Который с тобой в  институте  работает.  Натуральный
труп натурального  Левицкого,  понял?  -  Он  помолчал  и  добавил,  криво
улыбаясь: - И на этом основании твой натуральный двойник, кажется, думает,
что я убийца! - Он в упор посмотрел на меня, я отвел глаза. -  Ну,  думай,
думай на здоровье, я тебе не мешаю!
   Он раздраженно пожал плечами и отвернулся.
   - Но ведь, Аркадий... - заговорил Борис-76, откашливаясь, чтобы  скрыть
дрожь в голосе. - Но ведь ты не умер? И  мой  Аркадий  тоже?  Так  что  же
получается? Какой труп нашли, почему? - Он растерянно посмотрел на меня. -
Борька, чего же ты молчишь?! Вы что, разыгрываете меня или... Не мог же он
сам себя убить! Скажи ему, что он  чушь  порет,  что  ты  вовсе  этого  не
думаешь!
   Аркадий глядел на него, невесело улыбаясь.
   - Чудак ты, Борька! - сказал он неожиданно мягким тоном. - С ума сойти,
какой ты чудак! Ну чего ты прячешь голову в песок,  словно  страус?  Разве
дело в том, обиделся я на твоего тезку и дубля или не обиделся? Совсем  не
в этом дело...
   Тут Аркадий помолчал немного, а потом, глядя прямо перед  собой,  очень
медленно и спокойно выговорил:
   - Я ведь действительно убил Аркадия Левицкого!



ЛИНЬКОВ ОПЯТЬ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ

   Линьков смотрел на Бориса и никак не мог разобраться в своих  чувствах:
то ли огорчает его эта встреча, то ли радует. "Пожалуй, больше радует, чем
огорчает, - решил он. - Что рановато чуточку мы встретились, это  пережить
можно, как-нибудь  разберемся.  А  вот  то,  что  Борис  Стружков  все  же
вернулся, - это замечательно! Как ему  удалось  вернуться  и  чего  мы  не
поняли, не учли, не смогли предусмотреть - это потом. А сейчас -  вот  он,
живой-здоровый Борис Стружков, вернулся из прогулки во времени, и стоять с
ним рядом - это уже само по себе переживание!"
   Изобретатель  машины   времени   и   первопроходец   хроноса   выглядел
довольно-таки невесело, это Линьков сразу отметил. Лицо у него было серое,
осунувшееся, глаза воспаленные, и держался он как-то  скованно,  будто  не
знал, на что решиться и куда идти.
   - А, здравствуйте... - тоже скованно и неловко пробормотал  Линьков.  -
Вы, значит, пришли?
   Стружков будто и не заметил нелепости этого вопроса. Он мотнул головой,
словно отгоняя какие-то свои мысли, и медленно, нехотя проговорил:
   - Да... пришел вот. А вы... вы со мной хотите говорить?
   Линьков удивленно посмотрел на него.
   - Нет. Я, собственно, к Шелесту. Но с  вами  мне,  конечно,  поговорить
хочется! Я вам домой только что звонил, кстати.
   - Звонили? Мне? Ах да...  -  Борис  хмурился,  словно  стараясь  что-то
сообразить. - Погодите, я что-то не пойму... Почему же вы звонили?
   - Как, то есть, почему? - изумился Линьков. -  Вы  записку  оставили...
ну, насчет перехода, а потом не являетесь...
   - Не понимаю... Как это: потом не являюсь? - растерянно сказал Борис. -
А куда делась записка... и журнал с расчетами?
   - Шелест забрал, - объяснил Линьков, с недоумением глядя на него. - Вас
же не было утром, мы забеспокоились, пошли в лабораторию...
   - Ах, ну да... Значит, Шелест знает. И вы... А еще кто?
   - Не знаю. Шелест, по-моему,  созывает  небольшое  совещание  по  этому
поводу. Он Чернышева при мне вызывал и еще кого-то. Но пока у него  ученый
совет заседает. Кстати, надо его известить, что вы здесь, а то он вас ждет
не дождется...
