орлу  ярость  на  это тяжеленное, нелепое тело,  никак  не
желающее отпустить меня.
     - Вернитесь.  Сейчас  же  вернитесь, -  четко  произнесла  ассистентка,
подошла  ближе и уцепилась за мою розовую хламиду. - Мама, вы должны  сейчас
же  вернуться.  Вы  здесь простудитесь. - Она потянула меня за хламиду,  я с
силой  наклонилась, услышала  звук рвущейся  материи, обернулась и  потеряла
равновесие.  Последнее,  что я увидела,  ряд не  пройденных  мною  ступенек,
очутившихся прямо перед глазами...
     Я открыла глаза, и чей-то голос рядом произнес:
     -  Ну вот, теперь лучше.  Но  поступили  вы  очень  дурно.  Мама Орчиз.
Счастье, что все так обошлось. Подумать только, сделать такую глупость. Мне,
честное слово, стыдно за вас. Просто стыдно.
     Голова  у меня  раскалывалась,  но,  что было гораздо  хуже, весь  этот
кошмар  продолжался.   У  меня  не  было   никакого  настроения  выслушивать
укоризненные сентенции, и  я послала ее к  чертовой матери. Она с изумлением
вытаращилась   на  меня,  потом  лицо  ее  застыло  в  маске   оскорбленного
достоинства. Она налепила полоску пластыря мне  на лоб и, поджав губы, вышла
вон.
     Если трезво рассудить,  она  была  права.  В  самом  деле,  глупо  было
пытаться делать хоть  что-то,  находясь  в  этой чудовищной груде  плоти. От
чувства  своей  беспомощности и жуткой  жалости  к  себе  я  снова  чуть  не
разревелась.  Господи... как мне не хватало моего чудного,  маленького тела,
которое  так верно служило мне и делало все, что я  захочу. Я вспомнила, как
Дональд показал однажды из окна  гибкое молодое дерево и "познакомил" меня с
ним, как с моей сестрой-близняшкой. А всего день-два назад...
     Тут  я  неожиданно  для  себя сделала  открытие, которое заставило меня
инстинктивно напрячься и  попытаться  встать. В  моей  памяти больше не было
никаких  пробелов  -  я  все  вспомнила...  В  голове  у  меня  загудело  от
напряжения, я откинулась на подушки, постаралась  расслабиться  и  вспомнила
все по порядку, начиная с того момента, когда  из вены у меня выдернули иглу
и кто-то протер место укола спиртом...
     Но что же было потом? Я ожидала  чего-то  вроде сна, галлюцинации... Но
не этой четко сфокусированной реальности...
     Господи!.. Что же они со мной сделали?..
     Когда  я открыла глаза,  за окном стоял  ясный  солнечный день, а возле
постели  была  целая  команда  "карлиц", с помощью  которых  мне  предстояло
проделать весь утренний туалет.
     Они  деловито  засучили  рукава  и  приступили  к   привычной  для  них
процедуре. Я терпеливо вынесла все от начала до конца, радуясь, что головной
боли как не бывало.
     Пока  ассистентки возились  со мной, раздался  властный стук в дверь, и
две фигуры в черных униформах с серебряными пуговицами без приглашения вошли
в палату.
     При  виде их ассистентки  с  приглушенными  вскриками, в  которых  явно
слышался   страх,  дружно   ринулись   в   дальний  угол   палаты.  Вошедшие
приветствовали  меня вскинутыми  в  "салюте"  правыми  руками. Одна  из  них
спросила:
     - Вы Орчиз... Мама Орчиз?
     - Так меня здесь называют, - ответила я.
     Она поколебалась секунду, а  потом,  скорее просительным, чем приказным
тоном, сказала:
     - У меня есть предписание  на ваш арест, Мама.  Пожалуйста, следуйте за
нами.
     - Из угла,  где сгрудились ассистентки, послышался  возбужденный гомон.
Женщине в униформе было достаточно одного взгляда, чтобы "карлицы" мгновенно
затихли.
     - Оденьте ее и приготовьте к поездке, - бросила она.
     "Карлицы" стали потихоньку двигаться к моей постели, робко, заискивающе
улыбаясь амазонкам. Строго без всякой злобы одна из амазонок приказала:
     - Быстрее. Пошевеливайтесь.
     Они "пошевелились", меня  наспех засунули в розовую хламиду, и  в  этот
момент вошла врач. Она увидела амазонок и нахмурилась.
     - Что все это значит? Что вы тут делаете? - строго спросила она.
