии.  При  счете
восемь  Яблоня,  радостно  приветствуемый  толпой,  встал  на  ноги.  Даже
болельщики из Кэйсиленда устроили ему овацию - человека с такой силой духа
чествовали все.
     Яблоня вытащил из бока шип, взял у девушки пластырь и наложил его  на
рану. Пластырь пристал к телу без липучки, так как  псевдоплоть  сразу  же
выпускала большое число загнутых, как крючки, усиков,  которые  удерживали
ее.
     После этого он кивнул рефери в знак того, что готов.
     - Мяч в игру!
     Так как мяч остался у команды Ди-Си, им разрешалась одна  попытка  на
то, чтобы поразить подающего. Попав в него,  он  мог  спокойно  перейти  в
первую базу.
     Яблоня  размахнулся  и  метнул   мяч.   Джон   Кэйси   стоял   внутри
используемого  в  таких  случаях  крошечного  квадрата.  Выйдя  из   него,
уклоняясь от мяча,  он  бы  покрыл  себя  несмываемым  позором  -  его  бы
забросали камнями, - а его  оппонент  мог  бы  столь  же  беспрепятственно
перейти во вторую базу.
     Он крепко  стоял  на  ногах  и  только  покачивал  туловищем,  слегка
подогнув колени.
     Бросок оказался техническим промахом, хотя кончик одного из шипов при
вращении мяча слегка резанул правое бедро кэйсилендера.
     Джон Кэйси подхватил мяч и замахнулся.
     Болельщик из Ди-Си, находившийся  в  третьей  базе,  подался  вперед,
готовый бежать к "дому", если представится шанс.  Кэйси  это  заметил,  но
угрожающего  движения  не  сделал.  Не  желая  рисковать,  так  как  своим
четвертым промахом он бы позволил противнику  занять  первую  базу,  Кэйси
спокойно и точно подбросил мяч высоко над площадкой, внутри которой  стоял
отбивающий. Яблоня попал по мячу точно, но,  как  часто  случается,  задел
один из шипов. Мяч взвился высоко над линией перехода из "дома"  в  первую
базу, а затем стал падать как раз посредине между первой базой и "домом".
     Бросив в подающего, на что он имел право, Яблоня  рванулся  к  первой
базе. Ровно на полпути к ней на его голову обрушился отбитый им  же  самим
мяч. Его противник, карауливший первую базу, бросился на перехват мяча, но
тоже врезался прямо в него. Яблоня сильно ударился о землю, несколько  раз
отскочил от нее как резиновый мяч, пробежал еще несколько шагов и юзом  на
животе скользнул к первой базе.
     Однако первый базовый защитник из команды Кэйси все-таки  поймал  мяч
и, не выпуская его из рук, сделал выпад в сторону ползущего игрока  Ди-Си,
который был рядом. Сразу же после этого, решив, что  запятнал  Яблоню,  он
высоко подпрыгнул и бросил мяч другому защитнику из своей команды, который
прикрывал   "дом".   Мяч   звонко   шлепнулся   в   огромную   и   толстую
перчатку-ловушку защитника ровно за мгновение до того, как  игрок  команды
Ди-Си из третьей базы должен был проскочить в "дом".
     Рефери справедливо определил у игрока Ди-Си положение  "вне  игры"  и
пригласил вернуться в третью базу. С  этим  никто  не  спорил.  Но  первый
базовый из команды Кэйсиленда подошел к судье и громко заявил о  том,  что
он запятнал Яблоню, когда тот рвался  к  первой  базе.  Поэтому  тот  тоже
должен быть объявлен в положении "вне игры".
     Яблоня категорически  это  отрицал.  Тогда  защитник  у  первой  базы
заявил, что имеет доказательство. Он зацепил кончиком шипа  правое  колено
Яблони сбоку. Рефери велел Яблоне снять защитный чулок.
     - Свежая, еще кровоточащая рана, - объявил  судья.  -  Вы  тоже  "вне
игры".
