ралась  над  горными
хребтами. Его брови сошлись над птичьим носом.
   А теперь я и сам чужд драконам, ибо я отказался от своей воли - отказался
от своей магии - чтобы с ее помощью демоны не  поймали  меня  в  ловушку,  и
теперь я и сам не понимаю, кто я.
   Моркелеб, друг мой...Она  коснулась  его  плеча,  а  он  рассматривал  ее
глазами, которые больше  не  были  похожи  на  кристаллический  лабиринт,  а
напоминали прямую бесконечную дорогу, исчезающую в бесцветном воздухе.
   Моркелеб, друг мой, ты - это ты.  Я  ценю  тебя  таким,  какой  ты  есть,
всегда. Что бы ты ни делал, кем бы ты ни был и кем бы ты ни станешь, я  буду
твоим другом. Может быть, это не то, чего ты хотел когда-то, но это  лучшее,
что я могу тебе дать.
   Не когда-то, сказал он, и не навсегда. И она увидела на его лице холодный
кристаллический след слез. Ибо ты умрешь, колдунья, как умирают  люди,  а  я
стану тем, кем стану, и что будет с тем, что происходит между нами?
   Он отвернулся, не желая, чтобы кто-нибудь видел его слезы или  его  душу.
Когда-то он с глубокой, ужасающей страстью любил золото, любил власть  и  те
знания, что власть  перед  ним  открывала.  Она  ощутила  в  нем  печаль  от
осознания того - с ней это тоже было - что нельзя вернуться  назад  и  стать
таким, как прежде.
   Она подняла руку, чтобы отереть его  слезы,  но  он  остановил  ее,  сжав
длинными, холодными когтями.
   Не касайся их, колдунья; они сожгут твою руку.
   Тогда она взяла с шеи ложку для росы и  поймала  слезы  в  нее,  а  потом
отложила ее на парапет.
   А что случается с мирами, которые ты посетил когда-то?  -  спросила  она,
указывая на звезды и тьму. Они все еще там, живут в твоем сердце.
   Сердца драконов не такие, как сердца людей. Как и  их  слезы,  они  имеют
другой состав. Я могу вернуться в те миры, в  любой,  какой  выберу.  Но  ты
затеряешься в темных океанах времени,  и  никакие  призывы  не  вернут  тебя
обратно. Именно поэтому я искал Пустынный Остров, именно поэтому я остался.
   Ничто не теряется, сказала Дженни, и ничто не забывается.  И  кто  знает,
что находится в сердцах  и  снах  Теней  Драконов?  Когда  Двенадцать  Богов
отправили Повелителя Времени в  изгнание,  это  случилось  потому,  что  они
забыли - они сами только приснились ему. Но тем не менее он позволил изгнать
себя и отказался от своей божественной природы. Он знал,  они  всегда  будут
существовать в его сердце, пока это будет иметь значение для  него  или  для
них.
   Он довольно долго молчал, а она тихо стояла рядом, держа за руку и  время
от времени собирая его слезы в хрустальную ложку. И в самом деле, как  он  и
сказал, слезы эти чернили серебряную ручку в тех местах, где соприкасались с
ней, словно хотя  тело  его  сейчас  было  человеческим,  они,  подобно  его
драконьему облику, состояли из элементов, неизвестных на планете  океанов  и
лесов.
   Через какое-то время он взглянул  на  нее  с  вспышкой  прежней  забавной
иронии и сказал, Хитрюга, ты превратила даже мою печаль в подарок мужу, и за
этой усмешкой она услышала новое  понимание  того,  что  это  такое  -  быть
человеком.
   Она подняла ложку, в которой была лужица слез размером примерно с  сустав
ее большого пальца. Тогда я сброшу ее  с  парапета,  сказала  она,  стараясь
найти в душе силу сделать то, о чем сказала. Я не украду у тебя твою печаль,
мой друг.
   И я не украду у тебя мужа, сказал он, мой друг. И он взял ложку у нее  из
рук и снова осторожно положил на камень. К тому же я бы  не  украл  у  моего
друга жену, ради которой он сделал то, на  что  у  меня  нет  храбрости  или
безрассудства - любви, как вы это называете. Он коснулся ее  щеки  и  волос,
как делал Джон, и вгляделся в ее глаза своими, которые не были,  никогда  не
были человеческими. Теперь  я  понимаю,  почему  мы,  звездные  бродяги,  не
принимаем человеческое обличье чаще.
   Она покачала головой, не понимая, и он притянул ее к себе и  поцеловал  в
губы.