     Старшая из амазонок почтительно доложила ей о "предписании" и "аресте"
     - Арест?! -  изумленно переспросила врач. - Вы хотите арестовать Маму!?
В жизни не слыхала о таком идиотизме. По какому обвинению?
     -  Она  обвиняется  в  Реакционизме,  -  как-то  заученно,  механически
ответила амазонка.
     Врач вытаращилась на нее в немом изумлении.
     - Мама-Реакционистка? - с трудом выговорила она.  Что... И ничего умнее
вы там придумать не могли!?. Живо убирайтесь отсюда! Обе!
     - Но, Доктор, у  нас  есть предписание,  - протестующе  проговорили обе
амазонки.
     -  Чушь.  Не  было такого прецедента. Вы когда-нибудь слыхали об аресте
Мамы?
     - Нет, - последовал синхронный ответ.
     - И будьте уверены, не услышите. Все. Вы свободны.
     Женщины в униформах неуверенно потоптались на месте.
     -   Если  бы  Вы,  Доктор,  дали  нам   письменное  подтверждение,  что
отказываетесь выдать Маму.
     Когда они обе ушли, вполне удовлетворенные клочком бумаги, врач окинула
"карлиц" мрачным взглядом:
     - А  вы не можете не  болтать... - процедила она сквозь зубы. -  Что на
уме, то  и  на  языке. Запомните, если что-то в этом роде повторится, я буду
знать кто тому причина! - Она повернулась ко мне. - А вы, Мама Орчиз, будьте
так любезны не говорить  ничего, кроме  "да" и  "нет" когда рядом  снуют эти
маленькие бестии. Я скоро вернусь, мы  хотим задать вам несколько вопросов -
добавила она и вышла, оставив за собой гнетущее молчание.
     Она  вернулась и не  одна. Четверо  женщин сопровождавших ее  выглядели
вполне  нормальными. Они  расселись  вокруг меня словно перед  экспонатом на
выставке.
     - Итак, Мама  Орчиз, - сказала "моя" врач, - совершенно очевидно, что с
вами произошло нечто необычное. Естественно все мы  хотим  знать, что именно
и, если это возможно, выяснить причину. Вам не стоит  утруждать себя мыслями
об утреннем инциденте с полицией - с их  стороны было вообще нелепо являться
сюда. То, о чем мы хотим вас спросить, м-мм  обычное  научное исследование -
не более. Мы просто хотим выяснить, что произошло.
     - Вы не можете хотеть  этого больше,  чем  я сама - ответила я,  окинув
взглядом все помещение.
     "Моя"   врач  косо  взглянула   на  остальных  словно  желая   сказать:
"Теперь-то-вы-мне- поверили?" Те смотрели на меня в немом изумлении.
     - Мы, пожалуй, начнем с нескольких вопросов - прервала она молчание.
     -  Прежде  я  хотела  бы кое-что  добавить  к  тому, что рассказала вам
прошлой ночью. Память вернулась ко мне полностью, - сказала я.
     - Может быть, от того,  что вы упали? - предположила она. -  Кстати что
вы хотели сделать?
     Я пропустила вопрос мимо ушей и продолжала:
     - Думаю, мне стоит восполнить этот пробел... Это  может  помочь в какой
то степени... во всяком случае...
     -  Ну, хорошо. Вы говорили  мне что были, э-ээ, замужем,  и что  ваш...
м-мм  муж,  вскоре погиб,  -  она  переглянулась с  остальными,  сидевшими с
лицами,  полностью  лишенными  какого бы  то ни было выражения,  - что  было
после, вы вчера не помнили.
     - Да, - подтвердила я,  - он был летчик испытатель. Это случилось через
шесть  месяцев  после нашей  свадьбы всего  за месяц до истечения срока  его
контракта  с фирмой. Несколько недель после этого я жила у своей тетки. Я...
Не очень хорошо помню это время в  подробностях - мне было... не до того. Но
я очень хорошо помню, что в  один прекрасный день я проснулась и поняла, что
дальше так жить нельзя, что я должна чем-то заняться, должна  работать,  что
бы  хоть  немного отвлечься.  Доктор  Хейлер  - он  заведовал  Рэйчестерской
больницей,  где я работала  до замужества, -  сказал, что будет рад,  если я
вернусь к  ним. И  я вернулась. Работала очень много,  чтобы меньше  времени
оставалось для воспоминаний... Это было месяцев восемь назад.  Доктор Хейлер
завел речь об одном препарате, который  удалось синтезировать его другу, и я
предложила испробовать препарат. По его словам препарат мог оказаться нужным
и полезным. Мне очень хотелось принести хоть какую то пользу с  тех пор как.