     - Почему это? - взревел Яблоня, выплюнув жеванный табак прямо в  лицо
судье. - Это кровь из двух порезов на бедре и это было еще  на  предыдущей
смене! Этот почитатель бога-отца - лжец!
     - А почему же он был уверен в том,  что  мне  надо  осмотреть  правое
колено? Только потому, что он именно это колено зацепил мячом, - гаркнул в
ответ рефери. - Здесь судья - я, и я говорю - аут!
     Затем он еще громче повторил по буквам:
     - А - У - Т!
     Решение это пришлось не по вкусу болельщикам Ди-Си. Они засвистели  и
стали громко выкрикивать традиционное "УБИТЬ СУДЬЮ".
     Карел побледнел, но решения  своего  не  отменил.  К  несчастью,  его
смелость  и  твердость  не  принесли  ему  ничего  хорошего,   ибо   толпа
выплеснулась на игровое поле и повесила беднягу на балке в проходе.  После
этого началось массовое  избиение  игроков  из  команды  Кэйсиленда.  Они,
наверное, все погибли бы под ударами кулаков, если бы вовремя не вмешалась
полиция Манхэттена, окружив взбесившихся болельщиков и оттеснив их тыльной
стороной своих мечей. Карела также удалось спасти, так  как  кто-то  успел
перерезать веревку до того, как петля свершила свое дело.
     Болельщики из Кэйсиленда тоже сделали попытку прийти на помощь  своей
команде, но не сумев пробиться к полю, сцепились с болельщиками из Ди-Си.
     Стэгг некоторое время внимательно  следил  за  свалкой.  Сначала  ему
захотелось броситься в самую гущу отчаянно дерущихся тел и раздавать удары
направо и налево своими могучими кулаками.
     Он ощутил нарастающую жажду крови и даже приподнялся, чтобы броситься
в бушующую под ним толпу. Но в это же самое время огромная  толпа  женщин,
тоже возбужденная зрелищем драки, но в совсем другом  смысле,  захлестнула
его целиком.



                                    10

     Черчилль плохо спал в  эту  ночь.  Он  никак  не  мог  избавиться  от
воспоминания, каким восторженным было лицо Робин, когда  она  с  гордостью
призналась, как надеется на то, что забеременела от Героя-Солнце.
     Сначала он ругал себя за то, о чем  мог  бы  и  сам  догадаться:  она
должна была быть среди ста девственниц, избранных дебютировать на открытии
праздника. Ведь она очень красива, а отец - достаточно богат.
     Затем он стал искать оправдание себе в том,  что  до  сих  пор  очень
плохо знает  культуру  Ди-Си  и  относится  ко  многим  ее  проявлениям  с
предубеждениями, свойственными морали его времени. Никак нельзя относиться
к ней, как к девушке начала двадцать первого века.
     Наконец, он корил себя, что влюбился в Робин.  Его  отношение  к  ней
напоминало больше реакцию пылкого  двадцатилетнего  юноши,  а  не  мужчины
тридцати двух лет - нет, восьмиста тридцати  двух  лет;  мужчины,  который
пропутешествовал миллиарды километров и покорение космоса сделал  основным
своим занятием, а теперь влюбился в восемнадцатилетнюю  девчонку,  которой
знакома была крохотная часть Земли на крохотном отрезке времени!
     Однако Черчилль был человеком практичным. Факт есть  факт.  А  фактом
было то, что он действительно хотел, чтобы Робин Витроу стала  его  женой,
или, по крайней мере, хотел до того самого момента прошлого вечера,  когда
она ошарашила его своим признанием.
     Какое-то время он ненавидел Питера Стэгга.  У  него  и  раньше  часто
возникала некоторая обида на своего капитана: слишком уж тот был красив  и
высок, да и занимал должность, которую, по  мнению  Черчилля,  он  мог  бы
занимать сам. Он любил и уважал шефа, но будучи честен перед самим  собою,
признавался в том, что ревнует.