   Потому что это не обличье, сказал он. А мы не  дураки.  И  вот  теперь  я
сделал это. Он поднял руку с длинными черными  ногтями  и  отер  слезы,  что
бежали по ее лицу. Бог женщин  поэтому  называется  еще  и  Королевой  Моря?
Потому что слезы солоны, как океан?
   Она чуть улыбнулась. Я не знаю. Может, потому, что  они  бесконечны,  как
океан.
   Как и все человеческое горе, что питает корни любви. И в его словах,  что
возникли в ее разуме, заключались огромные отрезки времени, что он  когда-то
наблюдал, еще до ее рождения и рождения ее матери, и намного позже, чем она,
и Джон, и Ян умрут. Он кивнул в сторону ложки с маленькой мерцающей лужицей.
- Если ты пошлешь это Королеве Демонов, смотри, чтобы пузырек был сделан  из
хрусталя, не из стекла. - Теперь он говорил, как люди, хотя разумом она  еще
чувствовала течение его мыслей.  -  Слезы  драконов  опасны.  Они  уничтожат
обычное стекло. Даже хрусталь они прожгут через какое-то время.
   Она потянулась к ложке, но теперь  удержала  руку.  В  глазах  Моркелеба,
похожих на мрачные звезды, она уловила эхо собственных мыслей.  А  поскольку
она много лет прожила с естествоиспытателем,  который  возился  с  летающими
машинами, химикалиями и заводными игрушками, она спросила:
   - А через какое время?

Глава 22

   - Моя единственная любовь,  -  выдохнула  Королева  Демонов,  и  ее  рот,
похожий на темный кровавый рубин, нашел губы Джона, очертил  их,  потом  его
нос и овальный шрам у него на горле. - Мой слуга и моя любовь. -  Ее  ладонь
скользнула по его руке, по бокам; ее  кожа  под  его  ответной  лаской  была
бледно-розовой, как в сердцевине лилий, безупречной, как у юной  девушки,  и
пахла душистыми оливками и жасмином. Волосы ее  были  беспорядочным  океаном
траурно-черного шелка.
   Дженни осознала, что выглядела она как Кахиера Ночная Птица.
   Тело ее лежало на Джоновом в пещере, окутанной алым,  как  тлеющие  угли,
бархатом и огнем свечей, и извивалось, как у змеи. Дженни попыталась закрыть
глаза, отвести взгляд. Ее обняли теплые руки и голос Амайона выдохнул ей  на
ухо, Я вынужден был показать тебе это,  дорогая.  Ради  твоего  собственного
блага я вынужден был показать тебе это. Он отвернулся  от  тебя,  сейчас  он
входит в ее королевство.
   Ты лжешь. Дженни попыталась вызвать в памяти образ Джона, который  умирал
под дождем, пронзенный копьем Яна. Она не могла. Этого никогда  не  было,  и
эту ложь никогда не произносили.
   Ты лжешь.
   Но ее тело болело от воспоминания о пылающем удовольствии Амайона  внутри
нее, о золотом великолепии господства и власти. Она боролась  за  то,  чтобы
проснуться, но тонула в воспоминаниях о других  объятьях,  восхитительных  и
унизительных, а за ними слышала голос Амайона, зовущий ее по имени.  Зовущий
из белой ракушки, в которой был заключен, так же, как ее собственное  сердце
было заключено в треснувшем самоцвете в серебряном флаконе Карадока.
   Я еще могу вернуться к тебе. Я все еще могу любить тебя, как  он  никогда
не любил. Как он мог любить тебя, он, который никогда не понимал?
   - Милая? - голос Джона мягко проник в лабиринт этого сна. - Милая?
   Она проснулась со слезами на лице и  отчаянным  стремлением  узнать,  где
именно хранится белая ракушка Амайона. Джон нагнулся над ней.  И  ее  первой
мыслью, которую она торопливо оттолкнула, была ярость, что Джон здесь, чтобы
удержать ее от поисков.
   Его палец легко коснулся ее лица. - Ты плачешь.
   Я плачу, потому что ты лежишь с Королевой Демонов.
   Но это был ее сон, не его. Может быть, не его. Или она не могла доказать,
что его.
   Она прерывисто вздохнула и вытерла лицо, которое и в самом  деле  было  в
слезах. Джон зажег лампу  рядом  с  его  узкой  кроватью,  но  за  массивным
зарешеченным квадратом окна в комнате - его еще не содержали  под  замком  -
уже тлел серый рассвет. - Я начинаю понимать, почему  иметь  дело  с  любыми
демонами -  всегда  дурно,  -  сказала  она.  -  Они  не  оставляют  тебя  в
одиночестве. Ни во сне, ни когда проснешься, ни в смерти.