И вот мне представился случай. Все равно рано или поздно  кто-то  должен был
испробовать его. Словом, я подумала, что могу испытать его на себе - меня не
очень волновали последствия...
     - Что это был за препарат? - прервала меня врач.
     Он назывался "чюнджиатин", вы что-нибудь слышали о нем?
     Она отрицательно качнула головой.
     - Это  наркотик, -  объяснила я.  - В натуральном  виде его можно  было
получить  из  листьев дерева растущего где-то на  юге Венесуэлы. Случайно на
него наткнулось  племя индейцев. Несколько человек садились в круг  и жевали
листья.  Потом  они  впадали  в  наркотический  транс,  который  продолжался
три-четыре дня. Во  время транса они были совершенно  беспомощны, поэтому за
ними следили как  за  младенцами. Так делалось всегда, потому что индейцы...
По  их  преданиям  чюнджиатин  освобождает  дух  от  оков  плоти,  дает  ему
возможность   свободно  парить   в  пространстве  и  времени  и  обязанность
присматривающего  за   телом  заключается  в  том,  чтобы  не  дать  другому
блуждающему  духу завладеть  телом пока  его  настоящий  хозяин отсутствует.
Когда  бывший  в  трансе  приходил в  себя,  он обычно рассказывал  о  своих
"потусторонних" путешествиях  и "чудесах",  которые  ему  довелось  увидеть.
"Потустороннее"  существование  запоминалось  во  всех  подробностях  и было
довольно...  напряженным,  насыщенным...   Друг   доктора  Хейлера  пробовал
препарат  на  лабораторных  животных,  варьировал  дозы и вероятно  препарат
оказывал какое-то  действие на  нервную систему,  но  какое? Вызывал  ли  он
наслаждение,  боль,  страх,  или  наоборот отсутствие всего  этого?  Это мог
рассказать только человек, и для этого я решила испробовать его на себе.
     Я  умолкла. Взглянула  на  их серьезные озадаченные лица, потом на свою
тушу в розовой хламиде.
     - Оказалось, препарат создает странную  комбинацию абсурда,  гротескной
символики и детализированной реальности...
     Сидящие  передо мной женщины  были искренни  и... по-своему честны. Они
пришли сюда, чтобы выяснить причину аномалии... если сумеют.
     - Понимаю  - проговорила  "моя" врач.  - Вы  можете  назвать нам точное
время и дату этого... эксперимента?
     Я назвала, и после этого было еще много, очень много вопросов.
     Больше всего в этом "научном исследовании" меня раздражало почти полное
игнорирование  моих вопросов. Хотя, чем дальше, тем менее уверенно  они себя
Чувствовали,  на все мои вопросы  или не  отвечали  вовсе  или  -  вскользь,
уклончиво,  с какой  то небрежной досадой. Лишь когда мне принесли  столик с
едой, они  оставили  меня  в  покое. Мне  стало  ужасно грустно, и я впала в
какое-то тоскливое забытье...
     Разбудили   меня   суетящиеся  вокруг  койки  "карлицы",  водрузили  на
"троллик"  и выкатили из палаты, а потом из  блока. Там нас  ожидала розовая
"скорая", точь-в- точь такая, на которой меня сюда привезли. Когда "троллик"
вместе  со мной  закатили  в машину трое "карлиц" забрались  туда уселись на
привинченные  к полу стулья и тут  же  принялись о  чем-то оживленно болтать
вполголоса. Они  так и  проболтали всю дорогу, не обращая на  меня  никакого
внимания.
     Мы  миновали  большое  скопление  блочных  строений,  а мили через  две
въехали в парк через разукрашенные ворота. С одной стороны он почти ничем не
отличался  от уже знакомой мне местности: те же аккуратные газоны, цветочные
клумбы.  Но  здания  здесь  были  другие,  не  блоки,  а  маленькие  домики,
различающиеся  по  своему  строению. Место это  вызвало странную  реакцию  у
сопровождающих  меня "карлиц"  - они  разом притихли  и  стали  оглядываться
вокруг в каком то благоговейном страхе.
     Шофер  притормозил,  и  видимо спросил  у  амазонки  везущей  тележку с
известкой,  куда  ехать  дальше.  Она ответила  ему и  улыбнулась  мне через
окошко. Мы немного  попетляли  между домиками и, наконец, остановились перед
небольшим двухэтажным коттеджем.
