оторого представляли собой самую  высшую  знать  и  наиболее  апатичных  из
политических тяжеловесов. Церемонии такого рода  порой  носили  скрытый  дух
бунтарства,  но  зачастую   являлись   просто   любительскими   спектаклями,
приносившими  чуть  больше  восторга,  чем  скучные   страницы   пристойного
готического романа. В данном случае молодая  женщина  прониклась  ощущением,
что находится в запертой комнате наедине с опасным сумасшедшим,  который  на
самом деле собирается проделать с ней все, о чем говорит. Он не шутил, когда
говорил ей о желании выпороть  ее  и  иметь  с  ней  анальный  половой  акт.
Действительно, после  того,  как  сей  человек  все  это  с  ней  проделает,
единственным способом  для  него  обезопасить  себя  остается  заставить  ее
замолчать. Жанне Тестар повезет, если она не найдет  свой  конец  в  Сене  с
перерезанным горлом.  Если  же  такое  случится,  мадам  де  Рамо  из  "дома
знакомств" на рю Сен-Оноре вряд ли станет афишировать  свою  причастность  к
преступлению и ни за что не отправится в полицию, чтобы  рассказать  историю
девушки, которая станет еще одним трупом, найденным в реке.
   Жанна взяла себя в руки и попыталась найти  способ  вызволить  себя  из
затруднительного  положения.  К  этому  моменту  молодой   человек   вытащил
пистолеты и шпагу, заверив ее, что будет вынужден пустить их в ход, если она
не подчинится его требованиям. Тестар  заговорила  его,  вернув  внимание  к
предмету богохульства, пообещав,  несмотря  на  свое  физическое  состояние,
которое не позволяет ей подчиняться всем  его  настоящим  приказам,  все  же
стать  помощницей  в  опытах  по  черной  магии.  Жанна,   например,   может
встретиться  с  ним  в  семь  часов  утра  в  следующее  воскресенье,  чтобы
сопровождать его на мессу.  Там  они  утаят  священные  облатки,  данные  им
священником, и вернутся в  потайную  комнату,  где  предадутся  незабываемой
оргии,  а  предлагаемым  им  извращениям  она  будет  отдаваться  с  большим
энтузиазмом, чем нынешней ночью. Молодому  человеку  эти  слова  понравились
настолько,  что  он  оставил  разговор  о  порке   и   других   извращениях,
приготовленных им для нее. Хотя  спать  молодой  женщине  не  пришлось,  она
старалась протянуть время, чтобы дождаться нанятой  мадам  де  Рамо  кареты,
которая отвезет ее домой. Когда та прибыла около девяти часов  утра,  Тестар
уговорила его открыть дверь, не забыв посулить  встретиться  в  воскресенье.
Молодой человек согласился на это и дал ей лист бумаги  с  его  подписью  на
ней, прочитать которую она не могла.
   Тем же днем Жанна попыталась обратиться к стражам закона. Но  парижская
полиция шестидесятых годов восемнадцатого  века,  подобно  своим  лондонским
коллегам, состояла из чиновников, проживавших в  собственных  домах.  Первые
два раза, когда Тестар наведывалась  в  здание  участка,  ей  говорили,  что
никого нет. Только вечером того дня она сумела сделать свое заявление.
   Ни одна из отдельно взятых деталей  рассказанной  девушкой  истории  не
указывала на то,  что  молодым  человеком  являлся  Сад.  Не  имелось  также
каких-либо  доказательств  правдивости  версии  событий,  изложенных  Жанной
Тестар. От нее,  к  примеру,  следовало  бы  ожидать,  что  она  никогда  не
подтвердит собственного согласия на анальный  акт,  так  как  это  считалось
преступлением, караемым сожжением на костре. Уголовный  кодекс  гласил,  что
наказание за проступок подобного рода в равной степени  несли  как  мужчина,
исполнявший акт, так и женщина, позволившая его.