   Его челюсти сжались, и она увидела овальный шрам в  том  месте,  где  его
оставила Королева Демонов. Прошлой ночью, когда  он  заснул,  она  отдернула
одеяло, и ей показалось, что на  его  теле  были  отметины  -  едва  видимые
серебристые следы, которые  исчезли,  когда  она  склонилась  пониже,  чтобы
рассмотреть. Отметины Королевы от занятий любовью. Знаки обладания.
   - Мы с этим справимся. - Он обхватил ладонями ее лицо.
   Но в душе она подумала -  или,  возможно,  Амайон  нашептал  ей,  (иногда
невозможно было сказать) -  Они  только  выжидают,  пока  ты  уйдешь,  чтобы
достать кислоту или топор.
   - Снаружи мисс Мэб, -  тихо  сказал  Джон.  -  Она  говорит,  что  просит
прощения за то, что так рано, но  она  получила  сообщение,  призывающее  ее
вернуться в Бездну.
   Дженни  натянула  через  голову  широкую  мантию  и  выпрямилась,   когда
колдунья-карлица  вошла  внутрь  вслед  за  слугой.  Слуга  внес  поднос   с
хлебцами-плетенками, медом, топлеными сливками и яблоками. - Эй,  парни,  вы
там в порядке? - Джон высунул голову в  дверь,  обращаясь  к  стражникам  на
галерее. - Вообще-то, Поликарпу, по меньшей мере, стоило бы послать вам  то,
что получаю я, - добавил он, изучая чаши с овсянкой, что стояли перед  ними.
Он зашел к себе и взял с подноса пару яблок.
   - Нет, спасибо, сэр, - сказал один из солдат, настороженно изучая фрукт.
   Джон на минуту остановился, держа яблоко  в  руке;  Дженни  увидела,  как
изменилось выражение его глаз.
   Вызывающий демона. Пособник Исчадий. Забредший в Ад.
   - Ну ладно, - сказал он. И добавил:
   - Я, знаешь ли, еще не стал их слугой.
   - Да, сэр, - сказал мужчина бесстрастно.
   Джон бесшумно вернулся в комнату и надкусил яблоко сам.
   Мисс Мэб  открыла  голубую  каменную  шкатулку.  В  ней  находился  белый
порошок, которого она  коснулась  пальцем,  смоченным  слюной,  и  привычным
жестом нанесла его на запястья, веки и язык Дженни. - Насколько  хорошо  это
действует, я не знаю, - сказала карлица, отбрасывая назад  волосы  Дженни  и
вглядываясь в  ее  глаза.  -  Твое  сердце  все  еще  в  плену  драгоценного
талисмана, и возможно, ничто не исцелит тебя, пока оно не будет свободно.
   Дженни кивнула. Она не думала, что сможет выдержать еще одну ночь, слушая
нашептывания Амайона во сне  -  о  режущих  как  хрусталь  картины,  что  ее
посещали: о собственном дурмане, жестокости  и  похоти;  о  Яне,  чей  разум
становился  все   саркастичнее   и   непристойней,   с   каждым   днем   все
изобретательнее в том, как причинять боль людям и животным. О  Яне,  который
был пойман в ловушку, как и она сама,  и  плакал  от  отчаяния  и  унижения,
умоляя своего демона дать ему умереть.
   О Джоне в руках Королевы Демонов.
   Она до боли сжала зубы и заставила себя кивнуть.
   - Вероятно, ты сможешь наложить это еще раз завтра, - сказала  она.  -  Я
обнаружила, что когда единичное использование не имело силы, то с некоторыми
заклинаниями действовало повторное применение.
   - Безусловно, так и есть, - ответила старая карлица,  аккуратно  закрывая
шкатулку. - Я попытаюсь снова на закате, если в течение дня тебе  не  станет
лучше. К этому времени я постараюсь вернуться из Бездны. А в  моем  домашнем
кроличьем садке попытаюсь сплести для твоего спокойствия другие  заклинания,
пока исцеление не станет устойчивым. Подземная Говорящая Река  -  это  поток
силы, и ее сила возрастает, когда она углубляется в  землю.  На  закате  она
проходит, звеня, над Пятью Водопадами на девятом уровне, где  находится  мой
садок, и ее воздействие можно сплести в венки и ленты, и так я  принесу  это
тебе, а также Аверсину, чтобы помочь заснуть без сновидений.
   Дженни быстро взглянула в мудрые, старые  бледные  глаза,  молясь,  чтобы
колдунья-карлица не прочла те сны, но не смогла  объяснить,  что  увидела  в
моршинистом лице мисс Мэб.