     На  этот раз мы обошлись  без "троллика". Ассистентки  с помощью шофера
вытащили  меня  из  машины, поставили на  ноги,  и, поддерживаемая  со  всех
сторон,  я с  трудом протиснулась  в  дверной проем  и очутилась  в  красиво
убранной  комнате.  Седая  женщина в  пурпурном  шелковом  платье  сидела  в
кресле-качалке у камина. По морщинистому лицу и  ладоням было видно, что  ей
уже немало  лет,  но смотрела она  на  меня  живыми  внимательными нестарыми
глазами.
     -  Входите моя  дорогая  -  приветливо  сказала она неожиданно  звонким
голосом.
     Она кивнула  на кресло возле  себя,  но, взглянув  на меня  еще раз,  с
сомнением покачала головой.
     -  Наверное,  вам  будет удобнее на кровати. Я  взглянула на  кровать с
недоверием.
     - Вы думаете, она выдержит? - спросила я.
     - Полагаю, да, - ответила она, впрочем, не слишком уверенно.
     Мои провожатые помогли мне взобраться на это ложе - лица у них при этом
были  озабоченные, - и, когда  стало ясно,  что кровать выдерживает  мои вес
(хотя она  и заметно  прогнулась), застыли  возле  меня, словно  охраняя  от
кого-то. Седая женщина знаком велела им оставить нас и позвонила в маленький
серебряный колокольчик.  Крохотная фигурка  -  чуть больше  метра  ростом  -
показалась в дверях.
     -  Будьте добры темный шерри Милдред - повелительно произнесла женщина.
- Вы ведь выпьете шерри дорогая? - обратилась она ко мне.
     - Да... Да, конечно, благодарю вас -  слегка растерялась я. - Простите,
мисс... или миссис?..
     - О,  мне, конечно,  следовало сначала представиться. Меня зовут Лаура.
Вы же насколько я знаю, Орчиз. Мама Орчиз, не так ли?
     - Так они меня называют,  - неохотно  и  с еле сдерживаемым отвращением
сказала я.
     Вошла  крохотная горничная  с  серебряным  подносом, на котором  стояли
полупрозрачный  графин и два  бокала.  Горничная  наполнила  оба  бокала,  а
пожилая  дама переводила  взгляд с нее на  меня  и обратно, словно сравнивая
нас. Странное не передаваемое словами выражение промелькнуло у нее на  лице,
и я решила сделать пробный шаг.
     - Должно быть это мадера? - кивнула я на бокалы.
     Она изумленно  вскинула  брови,  потом  улыбнулась и  кивнула  с  явным
удовлетворением на лице.
     - Что ж, кажется, вы одной-единственной фразой подтвердили правильность
и целесообразность вашего визита сюда - сказала она.
     Горничная вышла, и мы обе потянулись к бокалам.
     - И все же, - продолжала  Лаура, -  давайте-ка поподробнее все обсудим.
Скажите, дорогая, они объяснили, почему направили вас ко мне?
     - Нет. - Я отрицательно качнула головой.
     - Потому что я  историк, - сказала она. - А  заниматься историей в наши
дни позволено и  доступно не каждому.  Это своего рода привилегия  нас очень
мало. К счастью сейчас понимают, что ни  одной  отрасли знании  нельзя  дать
отмереть   окончательно   и  все   же   некоторые   из  нас  вызывают   м-мм
настороженность политического характера. - Она неодобрительно усмехнулась. -
Однако когда нужно что-то выяснить приходится обращаться  к специалисту. Они
что-нибудь говорили о диагнозе, который вам поставили?
     Я опять помотала головой.
     - Так  я  и думала.  Это у  них  профессиональное, не так ли? Что  ж, я
передам вам все, что  сказали мне по телефону из Дома материнства.  Пожалуй,
лучше всего начать  именно с  этого.  Мне сообщили,  что  с  вами беседовало
несколько  врачей,  которых  вы  сильно  заинтересовали,  озадачили  и  надо
полагать расстроили. Бедняги ни у  кого из них нет ни  малейших исторических
знании они ровным счетом.  Словом две из них убеждены, что у вас психическое
заболевание  -  мания шизофренический бред  и  так далее. Остальные  склонны
полагать, что с вами произошел гораздо более  редкий  случай - трансформация
личности. Это действительно большая  редкость.  Известно всего  три подобных
зарегистрированных случая, но интересно, что два из них связаны с препаратом
"чюнджиатин",  а  третий  -  с  лекарством  сходного   происхождения.  Итак,
большинство  из  беседовавших с  вами  врачей  сочли  некоторые  ваши ответы
связными последовательными  убедительными  и полностью совпадающими с  тремя
уже известными случаями. Но так  как они не  знают практически  ничего,  что
выходит за рамки их профессии, очень многое в вашем случае выглядит. С одной
стороны им трудно в это поверить с другой - у них нет возможности проверить.