   - И опять не понимаю, - тоскливо проговорил Борис. - Как это  он  может
меня ждать? И вы тоже, говорите, звонили,  искали...  Ах,  ну  да!  Вахтер
сказал, наверное? И вы догадались? Неужели можно было догадаться...
   - С вахтером я потом поговорил. Сначала  Шелест  подсчитал  по  расходу
энергии, что камера не только ушла в  прошлое,  но  и  вернулась  назад  с
полной нагрузкой... примерно соответствующей вашему весу.
   - Понятно... -  протянул  Стружков.  -  А  вы,  значит,  в  хронофизике
ориентируетесь?
   - Пришлось отчасти разобраться,  -  суховато  ответил  Линьков,  слегка
обидевшись. - И ваши лекции не пропали даром...
   - Мои лекции? - искренне удивился Борис. - Я никогда лекций  не  читал!
Ах да, вы, наверное, имеете в виду разговоры... - Он осекся и замолчал.
   "Да что ж это с  ним?  -  недоумевал  Линьков.  -  Может,  переход  так
подействовал? Все-то он перезабыл".
   - Не кажется ли вам, - светским тоном сказал Линьков вслух, - что вести
разговор в коридоре несколько неудобно? Почему бы нам не посидеть в  вашей
лаборатории? Ведь у вас есть ключ?
   Борис явно не пришел в восторг от этого предложения.
   - Мне бы надо к Шелесту... а потом... - неохотно проговорил он.
   - Так ведь  Шелест  сейчас  занят,  -  возразил  Линьков.  -  Я  звонил
секретарше, она сказала, что ученый совет все еще заседает, какое-то у них
там каверзное дело.
   - Каверзное дело?  А,  это,  наверное,  они  с  Туркиным  возятся...  -
задумчиво отозвался Борис. - Ну  ладно...  только  действительно  сообщить
надо Шелесту...
   - Я сейчас же из лаборатории позвоню! - заверил Линьков.
   В лаборатории окно было распахнуто, ветер шелестел бумагами на столе  и
в выдвинутом ящике.
   - Это я тут хозяйничал... - смущенно пояснил Борис.
   "Интересно, почему он сначала сюда кинулся, а потом  только  к  Шелесту
собрался? - раздумывал Линьков. -  Про  записку  спрашивал...  Что  ж  он,
только теперь сообразил, что ее лучше бы ликвидировать?"
   - У меня к вам целая куча вопросов накопилась,  -  сказал  он,  положив
трубку после разговора с секретаршей Шелеста. - Можно, я по порядку?
   - Пожалуйста, - досадливо морщась, сказал Борис. -  Только  я  вряд  ли
смогу... Вообще-то лучше бы мне с Шелестом сначала объясниться. Вам трудно
будет понять...
   - А я все же постараюсь, - невозмутимо возразил Линьков. - Да и вопросы
будут  не  такие  уж  сложные.  Значит,  вопрос  первый:  что  вы  сказали
Берестовой по поводу того, что она видела вас в окне  лаборатории  вечером
двадцатого мая?
   - Что же я мог сказать? - смущенно проговорил Борис. - Я... ну, я  ведь
там действительно был...
   Линьков даже растерялся - очень уж легко и просто Борис признался,  что
лгал все эти дни, лгал изощренно, артистически... Потом ему стало жарко от
злости.
   - Выходит, что о смерти Левицкого вы знали еще двадцатого мая? - жестко
спросил он.
   - Ну... можно сказать, что двадцатого... - подумав, ответил Стружков.
   - И знали, почему он... умер?
   - Да... знал... Поэтому я и... - Он осекся и замолчал.
   Линьков ошеломленно уставился на него. Да что ж это, Стружков теперь во
всем сознается, и без особого смущения, словно это был дружеский розыгрыш!
С ума он сошел, что ли?