   За  Джоном  зашла  стража,  потому  что  во  внутренний  двор  доставляли
недоделанного Ежа. Дженни, которая  уже  оделась  в  простую,  коричневую  с
желтым одежду,  которую  носили  слуги,  копила  внутри  себя  магию,  чтобы
заколдовать чувства охраны и никто не смог увидеть, как она прошла. Но делая
это, она ощутила разум Амайона, силу его воли, которая  усилилась  в  ней  в
ответ на ее обращение к силе. Она также ощутила  странное  смещение,  словно
видела  все  вокруг  сквозь  кусок  стекла   -   сквозь   зеленый   кристалл
драгоценности-тюрьмы.
   Моркелеб как-то говорил, что  Тени  Драконов  отбросили  свою  магию.  Но
сделать это было трудно. Она просто как можно быстрее вышла из комнаты вслед
за Джоном и охрана, у которой не было  инструкций  касательно  ее,  дала  ей
пройти.

***

   На севере говорили, что любая вещь, которую  можно  купить  или  продать,
продается и покупается на Рыночной площади у Цитадели Халната,  где  Границы
королевства встречаются с Бездной Ильфердина. Гигантская пещера, вырубленная
в скале, на которой стояла цитадель, была входом  во  двор  гномов.  Легенды
гласили, что они могут замуровать этот проход каменной стеной за одну  ночь.
Внутренние ворота  огромного  помещения  были,  конечно,  сплошными,  прочно
запирались и днем и ночью, и охранялись четырьмя оружейными  башнями.  Когда
Дженни вошла на Рыночную площадь, она увидела на каменном полу металлические
рельсы, по которым бегали тележки гномов и тащили добро в пещеру и из нее.
   Гномы по большей части продавали серебро и золото, самоцветы и  предметы,
сделанные  из  редких  сплавов,  или  хитроумные  машины,  изготовленные   с
несравненным мастерством. В обмен  купцы  приносили  специи,  травы,  редкие
химикалии и соли. Тут был шелк с Семи Островов и  более  жесткие  и  простые
шелка из Гата и Нима; редкие птицы и оперение птиц,  совершенно  неизвестных
на севере; жадеит, фарфор и мускус. В другой части рынка  находились  загоны
для скота, свиней и овец. Гномы покупали их за серебро и  медь,  потому  что
любили мясо, а в пещерах была только бледная подземная рыба и грибы.
   Купцы установили длинные ряды столов, на покрывалах или  ярких  скатертях
были выставлены товары. Одни соорудили деревянные киоски  или  павильоны,  с
цветами или  связками  зелени,  привязанными  к  столбам.  Другие  поставили
палатки, а поблизости от начала пещеры, где  ветер  уносил  дым,  разносчики
товаров жарили колбасу и речную рыбу или на пару готовили сладкие  клецки  и
молочный крем. Поэтому все это огромное мрачное пространство  пахло  горячим
жиром и свежими цветами, раздавленной зеленью,  пряностями,  потом,  камнем,
ламповым маслом, животными, навозом и кровью. Шум на этой сводчатой  площади
стоял ужасающий.
   Дженни переходила от продавца  к  продавцу,  что  торговали  каменными  и
стеклянными сосудами, и наконец остановилась на алебастровой  бутылочке  для
табака, тонкой и  хрупкой,  как  бумага  -  "Это  отличная  вещь,  хоть  для
коричневого табака, хоть для бетеля"  -  восторгался  разносчик.  Затем  она
нашла человека, который работал по  цветному  стеклу,  и  который,  повертев
бутылочку в загрубелых пальцах, кивнул и сказал:
   - Ладно, я могу вложить это  в  пузырек,  хотя  такую  прекрасную  работу
просто грех прятать.
   - Это загадка, - сказала Дженни. - Придуманная для того,  у  кого  хватит
ума сдвинуть стекло, не повреждая алебастр внутри.
   Она расплатилась за это серебром, что дала ей мисс Мэб - ни у нее  самой,
ни у Джона не было ни пенни - и пообещала вернуться  на  следующий  день  за
готовым сосудом.  Потом  взобралась  по  бесконечным  утомительным  пролетам
лестницы, останавливаясь передохнуть на  частых  лестничных  площадках,  где
торговцы лимонадом  и  фалафелью  усиленно  потчевали  своими  изделиями.  В
цитадели  она  снова  разыскала  внутренний  двор,  где  Джон  и  мисс   Ти,
инженер-гном,  инструктировали   несколько   дюжин   воинов   Мастера,   как
использовать механизмы Ежа для убийства дракона.
