ьшивый...
     ...Есть, конечно, еще одна версия. Ему было все равно, о чем со  мной
говорить.  Ему  нужно  было  только  увидеть  меня.  Учитель...  или  Майя
Глумова,  например...  говорят  ему:   тобой  интересуется  некий   Максим
Каммерер. Вот как? - думает скрывающийся Абалкин. - Очень странно! Ведь  я
знавал Максима  Каммерера. Это  что -  совпадение? Лев  Абалкин не верит в
совпадения.  Дай-ка  я  позвоню  этому  человеку  и посмотрю, точно ли это
Максим Каммерер...
     ...Если этой правда, то не  вся правда. Зачем ему понадобилось  тогда
вступать в  разговор? Посмотрел  бы, послушал,  убедился, что  я есть я, и
благополучно  отключился  бы...  И  потом,  я  же  видел,  он  не   просто
разговаривает со  мной, он  еще и  наблюдает за  моей реакцией, он говорит
заведомую чушь и внимательно следит,  как я на эту чушь  реагирую... Может
быть, он на  самом деле допускает,  что моя роль  в исследовании голованов
чрезвычайно велика? Он звонит мне,  чтобы проверить это свое допущение,  и
по моей реакции убеждается, что допущение это неверно...
     ...Вполне логично, но как-то  странно. При чем здесь  голованы? Хотя,
если бы мне сейчас предложили вкратце изложить самую суть биографии  этого
человека,  я  бы,   наверное,  сказал  так:   ему  нравилось  работать   с
голованами, больше всего на свете  он хотел работать с голованами,  он уже
весьма  успешно  работал  с  голованами,  но  работать  с  голованами  ему
почему-то не дали... Так, может быть, у него наконец лопнуло терпение,  он
плюнул на своих прогрессоров, на дисциплину, на начальство, плюнул на  все
и вернулся домой, чтобы, черт  возьми, раз и навсегда выяснить,  почему не
дают ему  заниматься любимым  делом, кто  - персонально  - мешает  ему всю
жизнь, с кого спросить за  пятнадцать лет, потраченных на безмерно  тяжкую
и нелюбимую работу прогрессора... Вот он и вернулся. И сразу наткнулся  на
мое имя. И сразу вспомнил, что,  по сути дела, я был куратором  его первой
работы с голованами. И ему захотелось  узнать, не принимал ли я участия  в
этом беспрецедентном  отчуждении человека  от любимого  дела. И  с помощью
нехитрого приема он узнал, что нет, не виновен, - занимался,  оказывается,
отражением десантов и вообще был не в курсе...
     Да, так  можно было  бы объяснить  этот разговор  со мной.  Но только
этот разговор, и ничего больше.  Ни темную историю с Тристаном,  ни темную
историю  с  Майей  Глумовой,  ни  тем  более  причину, по которой Абалкину
понадобилось скрываться, - все  это объяснить этой моей  гипотезой нельзя.
Да  елки-палки!  Если  бы  эта  моя  гипотеза была правильной, Лев Абалкин
сейчас не  скрывался бы,  а ходил  по КОМКОНу  и лупил  бы своих обидчиков
направо и налево, как  и полагается имперскому офицеру,  который уклонился
от обратного кондиционирования...  И все-таки что-то  здравое в этой  моей
гипотезе есть. И возникают кое-какие практическое вопросы...  Дьявольщина,
в дверь звонят... Кто бы это мог быть? Совершенно не вовремя...
     Распахнувши  входную  дверь,  Максим  Каммерер  с огромным изумлением
обнаружил на пороге старого  учителя - Сергея Павловича  Федосеева. Старик
почему-то окинул  его с  ног до  головы тревожным  взглядом и проговорил с
явным облегчением:
     - Я вижу,  Максим, у вас  все более или  менее в порядке...  Он был у
вас?
     -  Кто?  -  удивился  Максим  и  добавил:  -  Да  вы  входите, Сергей
Павлович, прошу вас. Они вошли в гостиную и уселись в кресла.
     -  Нервы  у  меня  стали  шалить,  -  произнес старик и откашлялся. -
Совершенно  разучился   управлять  своим   воображением.  Извините   меня,
пожалуйста, Максим, навоображал себе невесть что...
     - А вот мы сейчас чайку! - воскликнул бодро журналист Каммерер. -  А?
С пасифунчиками! А?
     - Нет-нет, ни в коем случае. Поздно уже... Так, значит, он к вам  так
и не заходил еще... Я имею в виду Леву. Леву Абалкина.
     - Он мне звонил. Час-полтора назад. А что случилось?
     - И как вы его нашли?