   - Тогда уж давайте по порядку, - мрачно предложил он, протирая очки.  -
Как вы попали в лабораторию? Неужели через проходную?
   К его удивлению, Борис вяло улыбнулся, словно услышал не очень  удачную
шутку.
   - Нет, через проходную мне было  бы  трудновато,  -  с  оттенком  юмора
сказал он. - Я прямо сюда, в лабораторию...
   - Как это: прямо в лабораторию? - удивился Линьков.
   Борис посмотрел на него тоже с удивлением.
   - Да вот... - Он кивнул на хронокамеру. - Как же еще?
   Линьков совершенно сбился с толку. Не зная, как дальше вести  разговор,
он уцепился за хронофизические проблемы:
   - Но ведь если вы путешествовали  в  прошлое,  вы  не  могли  вернуться
назад! То есть если  вы  там  выходили  из  хронокамеры.  А  вы,  я  знаю,
выходили!
   - Выходить-то я выходил, - сказал Борис, - но тут есть одна закавыка...
боюсь, что вы не поймете, это уже тонкости... Лучше  бы  я  сразу  Шелесту
доложил, и вы бы заодно послушали...
   - Воля ваша,  -  сдержанно  сказал  Линьков,  уязвленный  этим  упорным
пренебрежением к его способностям в области хронофизики. - Но  Шелест  вам
тоже вряд ли поверит. Всего час  назад  он  втолковывал  мне  элементарную
хронофизическую истину,  что  раз  вы  вернулись,  значит,  из  камеры  не
выходили и никаких действий в прошлом не совершали.
   - Что касается действий, - медленно проговорил Борис, - то действий  я,
пожалуй, никаких особых не совершал... Мне кажется,  я  и  не  должен  был
отклонить мировую линию... Хотя... ах я дурень! Ну конечно...
   У Линькова в голове какая-то неприятная пустота  образовалась  от  всей
этой  путаницы,  от  этих  нелепых  ответов,  совершенно  между  собой  не
согласующихся. О каком двадцатом мая, собственно, говорит Борис? Ведь если
он попал туда через хронокамеру, то речь идет уже не  о  том  "нормальном"
двадцатом мая, с которого начинается в здешнем мире дело  Левицкого,  а  о
возвращении в прошлое. А это совсем другое дело! Но как же тогда могли его
видеть Нина и Чернышев? Видели раньше, чем он там побывал? Опять нарушение
причинности! Линьков рассердился и решил взять быка за рога.
   - Вот что, - сухо сказал он. - Расскажите, пожалуйста, что конкретно вы
делали вечером двадцатого мая?
   Борис вздохнул и досадливо поморщился.
   - Н-ну... что... - Он запинался на каждом слове. - Увидел Аркадия... на
диване... Хотел вызвать "скорую помощь"...
   - Почему же не вызвали?
   - Телефон, понимаете, не  работал!  -  растерянно  сказал  Борис.  -  Я
побежал в зал хронокамер...
   - Лаборатория Чернышева ближе, чем зал, - заметил Линьков.
   - Я... я не знал, что Чернышев еще здесь - пробормотал Борис. - Вернее,
не сообразил... растерялся!
   - Ну хорошо, побежали вы в зал, - скептически сказал Линьков, -  и  что
же дальше?
   - А там телефон тоже не работал! - криво усмехаясь,  ответил  Борис.  -
Представляете мое положение? Я совсем растерялся!
   - Так растерялись, что на все  махнули  рукой?  -  с  нескрываемой  уже
насмешкой спросил Линьков.
   Его злила эта бездарная, нелепая ложь. Злила и очень удивляла. Три  дня
Борис Стружков лгал виртуозно, ни на секунду не вышел из роли, а теперь не
может сочинить  хотя  бы  относительно  правдоподобную  версию,  путается,
противоречит себе самому.
   Но Бориса возмутила эта насмешка, и он заговорил без прежней вялости.