   - Чтобы разворачивать кабину, силы не надо, - говорил Джон. Он  стоял  на
машинной платформе, снабженной  колесами  (на  ней  находилась  только  сама
рулевая рубка), раздетый, как и его публика, до рубашки и бридж. Мисс  Ти  -
среди собственного народа ее называли Ордагазедуин - работала с мастерами на
другой стороне двора, собирая остальные машины.
   - Расслабьте руки и ноги, - вас же прибьет,  если  вы  наляжете  со  всей
силы, когда этого не надо. Просто согнитесь,  а  в  конце  напрягитесь,  вот
так... - Он пошевелился, особым движением сместив вес, что  было  необходимо
для управления кабиной, и когда разместил  каждого  солдата,  удостоверился,
что они  поняли  необходимость  равновесия  и  специфического  использования
инерции.
   Наблюдая за ним, Дженни ощутила, что сердце словно сжалось  в  груди.  На
его горле были отметины демона, а в сердце - осознание того, что  сделают  с
ним люди еще до полнолуния. Но он проверял, достаточно ли  эти  дети  -  они
были так молоды, что казались детьми - поняли о машинах,  которые  дадут  им
надежду выстоять против драконов и магии.
   Дженни направилась к нему сквозь пыль  и  звон  молотов.  Она  наполовину
прошла внутренний двор, когда он повернул голову, ища ее глазами.  Его  лицо
словно осветилось. - Джен. - Он сошел вниз, взял ее за руки и  поцеловал.  -
Мисс Ти говорит, что мисс Мэб была тут еще до рассвета  и  пометила  каждого
Ежа этими цыплячьими следами из этого красного  пузырька.  -  Он  указал  на
запыленную путаницу механизмов. - Она оставила  пузырек  у  меня,  чтобы  ты
закончила. Времени у нас маловато.
   Он взглянул  на  двух  телохранителей  позади  нее,  которые  бесстрастно
прислонились к стене. Сам Поликарп стоял на  колоннаде,  его  голубые  глаза
светились и были полны зависти. Дженни ощутила это, когда  пристальный  взор
Джона пересекся со взглядом Правителя. На мгновение, когда по  плечам  Джона
скользнул тонкий луч растущей дневной луны, ей  показалось,  что  она  видит
отметки узора Королевы Демонов на его руках и по плечам:  она  почти  прочла
эти рунические заклинания, не выразимые словами. Почти тотчас они  растаяли,
но лицо его выглядело так, словно он давно не спал.
   Но он спросил ее только:
   - Как ты?
   - Хорошо. - Она заставила себя улыбнуться.
   На двор пала тень; беззвучные  темные  крылья.  Студенты  глянули  вверх,
вскрикнули и потянулись к мечам, которые не висели больше у  них  на  поясе.
Кто-то собрался бежать к одной из  катапульт,  установленных  поблизости,  и
Джон сказал:
   - Не стреляй в своего учителя танцев, сынок; знаешь, за  сколько  времени
мне пришлось заказать этот урок? - Он изогнулся,  забираясь  в  незащищенную
кабину и всунул ноги в крепления. - Ты, беленькая. Давай  сюда,  ко  мне,  и
держись крепче. Мы еще сделаем из вас Драконьих Погибелей до полнолуния.
   Моркелеб сделал один круг в вышине, затем спикировал,  атакуя  и  хватая.
Джон влетел в кабину и дернул рулевое  управление,  рывком  уводя  платформу
из-под удара. - Вы должны следить за его хвостом, -  крикнул  он  студентам,
которые рассыпались широким зачарованным кольцом. - Голова  и  хвост,  вроде
правого и левого кулака. Не  тратьте  выстрелов  на  его  бока.  -  Моркелеб
хватал, хлестал и шипел, и Дженни ощутила, как Поликарп рядом с ней трепещет
от благоговения и восторга.
   Это был, как сказал Джон, урок танцев, игра  в  кошки-мышки:  грациозная,
смертоносная, удивительно  проворная  и  стремительная.  Один  раз  Моркелеб
вцепился когтями в дно платформы и перевернул ее; Джон высвободил ноги, всем
телом изогнулся на платформе и под ней,  и  платформа,  кренясь  и  трясясь,
снова встала на колеса. После битвы  у  Корского  моста  они,  должно  быть,
сделали противовесы, подумала  Дженни.  -  Следи,  как  дракон  движется,  -
пропыхтел Джон, ожидая, пока высокая блондинка вскарабкается на платформу. -
Они невесомы, но используют крылья для баланса и  поворотов,  видишь?  Когда
они движутся, то можно попытаться выстрелить  под