     Было почти невыносимо думать о том, что тот, как всегда, обошел  его.
Стэгг всегда был первым.
     А ночь все не кончалась. Черчилль поднялся с постели, закурил  сигару
и стал шагать по комнате, заставляя себя не кривить душой.
     Во всем происшедшем нет вины ни Питера,  ни  Робин.  И,  конечно  же,
Робин ничуть не любит Стэгга,  который,  вот  бедный  дьявол,  обречен  на
короткую, но полную чувственных наслаждений жизнь.
     Самое главное, что лишало его покоя - это то, что он  хочет  жениться
на женщине, которая намерена родить от другого. Несомненно, в этом  нельзя
упрекать ни ее, ни отца ребенка. Важнее было другое: хочет ли  он  растить
ее дитя, как свое собственное?
     Наконец, лежа спокойно в постели и  прибегнув  к  технике  йогов,  он
все-таки смог заснуть.
     Проснулся он примерно через час после восхода солнца.  Слуга  сообщил
ему о том, что Витроу уехал по делам и что Робин с матерью  отправились  в
храм и должны вернуться через два часа, а может быть и раньше.
     Черчилль осведомился о Сарванте, но тот еще не появлялся. Позавтракал
он вместе с детьми. Они просили рассказать что-нибудь из его путешествия к
звездам, и он описал происшествие на планете звезды  Вольфа,  где  команда
была атакована летающими осьминогами. Случилось это во  время  бегства  от
преследовавших их местных жителей, когда  пришлось  пересекать  болото  на
плоту.
     Это были гигантские твари, летавшие  с  помощью  наполненного  легким
газом мешка и  добывавшие  пищу  при  помощи  длинных  свисающих  щупалец.
Щупальца могла наносить электрические удары, вызывая паралич у жертвы  или
убивая ее, после чего осьминог разрывал добычу острыми  когтями,  которыми
заканчивались его восемь мускулистых конечностей.
     Дети сидели молча, широко раскрыв рты, пока он рассказывал, а к концу
повествования  смотрели  на  него,  как  на  полубога.  К  концу  завтрака
настроение поднялось, особенно когда Черчилль припомнил, что именно  Питер
Стэгг спас ему жизнь, отрубив схватившее его щупальце.
     Когда он поднялся из-за стола, дети умоляли  рассказать  еще.  Только
дав обещание продолжить, когда вернется, ему удалось от них освободиться.
     Черчилль велел слугам передать Сарванту, чтобы подождал его, а  Робин
- что он пошел искать товарищей  по  команде.  Слуги  настояли,  чтобы  он
воспользовался каретой и взял охрану. Ему не хотелось быть в  еще  большем
долгу перед Витроу, однако отказ мог, вероятно, оскорбить хозяина.  Карета
мигом примчала его к стадиону, где стояла "Терра".
     Ему пришлось столкнуться с  немалыми  трудностями  в  поисках  нужных
чиновников. Однако в некоторых отношениях Вашингтон  почти  не  изменился.
Маленькие взятки то здесь, то там помогли ему раздобыть нужные сведения, и
вот он уже в кабинете чиновника, ведающего звездолетом.
     - Я бы хотел узнать, где сейчас находится экипаж? - спросил Черчилль.
     Чиновник, извинившись, вышел минут на пятнадцать.  Он,  должно  быть,
выяснил местонахождение бывшего персонала "Терры". Вернувшись, он  сказал,
что все, кроме одного, находятся в Доме Заблудших Душ. Это,  объяснил  он,
дом, где можно  поесть  и  переночевать  иностранцам  и  путешественникам,
которые не могут найти гостиницу, принадлежащую их братству.
     Если вы не посвящены в какое-либо из братств, пояснил  чиновник,  вам
придется искать прибежище в общественных  или  жилых  домах,  если  только
удастся. Это весьма нелегко сделать.