   Внешность молодого человека и его petite maison позволяли  думать,  что
это был, несомненно, Сад. Его вызов, обращенный в небо, без  особой  надежды
навлечь на себя гнев Божий, характер сексуальных вкусов также усиливают  это
подозрение. Лишенные сатанинских атрибутов, предложенные им  акты  выглядели
так же, что и те, которыми он занимался с молодыми женщинами  на  протяжении
последующей дюжины лет. В то время Сад, бесспорно, находился  в  Париже.  Он
покинул Эшоффур в Нормандии, в ста  милях  к  западу  от  города,  чтобы  15
октября встретиться в  Фонтенбло  с  премьер-министром,  герцогом  Шуазелем,
намереваясь просить о своем продвижении. Срок военной службы закончился,  и,
с его стороны, было вполне разумно ожидать, что ему  подыщут  тот  или  иной
дипломатический пост, как в свое время  случилось  с  отцом.  К  18  октября
маркиз, скорее всего, находился в пределах досягаемости  дома  знакомств  на
улице Сен-Оноре и реШе ггшзоп в предместье Сен-Марсо.
   Луи Марэ и его коллеги имели одну специфическую улику, лист бумаги,  на
котором молодой человек оставил свою подпись. Сада  арестовали  29  октября.
Ответственность за его содержание под стражей, пока обстоятельства  дела  не
будут доложены королю, взял на  себя  Антуан  де  Сартин,  генерал-лейтенант
полиции. Три недели спустя после ареста сына, 16 ноября, граф де Сад написал
в Соман брату аббату. Petite maison маркиз снял и обставил на деньги, взятые
в  долг.  Там  он,  по   выражению   графа,   предавался   debaushe   outree
{необузданному разврату (фр.)}, который настолько  шокировал  вовлеченных  в
него девушек, что они просто считали своим долгом  поставить  в  известность
полицию. Короля информировали обо всем  и  попросили  наказать  за  подобное
поведение  по  всей  строгости  закона.  Сада  заключили  в  замок  Венсенн,
расположенный на восточной окраине Парижа. Причем, проделали это без суда  и
следствия. В Венсенне ему надлежало оставаться до тех  пор,  пока  семья  не
решит, в какую тюрьму его поместить. Граф  Сад  призывал  брата  опровергать
сведения об этом деле, если история начнет распространяться в Провансе, и ни
слова не говорить тетушкам маркиза. Как следует из материалов дела, Сада  из
Венсенна перевели в Нормандию, "чтобы  иметь  возможность  пресекать  слухи,
которые могли начать распространяться".
   Но еще до этих событий, 2 ноября, Сад сам  написал  Сартину.  Это  было
письмо, написанное не бунтарем или богохульником, но человеком  кающимся,  -
искренне или нет - это уже другой вопрос. "Я заслуживаю  Божеской  мести,  -
писал он. - Единственное, что я могу делать - оплакивать свои ошибки, корить
себя за прегрешения. Увы! В руках Господних  раздавить  меня,  не  дав  даже
времени признать и прочувствовать их". Раскаиваясь, молодой  человек  теперь
понимал, что к данному настоящему положению  его  привело  пренебрежительное
отношение к причастию.  Он  умолял  позволить  ему  иметь  слугу,  предложив
прислать человека, только однажды переступившего порог его petite  maison  в
Аркей.
   Далее в письме Сад ссылался на одну книгу,  безнравственное  содержание
которой также способствовало  возникновению  нынешних  проблем  с  полицией.
Упомянутое издание в момент ареста будто бы  было  найдено  и  конфисковано,
однако свидетельств в пользу того, что автором того произведения являлся  он
сам, нет. Естественно, ссылка  на  книгу  вовсе  не  говорит  об  аресте  за
преступление, никакого отношения к Жанне  Тестар  не  имеющее.  Скорее,  это
служит доказательством того, что Сад опасался, как бы ему не предъявили  еще
одного обвинения, связанного,  вероятно,  с  хранением  в  частном  собрании
печатной продукции порнографического характера, подобного  тем  "нечестивым"
эстампам, которые, как следовало  из  материалов  дела,  девушка  видела  на
задрапированной  черной  материей  стене.  Двадцать  лет  спустя,  во  время
заточения в Венсенне, маркиз написал бывшему наставнику аббату Амбле о своих
первых пробах пера. Он упомянул о  заработанной  куче  денег  на  том,  что,
вероятнее всего, являлось эротическим романом  в  стиле  Пьетро  Аретино,  а
вовсе не на своих пьесах. О каком более раннем литературном опыте идет речь,
нам неизвестно. Однако его ссылка позволяет  думать,  что  он  относится  ко
времени его путешествия по Голландии в 1769 году. Письмо, написанное Садом 2
ноября 1763 года, свидетельствует о том, что маркиза  нужно  скорее  считать
шутником, чем богохульником, а все его  аксессуары  в  petite  maison  имеют