     -  Да  разговор,  надо  признаться,  получился  довольно  странный, я
ничего не понял... Но ведь они раньше был довольно странный парень, как  я
помню...
     - Он не оскорбил вас?
     - Господи, конечно, нет! Скорее уж я на него накричал немножко...  на
правах  старшего,  так  сказать...   А  что  все-таки  случилось,   Сергей
Павлович?
     Сергей Павлович явно затруднился.
     -  Наверное,  мне  придется  рассказать  вам  все, - проговорил он. -
Может быть,  нам с  вами следует  сопоставить наши  впечатления... Дело  в
том, что я видел  его сегодня, и до  сих пор я чувствую  себя... ну просто
взвинченным! Представьте себе,  примерно в пять  часов я вылетел  на своем
глайдере в Свердловск у меня  там было свидание в клубе.  Через пятнадцать
минут  меня  буквально  атаковал  и  заставил  приземлиться невесть откуда
взявшийся  дикий  глайдер.  Он  садится  рядом,  и  из  него  выскакивает,
представьте   себе,   Лева   Абалкин,   весь   взъерошенный  и  совершенно
невменяемый.  Не  здороваясь,  не  давши  мне  раскрыть рта и тем более не
тратя  времени   на  сыновьи   объятия,   он   обрушивается  на   меня   с
саркастическими благодарностями за те неимоверные усилия, которые якобы  я
приложил в  свое время  для того,  чтобы засунуть  его, Абалкина,  в школу
прогрессоров. Понимаете? Он  с детских лет  мечтал стать зоопсихологом,  а
я, видите ли, загнал его в прогрессоры и таким образом, как он  выразился,
сделал  всю  его  дальнейшую  жизнь  "безмятежной  и счастливой"! Это было
настолько наглое и беспардонное  извращение истины, что поначалу  я просто
не нашел слов! Я  залепил ему оплеуху, он  замолчал, и мы несколько  минут
тряслись друг перед другом от  бешенства и негодования. Потом мне  удалось
взять себя в руки, и я, как мог спокойно, объяснил ему истинное  положение
дел. Теперь, когда все участники  этой странной истории либо умерли,  либо
давным-давно на покое, я мог  ему рассказать все. Какую роль  здесь сыграл
региональный  совет  просвещения.  Как  вел  себя  Евразийский сектор. Что
говорил  доктор  Серафимович  и  что  сказал  тогда тогдашний председатель
комиссии по распределению...  Я ему рассказал  все! Как меня  унизили, как
меня высекли, как мне предъявили заключение четырех экспертов и  доказали,
что они все правы и только один я, старый дурак, не прав...
     Дойдя до этого пункта, Сергей Павлович задохнулся и замолчал.
     - И что же он? - осмелился спросить журналист Каммерер.
     Старик горестно пожевал губами.
     -  Этот  глупый  мальчишка  поцеловал  мне  руку  и бросился к своему
глайдеру.  Я  крикнул  ему...  Я  не  мог  просто  так.  Я  должен был все
объяснить, и я должен  был понять, что происходит...  А слов не было.  И я
только  сказал  ему  про  вас....  Что  журналист Каммерер ищет его, чтобы
повидаться... И вот тут произошло нечто совсем уж необъяснимое. То,  из-за
чего  я  здесь.  Все  это  время  я  просидел  в  клубе  как на иголках...
Наваждение какое-то... Представьте  себе, он уже  садился в глайдер  и тут
услышал ваше имя. Лицо его буквально исказилось. Я не берусь передать  это
выражение, да я  и не понимаю  его. Он переспросил  меня. Я повторил,  уже
сомневаясь, правильно  ли я  поступаю. Он  спросил ваш  адрес. Я сказал. И
тогда  он  проговорил...  нет,  прошипел!..  что-то вроде: очень хорошо, с
удовольствием с ним повстречаюсь...  Я так ничего и  не понял. Я пришел  к
вам  сейчас,  во-первых,  потому,  что  мне  стало  страшно  за  вас...  а
во-вторых,  может  быть,  вы  что-нибудь  понимаете?  Что  случилось?  Что
происходит с ним?
     - Я и сам ничего не могу понять, - сказал Каммерер искренне.
     - Бедный мальчик...  - проговорил учитель.  - Вы знаете,  ведь ему не
повезло в жизни. У меня такое  впечатление, что всю жизнь ему не  везло. -
Он  помолчал  и  добавил,  поднимаясь:  -  Вы  знаете,  Максим, мне сейчас
кажется почему-то, что я больше никогда его не увижу.

     У себя  дома Экселенц  носил строгое  черное кимоно.  Он восседал  за
рабочим  столом  и  занимался  любимым  делом:  рассматривал  через   лупу
какую-то уродливую коллекционную статуэтку.