   - То есть как это: махнул рукой?! - почти крикнул он. - Да  вы  что!  Я
затем, что ли, в прошлое лез? Я обратно побежал, в лабораторию. Мне  вдруг
страшно стало, что, пока я бегаю, Аркадий  умрет...  Он  ведь  совсем  как
мертвый был! - упавшим голосом сказал  Борис.  -  Я  пульс  никак  не  мог
нащупать и дыхания не слышал... И вот тут я голову совсем потерял! Сначала
решил в проходную бежать.  Потом  в  окно  высунулся:  думал,  может,  кто
пройдет по улице, я закричу, - мне уже все равно было, пускай меня  видят,
пускай что угодно! Но никого не было...
   - А Нина? - невольно спросил Линьков.
   - Нину я не видел... может, она раньше проходила, еще до  того,  как  я
бегал вниз. Ну, в общем, я начал бестолково метаться из угла в угол.  Стыд
и позор, конечно, что я так растерялся. Но, понимаете, я рассчитывал,  что
попаду туда часов в шесть-семь вечера, а почему-то  меня  перебросило  так
поздно, почти в  одиннадцать...  и  Аркадий  уже  умирал!  Я  к  этому  не
подготовился как-то... и потом, телефоны эти проклятые, ведь надо же!
   - Действительно... - отозвался Линьков, уже без насмешки.
   Он не знал, что и думать: рассказ Бориса звучал  теперь  гораздо  более
правдоподобно. "Э, за счет интонаций! - вдруг  обозлившись,  решил  он.  -
Опять он в роль вошел, вот и все. А сочиняет  по-прежнему  чушь.  Взрослый
парень, и знал ведь все это заранее, с чего бы он так уж растерялся?"
   - Ну вот... И я даже понять не могу, чего меня туда  понесло!  -  уныло
сказал Борис.
   - Куда это? - изумленно осведомился Линьков.
   - Да вот! - Борис с ожесточением махнул рукой в сторону хронокамеры.  -
Понимаете, я туда случайно глянул и вижу: стоит там подставка, здоровенная
такая! А я твердо знаю, что никакой подставки у меня в камере не было! И я
вот так, ничего толком не  сообразив,  сунулся  туда...  Мне  бы,  дураку,
подумать хоть минуточку, но где там! Совсем я был  не  в  себе.  Ну,  мне,
конечно, и в голову не пришло, что она на автоматику включена... Я  только
здесь понял, в чем дело. В общем, сунулся я туда - меня и швырнуло...
   - Почему же вы обратно не отправились? - поинтересовался Линьков.
   - Я... ну, просто я никак не мог разобраться, что произошло. Я  не  мог
понять, почему меня швырнуло и куда я попал...
   - Как же это? - удивился Линьков. - Ведь записка тут на столе лежала  и
расчеты...
   - Ну да, вот записка... Но я все равно не сразу понял...
   - А теперь вы уже понимаете? Разобрались во всем?
   - В основном, пожалуй, да... С Ниной поговорил... Понял, какая путаница
получилась... по моей вине...
   - Берестова, очевидно, с утра была с вами?
   - Да,  я  ее  у  дома  подстерег.  Мы  долго  разговаривали.  Потом  на
телефонную станцию ходили...
   - Зачем? - удивился Линьков.
   - Да телефоны эти проклятые, - сказал Борис, - покою они мне не давали.
Почему они все не работали, будто сговорились!
   - Да, довольно странно, - согласился Линьков.
   - Вот и Нина не могла поверить. Да оно и понятно. А вот, представляете,
оказалось, что двадцатого мая с двадцати двух до  двадцати  четырех  часов
кабеле ремонтировали как раз в нашем районе. И отключили на два часа  весь
участок...
   "Это уж он вряд ли сочиняет, - подумал Линьков, - это проверить  можно,
он же понимает. Но если не врет, что же тогда все это означает?"
   - Ну ладно. - Линьков тяжело вздохнул. - Позвоню-ка  я  Шелесту,  а  то
вдруг Тамара забыла передать... Да! Один только вопрос еще: вы, когда были
там, записку Левицкого не видали?