большее отношение к театральному действу, изобретенному  за  десять  лет  до
этого "Клубом адского огня" в  Англии,  чем  к  сатанизму.  К  его  именитым
членам, которые впервые собрались на развалинах Медменхемского аббатства  на
Темзе, относились сэр Франсис Дэшвуд, лорд  Сэндвич,  Джон  Уилкс  и  Джордж
Селуин. Дальнейшие их встречи проходили в  пещерах,  выкопанных  в  поместье
Дэшвуда, близ его красивого палладианского особняка Уэст  Уикома.  Церемония
скорее походила на костюмированный бал, чем на  черную  мессу.  Единственный
действительно страшный эпизод возник в тот момент, когда  Уилкс  к  друзьям,
пытавшимся в мерцании свечей вызвать  из  тьмы  дьявола,  внезапно  выпустил
черного бабуина. Правдивое  освещение  событий  нашло  отражение  в  записях
бухгалтерской книги известной лондонской  содержательницы  публичного  дома,
Шарлотты Хейес. "18 июня 1759 года. Двенадцать весталок для аббатства. Нечто
скромное и распутное для братьев". Как и petite maison Сада,  "Клуб  адского
огня" считался в такой же степени местом для сексуальных упражнений,  как  и
храмом для поклонения дьяволу. Его Idolum  Tentiginis,  выполненный  в  виде
палки  с  головой  птицы,  обращенной  назад  с  клювом  в   виде   фаллоса,
предназначался для молодых женщин, которые должны были скакать на нем.
   Непристойная форма  подобных  ритуалов  маскировала  в  Англии  протест
против  католицизма.  В  своем  случае  Сад  не  мог  воспользоваться   этим
оправданием. Как бы это ни казалось странным, но его  покаяние  приняли.  13
ноября Людовик XV подписал приказ о его освобождении из  Венсенна.  Молодому
аристократу  велели  вернуться  в  Эшоффур,  где  ему  предстояло  жить  под
бдительным  наблюдением  собственной   семьи.   Тех,   кто   читал   о   его
"развлечениях"  с  Жанной  Тестар  и  другими  девушками,  ждало  еще   одно
потрясение: маркиз де Сад вот уж шесть месяцев как состоял в законном браке.

   - 2 -

   К 1763 году отношения Сада с молодыми женщинами подразделялись  на  два
вида. В одном случае в них он видел партнерш, которых нанимал  для  утоления
своих плотских страстей, в другом - они  представляли  для  него  идеал  для
платонических  и  романтических  ухаживаний.  Создавалось  впечатление,  что
маркиз страдал раздвоением личности, от которого он не  избавился  до  самой
могилы. Ни малейшей склонности к браку Сад не проявлял.  Более  того,  своей
тетушке Габриелле-Элеоноре де Сад, аббатисе Сен-Бенуа де Кавайон, в  письме,
датированном 22 апреля 1790 года,  молодой  человек  написал,  что  основной
причиной для женитьбы он считал необходимость, чтобы кто-то находился  рядом
и мог ухаживать за ним на склоне лет.
   Все же весной 1763 года в возрасте почти  двадцати  трех  лет  Сад,  по
крайней мере, морально был готов рассмотреть  кандидатуры  девушек  на  роль
маркизы.  С  тем,  чтобы  иметь  возможность  поухаживать   за   мадемуазель
Лаурой-Викторией де Лори, дочерью из одной старинной  провансальской  семьи,
он в марте посетил Авиньон. К ней в молодые годы маркиз испытывал наибольшую
и, пожалуй, самую искреннюю страсть.
   Граф де Сад,  собственное  здоровье  которого  оставляло  желать  много
лучшего, с одобрением отнесся к ухаживаниям сына, поскольку хотел видеть его
обустроившим свою жизнь. Относительно серьезности намерений  Сада  сомнений,
казалось, не возникало. В то же время отношения молодых складывались  далеко
не платонически. В письме, написанном ей 6 апреля из Авиньона, Сад предстает
большим ревнивцем, поскольку угрожает каждому из своих возможных  соперников
рассказать  об  их  интимной  связи.  Мадемуазель  де  Лори,  которой  тогда
исполнилось двадцать два года, казалась идеальным выбором  на  роль  будущей
маркизы де Сад. Но роман между ними дальше помолвки не продвинулся, хотя она
продолжала оставаться любовницей Сада. В апреле 1763 года во время поездки в
Прованс маркизу представилась первая  возможность  появиться  в  Ла-Косте  в
качестве  наследника  своего  отца.  Празднования  по  случаю  его  прибытия
организовала его тетушка, мадам де Вильнев. Бывший владелец  Ла-Коста,  Клод
де Симьян, в конце шестнадцатого века  превратил  неприступную  крепость  на
вершине скалы в аристократическую резиденцию. Век спустя здание  перешло  во
владение деда Сада. К преображенному замку вела массивная каменная лестница,
начинавшаяся у верхнего уровня деревни,  расположенной  на  северо-восточном
склоне. Попасть туда можно было и с юго-западной стороны, минуя оливковые  и
миндальные рощи, посаженные аллеями, чтобы защититься от жгучих лучей солнца
и мистраля.