     -  Я  понял  твою  гипотезу,  -  сказал  Экселенц.  -  Чуть  позже мы
поговорим о ней. По-моему, у тебя есть ко мне вопросы.
     - Да, - сказал Максим. - Я хотел бы знать, вступал ли Лев Абалкин  на
Земле в контакт с кем-нибудь еще. Кроме меня.
     -  Вступал,  -  сказал  Экселенц  и  посмотрел  на  Максима  с  явным
интересом.
     - Могу я узнать - с кем?
     - Можешь. Со мной.
     Максим вздрогнул.
     - Я вижу, тебя это удивляет... - продолжал Экселенц. - Меня тоже.  Но
никакого разговора  у нас  не было.  Он проделал  такую же  штуку, что и с
тобой: не включил изображение. Полюбовался на меня, узнал, надо думать,  и
отключился.
     - А почему вы, собственно, решили, что это был он?
     - Потому  что он  связался со  мной по  каналу, который  был известен
только одному человеку.
     - Так, может быть, этот человек...
     -  Нет.  Этот  человек  мертв.  Его  звали Тристан Гутенфельд, он был
наблюдающим  врачом  Льва  Абалкина,  как  ты  должен помнить, и погиб при
довольно странных обстоятельствах.
     Некоторое время они молчали, потом Экселенц заговорил снова:
     -  Что  же  касается  твоей  гипотезы,  то она никуда не годится. Лев
Абалкин сделался  превосходным резидентом.  Он любил  свою работу, отлично
ее делал, и у него в мыслях даже не было ее менять...
     - Однако с детства он мечтал стать зоопсихологом...
     - Это не твоя компетенция, - сказал Экселенц резко. - Не  отвлекайся.
Ты все время отвлекаешься. Что ты намерен делать дальше?
     Максим посмотрел на часы.
     - На десять  часов у меня  назначено свидание с  Абалкиным в коттедже
номер шесть, как я  вам уже докладывал. Полагаю,  это пустой номер. Он  не
придет. Тогда  я отправлюсь  в Канаду.  Я еще  не говорил вам, Экселенц...
Через  информаторий  мне   удалось  разыскать  того   голована  по   имени
Щекн-Итрч, с которым Лев Абалкин дружил  в молодые свои годы. Так вот,  он
сейчас на Земле. Он что-то  вроде культурного атташе... или, если  угодно,
переводчика референта  при постоянном  посольстве голованов.  Это на  реке
Телон, северо-западнее Бейкерлейка...
     Экселенц кивнул.
     - Хорошо, - сказал он, -  Но сначала ты найдешь Глумову. Ты  выяснишь
у нее следующее. Виделась ли она  с Абалкиным еще раз. Говорил ли  Абалкин
с  ней  о  ее  работе.  Если  говорил,  то что именно его интересовало. Не
выражал ли он желания прийти к ней в Музей. Все. Повтори.
     - Выяснить у Глумовой, виделась ли  она с ним еще раз, говорил  ли он
с ней о  работе, если говорил-то  что именно его  интересовало, не выражал
ли желания посетить Музей.
     - Так. Ты предлагал сменить легенду. Не возражаю. КОМКОН  разыскивает
прогрессора Абалкина  для получения  от него  показаний касательно некоего
несчастного  случая.  Расследование  связано  с  тайной  личности и потому
проводится негласно. Не возражаю. Вопросы есть?
     - Хотел бы я знать, при чем здесь этот Музей... - пробормотал  Максим
как бы про себя.
     - Ты что-то сказал? - осведомился Экселенц.
     - Нет. Мне все ясно. Кроме того, что неясно совсем.
     - Не отвлекайся...  - проворчал Экселенц  и вдруг грохнул  кулаком по
столу и  заорал: -  Скажи спасибо,  мальчишка, что  я не  рассказываю тебе
всего! Уходи!
     Максим вскочил и направился к двери.
     - Стой,  - сказал  Экселенц. -  Приказ отыскать  Абалкина и взять под
наблюдение я отменяю. Теперь ты  пойдешь по его следам. Сейчас  мне важнее
всего знать,  где он  бывает, с  кем встречается  и о  чем говорит. Иди. И
прости меня. По крайней мере, постарайся.

     У себя  в кабинете  Максим позвонил  Майе Глумовой  домой. На  экране
появилась веснушчатая детская физиономия с прозрачными северными  глазами,
- безусловно Глумов-младший, одиннадцати лет.
     - Гм... - произнес Максим. - Здравствуй.
     - Здравствуйте. Вы кто?