   Борис внезапно покраснел как рак и жалобно сказал:
   - Ну я же говорил вам, что у меня полное помрачение было!  Впрочем,  на
этот счет у меня даже имелись  кое-какие  соображения.  Я  как  представил
себе, что приедет "скорая помощь" и начнут все записку эту читать... Ну, а
потом я попал в хронокамеру и  меня  швырнуло...  Ну,  идиотизм  получился
ужасающий!
   - То есть... - ошеломленно спросил Линьков, не веря своим  ушам,  -  вы
хотите сказать, что взяли записку?!
   Борис тоскливо посмотрел на него и сунул руку во внутренний карман.
   - То-то и беда, - сказал он, протягивая Линькову листок. - Именно  вот,
взял я записку... И наделал же я дел!
   В эту минуту задребезжал телефон.



12

   Борис-76 весь позеленел, когда Аркадий это сказал. Я  и  сам,  наверно,
выглядел немногим лучше. Такое услышать, даже если ждешь...
   - Т-ты  что,  Аркадий?!  -  запинаясь,  выговорил  Борис.  -  Как  это:
действительно убил?! Ты что?!
   - "Ты что, ты что"!  -  вдруг  заорал  Аркадий.  -  Реакции  на  уровне
коммунальной кухни! Ученые вы или кто, в конце-то концов?!
   Он чуть не раздавил сигарету, пока закуривал, - руки у него тряслись.
   - При чем здесь... ученые мы или... - совсем растерявшись,  пробормотал
Борис.
   - А вот при том! - чуточку спокойней ответил Аркадий.  -  Думать  надо,
понимать надо!
   - Но я вот именно не понимаю... - уныло сказал Борис.  -  Ну,  то  есть
совершенно ничего не понимаю! Ты не умер... мой Аркадий тоже...
   - А пес его знает, твоего Аркадия, почему он не умер! - Усмешка Аркадия
походила на гримасу боли. - Во всяком случае,  не  моя  тут  заслуга.  Это
небось Борькины фокусы. - Он покосился на меня. - Я уж его  спрашивал,  но
он увиливает.
   - Борька, хватит! - сурово сказал мне Борис-76. - Что ж  нам,  до  ночи
тут сидеть, пока ты соберешься с духом? Давай выкладывай карты на стол!
   Я вздохнул: говорить мне было трудно даже после того, как  Аркадий  сам
сказал.
   - Ну, значит, так. Аркадий... не этот, а мой Аркадий вечером двадцатого
мая глотнул смертельную дозу снотворного... Отравился! Сам! Я никак в  это
поверить не мог! Но потом  я  увидел  эти  проклятые  пачечки  у  него  на
столе...
   - Ты... увидел?! - изумился Аркадий. - Когда?! Не  мог  ты  видеть,  не
ври!
   Я молча улыбнулся, и это взбесило Бориса-76.
   - Интересно, чему ты радуешься? - свирепо спросил он. - Увидел и что же
ты подумал? Что у Аркадия новое хобби - коллекционирование снотворных?
   - Ничего я не подумал, - деланно-равнодушным тоном сказал я.  -  Просто
взял все эти пачечки и сунул себе в карман.
   - Сунул себе в карман? Совсем ты меня, Борька, запутал!  -  Аркадий  со
вздохом откинулся  на  спинку  скамейки.  -  Снотворное  ты,  оказывается,
забрал, значит, тот Аркадий не умер.  Кто  же  тогда  умер,  спрашивается?
Может, я?!
   - Подумай, подумай! - ехидно сказал я. - Ты же у нас гений,  ты  и  без
подсказки сообразишь, умер ты или не умер.
   - Ну, я уж совсем ничего не понимаю! - заявил Борис-76. - Когда  и  где
ты забрал таблетки?  И  если  ты  их  забрал,  то  каким  образом  Аркадий
отравился?