Для этого  им и нужно мое профессиональное  мнение. Ваш бокал пуст, дорогая,
позвольте, я налью вам еще.
     - Трансформация личности - задумчиво повторила я, подставляя бокал - но
если такое возможно.
     -  О, нет никаких сомнении в  том, что в принципе  это возможно. Те три
случая, которые я упомянула, определены совершенно точно.
     - Это  очень  похоже...  - вынуждена была согласится  я. -  В  каком-то
смысле это действительно может  быть...  Но, с другой стороны, эти  элементы
галлюцинации тут, безусловно, присутствуют. Скажем, вы - вы  сами - кажетесь
мне  совершенно  нормальной. Но  взгляните на меня!..  И  на свою  маленькую
служанку!  Тут явный  бред -  иллюзия! Мне лишь  кажется,  что я  -  такая -
нахожусь  здесь   и   разговариваю   с  вами...  Этого  не   может  быть   в
действительности, а значит... Значит, где же я на самом деле?
     - Я понимаю, и,  быть может, лучше, чем  кто бы то  ни было,  насколько
нереальным вам кажется все это.
     Она помолчала, задумчиво глядя на меня.
     - Вы знаете, я, пожалуй,  столкнулась сейчас с самым интересным случаем
за  всю  мою  довольно долгую жизнь. В  каком-то смысле мне  повезло,  но  я
понимаю,  дорогая, как  вы  сейчас  воспринимаете  то,  что вас  окружает, -
повторила она. -  Я провела  столько  времени среди  книг,  что  это  иногда
кажется нереальным и мне. Скажите, дорогая, когда вы родились?
     Я ответила.
     -  М-да,  Георг Шестой, стало  быть.  Следующей,  второй  войны  вы  не
помните?
     - Не помню, - подтвердила я. - Меня еще не было на свете.
     - Но вы можете  помнить коронацию  следующего монарха. Кстати  кто  это
был?
     -  Елизавета... Елизавета  Вторая.  Моя  мать  водила меня смотреть,  -
сказала я.
     - Вы что-нибудь запомнили из этого зрелища?
     - Честно говоря, не очень много... Разве что... Целый день напролет шел
дождь, а больше, пожалуй, ничего существенного, - созналась я.
     Мы  еще немного  побеседовали  в таком  духе,  пока  она,  наконец,  не
улыбнулась одобрительно кивая.
     -  Ну что ж, теперь у меня не осталось ни  капли  сомнений.  Я  кое-что
слышала об этой коронации. Великолепное, наверное, было зрелище в аббатстве.
- Она помолчала и легонько вздохнула. - Вы были очень терпеливы и любезны со
мной дорогая, и, конечно, будет справедливо... Теперь  настала ваша  очередь
кое-что выслушать. Но боюсь, вам будет это нелегко.
     - Вряд ли меня может что-нибудь удивить после тех тридцати шести часов,
которые я провела здесь.
     - Сомневаюсь, - возразила она, не отводя от меня внимательных глаз.
     - Скажите,  - попросила я,  - пожалуйста... объясните  мне  все... если
можете!
     - Ваш бокал, дорогая,  разрешите, я налью вам еще. И я скажу вам все. -
Она наполнила оба бокала. -  Что  поразило и поражает  вас больше  всего? Из
окружающей вас реальности?
     - Но... этого так... много. - Я колебалась, не зная, с чего начать.
     - Может быть, тот факт...  то  обстоятельство,  что  вы ни разу за  все
время не встретили здесь мужчину? - подсказала она.
     Я  постаралась вернуться к моменту моего  "пробуждения". Вспомнила  как
одна из "Мам" удивленно спросила "Что значит - мужчина?"
     - Пожалуй, - сказала я, - пожалуй, это - одно из самых...
     Она медленно покачала головой.
     - Их больше нет дорогая. Ни одного. Нигде.
     Я тупо уставилась на нее. Выражение ее лица было серьезным и участливым
даже жалостливым.  На нем  не  было ни  тени притворства.  Некоторое время я
молча переваривала услы