   В тот апрельский день  1763  года  Сад  вместе  с  небольшой  компанией
сопровождавших его лиц прибыл  туда  из  Апта,  расположенного  с  восточной
стороны равнины. Они пересекли римский мост, Понт  Жюльен,  и  их  встретила
кавалькада всадников и  украшенных  цветами  повозок,  нарядных,  в  лентах,
пастушек и молодых людей в шляпах с кокардами,  ягнят,  убранных  цветами  и
дарами. Сцена, будто заимствованная из "Женитьбы Фигаро",  не  обошлась  без
приветственного адреса и  крестьянского  хора.  Вся  процессия  поднялась  в
замок,  где  праздник  завершился  банкетом  и  балом.  Прежде  чем   ворота
Венсеннской тюрьмы окончательно закрылись за ним в 1778 году, Саду  довелось
побывать в Ла-Косте еще около двенадцати  раз.  Наибольшим  вниманием  среди
встречавшей  его  компании  пользовался  Сад  у  девушки  шестнадцати   лет,
Марии-Доротеи де  Руссе,  которая  пятнадцать  лет  спустя  станет  в  замке
компаньонкой Сада.
   Несмотря на всевозможные проблемы маркиза, деревня Ла-Кост сохранит ему
свою преданность вплоть до времени изменения ценностей, которые  принесет  с
собой Революция, случившаяся четверть века спустя после его  прибытия  туда.
Население деревни в 1770 году насчитывало 430 обитателей,  составлявших  110
семей. Эти люди славилось своим расхождением во взглядах на вероисповедание,
так не  похожим  на  католическое  послушание,  свойственное  жителям  южной
Европы.  Религиозные  разногласия  были  характерны  для   деревни   уже   в
шестнадцатом  веке,  и  в  1663  году   возникла   необходимость   запретить
протестантскую веру. Во  времена  правления  Людовика  XV  к  протестантству
относились терпимо до тех пор, пока оно не становилось  навязчивым.  Пасторы
устраивали богослужения  в  амбарах  или  в  полях  за  селением.  Однако  в
семидесятые годы восемнадцатого века, когда  силы  законопорядка  прибыли  в
Ла-Кост,  выяснилось,  что  предметом  их  внимания   является   не   только
неисправимый маркиз де Сад, но и причиняющие беспокойство протестанты.
   Пока ранней весной  1763  года  Сад  находился  в  Провансе,  отец  его
занимался анализом других вариантов. Все понимали, что финансовое  состояние
семьи теперь полностью зависит от  правильной  женитьбы  молодого  человека.
Среди кандидаток на  роль  невесты  в  списке  графа  де  Сада  имелось  имя
Рене-Пелажи, двадцатилетней дочери Клода-Рене Кордье де Лоне, президента  де
Монтрей, возглавлявшего налоговую палату, функция которой  состояла  в  том,
чтобы с помощью податей собирать деньги для выдачи  субсидий  и  обеспечения
благополучия тех, кто в этом нуждался. Граф де Сад встречался  с  родителями
Рене-Пелаши, и они ему понравились. На его взгляд, и отец, и мать относились
к числу наиболее симпатичных и честных людей.
   По знатности семейство Монтрей ни в какое сравнение не шло  с  "кланом"
Садов, но их финансовое положение отличалось особой прочностью. Как  не  мог
не заметить граф де Сад, Рене-Пелажи имела  одну-единственную  сестру,  хотя
вместе  с  ними  наследниками  непосредственного  имущества  семьи  являлись
девочка трех лет и еще  более  юный  мальчик.  Кроме  того,  у  нее  имелась
бездетная тетка. Ее мать Мари-Мадлен Массой де Плиссе, президент де Монтрей,
происходила из семьи, которая оставила заметный след в общественной жизни  и
сколотила приличное состояние. Она и ее муж могли позволить себе престижный,
в смысле социального положения, брак с одним  из  отпрысков  древнего  рода,
чтобы триумфальный блеск Монтрей  стал  достоянием  всего  света.  Семейство
Садов по своей родословной считалось  безупречным.  К  тому  же,  о  большей
родственной связи  с  королевским  домом  Бурбонов  Монтрей  даже  не  смели
мечтать.