   - Да вовсе он не отравился! - устало ответил я. - Ты же  сам  говоришь,
что он с тобой работает! Только где он все же, этот неудавшийся покойник?
   - Эт-то и меня интересует! - с расстановкой  сказал  Аркадий.  -  Очень
даже интересует. Еще с вечера. Пробовал я звонить к нему...  -  он  искоса
глянул на меня, потом обернулся к Борису-76, - ну, в лаборатории  на  тебя
напоролся... А вчера вечером ты его видел?
   - Нет... Звонил я ему часов в семь, но никто не подошел к телефону.
   - В семь! - с явным разочарованием протянул Аркадий. - В семь - это  не
то...
   - А чего ты? - удивился Борис. - Мой-то Аркадий никуда  не  денется,  у
нас по времени пока не научились прыгать. Вы, ребята, лучше объясните  мне
как следует, что это за  история  со  снотворным  и  почему  ты,  Аркадий,
говоришь, что убил... Аркадия?
   - На словах это не объяснишь, ты только хуже запутаешься, - сказал я. -
Давай я тебе все нарисую.  Аркадию  я  уже  рисовал  картинки,  до  твоего
прихода. Только он, я вижу, ни черта не понял, хоть и  представлялся,  что
понимает.
   - Кое-что, положим, я понял, - возразил Аркадий. - Но, конечно, не все.
Главное - эта ваша встреча! Мы ведь тут пришли к выводу, что  если  хочешь
встретиться с самим собой в будущем, то нужно раньше побывать  в  прошлом.
Так? Вот я и не понимаю! Ну да, картинки ты мне рисовал, но я, признаться,
решил, что ты все это теоретически вывел и кое-что присочинил, чтобы  меня
ошарашить. А ты, значит, всерьез это насчет своего скачка в  прошлое?  Ну,
не знаю... Может, я чего-то  не  учел?  Как  же  ты  мог  передвинуться  в
прошлое? Откуда у тебя взялась хронокамера?
   - Вообще-то хронокамеры, если ты помнишь, в 1974 году уже существовали,
- кротко заметил я.
   - Ну ты же понимаешь, о чем я говорю! - нетерпеливо бросил Аркадий.
   - Погоди... - сказал Борис. - Я опять не понимаю!  Почему  ты  говоришь
только о прошлом? А в будущее  в  чем  он  мог  двигаться,  если  не  было
хронокамеры? То  есть  хронокамеры,  пригодной  для  переброски  человека.
Впрочем, дело вообще не  столько  в  хронокамере,  сколько  в  том,  чтобы
рассчитать поле... однородное поле. Но ведь и тебе это было нужно!
   Аркадий прямо сиял  от  гордости.  Наконец-то  мы  сообразили,  что  он
сделал, - он и никто другой!
   - Да, вот именно, - сказал он,  стыдливо  потупившись.  -  Я...  видишь
ли... ну, рассчитал я такое поле!
   Он посмотрел,  какое  это  произведет  на  нас  впечатление.  Вот  ведь
характер! Ну, сделал ты дело, и отлично, и радуйся про  себя.  И  подожди,
пока люди сами оценят, что ты сделал.  Так  нет,  разве  у  Аркаши  хватит
терпения ждать? Он уж поможет людям побыстрее все оценить, без волокиты!
   - То есть ты понимаешь, что это значит? - удивленно и чуточку  обиженно
спросил он Бориса-76. -  Я  рассчитал  поле,  которое  позволяет  человеку
перемещаться во времени. На любые дистанции, в прошлое или в  будущее.  Ну
конечно, только туда, где существуют хронокамеры.
   - Как не понять! - сказал Борис. - Просто я не удивляюсь этому: ты ведь
у нас гений, ты еще и не то можешь!
   Аркадий подозрительно покосился на него, но промолчал.
   - Так что же дальше? - спросил Борис. - Нашел ты, значит, это  поле  и,
как я понимаю, решил, что теперь самое время прогуляться?
   - Ну да... - уже неохотно сказал Аркадий. -  Отп