     - Я - мамин знакомый. Можно твою маму?
     - А мамы нет, - сказал Глумов-младший и добавил: - Будет поздно,  так
и сказала.
     - Ну извини, - сказал Максим. - Тогда позвоню ей на работу.
     Он  набрал  номер  Музея  и  испытал  некоторый шок. С экрана приятно
улыбнулся ему Григорий Каммерер, сынишка  и чемпион по субаксу. В  течение
нескольких секунд Максим наблюдал за последовательной сменой выражений  на
загорелой  Гришиной  физиономии.  Приятная  улыбка.  Полная растерянность.
Веселое  недоумение,  официальная  готовность  выслушать  распоряжения.  И
наконец снова приятная улыбка, правда, слегка уже натянутая.
     -  Здравствуйте,  -  сказал  Максим.  -  Попросите,  если можно, Майю
Тойвовну.
     -  Майя   Тойвовна...  -  Гриша  огляделся.  -  Вы  знаете,  ее  нет.
По-моему, она сегодня еще не приходила. Передать ей что-нибудь?
     -  Передайте,  что  звонил  Каммерер,  журналист.  Она  должна   меня
помнить. А вы что же - новичок? Что-то я вас...
     - Да, я тут только  со вчерашнего дня... Я, собственно,  посторонний,
работаю с экспонатами...
     -  Ага...  -  сказал  Максим.  -  Ну  что  ж... Прошу прощения. Я еще
позвоню.
     Он откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
     ...Так-так-так.  Экселенц  принимает  меры.  Похоже,  что  он  просто
уверен, что Лев  Абалкин появится в  Музее... Попробуем понять,  почему он
выбрал именно моего Гришку. Гриша у нас без году неделя.  Сообразительный.
Хорошая  реакция.  По  образованию  экзобиолог.  Похоже, именно в этом все
дело:   молодой   экзобиолог   начинает   свое   первое    самостоятельное
исследование в Музее внеземных  культур... Тихо, мирно, изящно,  прилично.
И кроме того, Гришка - чемпион сектора по субаксу... При чем здесь  Музей?
Почему Экселенц  допускает, что  имперского штабника,  натворившего что-то
такое  в  сотне  парсеков  отсюда,  может  что-то  заинтересовать  в  этих
залах...  Когда  я  сказал  ему,  что  Глумова  работает  в  Музее,  он же
испугался!  Мне  удалось  напугать  Экселенца!  У  него зрачки были во всю
радужку!..
     ...Тайна личности.  Самая сумеречная  тайна из  всех мыслимых.  О ней
ничего  не  должна  знать  сама  личность.  Этот  Абалкин  когда-то что-то
натворил, и сам  не знает этого,  и все обязаны  скрывать от него  эту его
собственную тайну...  Ненавижу тайны.  Терпеть их  не могу.  По-моему, все
тайны в наше время и на нашей планете отдают какой-то гадостью.  Наверное,
Экселенц  прав,  когда  орет  на  меня,  чтобы  я  не  совал  носа  дальше
необходимого  -  ведь  меня  же  и  стошнит...  Наверняка  ведь есть люди,
которые посвящены в  эту тайну полностью,  но они, видимо,  не годятся для
розыска. И  есть, наверное,  куча людей,  которые провели  бы этот  розыск
лучше меня, но  Экселенц понимает, что  розыск рано или  поздно приведет к
тайне,  и  тут  важно,  чтобы  у  человека  хватило  деликатности  вовремя
остановиться. Поэтому Экселенц и поручил это дело именно мне... Ну что  ж,
он сделал  правильный выбор...  Сейчас я  позвоню в  коттедж номер шесть и
отправлюсь прямиком в Канаду... А Майя Глумова - потом...
     Максим посмотрел на часы и набрал номер на видеофона.
     Он снова испытал шок. Он увидел на экране Майю Глумову.
     - А, это вы... - проговорила она с отвращением.
     Обида и разочарование  были на лице  ее. Щеки ввалились,  под глазами
легли  тени,  но  прекрасные  волосы  ее  были тщательно уложены, а поверх
строгого серого платья лежало то самое янтарное ожерелье.
     -  Да,  это  я...  -  сказал  журналист Каммерер растерянно. - Доброе
утро. Я, собственно... Что, Лев у себя?
     - Нет, - сказала Майя.
     - Я хотел... Дело в том, что он назначил мне свидание...
     - Здесь? - живо спросила она. - Когда?
     - В десять часов. Я просто хотел на всякий случай узнать...
     - А он  вам т о  ч н о  назначил? - совсем  по-детски спросила она. -
Как он вам сказал?