     Черчилль  поблагодарил  и  вышел  из  кабинета.  Следуя  наставлениям
чиновника, он отправился в Дом Заблудших Душ.
     Здесь оказались все, с кем он расстался вчера.  Они  были  в  одеждах
туземцев. Не один Руд догадался продать свою.
     Обменявшись последними новостями, Черчилль справился о Сарванте.
     - Не слышали о нем ни слова, - сказал Гбве-Хан и добавил. - А  мы  до
сих пор не пришли к какому-либо решению.
     - Если наберетесь немного  терпения,  -  обнадежил  Черчилль,  -  то,
возможно, еще отплывете домой.
     Он поведал им все, что удалось разузнать о мореплавании в Ди-Си  и  о
шансах заполучить корабль, заключив:
     - Если я добуду корабль, то уж позабочусь, чтобы каждому  из  вас  на
нем досталось по койке. Прежде всего, вам  нужно  быть  готовыми  заменить
моряков. Это  означает,  что  придется  присоединиться  в  какому-либо  из
морских братств, а затем походить в  море  для  тренировки.  Осуществление
этого плана требует времени. Если же вас  это  не  устраивает,  то  всегда
можете попробовать добраться по суше.
     После  двухчасового  бурного  обсуждения  все  члены  экипажа  решили
следовать за Черчиллем.
     - Вот и прекрасно, - заключил он, поднимаясь из-за стола. -  Пока  не
последует  дальнейших   указаний,   оставайтесь   здесь,   как   в   нашей
штаб-квартире. Вы знаете, как связаться со мной. До скорого! Удачи вам!
     Черчилль не стал гнать оленей, позволив им идти тем шагом, который им
по душе. Он все еще опасался того, что выяснится, когда он вернется в  дом
Витроу, а ведь он до сих пор еще не решил, как ему поступить.
     Наконец, карета остановилась  перед  домом.  Слуги  выпрягли  оленей.
Черчилль заставил себя войти в дом. Робин и ее мать  сидели  за  столом  и
стрекотали как пара счастливых сорок.
     Робин соскочила со стула и побежала  к  нему.  Глаза  ее  сияли,  она
восторженно улыбалась.
     - О, Руд,  это  случилось!  Я  ношу  ребенка  Героя-Солнце,  а  жрица
сказала, что это будет мальчик!
     Он попытался изобразить улыбку, но это ему не  удалось.  Даже,  когда
Робин обняла его и расцеловала, а затем стала весело танцевать, ему все не
удавалось справиться с собой.
     - Хотите холодного пива? - предложила мать Робин. - У вас такой  вид,
будто вы получили плохие вести. Надеюсь,  это  не  так.  Сегодняшний  день
должен быть днем веселого праздника. Я сама дочь Героя-Солнце и дочь моя -
дитя Героя-Солнце. А вот теперь  и  внук  мой  будет  сыном  Героя-Солнце.
Трижды благословение  Колумбии  простерлось  над  этим  домом!  Мы  должны
отблагодарить ее весельем.
     Черчилль сел и выпил кружку пива. Вытер пену с губ и произнес:
     - Вы должны простить меня. Я выслушивал жалобы моих товарищей. К  вам
это не имеет никакого  отношения.  Меня  сейчас  больше  всего  интересует
дальнейшая судьба Робин.
     Анжела Витроу понимающе посмотрела на него, как бы ощущая, что сейчас
происходит в его душе.
     - Что ж, она возьмет себе в мужья какого-нибудь  удачливого  молодого
человека. Похоже на то, что ей самой будет весьма  трудно  сделать  выбор,
так как не менее десятка мужчин имеют серьезные намерения по  отношению  к
ней.
     - Предпочитает ли она кого-нибудь? - как ему  самому  показалось,  не
очень-то тактично спросил Черчилль.
     - Она ничего не говорила мне об этом, - ответила  мать  Робин.  -  Но
будь я на вашем месте Черчилль, я