   Причитавшаяся доля наследства Рене-Пелажи составляла свыше  двух  сотен
тысяч ливров, и сто шестьдесят тысяч ливров шло за ней в качестве приданого.
Сам Сад после смерти отца мог рассчитывать  на  получение  годового  дохода,
равнявшегося, примерно, сорока тысячам ливров.
   В более романтические времена решение семей Садов и Монтрей могло  быть
встречено одной-двумя эмоциональными сценами,  страстным  отказом  или  даже
побегом, но к данному  известию  Сад  отнесся  с  философским  спокойствием.
Женитьбы не являлась синонимом сексуальной любви: мадемуазель де Лори  могла
оставаться его любовницей в Провансе, в то время как Рене-Пелажи де  Монтрей
предстояло стать женой в Нормандии или Париже. В самом же  Париже  любовь  к
театру превосходило его страстное  желание  быть  любовником  той  или  иной
артистки. Но сексуальные связи маркиза с молодыми драматическими актрисами и
танцовщицами оказались достаточно банальны. Но он не мог  не  заметить,  что
страх и  изумление  уличных  девушек,  вызванные  его  более  чем  странными
предложениями сексуальных утех, в конце концов ни к чему хорошему  не  вели.
Гораздо больше Сада привлекала  возможность  заинтересовать  своими  темными
играми, выбранными им для драматизации, настоящую актрису. Если бы  он  смог
ограничиться только  этим,  его  семье,  вероятно,  больше  не  пришлось  бы
переживать из-за него.
   Рене-Пелажи де Монтрей была  яркой  брюнеткой,  высокая  и  статная,  с
темными глазами поразительной красоты, хотя черты лица не вызывали  большого
вдохновения. Но ее младшая сестра, Анн-Проспер де Лоне,  разительно  от  нее
отличалась, как внешне,  так  и  по  характеру:  светловолосая,  с  голубыми
глазами, более живая и даже несколько фривольная  в  своем  поведении.  Хотя
впоследствии она станет более замкнутой, старательной и самой загадочной  из
двух сестер, сначала Анн-Проспер выглядела моложе и вела себя, как неопытная
школьница, а не девушка восемнадцати лет.  В  ней  чувствовалась  чрезмерная
восторженность, склонность создавать  себе  героя  для  обожания.  По  всему
видно, что она совсем не прочь пофлиртовать со своим будущим зятем.
   В своих письмах Сад описывает один эпизод, относившийся к тому периоду,
когда семья гостила в Шато д'Эвр. Карета сорвалась с места, и в это время на
дороге оказался ребенок. Рискуя жизнью, он  бросился  ей  наперерез  и  спас
малыша от грозившей ему опасности. Драма подобного  рода,  разыгравшаяся  на
глазах  Анн-Проспер,  не  могла  причинить  сколько-нибудь  вреда  репутации
галантного молодого  кавалерийского  офицера,  с  которым  ее  семью  теперь
объединяли общие узы.
   Принято считать, что  незадолго  до  женитьбы  Сад  предпринял  попытку
изменить брачный контракт с тем, чтобы жениться на младшей  сестре,  отдавая
ей предпочтение перед более холодной и флегматичной  старшей.  Но  мадам  де
Монтрей отвергла это предложение об изменении  имени  суженой.  Возможно,  в
просьбе  будущего  зятя  присутствовало  нечто,  что  насторожило  ее.  Саду
нравилась молодость и непосредственность Анн-Проспер. Но до сих пор  девушки
ее типа и возраста действовали только в  его  воображаемых  гаремах,  где  в
оргиях страсти и ужаса исполняли свои яркие, но претившие им роли.
   Мадам де Монтрей, по собственной оценке  Сада,  оказала  на  его  жизнь
решительное и зловещее влияние. В глазах света она в избытке  обладала  тем,
что ее зять называл очарованием, способным привлечь внимание самого дьявола.
Физически привлекательная, мадам де Монтрей, к тому