     - Как он мне сказал? - медленно повторил Максим Каммерер,  переставая
разыгрывать из себя  журналиста. - Вот  что, Майя Тойвовна.  Не будем себя
обманывать. Скорее всего, он не придет.
     Она смотрела на него, словно не веря своим глазам.
     - Как это?.. Откуда вы знаете?
     - Ждите меня, - сказал Максим. - Я вам все расскажу. Через  несколько
минут я буду у вас.
     -  Что  с  ним  случилось?  -  пронзительно  и  страшно крикнула Майя
Глумова.
     - Он жив и здоров. Не беспокойтесь. Ждите, я сейчас...

     Она ждала его в холле коттеджа номер шесть - сидела за низким  столом
рядом с игрушечным медвежонком,  держа на коленях видеофон.  Войдя, Максим
непроизвольно  взглянул  на  приоткрытую  дверь  гостиной, и она сейчас же
сказала:
     - Мы будем разговаривать здесь.
     - Как вам будет угодно,  - отозвался Максим. Нарочито неторопливо  он
осмотрел гостиную, кухню и спальню. Везде было чисто прибрано и,  конечно,
никого там  не было.  Когда он  вернулся в  холл, Майя  по-прежнему сидела
неподвижно, положив руки на видеофон, и смотрела прямо перед собой.
     - Кого вы искали? - спросила она холодно.
     -  Не  знаю.  Никого.  Просто  я  хотел убедиться, что мы здесь одни.
Потому что разговор у нас будет деликатный.
     - Кто вы такой? Только не врите больше.
     - Я - сотрудник КОМКОНа, - сказал Максим.
     Она непонимающе подняла брови, и он объяснил: - КОМКОН - это  Комитет
по  контролю   исследований.  КОМКОН   следит  за   тем,  чтобы    научные
исследования...  и  все  исследования  вообще...  не  выходили  за   рамки
юридических и  морально-нравственных установлений  общества. Понятно?  Так
вот, сейчас мы ищем  Льва Абалкина. Он нужен  нам как свидетель. На  одной
из обитаемых планет - очень  далеко отсюда - произошел несчастный  случай.
Абалкин -  единственный человек,  который может  рассказать нам  детали...
Все  это  связано  с  тайной  личности,  поэтому  мы вынуждены действовать
негласно  и  поэтому  я  даже  не  извиняюсь,  что врал вам раньше, у меня
просто не было ни времени, ни возможности посвящать вас в подробности...
     - То есть теперь вы решили больше со мной не церемониться?
     - А что прикажете делать?
     Она не ответила.
     -  Вот  вы  сидите  здесь  и  ждете  -  сказал Максим, - а ведь он не
придет. Он водит вас за  нос. Он всех нас водит  за нос, и конца этому  не
видно...
     - Почему вы решили, что он сюда не вернется?
     -  Потому  что  он  скрывается.  Потому  что  он врет всем, с кем ему
приходится разговаривать.
     - Зачем же вы сюда тогда звонили?
     - А  затем, что  я никак  не могу  его найти!  Мне приходится  ловить
любой шанс, даже самый дурацкий!
     - Что он сделал? - спросила Майя Глумова.
     - Я  не знаю,  что он  сделал. Скорее  всего, ничего  не сделал. Я же
объясняю вам: мы ищем его  потому, что он единственный свидетель  большого
несчастья...
     - Почему же он тогда скрывается?
     -  Мы  не  знаем.  Он,  можно  сказать,  болен.  Возможно, ему что-то
чудится. Возможно, это какая-то идея-фикс...
     - Болен... - сказала Майя и  покачала головой. - Может быть. А  может
быть, и нет... Что вам надо от меня?
     - Вы виделись с ним еще раз?
     - Нет. Он обещал позвонить, но так и не позвонил.
     - Почему же вы ждете его здесь?
     -  А  где  мне  его  еще  ждать?  -  спросила она, и в голосе ее было
столько горечи, что Максим отвел глаза и некоторое время молчал.
     -  А  куда  он  собирался  вам  звонить?  -  спросил он наконец. - На
работу?
     - Наверное... Не знаю. В первый раз он позвонил на работу.
     - Он позвонил вам в Музей и сказал, что приедет к вам?
     - Нет. Он позвал меня к себе. Сюда.
     - Майя Тойвовна, - сказал  Максим. - Меня интересуют все  подробности
вашей  встречи.  Вы  рассказывали  ему  о  себе,  о  своей  работе...   Он
рассказывал о своей... Постарайтесь вспомнить, как все это было.
     Она покачала головой.
     - Нет. Ни о  чем таком мы не  разговаривали. Я уже потом  сообразила,
уже